Часть II 2 страница

Это не значит, что древний Израиль терпимо относился к однополой любви. Поскольку евреи были обязаны пло­диться и множиться, любое излияние семени вне репродук­тивного контекста было греховным. Онана, ослушавшего­ся повеления Бога жениться на вдове своего брата и излив­шего семя свое на землю, тот покарал смертью. В данном случае Божий гнев вызван не столько растратой семени, сколько нарушением закона, по которому Онан был обязан взять в жены свою овдовевшую невестку (так называемый левират). Однако изливать семя куда попало вообще не по­лагалось. В отличие от обычаев многих других народов, по еврейскому закону, «верхний», «активный» партнер в гомо­сексуальном акте виновен больше «пассивного» не потому, что он инициировал греховное действие (это надо было еще доказать), а потому, что именно он изливает семя в непо­добающий «сосуд».

Иудаизм осуждает однополый секс также потому, что он ассоциировался с проституцией. У многих народов, с ко­торыми враждовал древний Израиль, существовала ритуаль­ная, храмовая проституция, от которой евреи хотели отме­жеваться. Это опять-таки общий религиозный запрет, от­деляющий «чистых» от «нечистых». Наказания за мужелож­ство были в общем такими же, как за злословие отца или матери, прелюбодеяние, кровосмешение, обнажение наго­ты кровных родственников, сношение с менструирующей женщиной, нарушение пищевых запретов, волховство и многое другое. И мотивировались все эти запреты одной и той же заботой о сохранении чистоты веры: «Не оскверняй­те себя ничем этим; ибо всем этим осквернили себя наро­ды, которых Я прогоняю от вас» (Левит, 18: 24).

Собственно сексуальное желание и на кого оно направ­лено, еврейскую религию вообще не интересует. В других контекстах Ветхий завет допускает и довольно нежные отно­шения между мужчинами. Некоторые исследователи даже усматривают гомоэротические чувства в преданной дружбе между сыном царя Саула юношей Ионафаном и мужествен­ным воином, победителем филистимлян, будущим царем Давидом: «...Душа Ионафана прилепилась к душе его, и по­любил его Ионафан, как свою душу» (1 книга царств, 18: 1). Когда Ионафан пал в бою, Давид сказал: «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской» (2 книга царств 1: 26). Но точно так же описывалась героическая во­инская дружба у многих народов.

Короче говоря, Ветхий завет осуждает однополый секс не строже и в тех же выражениях, что и многие другие пороки, однако другие запреты со временем ослабели, тогда как этот оставался и даже усиливался. Все упоминания гомосексуаль­ности в Талмуде и еврейской литературе позднейших перио­дов резко отрицательны. Так как страх и отвращение к по­року внушались с раннего детства, нарушения этого запрета обнаруживались крайне редко. Самые бдительные раввины на всякий случай запрещали мужчинам спать в одной посте­ли, другие считали эту предосторожность излишней. В XII в. философ Маймонид писал, что еврейские мужчины на­столько не склонны к мужеложству, что им можно разрешить спать в одной постели. В XVI в. составитель кодекса еврей­ского права палестинский раввин Иосиф Каро с этим не со­гласился: «В наше время, когда разврат стал всеобщим, сле­дует воздерживаться от того, чтобы оставаться наедине с дру­гим мужчиной». Но его собственный учитель Соломон Лурия признал это требование чрезмерным, и сто лет спустя его поддержал авторитетный польский раввин, ссылаясь на то, что «в Польше о таком разврате никогда не слышали»¹⁸. Возможно, это отчасти зависело от региона. Евреи, которые жили среди мусульман, чаще поддавались соблазну, о чем свидетельствуют, в частности, посвященные мальчикам сти­хи в созданной под сильным арабским влиянием средневеко­вой еврейской любовной лирике.

Лесбиянству еврейский закон уделяет мало внимания. В принципе оно было запрещено, уличенные в нем женщи­ны (mesolelot, буквально — «женщины, которые трут») не имели права выходить замуж за раввинов и иногда подвер­гались порке (не за сексуальный акт, а за непослушание). Говорили об этом мало (два упоминания в Талмуде и одно у Маймонида), не столько потому, что таких фактов не было и что люди стеснялись выносить сор из избы, сколько по­тому, что мужчины о них не догадывались.

В современном Израиле гомосексуальные отношения между мужчинами легализованы в марте 1988 г. (лесбиян­ство в законе не упоминалось и раньше). Хотя религиозные партии и группы по-прежнему осуждают их, общественное мнение настроено скорее либерально.

В отличие от аскетического христианства, ислам¹⁹ не зап­рещает мужчинам чувственных удовольствий, предусматри­вая их даже в раю. Но заниматься любовью правоверные дол­жны только с женщинами. Коран и священные предания — хадисы сурово осуждают сексуальные контакты между муж­чинами, назначая одинаковое наказание (смертная казнь пу­тем побивания камнями для женатых и сто палочных ударов для холостых) для обоих партнеров. Однако это касается только взрослых мужчин, а самый факт преступления должен быть клятвенно засвидетельствован по крайней мере четырь­мя очевидцами с безупречной репутацией. Если же винов­ные раскаются и исправятся, их можно простить (Коран, 4: 16). Чтобы не пробуждать похоти, ислам строго табуирует наготу. Мужчина не должен смотреть не только на посторон­них женщин, но и на мужское обнаженное тело, от колен до пупка, и не дотрагиваться до него. Люди одного пола не дол­жны спать в одной постели. Их половые органы должны быть закрыты. Короткие куртки и облегающие штаны, не говоря Уже о шортах, кажутся правоверному мусульманину неприличными. Строго запрещены анальные сношения, все рав­но—с женщиной, мужчиной или мальчиком.

Соблюдались ли эти запреты и предписания? Первые арабские халифы строго придерживались первоначальных запретов, тесть Мухаммеда Абу-Бакр даже сжег одного ули­ченного в пассивном анальном контакте мужчину. В араб­ской поэзии VI—VII вв. однополая любовь практически не упоминается. Однако с переносом столицы халифата в Баг­дад и общим ростом гедонизма ситуация резко изменилась. Хотя законы оставались прежними, некоторые халифы, как Аль Амин (809—813) и Аль Мутаваккид (847—861), откры­то предпочитали женщинам мальчиков. В начале VIII в. появилась знаменитая на весь мир арабская гомоэротическая поэзия, посвященная мальчикам-подросткам, столь же чув­ственная, сколь и лиричная. Знаменитый поэт Абу Новас (757—814) воспевает прелесть мальчишеского тела, ставя любовь к безбородым мальчикам и даже к тем, кто уже на­чинает бриться, выше любви к женщинам: «Мое перо спо­тыкается на передней стороне листа бумаги, но великолеп­но скользит с задней стороны».

Как некогда древние греки, средневековые арабские по­эты спорят, какая любовь лучше. Аль Джахиз определенно предпочитает женщин, но Мухаммад ибн Давуд Аль Захири берет сторону мальчиков, считая эту любовь более возвы­шенной. Любовь к мальчикам, в откровенно чувственной форме, представлена и в сказках «1001 ночи» (в переводах эти места вырезаны или «смягчены»). С Аравийского полу­острова арабская гомоэротика перекочевала в Андалузию, где самым знаменитым ее воплощением стал сборник Ибн Хазма (ум. 1064) «Ожерелье голубки», посвященный обо­им видам любви; чтобы избежать конфликта с духовен­ством, поэт сопроводил книгу апофеозом воздержанности. Так же поступал и знаменитый мистик Аль Газали (XI в.): он посвящал поэмы любимым мальчикам и тут же теорети­чески осуждал однополую любовь.

Еще более сложной была ситуация в Персии²⁰. Зороаст­ризм, древняя религия этого региона, относился к однопо­лой любви непримиримо враждебно. Согласно священной книге Авесте, содомией занимаются только демоны; ули­ченные в ней люди подвергались смертной казни, на это не требовалось даже согласия царей и первосвященников. Тюркские правители мусульманского Ирана XI—XII вв. смотрели на предмет иначе. Автор знаменитого поучения «Зеркало для принцев» (XI в.) эмир Ибн Искандер рекомен­дует своему старшему сыну не пренебрегать ни женщинами, ни юношами, предпочитая первых зимой, а вторых— ле­том. Отношения султана Махмуда Газневида и его юного раба Аяза стали в персидской литературе хрестоматийным примером любви. Тема духовно-созерцательной или откро­венно чувственной любви к красивым мальчикам занимает одно из центральных мест в творчестве величайших персид­ских поэтов Саади и Хафиза.

Аристократическая гомоэротика перекочевала и в другие слои исламских обществ. В Персии, Афганистане и Север­ной Африке (Тунис, Алжир, Марокко) всегда была широ­ко распространена мужская проституция, которой европей­ская колонизация придала еще больший размах. Для евро­пейских гомосексуалов второй половины XIX в. Северная Африка стала прямо-таки землей обетованной. Арабские мальчики и их родители находили такие отношения почет­ными и выгодными. Эта свобода нравов создала у многих европейских интеллектуалов ложные представления о «сек­суальной терпимости» ислама. На самом деле это были чис­то коммерческие отношения. Мальчишеская проституция расцветала в бедных слоях общества, богатые и знатные люди не проституировали своих сыновей. Кроме того, в мусульманском мире строго различаются возрастные и гендерные роли. Мужчина может спать с мальчиками, но не должен выполнять рецептивную роль. Принуждение к этому или изнасилование издавна считались в исламском мире од­ним из самых унизительных наказаний; в 1916 г. ему под­вергся захваченный турками легендарный английский раз­ведчик полковник Лоуренс («Лоуренс Аравийский»).

В сознании представителей современного исламского Фундаментализма гомосексуальность ассоциируется не толь­ко с нарушением канонических запретов, но с влиянием колониализма и «растленного Запада». Законодательство на этот счет в мусульманских странах различно. В Турции, Египте и Ираке гомосексуальность не преследуется по зако­ну, в Иране, Пакистане, Афганистане, Саудовской Ара­вии и в большинстве арабских стран она строго запрещена и может даже караться смертью. Независимо от характера уголовного законодательства, отношение к гомосексуально­сти в исламских странах очень враждебное. Бывшие советс­кие республики с мусульманским населением до сих пор со­храняют старое советское законодательство на этот счет.

Первые сведения о мужской однополой любви в Китае¹¹ восходят к эпохе династии Чжоу (1122—256 гг. до н. э.). Китайская литературная традиция донесла до нас многочис­ленные стихи об эмоциональных привязанностях, взаимном восхищении и интимной воинской дружбе мужчин. Все эти отношения, с эротикой или без нее, были, разумеется, строго иерархическими. Существует легенда, что один ма­ленький чиновник осмелился пристально посмотреть на прославленного своей красотой могущественного князя и разгневанный феодал тут же велел его убить, но даосский мудрец сказал ему: «Сопротивление желанию не соответ­ствует принципам Пути, нельзя ненавидеть любовь. За то, что он, помимо собственной воли, возжаждал тебя, по за­кону его нельзя казнить». Князь помиловал чиновника и доверил ему ответственную должность управляющего своей баней. Другая трогательная история рассказывает о двух мо­лодых ученых, которые полюбили друг друга с первого взгляда, прожили вместе, как муж с женой, всю жизнь, умерли одновременно и были похоронены в одной могиле.

Однополые связи при императорском дворе были особен­но распространены в эпоху династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.). 10 императоров этой династии открыто име­ли любовников, которые занимали важные должности, официальные китайские хроники даже сообщают их биогра­фии. Император Айди (I в. до н. э.), согласно легенде, так сильно любил своего фаворита Дун Сяня, что, когда од­нажды днем тот уснул, лежа на рукаве императорского пла­тья, а Айди надо было встать с постели, император, чтобы не будить любовника, вынул кинжал и отрезал злополуч­ный рукав. Выражение «отрезанный рукав» стало в китайс­ком языке эвфемизмом для обозначения однополой любви. (Другой эвфемизм «поделиться грушей» восходит к анекдо­ту эпохи Чжоу, когда фаворит тогдашнего императора от­дал ему надкушенную грушу.) Впрочем, императорская любовь не пошла Дун Сяню на пользу. Бездетный Айди по­пытался сделать своего фаворита наследником престола и передал ему императорскую печать, но придворные не под­чинились и принудили Дунь Сяня к самоубийству. В даль­нейшем политическая роль фаворитов уменьшается, зато расцветает, особенно в эпоху Цзин (256—420) и в период Пяти Династий (907—960), тонкая гомоэротическая лири­ка. Предметами восхищения часто были юные актеры, ко­торые не только играли женские роли в театре, но и сексу­ально обслуживали клиентов.

Настоящим рассадником гомоэротики были буддийские монастыри. Хотя китайский буддизм не питал к ней осо­бенной враждебности, он осуждал всякую сексуальность, отвлекающую от праведной жизни. Первый «антигомосек­суальный» китайский текст относится уже к VI в. н. э. Од­нако сами монахи воздержанием не отличались, и их пове­дение породило множество анекдотов.

Старый монах присел в роще по нужде, и бамбуковый от­росток вонзился ему в зад. Послушник почтительно всплес­нул руками: «Амида Будда, это награда Неба!» (Намек, с од­ной стороны, на удовольствие от анальной пенетрации, а с другой — на восстановление справедливости: Небо сделало с монахом то, что он сам делал с послушником.)

Монах соблазнил послушника, пристроился к нему сза­ди, и у того вдруг струей брызнуло семя. «О, Амида Буд-Да, — воскликнул монах, — я прошил его насквозь!»

Императору показали двоих удивительно моложавых 100-летних братьев. «Как вы этого добились?» — Смутились, молчат. — «Я прощу вам все, только скажите правду». — «Каждую ночь перед сном мы отсасывали друг у друга». (Намек на принцип Инь-ян, согласно которому мужчина Должен всячески беречь собственное мужское начало — ян.)

Расцвет китайской гомоэротики относится к Минской династии (1366—1644), особенно к XVII в. Среди китайс­ких аристократов XVII в. было знаком дурного вкуса не иметь в доме элегантных слуг, а на званых обедах — поющих мальчиков. В знаменитом эротическом романе XVI в. «Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе» сек­суальные отношения между мужчинами описываются с той же простотой и непосредственностью, что и гетеросексуаль­ные связи²². В живописи этой эпохи откровенно изобража­лись гомоэротические сцены, «активный» партнер выделял­ся более темным цветом.

Автор знаменитого эротического романа «Жом Путуань» (Подстилка из плоти) Ли Юй (1611—1679), наряду с бес­численными гетеросексуальными похождениями, описыва­ет верную любовь между мужчинами. Один из его героев, прекрасный и добродетельный юноша, долго противится ухаживаниям старшего мужчины, но затем отдается ему и даже, чтобы сохранить свои нежные черты от возмужания и одновременно убедить мужа в своей непоколебимой верно­сти, оскопляет себя. В другом рассказе старый ученый дол­го соблазняет красивого и добродетельного школьника. Убедив мальчика отдаться, мудрец сказал: «Если следовать логике Разума, то, что мы делали с тобой сегодня, — не­правильно, но по логике Любви мы правы. Ибо мужчина может стать женщиной, а женщина — мужчиной, море мо­жет иссякнуть, а горы — рассыпаться. Одна только любовь никогда не подчиняется разуму»²³.

Китайский буддизм относился к однополой любви нейт­рально, но она была вызовом конфуцианству, которое пре­выше всего ставило интересы семьи, продолжение рода, самодисциплину и моральный аскетизм. Чтобы смягчить этот конфликт, литераторы XVII в. стараются изображать однополую любовь как не противоречащую семейным обя­занностям и преимущественно в сентиментально-романти­ческих тонах. Своеобразный гомоэротический аналог «Ро­мео и Джульетты» —повесть XVII в. «И даже камни склони­лись» о том, как двое студентов, полюбив друг друга, убе­жали в горы и стали жить отшельниками, отказавшись от своего семейного долга сыновей и женихов. Узнав о место­нахождении беглецов, их семьи отправились за ними в со­провождении их невест. Но когда они прибыли на место, молодые люди уже вознеслись на небо, а на месте их гибе­ли выросли два дерева с переплетающимися ветвями. Уви­дев в этом волю богов, обе невесты покончили с собой, а родственникам осталось лишь оплакивать потерю и соб­ственное неразумие.

В реальной жизни, наряду с нежной любовью, процве­тали мужская проституция и порнография. Некоторые им­ператоры пытались ограничить их распространение. Первый закон против мужской проституции, принятый уже в XII в., не увенчался успехом. Император Кан-си в 1679 г. ввел суровые кары за изнасилование мужчин и мальчиков; доб­ровольная содомия тоже каралась месячным тюремным за­ключением и 100 тяжелыми ударами. В 1740 г. Циньское правительство запретило всякие гомосексуальные отноше­ния, сделав их уголовно наказуемыми и загнав тем самым в подполье.

В современном Китае гомосексуальные отношения меж­ду взрослыми не считаются преступлением, но их часто пре­следовали по другим статьям. В последнее время отношение к однополой любви, которую здесь иногда называют «болез­нью иностранцев», стало более либеральным, в 1993 г. в Пекине открылся первый легальный гей-бар. Однако на ки­тайскую глубинку эти послабления не распространяются.

Самой терпимой к однополой любви азиатской страной вплоть до XIX в. была Япония ²⁴, в которой мужская гомо­сексуальность была связана, с одной стороны, с общей эс­тетизацией мужского тела, а с другой — с самурайским культом мужества и верности. Как и другие народы, япон­цы считали, что однополую любовь — «нансёку» — завезли к ним извне (по легенде, ее завез из Китая в начале IX в. буддийский монах Кукаи). Но, в отличие от многих других народов, японцы никогда не называли это заимствование постыдным или грязным, а считали важным элементом сво­его культурного наследия и признаком развитой цивилиза­ции. Слово «нансёку» составлено из двух иероглифов (один означает «мужское», а второй «цвет» или «путь») и имеет много эвфемизмов: «мужской путь», «юношеский путь», «красивый путь», «тайный путь».

Первые намеки на распространенность любви к мальчикам при императорском дворе появились в японских хрониках в 720 г. С XI в. эта тема часто фигурирует в дневниках импе­раторов и придворных, рождается гомоэротическая любовная поэзия и т. д. Терпимость к ней связана прежде всего с осо­бенностями японской религии, которая смягчает буддийское требование отречения от всего чувственного и рассматривает однополую любовь как одну из радостей жизни.

В средневековой Японии любовь к женщинам и мужчи­нам считалась одинаково нормальной, одна не исключала другую. «Зима и лето, день и ночь сменяют друг друга. Никто не может отменить весеннее цветение или осенний листопад. Так как же можно критиковать Путь Мужчин или Путь Женщин?»²⁵ Исключительное предпочтение одного пола считалось редким и странным. Мужчин, любивших только мальчиков, называли не по объекту их влечения, а по объекту избегания— онагираи (женоненавистники). Хотя 11-19-летние мальчики считались «законными» объек­тами мужского желания, сексуальная техника «мужского пути» регламентировалась строже, чем гетеросексуальная. Японская эротика часто изображает оральный секс между мужчиной и женщиной, но никогда — между мужчинами. Напротив, целующиеся мужчины изображались часто.

Отношения между мужчинами были строго иерархичес­кими, причем историки различают три разные субкультуры: монастырскую, феодально-самурайскую и театральную.

С нравами буддистских монастырей мы уже знакомы. В отличие от континентального буддизма, японцы говорили о «красивом пути» без осуждения, считая его своего рода пе­реходом от прокреативного секса с женщинами к идеально­му полному воздержанию. «В буддистской Японии, как и в христианской Европе, начиная с позднего средневековья, духовные лица теоретически не имели права ни на какую сексуальность. Но в то время как на Западе гомосексуаль­ность считалась хуже гетеросексуальной активности — как преступление не только против природы, но и против мо­нашеских законов, — в Японии на нее смотрели только как на досадное нарушение дисциплины»²⁶.

Сексуальные связи монахов с послушниками были прак­тически узаконены. В одном монастыре сохранился забав­ный текст составленного в 1237 г. обета 36-летнего монаха: «Я пробуду в Храме Касаки до достижения сорока одного года... Переспав уже с 95 мужчинами, я обещаю, что их об­щее число не превысит за это время 100 человек. Я не буду любить и содержать никаких мальчиков, кроме Рию-Мару» (видимо, ревнивый мальчик потребовал верности от любве­обильного монаха)²⁷.

В самурайской среде, где все было подчинено воинскому кодексу чести, выше всего ценилась верность. Паж или ору­женосец должен был учиться у своего господина доблести и быть достойным его. Почти все сегуны и полководцы XII— XVIII вв. имели признанных любовников. Измена мальчика господину влекла за собой жестокую казнь. Единственно до­пустимой сексуальной техникой была анальная пенетрация. Верность в любви до некоторой степени покоилась на согла­шении. Феодал мог взять мальчика силой, но в этом случае любовь ему не принадлежала. Иногда старший самурай тоже давал обет верности. 22-летний Такеда Синген в 1542 г. дал письменное обязательство 16-летнему Касуге Генсуке, заве­ряя ревнивого Касугу, что никогда не спал с третьим маль­чиком, Ёсихиро, хотя и хотел добиться этого. Теперь же, пишет Такеда, я этого и в мыслях не имею. «Поскольку я хочу сблизиться с тобой, отныне, если у тебя будут какие-нибудь сомнения на этот счет, я хочу, чтобы ты понял, что я не собираюсь повредить тебе. Если я когда-нибудь нарушу эти обещания, пусть меня постигнет божественная кара...»²⁸ Желанный союз был заключен и продолжался многие годы. Любовная связь была частью феодальных отношений.

В популярном сборнике Ихаро Сайкаку (1642—1693) «Ве­ликое зерцало мужской любви» (1687) имеется несколько Рассказов на эту тему. В рассказе «Соловей в снегу» саму­рай Симамура Тонаи, поклявшись в верности двум юношам, дал каждому из них в залог своей любви по отрубленной фаланге своих мизинцев. Став взрослыми, благородные юно­ши обязательно вступали в брак. Однако известны и любов­ные союзы между сверстниками, продолжавшиеся всю жизнь. Юные самураи Тамасима Мондо и Тоёда Ханэмон, полюбив друг друга, когда первому было 16, а второму 19 лет, прожили в любви и согласии до старости, ни разу не изменив друг другу ни с женщиной, ни с мужчиной.

Самурайская гомоэротическая дружба — типичный фео­дальный институт. Удовлетворение сексуальных потребнос­тей в условиях длительного отсутствия женщин и влечение к юношам подчинены отношениям вассальной зависимости. Сексуальная связь не только скрепляла эти отношения, но и персонализировала их, превращая, по японской терминоло­гии, «холодный долг» в «теплый долг». С окончанием эпохи феодализма в Японии этим отношениям пришел конец, но они оставили по себе прочную идеализированную память (до­статочно вспомнить жизнь и творчество Юкио Мисимы).

Третья гомосексуальная субкультура — театральный мир. В японском традиционном театре Но и Кабуки всегда было много гомоэротики, а молодые актеры часто были любов­никами знати. Сегун Ёсимитцу (1358—1408) шестнадцати­летним юношей на представлении театра Но влюбился в 12-летнего актера Дзэами, и благодаря покровительству се­гуна театр Но занял то почетное место в японской культу­ре, которое сохраняет по сей день. Пятый сегун из динас­тии Токугава содержал целый гарем из 150 наложников.

С течением времени актерская проституция стала особым, вполне законным и даже престижным занятием. Услугами актеров пользовались преимущественно состоятельные горо­жане, самураям это было неприлично. Хотя мальчики из те­атра Кабуки не обязаны были хранить верность своим любов­никам и должны были отдаваться за деньги всем желающим, их уважали и ценили. Возрастные границы в этой среде были сильно размыты, иногда «мальчиками» считались мужчины за тридцать, но они старались выглядеть вечно юными, спра­шивать их о возрасте считалось неприличным. В XVII— XVIII вв. в Японии появились и другие легальные формы мужской проституции — бани, бордели и т. п.

Под влиянием христианства (католические миссионеры вели эту кампанию с XVII в.) в XIX в. гомосексуальные отношения стали преследоваться юридически. В современ­ном японском законодательстве однополая любовь легаль­на. Она представлена в творчестве многих японских писа­телей (Юкио Мисима, Муцуо Такахаси и др.).

Древнейшие цивилизации Америки²⁹ — инки, ацтеки и майя — в общем и целом были просексуальными. Доинковская керамика и другие изделия изображают самые разнооб­разные формы сексуальной активности, включая однопо­лый секс. Испанские завоеватели и миссионеры XVI в. го­ворят о широком распространении «содомии» среди инков и майя. Однако социально-культурный смысл этих отноше­ний зачастую неясен. Кроме того, у сменявших друг друга народов часто были разные установки. Например, древние ацтеки жестоко преследовали любой непрокреативный секс. В современной Латинской Америке положение также неоднозначно. Хотя в молодежной мужской среде гомосек­суальные связи, как и мужская проституция, весьма рас­пространены, люди редко признаются в этом и склонны изображать такие отношения случайными, эпизодически­ми, не меняющими их мужской идентичности. Отчасти это объясняется особой ролью института семьи. Молодые лати­ноамериканцы, подобно россиянам, по материальным со­ображениям, очень долго, вплоть до женитьбы, живут вме­сте с родителями и сильно зависят от них. И поскольку вступление в брак для них почти обязательно, они не сме­ют признаться в своей гомосексуальности.

Второе важное обстоятельство — идеология мачизмо, культ маскулинности и агрессивного секса. Латиноамерика­нец гордится своей маскулинностью и обязан быть сексуаль­ным. Но так как «порядочные девушки» строго блюдут себя для брака, юный мачо может реализовать свои сексуальные запросы только с проститутками либо с приятелями (мас­турбация постыдна). Чтобы сохранить лицо, он должен строго разграничивать приемлемые и неприемлемые сексу­альные позиции. Бедные латиноамериканские юноши охот­но подрабатывают, обслуживая приезжих североамериканских геев, но рецептивная позиция для них абсолютно не­приемлема. Парень боится, с одной стороны, огласки, а с другой — что у него может появиться потребность («Если я дам ему себя трахнуть, мне это, вероятно, понравится, я сделаю это снова и тогда я стану гомиком»). Этот страх при­сутствует и в отношениях между сверстниками. В этногра­фической литературе описано несколько случаев, когда двое друзей договаривались совместно позабавиться, но после того, как один дал себя использовать, второй отказался это сделать и благодаря этому обрел над приятелем абсолютную власть (огласка — непоправимая потеря лица).

Таким образом, однополая любовь существует всюду и везде, в этом смысле она так же «естественна», как и раз­нополая, и многие общества признают и институционизируют ее. Однако связанные с нею человеческие пережива­ния и взаимоотношения чрезвычайно разнообразны, раз­ные общества и культуры конструируют их по-разному и именно от этого зависит социальное положение и самосоз­нание людей³⁰.

Как же выглядит в этом контексте европейская культур­ная традиция?

«ГРЕЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ»

О дитя с взглядом девичьим, Жду тебя, ты же глух ко мне:

Ты не чуешь, что правишь мной, — Правишь, словно возница!

Анакреонт

Педерастия — одна из важнейших особенностей древнегреческой культуры и образа жизни. Недаром одно­полую любовь часто называют греческой любовью¹.

Все боги греческого Олимпа, за исключением бога вой­ны Ареса и бога загробного мира Аида (Гадеса), любили мальчиков. Зевс, послав орла (по другой версии — превратившись в орла), похитил, обессмертил и сделал своим ви­ночерпием сына троянского царя прекрасного мальчика Ганимеда. Бог моря Посейдон похитил и сделал своим наложником сына царя Тантала юношу Пелопса. Очень пе­чальными были романы Аполлона. Один его возлюблен­ный, Кипарис, нечаянно смертельно ранил своего любимо­го златорогого оленя, и по просьбе безутешного юноши боги превратили его в дерево, символ вечной печали. Дру­гой, сын спартанского царя Амикла Гиацинт (Гиакинф), погиб от брошенного Аполлоном диска, направление кото­рого из ревности изменил западный ветер Зефир; из капель крови Гиацинта на его могиле в городе Амиклы выросли ба­гровые цветы. Там был построен жертвенник и отмечался специальный праздник — гиакинфий.

Историями и драмами однополой любви пестрят и мифы о героях.

Самая знаменитая древнегреческая мужская пара — гоме­ровские Ахилл и Патрокл. Как и им подобные пары, они прежде всего друзья и братья по оружию (гетайры), связан­ные взаимными воинскими обязательствами. Они сражают­ся бок о бок, живут в одном шатре, делят стол и постель. Эти отношения ставились выше всех прочих социальных и родственных связей. Обиженный соотечественниками Ахилл отказался сражаться против троянцев, но он, не за­думываясь, кидается в бой, чтобы отомстить за смерть Патрокла.

Были ли эти отношения только дружескими или также любовно-эротическими? Прямых упоминаний о возможной сексуальной близости Ахилла и Патрокла в «Илиаде» нет. Слова «эраст» (любящий, старший) и «эромен» (любимый, младший) к ним не применяются. Но в дальнейшем, на­чиная с трагедий Эсхила, а то и раньше, отношения Ахил­ла и Патрокла эротизируются. В «Мирмидонянах» Ахилл в отчаянии вспоминает великолепие бедер и поцелуи Патрок­ла. Позднейшие греческие авторы спорят, были ли Ахилл и Патрокл только боевыми друзьями или также любовника­ми, и кто из них был старшим. По всем описаниям, стар­шим был Патрокл, но так как Ахилл был более великим героем и более высокого происхождения, роль мальчика-эромена была для него невместной и ему стали приписывать статус эраста.

Любвеобильный Геракл увлекался и женщинами, и юно­шами. Один из его эроменов, Гилас, был его спутником и оруженосцем в походе аргонавтов и утонул, купаясь в реке. Скорбь Геракла по поводу гибели возлюбленного многократ­но описывалась в греко-римской поэзии. Второй знамени­тый эромен Геракла, его племянник Иолай, оставался его боевым соратником и возничим до самой смерти героя. В позднейшей мифологии Геракл и Иолай считались покрови­телями влюбленных; в Фивах был воздвигнут храм Иолая, где влюбленные юноши приносили друг другу клятвы в вер­ности и просили богов освятить их союз.