Что-то разбилось

Фиона встала, но не проснулась окончательно. Застелила постель, приготовила чистую одежду. Режим дня был у нее в крови. Она могла совершать привычные действия даже в полусознательном состоянии.

Но наверное, она неудачно лежала — у нее затекла рука. Потирая локоть, Фиона подошла к письменному столу, чтобы взглянуть на выполненное домашнее задание. Сочинение об Исааке Ньютоне лежало на столе — дописанное наполовину.

Страх сковал сердце Фионы. Бабушка не выносила невыполненной работы. Значит, заставит дописать сочинение и в наказание даст дополнительное задание…

Нет, ничего такого не будет. Фионе словно плеснули в лицо холодной водой, и она проснулась окончательно. Не просто так вчера вечером она проигнорировала домашнее задание.

Девочка посмотрела на свою руку. Около локтя, в том месте, где ее руку сжал Майк, темнели синяки.

Фиона подошла к глобусу и пальцем прочертила на нем маршрут вчерашней поездки на лимузине дяди Генри — вдоль побережья Калифорнии к Северному полюсу, а оттуда — к Средиземному морю.

Потом она взяла свитер, который был на ней вчера, и прижала к лицу. Пахло маслом из фритюрницы, кожаной обивкой автомобильного сиденья и морской солью — значит, вчерашние приключения ей не приснились.

В ее жизни появились новые родственники — люди, хотевшие, чтобы она и ее брат умерли, если не пройдут назначенных ими «испытаний». Фиона подозревала, что никто не собирается загадывать им с Элиотом математических загадок или дзенских коанов.[37]

Как назвал эти испытания дядя Аарон? «Героическими»?

И как же следовало готовиться к героическим испытаниям?

Фиона почесала голову и отодвинула от себя промасленный свитер. Ей неприятно было держать его в руках. Что бы собой ни представляли эти испытания, ей хотелось начать их, будучи чистой.

И она отправилась в ванную, решив успеть туда раньше Элиота.

Там она остановилась перед зеркалом. Пряди ее волос закрутились спиралями. Девочка провела рукой по волосам и сокрушенно вздохнула. Придется вымыть голову.

Она включила душ и забралась в ванну. Сначала полилась холодная вода, и Фиона поежилась, но вскоре вода нагрелась. Правда, долго нежиться под горячим душем не пришлось. Казалось бы, бабушка, будучи управляющей, могла обеспечить внуков любым количеством горячей воды. Но не тут-то было.

Фиона открыла бутылочку шампуня, изготовленного Сесилией. В воздухе распространились едкие антисептические запахи. Си готовила шампунь, разогревая на кухонной плите животный жир, к которому добавляла щелок, а потом — настои токсичных растений и спирт. Отвратительно. Правда, шампунь проникал в поры и отмывал грязь и жир, но — вместе с несколькими слоями кожи. Фиона старательно смывала с себя запахи пиццерии, пока ее кожа не покраснела.

И все же было кое-что хорошее в том, что появились новые родственники со своими испытаниями: сегодня Фионе не придется идти на работу.

Дядя Генри сказал, что испытания будут чем-то вроде «битвы за опекунство». Но ведь сражения всегда происходят между двумя войсками. Если вторым войском была семья ее отца, почему они не прислали письма, не позвонили?

Вода стала прохладной. Фиона вылезла из ванны.

Протерев запотевшее зеркало, она обнаружила, что волосы у нее лежат еще лучше, чем раньше. Но вне всяких сомнений, они превратятся в бесформенную копну кудряшек, как только высохнут, поэтому Фиона решила больше не смотреть сегодня в зеркало.

Она натянула парусиновые брюки, белую рубашку и ботинки. Эта одежда, на ее взгляд, больше всего годилась для приключений. Девочке казалось, что в таком виде она похожа на бабушку, а раз так, то сможет сразиться со всем миром.

И завоевать его.

Фиона открыла дверь, вышла в коридор и чуть не налетела на Элиота.

— Привет, — проговорил он и зевнул. — Горячая вода осталась?

Фиона уже собралась обозвать брата eudyptula albosignata, [38] но передумала, вспомнив, что сердита на него. Он не заслуживал такого лестного прозвища.

Ночью они поссорились из-за того, что Элиот решил никому не доверять — будто речь шла о заговорах в духе Макиавелли. И что самое глупое: он сказал, что не стоит доверять даже бабушке.

Фиона прошла мимо, грубо задев брата плечом.

Обернувшись, она увидела, что Элиот смотрит на нее, прищурившись, но при этом (что для нее было гораздо важнее) не собирается выдать ей никакой дразнилки.

Значит, он до сих пор злился на нее. Вот и отлично.

Именно этого Фиона и хотела — правда, сама не понимала почему. Может быть, она обиделась за бабушку — ведь та была единственной опорой в их жизни, чем-то постоянным, незыблемым. Разве не бабушка оберегала их от дяди Генри и всех прочих родственников целых пятнадцать лет? Разве не она вырастила их после гибели матери и отца? Не доверять бабушке — это было то же самое, что не верить в восход солнца.

Фиона села за стол в столовой, и все ее сердитые мысли как ветром сдуло. Она почувствовала запах бекона.

Си вышла из кухни с подносом, на котором лежали тосты и нарезанные кусочками фрукты, позвякивали стаканы с соком, стоял кофейник и тарелка, на которой было не меньше двух фунтов поджаристого бекона. С сияющей улыбкой она поставила поднос на стол.

— Герои должны начинать день с плотного завтрака, — объявила она.

Золотистые тосты были зажарены на сливочном масле. На блюде красовались половинки грейпфрутов и дольки мандаринов, грозди красного винограда и четвертинки яблок. Фиона схватила тонкий кусочек бекона и жадно сунула его в рот. Бекон был необычайно вкусный и хрустящий, с дымком. Одной рукой она взяла еще кусочек, а другой — тост.

Удивительно — ни тосты, ни бекон не подгорели. А раньше у прабабушки не подгорал только чай. А бекон? Когда они вообще ели бекон?

Си налила в кружку кофе.

— Ой, Си, как все замечательно, — проговорила Фиона с набитым ртом.

Прабабушка улыбнулась и погладила руку правнучки.

— Оставь хоть немного Элиоту. Вам обоим сегодня потребуется сила.

Фиона перестала жевать. Она вспомнила о том, что сказала Си перед тем, как они уехали к дяде Генри. «Не позволяйте им разлучать вас. Вместе вы сильнее».

И верно: вчера им лучше было вместе. Когда они переходили мост, держась за руки и когда отвечали на вопросы родственников. Ни то ни другое ей бы не удалось, не будь с ней рядом Элиота.

Фиона, конечно, злилась на него за то, что он сказал про бабушку, но разве она не делала того же самого, не прощая и не доверяя ему? Они и раньше ссорились, но сейчас все было иначе, будто что-то между ними сломалось, разбилось.

И как она будет общаться с совершенно новыми родственниками, если не может разобраться с самой собой, братом и бабушкой?

В столовую вошел Элиот. Волосы у него были еще мокрые после душа. Он сел напротив сестры, делая вид, что не замечает ее.

— Просто потрясающе, Си, — сказал он и принялся за еду.

Пережевывая третий тост с беконом, он вопросительно посмотрел на Фиону — дескать, откуда такое количество еды? Она пожала плечами. Элиот кивнул. Завтрак и вправду был удивительный.

Ну ладно, хоть и без слов, но они все-таки общались.

Скользнула в сторону створка двери бабушкиного кабинета. Бабушка вошла в столовую, держа в руке стопку бумаг. Одета она была как обычно — фланелевая рубашка, джинсы, армейские ботинки. Серебряные волосы торчали ежиком.

— Доброе утро, бабушка, — дружно поздоровались с ней Элиот и Фиона.

— Надеюсь, вы хорошо выспались. — Бабушка положила бумаги на стол. — Бекон, Сесилия? — Она взяла кусочек с тарелки и осторожно откусила. — Ведь это бекон, верно?

— Конечно, — ответила Си. — Что же это еще может быть?

Бабушка придирчиво осмотрела кусочек бекона и положила на тарелку, после чего постучала кончиком пальца по стопке бумаг.

— В связи с чрезвычайными обстоятельствами вчерашнее домашнее задание вы сделаете сегодня, но к нему я добавлю сегодняшнее задание.

— Но как же это? — возразила Фиона. — Ведь сегодня нам предстоит пройти испытания!

— Может быть, Сенат еще целый месяц будет решать, в какой форме их проводить, — ответила бабушка.

Элиот уронил тост на тарелку.

Железная решимость Фионы мгновенно растаяла. Им придется ждать несколько недель? Это же все равно, как если бы тебе сказали, что скоро нахлынет цунами, а потом попросили строить замки из песка на берегу, словно ничего не случится.

— Жизнь продолжается, — объяснила бабушка. — Я не позволю семейству вмешиваться в обычный ход вашей жизни. Все будет как прежде.

Нет, не может быть. Неужели бабушка действительно имела в виду то, о чем подумала Фиона? Она обернулась и увидела на столике в прихожей два бумажных пакета. Сесилия приготовила им с Элиотом ланч. Фионе стало грустно, у нее противно засосало под ложечкой.

Значит, им все же придется идти на работу в пиццерию. Будто у них мало забот в преддверии трех испытаний, после которых решится вопрос, жить им или умереть. А ей придется убирать со столиков и относить жирные тарелки на кухню…

Элиот тоже заметил пакеты с ланчем.

— Это несправедливо, — прошептал он.

— Когда речь идет о нашем семействе, о справедливости говорить не приходится, — подняла брови бабушка. — В ходе испытаний выяснится, что вы собой представляете. Подготовиться к ним невозможно. Вы должны просто оставаться самими собой и жить своей жизнью.

Она посмотрела на наручные часы, и в следующую же секунду из прихожей донесся мелодичный звон. Четверть первого.

Фиона сидела и жевала, набираясь храбрости. Ей хотелось потребовать, чтобы бабушка рассказала им еще что-нибудь об их родственниках. И какое значение теперь имела работа в пиццерии?

Элиот встал.

— До встречи, — пробормотал он. — Спасибо за завтрак, Си.

Он пошел к входной двери.

Фиона не сразу среагировала, но опомнилась и помчалась за ним. Однако Элиот успел схватить тот пакет с ланчем, который был больше.

Девочка протиснулась мимо него к двери и первой выскочила на лестничную клетку. Ей было приятно прыгать по ступенькам, обгоняя брата, но, выбежав из подъезда, она, к своему изумлению, обнаружила, что Элиот за ней не гонится.

Он неторопливо вышел на улицу и пошел по тротуару, даже не взглянув на нее.

Фиона нагнала его и пошла рядом.

Она могла стерпеть споры и ссоры. И дразнилки — такую же неотъемлемую часть их утра, как дыхание. Но молчание брата — это было что-то новенькое. И Фионе оно не понравилось.

Конечно, для равного счета она тоже может помолчать — а молчать она умеет лучше Элиота. Если надо, сможет оставаться безмолвной хоть до конца жизни.

— Какой же ты упрямый, — пробормотала Фиона.

Элиот пожал плечами и не подумал остановиться.

— Но может быть, ты прав, — примирительно сказала Фиона. — Что-то макиавеллиевское есть в этих наших новых родственничках. Кстати, у меня в комнате есть такая книга. «Discorsi su villainy». Нам стоит почитать ее сегодня вечером и посмотреть, не найдется ли там каких-нибудь полезных советов.[39]

— Конечно, — без тени враждебности откликнулся Элиот и наконец посмотрел на сестру. — Думаешь, и другие родственники появятся? Со стороны отца? Как появился дядя Генри?

Фиона посмотрела вперед — отчасти ожидая увидеть еще один лимузин, отчасти надеясь, что за ними снова приедет дядя Генри. Может быть, на этот раз она решится сказать что-то еще кроме «спасибо» его шоферу. Роберту. Почему-то девочка была уверена в том, что этот молодой человек мог бы кое-что рассказать ей о дяде Генри и остальных родственниках.

— Не думаю, — ответила она на вопрос брата. — Мне кажется, бабушка не даст им к нам подобраться.

Фиона остановилась и огляделась по сторонам. Ей вдруг показалось, будто от дома, в котором они живут, исходит какая-то магнетическая сила, отталкивающая всякую опасность.

— Может быть, не так уж плохо выбраться из дома, — задумчиво сказала она. — У нас будет возможность поразмыслить.

— Значит, теперь ты тоже не до конца доверяешь бабушке?

Фиона сердито глянула на брата.

— Я до сих пор верю, что она желает нам только хорошего, но мне кажется, что стоит самим попробовать кое-что выяснить насчет обоих семейств.

Она не собиралась сдаваться после того, что было сказано вчера ночью. Если сдастся — не сможет жить рядом с братом.

— А пока мы будем этим заниматься, — добавила девочка, — тебе бы лучше провериться — нет ли у тебя ринотеллексомании.

Это затейливое словечко она вычитала в «Журнале клинической психиатрии». Термин обозначал патологическую привычку ковырять в носу.

— Нет уж, спасибо. Я пользуюсь носовым платком. — Элиот сунул руку в задний карман брюк. — Показать?

Фиона поморщилась. Значит, он все-таки знал, что корень «рино» имеет отношение к носу. Ну, это слишком просто.

— А тебе, я так думаю, пора перестать заниматься омфалоскепсисом, — съязвил Элиот.

Слово было незнакомо Фионе, но она могла попытаться его расшифровать. «Скепсис» означало «сомнение» или «взгляд». «Омфалос» — по-гречески «начальник» или «центр»… нет-нет, еще это слово означало «пупок». Следовательно, «омфалоскепсис» — «разглядывание собственного пупка». Хитро.

Здорово. Отличные дразнилки. Хорошая словарная разминка. Жизнь постепенно входила в обычное русло.

Но разум Фионы отказался работать в привычном ритме, она не смогла, как обычно, дать брату отпор.

Ноги вдруг сами понесли ее вперед — маленькими ритмичными шагами. Все ее тело вибрировало — в такт биению сердца, но это было приятнее сердцебиения. Мелодично, радостно и грустно одновременно.

Наконец слух Фионы уловил то, что уже ощутило тело. У подворотни, за полквартала от них, стоял старик, вытащивший вчера пиццу из мусорного бака. Он играл на скрипке.