Теринсфорд

Рассвет был пасмурным, дул пронзительный ветер, но в лесу стояла тишина. После легкого завтрака Бром и Эрагон присыпали костер снегом и собрались в путь. К своему ранцу Эрагон прикрепил лук и колчан со стрелами — чтобы удобнее было дотянуться в случае чего. На Сапфиру надели седло: ей придется побыть в нем до тех пор, пока они не раздобудут лошадей. Меч Заррок Эрагон крепко привязал к седлу Сапфиры — ему совсем не хотелось тащить его на себе. А кроме того, он отлично понимал, что в его руках этот меч пока что не страшнее дубинки.

В зарослях ежевики Эрагон чувствовал себя в полной безопасности, но стоило им выбраться оттуда, и он сразу насторожился. Тревога терзала его душу. Сапфира, взлетев, кружила над ними. Вскоре деревья поредели: они подходили к ферме.

«Когда-нибудь я еще непременно вернусь в эти места! — уговаривал себя Эрагон, с тоской глядя на разрушенный дом и амбар. — Я ухожу отсюда не навсегда, этого просто не может быть! Этого никогда не будет! Я обязательно вернусь…»

И он, расправив плечи, решительно зашагал на юг, в неведомые ему края.

Сапфира тем временем успела улететь далеко на запад, к горам. Когда она совсем пропала из виду, Эрагону стало не по себе. К сожалению, даже сейчас, когда никого поблизости не было, они не могли быть вместе — случайный прохожий легко мог бы заметить с дороги летящего дракона.

На подтаявшем снегу следы раззаков были видны плохо, но Эрагон не слишком по этому поводу беспокоился: вряд ли они ушли куда-то в сторону — ведь это самый удобный и короткий путь на юг. А вот когда они выйдут из долины и дорога разделится на несколько троп, будет довольно трудно определить, какой именно путь выбрали раззаки.

Оба молчали, стараясь идти как можно быстрее. Истерзанные ноги Эрагона кровоточили там, где на ранах лопнула свежая корочка. Чтобы отвлечься от мучительной боли, он первым нарушил молчание:

— Так что же все-таки умеют делать драконы? Ты говорил, что тебе кое-что об этом известно.

Бром засмеялся, словно отмахиваясь от этого вопроса, и крупный сапфир в его кольце ярко блеснул.

— К сожалению, — сказал он наконец, — знаю я о драконах чрезвычайно мало. Во всяком случае, по сравнению с тем, что мне хотелось бы знать о них! Между прочим, на тот вопрос, который задал ты, люди пытались ответить в течение многих столетий, так что пойми: сведения, которые я могу сообщить тебе, уже изначально являются неполными. Драконы всегда были существами загадочными, хотя, наверное, сами вовсе не стремились к этому.

Прежде чем я отвечу на твой вопрос, надо рассказать тебе кое-что о драконах вообще. Ты только запутаешься, если мы начнем обсуждать столь важную и сложную тему с середины, ничего не узнав о самой природе драконов. Я начну с их жизненного цикла. И если данный предмет не покажется тебе слишком утомительным, мы перейдем к следующей теме.

Бром рассказал Эрагону, как спариваются драконы и сколько времени требуется, чтобы из яиц вылупились детеныши.

— Видишь ли, — говорил он, — когда дракониха откладывает яйцо, детеныш внутри него уже совершенно готов к вылуплению. Однако же благоприятных обстоятельств он выжидает долго — иногда несколько лет! Когда драконы жили в диких краях, на свободе, подобные обстоятельства главным образом зависели от количества пищи. Но с тех пор как драконы заключили союз с эльфами, некоторое количество своих яиц, обычно одно или два, они каждый год передавали в дар Всадникам. И сидевшие внутри яиц дракончики выжидали, даже не думая проклевываться, пока не появлялся тот, кому суждено было стать Всадником и хозяином данного дракона. Хотя никто так и не понял, каким образом, сидя в яйце, маленький дракон мог это почувствовать. Обычно делали так: Всадники, выстроившись в ряд, по очереди касались яйца, ожидая, что оно само «выберет» кого-то из них.

— Ты хочешь сказать, что Сапфира могла и не проклюнуться из яйца, если бы я ей не понравился? — недоверчиво спросил Эрагон.

— Вполне возможно.

И Эрагон чуть не лопнул от гордости: еще бы, из всех жителей Алагейзии Сапфира выбрала именно его! Интересно, сколько же времени ей пришлось ждать? И он вздрогнул от холода, подумав о том, каково ей было сидеть в тесном яйце, скрючившись, среди холодных гор.

А Бром продолжал свой рассказ. Он разъяснил Эра-гону, что и когда драконы едят. Взрослый дракон, оставаясь на одном месте, может месяцами обходиться без пищи, но в период спаривания драконы должны есть каждую неделю. Некоторые растения способны избавить их от болезней, другие же, напротив, чрезвычайно для них вредны. Существуют различные способы ухода за когтями драконов и за их чешуей, например…

Бром рассказывал еще долго; он рассказал также, как следует себя вести при нападении вражеского Всадника — будь ты пешим, конным или тоже сидящим верхом на драконе — и как вступить с таким врагом в схватку. Живот дракона, говорил он, отлично защищен панцирем чешуи, а вот подмышки у него мягкие, беззащитные. Эрагон то и дело прерывал Брома, задавая ему различные вопросы, но Бром, похоже, был этим как раз очень доволен. За столь увлекательной беседой время летело незаметно.

К вечеру они подошли к Теринсфорду и уже в темноте стали искать место для ночлега. И тут Эрагон вдруг спросил:

— А кто был тот Всадник, что владел Зарроком?

— О, это был могущественный человек, — ответил Бром, — многие боялись его. Он не только обладал огромной властью, но и невероятной физической силой.

— А как было его имя?

— Этого я тебе пока не скажу. — Эрагон запротестовал было, но Бром был непреклонен. — Некоторых вещей тебе пока лучше не знать: они могут быть для тебя опасны, к тому же они способны отвлечь тебя от основной цели. Нет никакого смысла преждевременно тревожить твою душу — ведь у тебя пока нет ни власти, ни возможностей, чтобы противостоять тем, кто хотел бы использовать тебя и твоего дракона во имя Зла.

— Знаешь что? — гневно сверкнул глазами Эрагон. — Ты, по-моему, просто получаешь удовольствие от того, что все время меня дразнишь, всякие загадки мне загадываешь! Между прочим, я еще не окончательно решил, хочу ли и впредь путешествовать вместе с тобой, так что лучше не зли меня. А если хочешь что-то сказать, говори прямо, не увиливай!

— Ладно, не сердись. В свое время ты все узнаешь, — примирительным тоном сказал Бром, но Эрагон еще долго что-то бурчал себе под нос, совершенно в этом не убежденный.

Наконец они нашли подходящее место для ночлега и разожгли костер. Сапфира присоединилась к ним, когда мясо было уже почти готово.

«Успела ли ты поохотиться?» — спросил у нее Эрагон.

Она даже фыркнула от удовольствия:

«Вы бы еще помедленнее шли! Можно слетать за море и вернуться, и то от вас не отстать!»

«Не груби! — прикрикнул на нее Эрагон. — Скоро мы станем продвигаться быстрее, вот только лошадей раздобудем».

Но Сапфира, выдохнув целое облако дыма, издевательским тоном заявила:

«Только вряд ли вам раззаков догнать удастся. До них вам несколько дней пути. И они, похоже, подозревают, что их преследуют. Иначе зачем они до такой степени разрушили ферму? Они это сделали специально, желая вас разозлить и вынудить их преследовать!»

«Не знаю, может быть», — растерянно ответил Эра-гон, охваченный внезапной тревогой.

Но тут Сапфира свернулась в клубок с ним рядом, и он с наслаждением прислонился к ее теплому брюху. Бром, сидевший напротив, старательно очищал ножом от сучков две длинные ветки, потом одну из них бросил Эрагону, который машинально поймал ее и удивленно посмотрел на Брома поверх потрескивающего огня.

— Защищайся! — рявкнул Бром, решительно вскакивая, и тут Эрагон увидел, что палка, которую он держит в руках, выстругана в виде примитивного меча. «Значит, Бром хочет со мной сразиться? — понял он. — Интересно, на что он рассчитывает? Ну, ладно, раз хочет, то пусть и получит! Если он думает, что ему меня победить удастся, то сильно ошибается!»

Он тоже вскочил на ноги, видя, что Бром уже обошел костер и приближается к нему. Некоторое время они стояли лицом к лицу, потом Бром сделал резкий выпад, взмахнув своим «мечом», и отразить удар Эрагон не успел. И вопль боли тоже сдержать не смог, когда «меч» Брома здорово съездил ему по ребрам.

Впрочем, он тут же ринулся в атаку, но Бром легко парировал его удары. Эрагон сперва хотел нанести противнику рубящий удар по голове, но в последний момент передумал и решил тоже ударить Брома по ребрам. И тут же звонкий стук разнесся по всему лесу: Бром, естественно, успел его удар отразить.

— Импровизируешь? Это хорошо! — воскликнул он, весело блеснув глазами. Рука его совершила какое-то, казалось, незаметное движение, и у Эрагона правая сторона головы прямо-таки взорвалась от боли. Он мешком рухнул на землю и пришел в себя, когда Бром принялся брызгать ему в лицо холодной водой.

Отплевываясь, Эрагон сел. В голове стоял звон, на лице противной коркой запеклась кровь. Бром стоял рядом, держа в руках сковороду, полную подтаявшего снега.

— И совсем не обязательно было так лупить меня по башке! — сердито сказал ему Эрагон и заставил себя подняться. Голова у него сильно кружилась, ноги были как ватные.

Изогнув бровь дугой, Бром ехидно заметил:

— Вот как? Между прочим, настоящий противник не станет спрашивать, стоит тебя лупить по башке или не стоит! А потому и я не стану этого делать. Что ж, прикажешь идти на поводу у твоего… неумения владеть оружием? Так оно, конечно, легче будет, да только вряд ли целесообразнее. — Он поднял с земли палку, которую выронил Эрагон, и протянул ему: — А теперь — защищайся!

Эрагон тупо посмотрел на протянутый ему «меч» и покачал головой.

— Даже и не надейся! С меня довольно! — Он отвернулся и чуть не упал — такой удар обрушился ему на спину. Злобно оскалившись, он обернулся.

— Никогда не поворачивайся к противнику спиной! — рявкнул Бром и, кинув Эрагону палку, бросился в атаку. Эрагон тут же отступил под его натиском, а Бром крикнул: — Не размахивай зря руками! Немного присядь, согни ноги в коленях! — Он выкрикивал свои наставления, ни на секунду не переставая двигаться и останавливаясь лишь для того, чтобы показать, как именно делать тот или иной выпад. — Так, а теперь повтори, но только медленно!

Некоторое время они упражнялись в замедленном темпе, потом схватка вновь стала яростной. Эрагон быстро усваивал уроки, но, сколько бы он ни старался, пока что ему удалось отбить не более двух-трех ударов, нанесенных Бромом.

Закончив тренировку, Эрагон рухнул на расстеленное одеяло и застонал. Он был весь избит — Бром отнюдь не жалел его, орудуя своим «мечом». Сапфира протяжно заворчала, а потом издала какой-то странный звук — то ли кашель, то ли кудахтанье — и, смешно вывернув губы, продемонстрировала свои потрясающе белые и острые зубы.

«Что это с тобой такое?» — раздраженно спросил ее Эрагон.

«Ничего, — ответила она. — Просто смешно смотреть, как такого большого детеныша побеждает старик». Снова послышалось кудахтанье, и Эрагон побагровел, догадавшись, что дракониха смеется. Пытаясь сохранить хотя бы остатки достоинства, он отвернулся от нее и… тут же уснул.

На следующий день он чувствовал себя еще хуже. Все тело болело, руки были сплошь покрыты синяками и ссадинами, а растревоженные раны на ногах не давали нормально ходить. Бром, оторвавшись от каши, которую варил на завтрак, быстро глянул на него и усмехнулся:

— Ну что? Как ты себя чувствуешь?

Эрагон что-то буркнул в ответ и молча сел есть.

Выйдя в путь, они все время прибавляли шагу, стараясь еще до полудня попасть в Теринсфорд. Вскоре дорога стала значительно шире, а впереди завиднелись дымы над каминными трубами.

— Ты бы приказал Сапфире облететь Теринсфорд стороной и подождать нас с другой стороны от него, — посоветовал Бром Эрагону. — И там пусть она будет очень осторожна: жители Теринсфорда легко могут ее заметить.

— А что ж ты сам ей этого не скажешь? — с вызовом спросил Эрагон.

— Считается дурным тоном вмешиваться в отношения Всадника с его драконом, — спокойно пояснил Бром.

— Ну, раньше-то тебя это не слишком волновало, верно?

— Я был просто вынужден поговорить с ней, — усмехнулся Бром.

Эрагон насупился, но советам его последовал. А Сапфира сверху предупредила их: «Осторожней! Похоже, слуги Империи могут тут быть повсюду».

Колеи на дороге становились все глубже, и Эрагон не раз замечал отпечатки уже знакомых ему следов раззаков. Все чаще попадались фермы — до Теринсфорда было уже совсем рукой подать. Это селение было значительно крупнее Карвахолла, но дома в нем были расположены весьма хаотично.

— Как-то у них тут все непонятно! — недовольно проговорил Эрагон, который никак не мог понять, где же находится мельница Демптона. Впрочем, думал он, Балдор и Олбрих наверняка уже виделись с Рораном, а мне с ним встречаться сейчас совсем ни к чему.

— Да, городишко так себе, — согласился Бром. Теперь их отделяла от Теринсфорда только река Анора, через которую был перекинут прочный широкий мост. У моста дорогу им преградил какой-то грязный и неприятно вкрадчивый тип, вылезший из-под куста. Из-под слишком короткой рубахи торчало его грязное пузо, нависавшее над продетой в штаны веревкой. Приоткрытые губы потрескались, во рту виднелись гнилые зубы, похожие на разрушенные надгробия.

— Тут стоять воспрещается! — заявил он. — Это мой мост. Придется вам раскошелиться, чтобы я разрешил по нему пройти.

— Сколько? — покорно осведомился Бром, вытаскивая кошелек.

Физиономия сторожа прояснилась.

— Пять крон, — сказал он, широко улыбаясь.

Эрагон, страшно возмущенный такой наглостью, начал было спорить, но Бром одним взглядом заставил его умолкнуть и без единого слова сунул в руку сторожа монеты, которые тот бережно опустил в висевший на поясе кошель.

— Вот и спасибочки! — кривляясь, протянул он и дал им пройти.

Но, сделав лишь первый шаг, Бром споткнулся и чуть не упал, ухватившись за плечо сторожа.

— Ну, ты! Под ноги-то смотри! — сердито огрызнулся тот, стряхивая с плеча руку Брома.

— Извини, — кротко промолвил Бром и пошел дальше.

— Ты почему ему ни слова не возразил? — негодующе воскликнул Эрагон, стоило им отойти от сторожа на несколько шагов. — Ведь он же тебя как липку ободрал! Хотя он наверняка никакой не хозяин моста! Да мы бы легко и так прорвались!

— Возможно, — согласился Бром.

— Так чего ж было ему платить?

— А того, что не стоит спорить с каждым дураком. Куда проще позволить дуракам поступать как им хочется, а самим гнуть свою линию, потому что скоро они о тебе и думать забудут. Смотри-ка. — И Бром разжал ладонь: на ней сверкнули монеты.

— Ты срезал его кошель! — не веря собственным глазам, воскликнул Эрагон.

Бром подмигнул ему и сунул денежки в карман.

— И монет там было на удивление много! Нечего было этому ослу хранить все деньги в одном месте! — И тут у них из-за спины донесся горестный и злобный вопль. — Ага, — воскликнул Бром, — видно, наш знакомец наконец-то заметил пропажу! Кстати, если покажется, что за нами кто-то следит, сразу дай мне знать. — Он крепко взял Эрагона за плечо, и они быстро пошли, петляя между домами и стараясь избегать людных мест. Наконец почти на самой окраине Теринсфорда Бром спросил у какого-то попавшегося им навстречу мальчишки, где можно купить лошадей, и тот, растерянно на них посмотрев, указал на большой сарай, стоявший невдалеке. Бром поблагодарил мальчика и дал ему монетку.

Широкая двустворчатая дверь сарая была распахнута настежь, внутри виднелись два ряда стойл. У дальней стены, на которой висели седла, упряжь и прочее снаряжение, широкоплечий мужчина чистил отличного белого жеребца. Завидев вошедших, он махнул им рукой, приглашая войти.

Подойдя поближе, Бром воскликнул, любуясь жеребцом:

— Ах, какой красавец!

— Это Сноуфайр. А меня зовут Хаберт. — И конюх протянул им по очереди свою крепкую загрубелую ладонь. Затем последовала вежливая пауза: Хаберт явно ждал, что гости также назовут свои имена. Поскольку этого не последовало, он спросил: — Чем могу служить?

— Нам нужны две лошади, — сказал Бром, — и полное снаряжение для обеих. Лошадки должны быть быстроногими и выносливыми: нам придется немало путешествовать.

Хаберт подумал и сказал:

— Таких, как Сноуфайр, у меня, правда, больше нет, но те, что есть, тоже не из дешевых. — Жеребец беспокойно переступал с ноги на ногу, и конюх успокоил его, ласково погладив по шее.

— Цена для нас значения не имеет. Я куплю самых лучших коней, какие у тебя есть, — заявил Бром.

Хаберт молча кивнул, привязал жеребца и принялся отбирать седла и прочее снаряжение. Потом пошел к стойлам и вскоре привел двух лошадок. Одна была гнедая, вторая чалая. Гнедой конь упирался, не желая слушаться.

— Он у нас немного с норовом, но если у наездника рука твердая, то неприятностей с ним не будет, — заверил их Хаберт, вручая повод Брому.

Бром дал коню обнюхать свою ладонь, и тот охотно подставил шею, чтоб его погладили.

— Хорошо, этого мы возьмем, — сказал Бром и посмотрел на чалого коня. — А в чалом я что-то не уверен.

— Он очень даже быстрый.

— М-м-м-да?.. А сколько ты хочешь за белого жеребца? Хаберт любовно оглядел Сноуфайра.

— А его я и продавать-то не собирался. Это у меня самый лучший. Я его специально растил, чтобы производителем сделать.

— Ну все-таки. Вдруг ты захочешь с ним расстаться, во что мне бы тогда это обошлось? — гнул свою линию Бром.

Эрагон попробовал тоже погладить гнедого, но конь испуганно от него шарахнулся. Эрагон что-то ласково прошептал, пытаясь успокоить животное, и страшно удивился, почувствовав, что между ним и конем возникла мысленная связь, как с Сапфирой. Хотя связь эта и не была такой же четкой и ясной, он все же смог кое-что объяснить жеребцу и осторожно внушить, что не желает ему ничего плохого и они теперь друзья. Конь успокоился, внимательно глядя на Эрагона влажными карими глазами.

Хаберт немыслимо взвинтил цену на белого жеребца.

— Двести крон и никак не меньше! — с улыбкой заявил он и прищелкнул пальцами, явно уверенный, что никто ему такие деньги платить не станет. Но Бром молча развязал кошелек и отсчитал монеты.

— Этого хватит? — спросил он.

Последовало молчание. Хаберт долго смотрел то на деньги, то на Сноуфайра. Потом вздохнул и сказал:

— Ладно, он твой, хоть я его и от сердца, можно сказать, отрываю.

— Не беспокойся. Я буду обращаться с ним так, словно он ведет свою родословную от Гилдинтора, величайшего из скакунов, воспетых в наших легендах, — пообещал Хаберту Бром.

— Радуют меня твои слова, — промолвил тот в ответ и даже слегка поклонился. Потом помог им оседлать коней и на прощание сказал: — Ну что ж, доброго вам пути! И ради Сноуфайра я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось.

— Не бойся, я буду хорошо о нем заботиться, — снова пообещал ему Бром и, передав Эрагону поводья Сноуфайра, сказал: — Держи, сынок. Отправляйся и жди меня чуть дальше Теринсфорда.

— Это еще почему? — возмутился было Эрагон, но Бром уже куда-то исчез.

Эрагону ничего не оставалось, как вывести коней за пределы Теринсфорда и ждать, остановившись у обочины дороги. На юге в туманной дали виднелась гора Утгард — точно гигантский памятник. Вершина горы скрывалась в облаках, а вид у нее был такой мрачный, что Эрагону стало не по себе.

Вскоре его догнал Бром; ничего не объясняя, он жестом велел Эрагону следовать за ним, и они шли до тех пор, пока Теринсфорд окончательно не скрылся из виду. Только тогда Бром пояснил:

— Раззаки несомненно здесь побывали. И, по всей видимости, тоже покупали здесь лошадей. Я нашел человека, который сам их видел. Он прямо-таки трясся от страха, когда их мне описывал, и сказал, что раззаки умчались из Теринсфорда, точно демоны, преследующие святого.

— Видно, сильно они его напугали, — сказал Эрагон.

— Видимо, да.

Эрагон ласково потрепал гнедого и признался:

— Еще в конюшне я случайно обнаружил, что могу с этим конем разговаривать мысленно, как с Сапфирой. Я и не знал, что такое возможно.

Бром нахмурился:

— Очень необычная способность для такого юнца, как ты. Всадникам обычно приходится годами тренировать свой разум, чтобы научиться устанавливать мысленную связь с кем-то еще, кроме своего личного дракона. — Он задумчиво посмотрел на Сноуфайра, помолчал и велел Эрагону: — Вынь-ка все из своего ранца и переложи в седельные сумки, а ранец сверху привяжи.

Эрагон послушно занялся этим, а Бром вскочил на Сноуфайра. Эрагон с сомнением посмотрел на гнедого. По сравнению с Сапфирой конь казался настолько хрупким, что на какое-то мгновение Эрагон даже засомневался, выдержит ли он его вес. Потом, решив, что сомнения его совершенно безосновательны, довольно неловко вскочил на коня — ему еще никогда не доводилось ездить в седле.

— А ноги я не сотру, как тогда на Сапфире? — спросил он у Брома.

— Не должен. А кстати, как там твои раны?

— Подживают помаленьку. Да только, боюсь, они снова откроются, если мы будем долго верхом ехать.

— Ничего, мы будем почаще останавливаться, — пообещал Бром и, дав Эрагону несколько полезных советов насчет того, как лучше сидеть в седле, не спеша поехал вперед.

Вскоре местность вокруг начала меняться: ухоженные поля вытесняла дикая природа, вдоль дороги все чаще попадались заросли ежевики и высокой травы, а также кусты шиповника, колючие ветки которого цеплялись за одежду. Земля была каменистая, повсюду встречались крупные валуны. Даже сам воздух, казалось, был пропитан недоброжелательностью, словно сама здешняя природа противилась вторжению чужаков.

Впереди, с каждым шагом становясь все выше, громоздилась гора Утгард, ее скалистые отроги были опушены снегом, но сами черные скалы, казалось, впитывали свет, как губка воду, и от этого вокруг было как-то темно даже днем. Между горой Утгард и цепочкой дальних гор, окаймлявших долину Паланкар, виднелась глубокая расселина. Там находился единственный выход из долины, и дорога вела прямо к нему.

Копыта лошадей громко стучали по каменистой дороге, которая вскоре превратилась в едва заметную тропу, обвивавшую подножие Утгарда. Эрагон поднял глаза к вершине, грозно нависавшей над ними, и с изумлением увидел отвесные стены сторожевой башни, словно насаженной на горный пик. Башня была полуразрушенной и явно давно не использовалась, однако же продолжала, точно суровый часовой, стоять на своем посту, возвышаясь над долиной.

— Что это? — спросил Эрагон, указывая на башню, и Бром, не поднимая глаз, промолвил печально и горько:

— Бывший форпост Всадников; он здесь с первых лет существования ордена. Именно здесь скрывался беглый Враиль, и здесь он, преданный, погиб от руки Гальбаторикса, и местность эта стала считаться проклятой. Эдоксиль, «непобедимый», — так назывался этот бастион, ибо скалы здесь столь круты, что никто не может взобраться на вершину, если не умеет летать. После смерти Враиля здешние жители стали называть эту гору Утгард, но у нее есть и другое имя — Риствакбаен, «место печали». И только так называли ее промеж себя Всадники, пока последний из них не был убит слугами короля.

Эрагон со страхом и почтением посмотрел вверх. Вот они, истинные свидетельства былого величия Всадников, хоть и несколько попорченные, правда, безжалостным временем. Впервые он по-настоящему осознал, как давно все это было — Всадники, их героическая эпоха… И внушенные ему с детства уважение и восхищение их подвигами вновь всколыхнулись в его душе.

Прошло еще несколько томительных часов, они по-прежнему огибали гору Утгард, сплошной каменной стеной высившуюся справа от них. Наконец они добрались до прохода в горах, и Эрагон даже привстал в стременах, так ему не терпелось увидеть, что же лежит за пределами долины Паланкар. Но пока что ничего особенного видно не было. Некоторое время они ехали по холмистому коридору, следуя течению реки Ано-ры, затем, когда солнце у них за спиной висело уже совсем низко над землею, взобрались на очередной холм, и вдруг за деревьями открылся потрясающий простор.

У Эрагона даже дыхание перехватило. Горы расступились, окаймляя широкую долину, дальний край которой скрывался за горизонтом. Долина была однородного красновато-коричневого цвета — это было настоящее море трав, теперь, правда, пожухших. Легкие продолговатые облачка проплывали по ставшему каким-то плоским небу, и свирепый ветер то разгонял их, то вновь собирал в стайку.

Теперь Эрагон понял, почему Бром так настаивал на лошадях. Им бы потребовалось несколько недель, чтобы преодолеть такое расстояние пешком. Высоко в небе он увидел Сапфиру; с земли она казалась не больше крупной птицы.

— Мы переночуем здесь, а завтра начнем спускаться в долину, — сказал Бром. — Спуск займет у нас почти целый день.

— А сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до того ее края? — спросил Эрагон.

— От двух-трех дней до двух недель — в зависимости от того, в каком направлении двигаться. Если не считать здешних кочевых племен, долина эта практически столь же необитаема, как и пустыня Хадарак, что на востоке от этих мест. И вряд ли мы встретим на пути много селений. Впрочем, в своей южной части эти земли не такие засушливые, а потому и людей там значительно больше.

Съехав с тропы, они спешились на берегу Аноры. Когда расседлали коней, Бром сказал, указывая на гнедого:

— Тебе нужно дать ему имя.

Эрагон кивнул и, вываживая коня, все думал, какое же имя подошло бы его гнедому. Вернувшись, он сказал:

— Самым благородным из имен мне кажется Сноуфайр, но, может быть, подойдет вот это? — И он, положив коню на плечо руку, торжественно произнес: — Нарекаю тебя именем Кадок. Так звали моего деда, — пояснил он Брому и снова повернулся к коню: — Носи же свое имя с достоинством. — Бром одобрительно кивал, но Эрагон чувствовал себя довольно-таки глупо.

Когда наконец приземлилась Сапфира, Эрагон тут же спросил ее:

«Как выглядит эта долина сверху?»

«Ничего особенного. Одни кролики да колючий кустарник».

Пообедали. А после обеда Бром решительно встал и гаркнул:

— Лови!

И Эрагон едва успел перехватить свой деревянный «меч», чтобы тот не стукнул его по голове. Увидев это орудие пытки, он даже застонал:

— Ох, только не сегодня!

Но Бром, злорадно усмехнувшись, пригласил его к поединку, и Эрагону пришлось-таки встать. Вскоре они подняли своими прыжками целую тучу пыли, и Эрагон в очередной раз отступил, прижимая к себе руку, по которой пришелся довольно болезненный удар Брома.

На этот раз урок продолжался несколько меньше, чем в прошлый раз, однако Эрагону и этого времени вполне хватило, чтобы собрать очередную коллекцию синяков и ссадин. Закончив тренировку, он с отвращением отбросил свой «меч» и отошел подальше от костра, потирая то одно, то другое ушибленное место.

ГРОЗА

На следующее утро Эрагон старательно избегал даже смотреть на Брома: ему было больно вспоминать о вчерашних промахах. Он думал только о том, как отыщет и убьет проклятых раззаков. Я застрелю их из лука, решил он, представляя себе закутанные в черные плащи тела врагов, пронзенные его острыми стрелами.

Оказалось, что после уроков фехтования трудно сделать даже самое незначительное движение. У него болела, казалось, каждая мышца, а один из пальцев сильно распух и был очень горячим. Когда он наконец, постанывая, взобрался в седло, то с кислым видом заметил Брому:

— Так ты скоро меня вообще на куски разнесешь!

— Я бы, конечно, не стал так торопить события, да время поджимает. К тому же я уверен, что ты выдержишь и сил у тебя вполне хватит.

— Знаешь, я бы, пожалуй, не возражал, если б ты считал меня все же не настолько сильным, — пробормотал Эрагон.

Кадок нервно затанцевал при виде приближавшейся Сапфиры, а дракониха, глянув на коня с отвращением, заявила Эрагону: «На равнинах все равно спрятаться негде, так что я даже стараться не буду. И пока что буду постоянно лететь прямо над вами». И тут же улетела.

А Бром с Эрагоном стали спускаться в долину. Во многих местах крутая тропа вдруг совершенно исчезала, и приходилось самим отыскивать наиболее удобный спуск. Временами они даже спешивались и вели коней в поводу, цепляясь за кусты и ветки деревьев, чтобы не скатиться вниз. Из-за крупных и мелких камней под ногами идти было трудно. Оба совершенно измучились, вспотели, несмотря на пронизывающий холодный ветер, и все время злились.

К полудню они достигли наконец подножия горы и устроили привал. Слева от них вилась река Анора, бежавшая на север. Злющий ветер завывал над равниной, немилосердно кусая путников. Земля здесь была страшно сухая, пыль так и летела в глаза.

Эрагона раздражала монотонная плоскость этих равнин, не нарушаемая ни холмами, ни впадинами. Он всю жизнь прожил в окружении гор и холмов и без них чувствовал себя каким-то незащищенным, точно мышь на поляне, которую уже заметил орел своим острым глазом.

На краю равнины тропа разделилась натрое. Одна вела на север, к Сьюнону, одному из крупнейших городов Алагейзии; вторая — прямо через равнину; а третья сворачивала на юг. Они обследовали все три тропы в поисках следов раззаков и вскоре действительно эти следы обнаружили — следы вели прямо в заросшие травами луга.

— Похоже, они в Язуак направились, — недоуменно пожал плечами Бром.

— А далеко это?

— Примерно в четырех днях езды отсюда прямо на восток. Если, конечно, по пути ничего не случится. Язуак — это небольшое селение на берегу реки Найнор. Но нам обязательно нужно запастись водой здесь, на берегу Аноры. Надо набрать полные бурдюки — отсюда и до Язуака нам не встретится больше ни озера, ни ручья.

Душой Эрагона постепенно овладевал охотничий азарт. Еще несколько дней, и он сможет поднять свой лук и отомстить за смерть Гэрроу! А потом… Ему даже думать не хотелось о том, что будет потом.

Они наполнили бурдюки водой, напоили коней и сами вдоволь напились речной воды. К ним присоединилась и Сапфира. Подкрепившись таким образом, они повернули на восток и двинулись в поход через равнину.

Эрагону казалось, что во всем виноват ветер. Именно ветер, дувший непрерывно, сводил его с ума и делал совершенно несчастным — губы потрескались, во рту пересохло, глаза слезились и болели. А вечером ветер только усилился, вместо того чтобы к ночи утихнуть.

Поскольку никакого убежища поблизости не было, им пришлось располагаться на ночлег прямо в поле. Эрагон собрал немного веток низкорослого кустарника, упорно сопротивлявшегося здешним непрекращающимся ветрам, и, сложив ветки в аккуратную кучку, попытался разжечь костер. Но сырое топливо только дымило, испуская едкий запах, и Эрагон в отчаянии сунул Брому трутницу и сказал:

— Все. Это мне никогда не поджечь, тем более на таком ветру. Попробуй, может, у тебя получится; иначе придется ужинать всухомятку.

Бром опустился возле сложенных веток на колени, критически осмотрел их, как-то иначе пристроил несколько тонких стебельков и ударил по кресалу. На ветки посыпался целый дождь искр, но огонь так и не вспыхнул, зато едкий дым повалил с новой силой. Бром громко выругался и попробовал еще раз, но везло ему не больше, чем Эрагону. «Брисингр!» — прорычал он, снова ударяя по кремню, и на ветках вдруг заплясали язычки пламени. Бром с довольным видом отошел от костра и сказал:

— Ну, кажется, занялось. Наверное, внутри уже понемногу тлело.

Пока готовился ужин, они слегка поупражнялись в фехтовании, но как-то лениво: оба слишком устали за долгий день пути. Поев, они улеглись рядом с Сапфирой, весьма благодарные ей за тепло и защиту от ветра.

А утром их снова приветствовал тот же холодный ветер. Он так и свистел над мертвяще-монотонной равниной. За ночь губы у Эрагона еще больше потрескались, каждый раз, стоило улыбнуться или заговорить, трещины лопались и на губах выступала кровь. То же творилось и с Бромом. Они довольно экономно напоили лошадей и снова вскочили в седла — впереди был целый день тяжкого пути.

На третье утро Эрагон проснулся, чувствуя себя на удивление отдохнувшим. К тому же совершенно неожиданно улегся ветер, и это было прямо-таки настоящим подарком. Впрочем, радужное настроение Эрагона несколько увяло, когда он увидел, что впереди над горизонтом собираются черные тучи и в них грозно поблескивают молнии.

Бром с отвращением посмотрел на потемневшее небо и заявил:

— Обычно в такую погоду я стараюсь из дома не выходить! Но здесь нам от грозы никуда не деться, так что давай пока двигаться ей навстречу. Проедем, сколько получится.

Когда они уже вплотную приблизились к грозовому фронту, ветра по-прежнему не было. Вокруг совсем потемнело, и Эрагон заметил, что грозовая туча имеет довольно необычную форму: она была удивительно похожа на древний собор с тяжелой куполообразной крышей.

Эрагон, казалось, мог разглядеть и мощные колонны, и узкие окна, и округлые арки, и оскаленные пасти горгулий… То была дикая, неведомая ему доселе красота.

А опустив глаза, Эрагон увидел, что к ним стремительно приближается, прибивая траву к самой земле, какая-то странная волна. И через мгновение понял, что это вовсе не волна, а сильнейший порыв ветра. Они с Бромом тесно прижались друг к другу, готовясь встретить надвигавшуюся бурю.

И вдруг страшная мысль пронзила Эрагона. Резко повернувшись в седле, он закричал: «Вниз! Сапфира, вниз!» — Бром побледнел, глянув на него. Но тут оба увидели Сапфиру: она резко спускалась. «Господи, как же ей сесть при таком ветре!» — с тревогой думал Эрагон.

Сапфира плавно повернула в ту сторону, откуда они только что пришли, совершая круг и стараясь выиграть время. Следя за ней, они не заметили, как буря нанесла им первый удар. Эрагона словно стукнули молотом по голове. Дыхание у него перехватило. Он обеими руками вцепился в седло, слушая леденящий душу вой ветра. Кадок покачнулся, цепляясь копытами за землю; грива его развевалась и хлопала, точно белье на ветру. Ветер невидимыми пальцами срывал с седоков одежду; вокруг всё почернело от поднявшейся в воздух пыли.

Эрагон упорно искал глазами Сапфиру. Потом увидел, как она тяжело приземлилась и прижалась брюхом к земле, вонзив в нее свои мощные когти. Порыв ветра налетел на нее, когда она уже складывала крылья, и, вывернув ее крылья наизнанку, заставил дракониху снова подняться в воздух. Несколько мгновений она висела над землей, поддерживаемая силой ветра, а потом рухнула, сильно ударившись спиной.

Яростным рывком Эрагон развернул Кадока, ударил его в бока пятками и галопом поскакал назад по тропе, всячески погоняя коня. «Сапфира! — взывал он. — Постарайся удержаться! Вцепись покрепче в землю! Я иду к тебе!» И услышал ее слабый отклик. Подлетев прямо к драконихе, Кадок так резко затормозил, что Эрагон вылетел из седла, но тут же вскочил и бросился к Сапфире.

Мощный порыв ветра сбил его с ног и стукнул луком по голове. Пролетев пару метров над землей, Эрагон упал, ткнувшись носом в пыль, вскочил, злобно рыча, и снова бросился вперед, не обращая внимания на полученные ушибы и царапины.

До Сапфиры было всего шага три, но преодолеть их он никак не мог — ему мешали хлопающие на ветру крылья. Дракониха тщетно пыталась их сложить, но ураган был сильнее. Бросившись к ее правому крылу, Эрагон ухватился за него и прижал к земле, но ветер, с новой силой ударив Сапфиру, перевернул ее вверх брюхом и перебросил через Эрагона. Острые шипы у нее на спине едва не вонзились ему в голову. Сапфира царапала землю когтями, стараясь удержаться на месте.

Ее крылья снова начали подниматься, но, прежде чем ветер успел в очередной раз перевернуть дракониху, Эрагон всем своим весом прижал левое крыло, хрустнули суставы, и крыло сложилось. А Эрагон, перемахнув через спину Сапфиры, навалился на второе крыло. Ветер стряхнул его, но он, перекувырнувшись через голову, снова вскочил и прижал крыло к драконьему боку, помогая Сапфире его сложить. Ветер еще некоторое время пытался сломить их сопротивление, но они, совершив последний рывок, все же одержали над ним победу.

Эрагон, задыхаясь, прислонился к боку Сапфиры и мысленно спросил:

«У тебя ничего не сломано?»

Она вся дрожала и ответила не сразу:

«Я… по-моему, нет… Нет, ничего не сломано… Прости, но я ничего не могла поделать! Ветер был слишком сильным. Он сделал меня совершенно беспомощной». И она, содрогнувшись всем телом, умолкла.

Эрагон озабоченно посмотрел на нее.

«Не беспокойся, теперь все будет хорошо», — сказал он ей и поискал глазами Кадока.

Конь стоял в сторонке, повернувшись спиной к ветру. Эрагон мысленно велел коню возвращаться к Брому, а сам сел верхом на Сапфиру, и дракониха поползла вперед, преодолевая сопротивление ветра, а он распластался у нее на спине, низко-низко опустив голову.

Бром, перекрывая вой ветра, встревоженно крикнул:

— Она не ранена?

Эрагон только головой помотал в ответ и слез со спины Сапфиры. Кадок тут же тихонько заржал и подбежал к нему. Эрагон ласково погладил коня, прижавшись щекой к его шее, и посмотрел туда, куда показывал ему Бром: на сплошную темную стену дождя, от которой отделялись чудовищные серые столбы и быстро бежали к ним по земле.

— Господи, что же еще? — воскликнул Эрагон, плотнее запахивая плащ, и тут ливень обрушился прямо на них. Колючие, холодные как лед капли обжигали, попадая за шиворот. Вскоре Эрагон и Бром промокли насквозь и дрожали от холода.

Молния светлым копьем пронзила небосвод, а казалось — саму их жизнь. Огромные голубые стрелы молний мелькали над горизонтом, и за ними следовали такие раскаты грома, что содрогалась земля. Зрелище было прекрасное, но исполненное грозной опасности. То и дело вокруг них от ударов молний вспыхивала сухая трава, и пожар гас только благодаря потокам дождя, падавшим с небес.

Буйство стихий не утихало очень долго, но ближе к вечеру буря стала постепенно сдвигаться в сторону. Небо очистилось, снова ярко засияло солнце. Когда солнечные лучи вынырнули из-под свинцовой тучи, окрасив ее края во все цвета радуги, каждая травинка вдруг стала видна очень отчетливо и контрастно, ярко освещенная с одной стороны и погруженная в глубокую тень с другой. Все вещи как бы обрели дополнительный вес. Стебли травы казались тяжелыми, точно мраморные колонны. Вокруг царила такая мрачная неземная красота, что Эрагону показалось, будто его поместили внутрь какой-то волшебной картины.

После грозы в воздухе запахло свежестью, головы у путников прояснились, на душе полегчало. Сапфира, вытянув шею, радостно взревела, и лошади шарахнулись от нее, а Эрагон и Бром невольно заулыбались в ответ на столь бурное проявление драконьих чувств.

Еще до наступления темноты они остановились на ночлег в неглубокой ложбине, слишком измученные, чтобы устраивать очередной урок фехтования, и сразу после ужина легли спать.