Альтернатива. Глава 19.

И та толпа поспешила живой рекой к запасному ходу. И зря. Дверь, через которую можно было сбежать, уже была под наблюдением, а основную тоже подстерегали. Андерс Вун предусмотрел эти мелочи перед тем, как прийти в подполье собственной персоной, взяв с собой около сотни вооружённых своих «солдат» в бронежилетах.

Некто доложил о «Лимбе». И никто не мог предположить, что в этом случае Вун явится самолично и с таким размахом. Как велено для капитана тонущего судна, Рейн не делал попытки спастись. Он оставался на прежнем месте, даже не шелохнувшись. Он смотрел на панику, на беспорядочное и безудержное бешенство её, слушал громы ора и крика. Он бледнел. На напряжённые скулы его иногда находила мелкая судорога.

Даниэль не отпускал Диксов и Алессу в толпу, хотя те, шокированные новостью об облаве, на первых парах не нашли ничего лучшего, как податься к остальным. Сам Даниэль был не менее напуган и обескуражен, чем они.

Всё оцеплено. Деваться некуда. Грядёт что-то колоссально плохое...

Раздались оглушительные выстрелы. Они прошлись очередью по потолку, для устрашения и усмирения толпы. Люди Вуна вошли внутрь. Рейн в мутной темноте увидел среди них своего отца, точнее его оболочку - то, что от него осталось. Их взгляды встретились. Тот, конечно, его узнал. И именно поэтому наверняка направил прицел в сторону бара, а Авилон продолжал взирать на него с безответной тоской. Через мгновение кто-то из компании повалил его вниз, что в принципе его и избавило от пули-другой.

Разлетелись повсюду зеркальные и стеклянные осколки, резко и тошнотворно пахнуло некачественным алкоголем. Компания своевременно отреагировала, все оказались целы. Даниэль заметил, как рядом с ним из под стойки вытекла тёмно-красная струя, похожая на кровь. С замиранием сердца, он, не поднимаясь, заглянул за угол её. Как выяснилось, то было красное вино, а бармен сидел в мнимой безопасности у подножья с видом неприменимой к ситуации беспечности и с налётом иронии на лице. Он держал в руке только отпитую бутылку абсента, а возле него находилось ещё несколько ящиков, так что сидеть можно было долго. Он, увидев Даниэля, покачал головой и, оценивая масштаб урона, промолвил: «Какой расход продукта!.. Что-то мне подсказывает, мы скоро закроемся. Встретим конец достойно-это главное.»

И он достал другую, чтоб преподнести её Даниэлю со словами: «Это тебе за счёт заведения. Ты оказался не таким простым готом. Ты гот именитый, крайне зажиточный, как я узнал из прессы.»

Даниэль без промедлений открыл бутылку и из горлышка сделал неизвестно зачем несколько полных глотков, словно прожигающих все ткани горла. Их ядовитый и горький вкус был похож на то, что он чувствовал. Его плавила смесь из двух едких, почти кислотных нежеланий. Во-первых, не хотел, чтоб погибли люди. Во-вторых, чтоб Вун узнал о том, что он, господин Даниэль, элита, связан с «Лимбом», с отрепьем, ведь это подозрительно. Чем оправдываться, как изгаляться?..

Хотя... Постойте. Но он же в самом деле «именитый, крайне зажиточный». Вот то, за что можно держаться. Хотя по выражению его страдальчески искажённого от ядовитого абсента лица нельзя было сказать, что его озарила чудесная идея, подбодрившая душевные силы. Кашляя, он сдавленно произнёс: «Да вот *** им, а не конец!»

А после он резко поднялся и пошёл рекомендовать им альтернативу.

А к тому времени «Лимб» уже остепенился: палачи требовали под страхом смерти, чтоб все стояли смирно.

Пожалуй, единственное, что уберегло «Лимб» от скорейшей смерти – это тяга Вуна к издевательству и тщеславию. Он не мог упустить возможности повременить с массовым расстрелом. Он хотел, чтоб в действе был пролог - его речь, основная часть – катастрофа, и эпилог – он обливает бензином бездыханные трупы, поджигает их с философским видом. А после в целости и сохранности он отправляется восвояси, в свой дом, где нужно будет проштудировать речь о человеколюбии, биополе, вселенском разуме и сохранении экологии.

Вун приступил к началу шоу с прилежанием: поставил своих охранников, что были начеку, перед сценой. И теперь он может неспешно и вальяжно подняться на неё по нескольким ступеням.
Он взял оставленный в держателе микрофон, а после издевательски изрёк отлично поставленным голосом:

- Значит, вы здесь все независимые вольнодумцы? Ответьте! Ну же! Друзья мои!

Все молчали. На то и было рассчитано. После паузы он продолжил, прогуливаясь по сцене:

-Куда подевалась Ваша уверенность, смелость и критичность? Я пришёл сюда всего лишь поговорить...

Ему ответили. Из повиновавшейся и укрощённой людской массы донеслось:

- С такой охраной поговорить не приходят!
Удивительно знакомый голос, мягкое звучание «эс», сталь в тембре... «Лимб» расступился, как то было возможно, поскольку один из них целеустремлённо пробирался к сцене. Трудно сказать, кто был удивлён более: они или Вун, когда прояснилась персона бросившего оратору свою реплику, как кость. Даниэль, как только подошёл ближе, буквально потребовал у Андерса:

- Подайте мне руку, как вы подаёте её со своих плакатов!

Тон его речи привёл клуб в восторг. Вун пронзился мыслью, что его план подмять Даниэля под себя может разрушиться. Для него он должен быть благородным, добрым, помогающим становлению общественного блага, но никак ни тем, что он есть. А что же сейчас? Он показал свои намерения и себя вкупе наглядно. Значит, подлог раскрыт. О, он готов был свалиться в истерике и бить по полу кулаками от появившейся угрозы, что он не отыграется в будущем на Даниэле. Андерс был фанатиком этого. Нахлынувшее негодование или генетическая память заставили его безотчётно сделать то, что Даниэль требовал.

Помогая Дани забраться на сцену, он услышал, как тот произнёс шёпотом, многообещающе улыбаясь ему: «Здравствуйте, Андерс, друг мой! Для них мы незнакомы. Подыгрывайте мне, умоляю...»

Вун полагал, что в Дани исчезла навсегда прежняя к нему благосклонность: ведь мой герой обманут первой встречей. Но, кажется, сейчас Даниэль наоборот стал более предрасположенным. Получается, не всё так для Андерса дурно. Но не успел он сполна осмыслить повороты происходящего, как Даниэль вырвал у него беспрецедентно микрофон.

Что происходило после? Он начал сочинять, старательно подменивая свою выдумку под настоящее. В выборе роли всё было просто - он снова играл себя противоположного.

Вот его исчерпывающий монолог:

- Вам есть, что нам сказать? –обратился он к Вуну, а затем указал широким и эксцентричным жестом в зал: - Вот им - есть! Они молчат, потому как подвал и без того красноречив! Они загнаны под землю, так как не могут ходить по ней свободно. Кто дал Вам право одним разрешать это делать, а другим нет? Куда подевалась Ваша уверенность и смелость? Не ожидали меня здесь встретить?.. Да! Для Вас не секрет, что у меня связи, что похлеще Ваших. У меня деньги, которые Вам даже не снились. Но место это вы не тронете. Здесь я чувствую себя как дома. Я люблю «Лимб» за его идеи, за то, что здесь собрание людей, что не потеряны! Они, все они героически переносят Ваши реформы!.. Что Вы и ваши люди против нас? За нами правда! Вы можете искоренить нас, но не правду!

Даниэлю самому становилось страшно и до боли смешно от собственной лжи. Конечно, выдуманные факты про его так называемые связи и влиятельность, его обожание данного места возвысили его донельзя в глазах «Лимба», но данное было издержкой, нежелательным для него. Ему такие почести ни к чему. Но как ещё ему аргументировать и оправдать своё поведение сейчас перед «Лимбом»? Собственно, ему уже было всё равно на своё отвращение к тому, что он делает, хотя то не умаляло тяжести его участи. Он смирился с тем, что противоречит ему. Ему достаточно было посмотреть на количество вооружённых палачей, которых Вун привёл с собой, чтоб отодвинуть свои переживания на самый дальний план. Но в монологе его была и иная подоплека, направленная на Вуна.

Его друзья издалека видели одно, но смотрели на происходящее по-разному. Скольд, например, не понимал, зачем Дани пафосно играть на публику «Лимба». Рейн полагал, что он, так сказать, завоёвывает целевую аудиторию, покупает себе имя и признание, но, опять же, к чему оно всё? Порассуждать он не хотел: его явно заботило нечто иное, а именно - скелет в шкафу. Алесса поражалась свойству Даниэля менять лица. Она понимала его поведение. У неё не возникало вопросов, возможно, потому что женщинам близка изворотливость и хитрость на порядок более, чем мужской натуре. Но Иен ухватил главное. Он думал с сожалением, когда Даниэль извивался в речах на сцене: «Как он мучается... Он себя постепенно уничтожает и отравляет. Он ни в чём не виноват. Ни в чём! И если мир ополчится на то, что он поступает нечестно, и станет цинично и бессердечно судить его, то я встану на сторону Дани. Я засвидетельствую: «Взгляните вы! Вот я - живой, вот я – дышащий. Если бы не он, то что бы тогда со мной было?» И Иен не мог дальше смотреть в сторону сцены.

А там актёры далее правили ремесло. Даниэль шепнул быстро, сквозь зубы Андерсу: «Разозлитесь! Уведите меня! За кулисы!»

Вун чуть замешкался, поручил это дело двум палачам, в свойственной для себя манере. Даниэль не вырывался, ведь, как сказал бармен, нужно встречать свой конец достойно. Толпа ахнула, полагая, что он оттуда не выйдет.

Почти сразу, как они скрылись от посторонних глаз, мой герой изрёк с «Велиаровской» змеиностью и раскованной прохладной улыбкой:

- Как Вы могли?.. Как Вы могли не раскрыть мне сразу же то, какой Вы злой гений? Какое удивительное сочетание: такой культурный и образованный человек и великолепный властитель, идущий к своей цели смело и упорно! Моё почтение Вашему уму. Эти доверчивые идиоты мне все уши прожужжали, как вы наводите в Мидиане порядок. Но я им не верил, но вида не показывал, а только кивал. А когда Вы явились, то я понял, что у нас слишком много общего. Мы хотим одного от мира: брать и владеть.

Здесь для Андерса всё встало на свои места. Он любезно спросил:

- Как Вас сюда занесло?

- Всё предельно просто, мой друг! Я чувствую здесь своё превосходство максимально чисто и ярко. О, что за наслаждение: находиться среди обречённых рабов и знать, что никогда жизнь на тебя не накинет цепи, не сделает бесправным и жалким! И вот Вы появились. И в голове у меня мгновенно возникла одна идея. Вы желаете захватить Мидиан. Я помогу вам сделать это красиво. История не будет знать ещё одного такого эстетичного и мастерского зла. Она нас увековечит, как самых изощрённых из сильных мира сего.

«Она увековечит меня, кретин. Какой же ты наивный...» - торжествуя, думал Андерс. Какой преприятный сюрприз! Даниэль сам предлагает себя, сам идёт в ловушку. Ха. Ха. Ха. Якобы чутко и заинтересованно Вун промолвил:

- И как же Вы собираетесь мне помочь?

- Я стану синонимом благодетельности для всех угнетённых. Разве перед тем, как их погубить окончательно, Вам не хочется вдоволь посмеяться над их пустой надежной на спасение? Вот появился некий Даниэль Велиар, стремящийся вернуть справедливость и изгнать Вас, тирана. Они пойдут за мной, куда бы я не вёл. Я хочу постичь великое искусство обмана. Не отнимайте у меня забаву. Вы - мой господин, король и идол. Разве после всего этого я могу считать иначе?

И Даниэль поцеловал его руку, чтоб наверняка убедить Андерса.

И Вун предложение принял.

Они вернулись обратно на сцену. Все замерли в зале. Кроме Рейна, леди Мортен и Диксов: они предугадывали, что из-за кулис Дани придёт не только без единой царапины, но ещё и легендой. Другие думали, что наверняка Вун просто побоялся что-то с ним делать. Ведь за ним же связи, что похлеще тех, что имеются у Андерса, и деньги, которые последнему и не снились. О да!

Андерс подыграл, как и положено, произнеся с прищуром:

- Хорошо! Я уйду, но наша война только началась...

Совершенно искренне и без капли наносного Даниэль сказал, не глядя, и с неизбежным отвращением:

- Проваливай ко всем чертям, Андерс.

Он и его армия быстро покинули пределы подвала.

Даниэль стоял опустошённый, растерянный и безмолвный на сцене.

Толпа ликовала. Они скандировали его имя. Они обожали его. Даниэль хотел провалиться сквозь землю.

Но нет. Нельзя. Нельзя показывать, что тебе нехорошо. Смейся. Шути. Угости всех абсентом - горьким, как та правда, которую они не знают. Да что там? Пусть бармен достаёт из закромов всё, что есть! Ты же богат, сукин сын! Ты всемогущий, безупречный, восхитительный, почтенный! Ты затмил самого Андерса. Ты великолепен. Вот твой ярлык, клеймо на лоб. Тебя все любят и уважают, господин, король, идол!

Ты... ты впервые в жизни почувствовал себя таким одиноким и чужим.

Даниэль, при-вы-кай.