Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава восьмая Химическая реакция






– Открыли тетрадки!

Людмила Ивановна бочком протиснулась между своим столом и кафедрой, тяжело поднялась на приступок, взяла в руки запачканную мелом тряпку.

– Тише! – вяло похлопала она по демонстрационному столу, заставленному колбочками для экспериментов. – У нас новая тема. Опять ведь будете жаловаться, что ничего не понимаете.

– А давайте мы заранее это сделаем! – подал голос Васильев. – Мы сразу ничего не поймем, и можно будет не объяснять.

– Ой, умный какой! – Людмила Ивановна начала стирать с доски записи предыдущего урока. – Так же быстро контрольные писал бы, как языком мелешь.

– Так ведь он без костей, – не унимался Андрюха. – Им что угодно сделать можно. – И многозначительно посмотрел на класс. Народ с готовностью захихикал.

– Говори, говори. – Людмила Ивановна даже не пыталась остановить этот диалог, разворачивающийся явно не в ее пользу. – Посмотрим, что ты запоешь на экзамене. Пишите: «Щелочные металлы».

Перед Олесей упала записка, и она перестала следить за перепалкой.

«Что узнала? Б.П.»

Быковский мог не подписываться. Его правильный красивый почерк был всегда узнаваем.

Маканина, не поворачиваясь, кивнула. А потом подумала и решила написать ответ.

«Кое-что есть».

– Сидоров, кинь Быковскому, – перегнулась через парту Олеся.

Генка, не глядя, взял записку и молча передал дальше. Скомканный листок пересек проход и двинулся по ряду около окна к столу учителя, около которого сидел Павел. Дойдя до Курбаленко, записка поменяла направление и из рук в руки поплыла в сторону последних парт.

– Не туда! – зашептала Олеся, размахивая рукой. – Быковскому!

– Ну, а ты, Маканина, что – изображаешь из себя придушенного змея? – Людмила Ивановна стояла около ее парты. – Или тоже хочешь вместе с Васильевым читать учебник в коридоре?

– Я… – начала медленно подниматься Олеся, еще не полностью понимая, что произошло.

– Да, да, ты! Как с Галкиным связалась, тут же от рук отбилась.

– А че сразу я? – Серега вскочил, не выпуская из рук пришедшей к нему записки, из которой он не понял ни слова.

– Сам он балбес, и тебя за собой утянет, – вынесла свой приговор химичка.

– Что вам опять Галкин-то? – распалялся Серега, которому за сегодняшний день уже досталось от завуча Алевтины Петровны.

– Ничего, сиди! – махнула рукой учительница. – Чем меньше тебя видно, тем лучше. Или новая тема тоже не для тебя?

– Не, не! – засуетился Васильев. – Если мне идти в коридор, то лучше с Маканиной. Пойдет Галкин, я буду третий лишний.

Класс заржал. Но смех повис в воздухе, потому что в дверях появилась завуч.

– Ну что, что сидим? – с какой-то обреченностью спросила Людмила Ивановна. – Вставайте!

– Ничего.

Алевтина Петровна была высокой худой женщиной с острыми чертами лица. Завершали портрет маленькие квадратные очки, делавшие ее похожей на законченную стерву.

– Пусть сидят, – царственно шевельнула она рукой. – Васильев, ты тоже сядь. А вот вы двое – останьтесь.

Олеся вцепилась в край парты. Будь ее воля, она бы сейчас забралась под нее, свернулась калачиком и закрыла уши. И она это сделала, но мысленно. На деле же осталась стоять, разглядывая меловые разводы на доске.

– Людмила Ивановна, я займу у вас несколько минут урока? – то ли спросила, то ли поставила химичку в известность Алевтина. По крайней мере, ждать ответа она не стала, а быстро подошла к ее столу и взяла в руки журнал. – У вас в классе произошло ЧП. Журнал. Вот этот, – она постучала ногтем по оранжевой обложке, – был вынесен за пределы школы. А это значит, что все сведения за половину учебного года могли быть потеряны.

– Почему потеряны? – буркнул Галкин. – Все на месте.

– На месте он только потому, что Рязанкина его обнаружила и принесла обратно в школу. А вот как он к ней попал? – Завуч сильно перегнулась через учительский стол. – Галкин, ты, случайно, не знаешь?

– Случайно – нет. – Серега довольно заулыбался.

– Ну, а ты, Маканина? – Стекла очков блеснули, отражая свет ламп.

– Не знаю, – прошептала Олеся, чувствуя неприятную слабость в ногах. Ей очень хотелось сесть. А еще лучше – перенестись домой и больше никогда в школу не приходить.

– А вот Рязанкина говорит, что вместе с Галкиным к ней приходила именно ты!

Класс осуждающе загудел.

– Да, да! – тут же отреагировала Алевтина. – В том, что Рязанкина это рассказала, нет ничего плохого. Почему она должна страдать из-за шуток других?

– А почему другие должны страдать из-за ее шуток? – вырвалось у Олеси.

Класс притих.

– Так вы это сделали нарочно? – довольно улыбнулась завуч. – Что же, все понятно. Людмила Ивановна, продолжайте урок.

Алевтина Петровна прошлась вдоль доски.

– Дневник. Родителей. И можете искать для себя новую школу, – отчеканила она на выходе.

– Одну на двоих, – не преминул ввернуть Васильев.

Дверь закрылась.

– Вот дура-то! – раздалось откуда-то.

От волнения у Олеси кружилась голова, она не понимала, что происходит. Это был какой-то кошмарный сон, из которого нужно было немедленно выбираться.

«Все напрасно, все напрасно», – настойчиво звенело в мозгу.

Кто-то что-то говорил, Людмила Ивановна безуспешно пыталась навести порядок. Среди общего гвалта Маканина услышала, как всегда, спокойный голос Генки Сидорова:

– Правильно! Хоть уйдешь из этого курятника.

И тут слова завуча обрушились на нее со всей своей неумолимой жестокостью. Глаза обожгли набегающие слезы.

– Че это?

Рядом стоял Галкин и вертел в руках записку Быковского.

– Это не тебе, – прошептала Олеся, сминая и без того жеваный листок.

– А кому? – не отставал Галкин. Видимо, происшествие с завучем его волновало гораздо меньше непонятного послания.

– Это от Быковского. – Олеся опустилась на стул, положила голову на сложенные руки.

– А чего ему от тебя надо? – сурово сдвинул брови Серега.

– Ему – ничего, – не поднимая лица, пробурчала Маканина. – А мне надо, чтобы ты от меня отстал!

– Ты из-за журнала, что ли?

Олеся резко подняла голову.

Галкин был безмятежен, словно его каждый день выгоняли из школы. Он даже улыбался.

– Брось! – хмыкнул Серега. – Пошумят и перестанут.

– Отвали от меня, слышишь! – не выдержала Маканина. – Все от меня отстаньте! – взвизгнула она, захлебываясь слезами.

В классе замолчали. И среди этой гробовой тишины раздался насмешливый голос Васильева:

– Молодые бранятся – только тешатся.

Олеся шарахнулась от этих слов, как от удара. Ухватилась за парту, чтобы не свалиться на пол. Слезы мгновенно высохли. В голове словно застучали молоточки.

Выглядела она, наверное, ужасно. Оглянувшаяся на нее Рязанкина испуганно прошептала:

– Ой, мамочки!

– Маканина, с тобой все в порядке? – подала голос Людмила Ивановна.

– Да ты что! – До Галкина, наконец, начало доходить, что с Олесей творится что-то неладное. – Из-за этой ерунды? Да я их…

Он сделал шаг к Олесе, потом качнулся назад и медленно, задевая неровно положенные на парты учебники и тетрадки, побрел по проходу.

– Галкин, ты куда? Урок еще… – запоздало воскликнула химичка.

Сергей поднял голову, долгим взглядом посмотрел на Людмилу Ивановну, а потом метнулся к демонстрационному столу.

– Не надо! – завопила Ксюша.

– Стой, дурак! – Быковский стал выбираться из-за своей неудобной парты.

Галкин одним движением смахнул пробирки с демонстрационного стола на пол. Зазвенело, разбиваясь, стекло.

– Подожди!

Олеся бросилась вперед. С грохотом отлетел стул. Маканина еще успела заметить Сидорова, от испуга вжавшего голову в плечи, округлившую рот Людмилу Ивановну. В следующую секунду она уже висела на плечах Галкина. Но было поздно. Ногами он топтал химикаты. По классу распространился неприятный запах.

– Всегда! Всегда так! – ревел Серега. – Ничего нельзя сделать. Сволочи!

Он схватил со стола последнюю колбу и с размаху швырнул ее в раковину. Брызнуло стекло. Послышалось странное шипение. Из раковины повалил дым. С громким хлопком в ней что-то взорвалось. Все, как по команде, попадали на пол.

Раковина отделилась от стены и ухнула вниз. Гулко треснула керамика. Из разорванной трубы полилась вода. Крышечка водослива выкатилась на пол и зазвенела, кружась среди осколков.

– Офигеть, – прошептал Васильев, выбираясь из-под парты.

Галкин последний раз пнул ногой остатки реактивов, посмотрел на застывшую Маканину и вышел из класса.

Дверь закрылась с таким грохотом, что задрожали цветы на подоконниках.

Людмила Ивановна тяжело опустилась на приступок перед кафедрой.

Ученики 9-го «Б» торопливо собирали свои вещи и по одному выбирались в коридор.

Олеся присела над разворошенным стеклом, провела рукой по хрустким осколкам. Порезалась. На пальце набухла красная ягодка крови.

Но ей уже было все равно.

Рядом с разбитой раковиной остановился Быковский, коснулся ботинком белого расколотого бока.

– Щелочной металл калий, – назидательным тоном произнес он, – при соединении с водой дает щелочь и выделяет энергию. От этого вода мгновенно нагревается до кипения, а трубы лопаются. – Он посмотрел на поникшую Олесю. – Глупо.

– Почему? – Маканина вяло ухмыльнулась – она не понимала, почему это самая обыкновенная реакция калия вдруг стала глупой.

Быковский покачал головой и промолчал. Олеся подняла на него глаза.

Взлохмаченные волосы, на виске бьется жилка, шелушащаяся кожа около уголков губ – Павел. За многие годы учебы такой знакомый – и в одну секунду ставший таким далеким. Впрочем, как и все остальные. Случившееся непреодолимой стеной отделило Олесю от всего класса. Она чувствовала себя отверженной. Словно заляпанная грязью, она вошла в вагон метро, и теперь все сторонятся, боясь прикоснуться к ней и испачкаться.

На пороге появилась Алевтина Петровна, быстрым взглядом оценила обстановку и кивнула Маканиной.

Все было ясно без слов. Надо вставать, стряхивать с себя оцепенение и идти объясняться с директором.

Идти никуда не хотелось. Все было бессмысленно.

Олеся не спеша сложила учебники в сумку, застегнула ее на все ремешки и пошла вон из школы.

Какой-то рок, проклятье преследовали ее с того дурацкого дня в Питере, когда все поехали на кладбище, а она осталась вдвоем с Галкиным.

Маканина задрала голову, надеясь увидеть наглую ухмыляющуюся рожицу своего персонального чертика. Но вверху никого не было. Только пыльный потолок.

В школе еще шли уроки. В коридорах стояла тишина. Ученики 9-го «Б» растворились в пустоте лестничных пролетов. Олесины шаги одиноким эхом метались среди голых стен.

На улице стало полегче. Маканина глубоко вдохнула холодный воздух, запрокидывая лицо. На лоб упала снежинка. Наступала зима.

– Ты меня искала?

От резкого поворота головой мир вокруг покачнулся.

Перед ней стояла Лера Гараева, счастливый предмет воздыхания Быковского. Темные глаза, скуластое лицо, пышные волосы, схваченные черной резинкой.

За сегодняшний короткий день Маканина до того устала, что была уже не в состоянии выдумывать.

– Да. Тобой интересуется один человек, – вяло кивнула она.

– А почему через тебя? – Лицо Леры не выражало никаких эмоций. Только глаза стали напряженными.

– Не знаю, – вздохнула Маканина. – Я больше ничего не знаю.

– Высокий, с темными волосами? – Гараева не говорила, а выплевывала из себя слова. – Смотрит внимательно?

– Смотрит, – согласилась Олеся.

– Ты ему кто?

Вопрос застал Маканину врасплох. Она не задумывалась, почему Павел именно ее выбрал посредницей в этом сложном деле. С каким бы удовольствием она ни о чем не слышала!

– Никто. Просто он попросил помочь.

Олеся почувствовала страшную усталость. Все вокруг играли, и только ей в этой игре места не было.

– Помочь в чем? – сыпала вопросами Лера.

Вот привязалась! Главное, как вовремя…

– Подойди к нему и поговори сама, – взорвалась Маканина. – Что вы все через меня-то делаете? Я вообще ничего не знаю!

Гараева секунду внимательно смотрела ей в лицо, а потом резко повернулась и убежала.

Поговорили… Что ж за день такой?

Маканина успела сделать всего несколько шагов за территорию школы, как на нее свалился Павел.

– Ну, что? – спросил он, спрыгивая с забора.

– Быковский, у тебя совесть есть? – Хорошо, что хоть здесь можно было не играть. – Меня из школы выгоняют, а он со своей любовью лезет!

– Что она сказала? – Павел пропустил мимо ушей замечание одноклассницы.

– Ничего. – Олеся пошла вперед. – Она тебя заметила. Говорит, внимательно на нее смотришь. А еще она много читает и стреляет из лука.

– Из чего? – Быковский остановился, и Олесе тоже пришлось останавливаться, чтобы не кричать через плечо.

– Спортивная стрельба из лука и метание томагавков в назойливых поклонников.

– У нее кто-то есть?

– Кажется, нет.

Все-таки это было невыносимо! Олесе вновь захотелось плакать – на фоне чужого глобального счастья она почувствовала себя окончательно раздавленной.

– Передай ей записку.

Олеся покрутила в руках в несколько раз сложенный листок бумаги. Сквозь оборотную сторону просвечивали чернила – написано было много.

– Быковский, – тяжело вздохнула Маканина, поднимая голову, – ты что, издеваешься?

Павел смотрел куда-то вдаль. Он снова был не здесь и не сейчас. Все ясно. «Вышел из себя, вернусь не скоро!»

– Помоги, – жалобным голосом попросил он. – Это, наверное, сложно понять, но пока я не могу к ней подойти.

– Трусишь, что ли? – насторожилась Олеся. До недавних пор за Быковским не было замечено подобных качеств.

– Не в этом дело, – покачал головой Павел, разворачиваясь, чтобы уйти. – Кстати, тебя в школе искали.

– Да знаю я, – вздохнула Маканина, пряча записку Быковского в карман. – Воспитывать будут…

Она глянула на Павла, но он смотрел на здание школы. Сквозь окна было видно, что по лестницам кто-то бегает.

– Что это?.. – начала Олеся, но не договорила, потому что рядом с ней уже никого не было. Павел ушел.

Олеся посмотрела на бегающие фигурки за окнами. Если она сейчас вернется, то придется разговаривать с директором, с химичкой, объясняться со своими же ребятами. Очень хотелось отложить все эти разговоры на завтра, на послезавтра, а еще лучше – на месяц-другой.

Где-то на верхних этажах зазвенело, разбиваясь, стекло.

Что же у них там происходит? Неужели Галкин опять буянит…

Маканина не спеша пересекла школьный двор, ища и не находя причин, почему ей не стоит туда возвращаться. Но вот она ступила на гулкий кафель первого этажа. Дороги назад уже не было.

Тишина. Уроки в самом разгаре. В приемной директора призывно тренькает телефон.

Туп, туп, туп…

Курбаленко вылетела из-за поворота, но, увидев Маканину, резко остановилась. Кудряшки из ее прически разметались по плечам, глаза были невероятно огромными и темными.

– Ну, что, довольна? – издалека крикнула Олеся.

– Дура! Это ты во всем виновата! – закричала Лиза, шарахаясь назад. – Ты! Он же его убьет!

Кто кого собирается убивать, было ясно без объяснений. Видимо, Галкин времени зря не тратил, и Васильеву не удалось уйти от возмездия.

– И правильно сделает! – Маканина была на удивление спокойна.

– Ты ничего не понимаешь! Они там. – Она махнула рукой назад, в сторону лестницы. – Он его на крышу поволок.

– На какую крышу? – Спокойствие улетучилось. В груди усиленно застучало сердце.

– Андрея! – Не отвечая на вопрос, истерично заорала Курбаленко. – Они подрались, а потом… потом…

Больше Олеся ее не слушала. Ноги сами понесли ее наверх.

«Как же так? Как же так? – в такт бешено колотящемуся сердцу билось в голове. – Почему их никто не остановит?»

– Маканина, стой! – неслось следом. – Этот идиот сказал, что, если кто-нибудь подойдет, он его сбросит!

«Идиот! Идиот!» – отозвалось в голове.

Конечно, ни на какую крышу Галкин не попал. Лестница на чердак была забрана решеткой и заперта на висячий замок, прочность которого многократно проверяло не одно поколение школьников. Вердикт выносился всегда один и тот же – замок прочен, а решетка неприступна.

Вот и сейчас – оба запора остались на своих местах. Зато пострадало окно. На лестнице между четвертым и пятым этажами оно было наполовину распахнуто, наполовину разбито. Галкин с Васильевым стояли, вцепившись друг в друга, тяжело отдуваясь, но с места не двигались.

Олеся пролетела четвертый этаж и уже начала подниматься выше, когда в спину ей зашептали:

– Не ходи!

Из-за двери, закрывающей проход на этаж, показалась бледная Рязанкина. Она махала руками, пытаясь остановить разбежавшуюся Маканину. Но Олеся не сразу сообразила, чего от нее хотят, и побежала дальше.

– Не двигайся! – взревел Галкин, заметив на лестнице движение.

Васильев мельком глянул вниз. В ту же секунду нога его поскользнулась, и он повалился на пол, увлекая за собой Серегу. Они грузно упали и подкатились к окну.

Ахнула Ксюша, послышался топот ног.

Маканина замерла, не в силах поверить в ужас происходящего. Она смотрела на раскрасневшееся лицо Васильева, который все еще держался, хотя Галкин был гораздо тяжелее его и мог уже сто раз побороть неудачливого шутника.

Серега вскочил и стал заваливать своего противника через невысокую железную решеточку, которая еще чудом держалась на своем месте около окна.

Ксюша не выдержала. Она выскочила вперед и заколотила кулачками по широкой спине Галкина.

– Пусти его! Пусти!

Васильев снова поскользнулся – с улицы намело немного снега, и он таял, делая и без того скользкий кафель еще более опасным.

Но тут что-то произошло. Олесе показалось, что она ненадолго потеряла сознание. Или все действительно случилось так быстро?

Сверху на дерущихся слетела бесшумная тень. Она перегнулась через решетку и захлопнула окно. А потом спокойно повернулась, обнаружив лицо и фигуру Сидорова, и, коротко размахнувшись, ударила Галкина по лицу.

– Надоели уже, – негромко произнес Генка, отступая назад.

Серега выпустил Васильева и тяжелым взглядом посмотрел на отличника.

Маленький худенький Сидоров перед Галкиным смотрелся лилипутом.

– Хватит дурить, говорю, – негромко произнес Генка, делая еще один шаг назад и упираясь в стенку.

– Андрей! – склонилась над сползшим на пол Васильевым Ксюша. – Ты слышишь меня?

Серега качнулся вперед, чуть не падая на замершего Сидорова, потом тяжело оглядел «поле боя».

– Что, и ты с ними? – хрипло спросил он, глядя на Маканину. – Пришла повеселиться? Ну, веселись! Что же ты стоишь? Видишь, какая здесь дискотека.

– Это ты во всем виновата! – завизжала Ксюша, тоже поворачиваясь к Олесе. – Из-за тебя все это!

– Нет, это не я, – замотала головой Маканина. Она со страхом смотрела на лежащего Васильева. Признаков жизни он не подавал. – Не я! Я же ничего…

– Ты его подговорила! – Рязанкина была не похожа сама на себя. Волосы у нее на голове растрепались, тушь потекла с ресниц, в глазах пылала ярость.

Олеся пыталась собрать разбежавшиеся мысли, чтобы ответить на такое наглое заявление. Но тут Андрюха дернулся, подтянул колени к животу и издал странный булькающий звук. В ужасе Маканина подумала, что, наверное, именно так и выглядит агония.

Но Васильев не умирал. Он смеялся. Обеими руками он хватал себя за бока и хохотал.

Этот смех заставил Галкина попятиться.

– Придурки! – зло прошипел он. – Все вы тут придурки!

Выкрикнутое ругательство еще висело в воздухе, а сам Серега уже сбегал вниз. Хлопнула входная дверь. Олеся машинально глянула на улицу.

Галкин пересек школьный двор и скрылся за поворотом.

– Ой, – из последних сил выдохнул Васильев. – Надо же, как!

И обессиленно развалился на полу.

– Андрей! – всхлипнула Рязанкина.

– Как же с вами весело! – Васильев сел, размазывая рукой по лицу кровь.

Генка оттолкнулся от стены и на негнущихся ногах пошел вниз. Он что-то бормотал, словно песенку пел. Но слов было не разобрать. Спустившись на один пролет, Сидоров опустился на ступеньки и заплакал.

– Он ушел! – Из-за решетки перил показалось довольное лицо Курбаленко. – Совсем ушел! Я видела его за калиткой. – Но тут она разглядела перепачканного в крови Васильева и взвизгнула: – Андрей, ты жив?

Лиза взбежала на площадку и остановилась. Ксюша, до этого сидевшая на корточках перед Васильевым, встала. Так они и стояли напротив друг друга, а между ними, улыбаясь каким-то своим мыслям, сидел Андрюха.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.