Новые сюрпризы в день рождения

Фиона вышла из дома, остановилась на тротуаре, одернула платье и попыталась расправить его на груди. После спринтерского бега по лестнице платье смялось еще сильнее.

Было тепло, хотя лето заканчивалось. Солнце поднялось над горизонтом. Фиона, прищурившись, посмотрела на него и очень пожалела о том, что не надела шорты с футболкой.

Позади нее хлопнула дверь. Вышел Элиот.

— Нечестно, — выдохнул он. — Ты… выбежала раньше… чем я успел завязать шнурки.

— Я выиграла. Смирись с этим. — Фиона нахмурилась. — Как тебе этот мистер Уэлманн?

— Бабушка сказала: «друг семьи», — покачал головой Элиот. — Но у нее никогда не было друзей, которые бы вот так заявлялись без предупреждения.

На самом деле они вообще не знали никаких друзей бабушки. Фиона пошла по Мидуэй-авеню. Элиот нагнал ее.

— Думаешь, он знал папу или маму?

— С чего бы еще нас так быстро выставили? — пожала плечами Фиона.

«Не бередите старую рану». Так обычно говорила Сесилия, когда они пытались расспросить ее о родителях. «Думать о прошлом, когда узнать о нем нечего, — добавляла она, — это все равно что расковыривать болячку».

Но Фиона хотела знать хоть что-нибудь — что угодно, — все на свете о своих родителях. Они были для нее чем-то вроде гигантского пазла, который только и ждал, чтобы его собрали… но коробку с деталями бабушка спрятала на верхней полке шкафа, так высоко, что Фиона не могла до нее дотянуться.

— Какая разница? — спросила она. — Что изменилось бы, если бы мы услышали какое-нибудь вранье от этого Уэлманна?

— Ничего, — еле слышно ответил Элиот.

Фиона прикоснулась к гладкой, слишком блестящей ткани праздничного платья, топорщившегося на бедрах и туго стягивающего грудь. Она знала, что выглядит нелепо. Девочка посмотрела на брата. Коллекция ярких полосок. Но он хотя бы будет работать на кухне, где его никто не увидит.

Тучи закрыли солнце, ветер зашуршал опавшей листвой на обочине.

Фиона принялась обдумывать то, что не вписывалось в ее жизнь, протекавшую словно бы под стук метронома: вчера не было домашнего задания, сегодня бабушка подарила ей книгу Жюля Верна, нарушив тем самым установленное ею же правило. И еще Фиона вспомнила о чашке, которую разбила Сесилия.

Руки у Си дрожали всегда, но раньше она никогда ничего не роняла. Ей уже сто четыре года, и подобный эпизод может быть симптомом инсульта. Фиона не представляла себе жизни без прабабушки. Точнее, она не могла представить себе жизнь с одной только бабушкой.

— Думаешь, с ней все будет в порядке? — спросил Элиот.

— Си? Да. Она — кремень.

— А как ты догадалась, что я спросил про нее? — раздраженно поинтересовался Элиот.

Фиона пожала плечами.

— Просто я сама сейчас думала о разбитой чашке.

— А ты заметила, как бабушка посмотрела на осколки?

Этого нельзя было не заметить. Бабушка так уставилась на эту несчастную разбитую чашку, словно ее глаза уподобились лучам лазера… Как будто подсчитывала отдельные молекулы в каждом осколке.

У Фионы руки покрылись гусиной кожей. Окружающий мир словно бы накренился; тучи на небе потемнели.

— Слушай… — прошептал Элиот.

Но Фиона не слышала ничего. Казалось, кто-то щелкнул выключателем. Ни машин, ни птиц; даже провода над головой перестали жужжать.

Однако в этой странной тишине раздавалось непонятное постукивание; Фиона его скорее ощутила, чем расслышала. Звук пульсировал у нее в солнечном сплетении.

А потом к стуку прибавились едва различимые высокие ноты — изменяющийся ритм. Звуки доносились с той стороны, куда направлялись близнецы.

Элиот устремился навстречу этим звукам. Фиона поспешила за ним. С каждым шагом она все больше теряла ориентацию в пространстве.

Странно… Ей хотелось бежать вприпрыжку. Словно она была маленькой девочкой и очень долго играла в «классики». Элиот резко остановился напротив подворотни. Старик-оборванец сидел на обычном месте, скрестив ноги. Он улыбался и играл на скрипке. Рядом с ним на земле лежали маленькие конвертики. Из некоторых торчали хвостики скрипичных струн. Смычка у старика не было, поэтому он держал инструмент на коленях, одной рукой водил по грифу, а другой проворно щипал новенькие струны. Его пальцы походили на маленьких танцующих человечков.

Элиот подошел ближе, чтобы лучше видеть, как играет старик, — так близко, что тот мог протянуть руку и схватить его.

Фиона прикоснулась к плечу брата и осторожно потянула его назад. Ей хотелось поскорее увести Элиота подальше, но при этом самой хотелось оказаться ближе к музыканту. Даже тротуар как будто наклонился в сторону музыки, и казалось, что гораздо легче приблизиться к ней, чем уйти от нее. Фиону удерживал только сестринский инстинкт, только обязанность защищать брата.

Старик посмотрел на них и широко улыбнулся. Мелодия стала быстрее.

Нотки плясали, пытаясь достучаться до памяти Фионы. Колыбельная песенка? Невозможно, потому что в доме бабушки никогда не звучали колыбельные. Давно, еще до бабушки, кто-то напевал Фионе эту мелодию. Когда она была совсем крошкой…

Спи, малышка, танцуй во сне,

Цветы и солнце плывут по реке…

Пупырышки гусиной кожи на руках Фионы затвердели. Эта музыка была подобна ее сердцебиению, пульсации крови, она заставляла раскачиваться и притопывать в такт.

Фиона почувствовала аромат роз и запах свежевскопанной земли. Она увидела себя, бегущую вприпрыжку вокруг выкрашенного белой краской столба. Рядом с ней развевались разноцветные ленты, танцевали другие дети, и все смеялись, пели и прыгали в бесконечном хороводе возле майского дерева.[15]

Перед глазами у Фионы все поплыло, улица стала размытой, как акварель под дождем.

Она почти не заметила, как ее рука соскользнула с плеча Элиота.

Единственное, что она видела, — это скрипичные струны, но даже они казались размазанными. Старик играл настолько быстро, что струны растворялись в дымке вибрации.

Фиона сделала глубокий вдох или вздохнула… и ощутила запах сардин, пота, горелых серных спичек.

«Нечистый» — это слово всплыло из глубин ее сознания.

Она не отрывала глаз от вибрирующих струн, они заполнили все ее поле зрения, и на ум Фионе пришло еще одно слово: «хаос».

Мысль о хаосе, непрерывном смятении, диком и неуправляемом, уносящем ее прочь… она сама не могла понять, почему эта мысль так взбесила ее, сильнее даже, чем грязный старик.

Фиона гневно уставилась на скрипку, сфокусировала взгляд на одной из струн. Девочке показалось, что если она будет смотреть на нее неотрывно, пристально — как бабушка, — ей удастся избавиться от этого неуправляемого чувства.

Струна со звоном лопнула.

Старик отдернул руку и сунул указательный палец в рот. В следующее мгновение он опустил руку, и Фиона увидела кровь в том месте, где его поранила лопнувшая струна.

Старик посмотрел на Элиота, перевел взгляд на Фиону.

— Будь я проклят, — все еще улыбаясь, проговорил он.

У него оказался гулкий, резонирующий альт. Фиона не ожидала, что у такого оборванца будет такой красивый голос.

— Это было потрясающе, — выдохнул Элиот.

Старик кивнул и слегка поклонился ему. Потом порылся в складках своего рваного пальто и вытащил конверт из вощеной бумаги. Внутри лежали свернутые спиралью струны. Он указал на конверт, словно фокусник, и погладил деку старенькой скрипки.

Фиона похлопала брата по плечу и осторожно потянула за руку.

— Нам пора на работу… спасибо, — сказала она старику таким ледяным тоном, что было ясно: меньше всего на свете ей хотелось выразить благодарность.

Улыбка оборванца потускнела. Он еще раз поклонился и стал вертеть колок с оборванной струной.

— Пойдем, — решительно произнесла Фиона и снова потянула брата за руку.

Элиот обернулся и прищурился.

— Если мы опоздаем сегодня, — сказала Фиона, — Майк очень разозлится.

— Да. — Раздражение в глазах Элиота сменилось тревогой.

Он посмотрел на старика и помахал ему. Оборванец улыбнулся шире.

— Правда, было здорово? — шепнул сестре Элиот.

— Нет, — буркнула Фиона. — Было страшновато.

Но она начинала понимать, почему Элиота так зачаровывает музыка. Мелодия и ее унесла куда-то. Если бы ему позволили купить радиоприемник… что в этом ужасного? Или бабушка права? Не слишком ли далеко унесла бы Элиота музыка?

Близнецы поспешно свернули за угол и увидели, что на пересечении Мидуэй-авеню и Вайн-стрит все парковочные места заняты сверкающими «универсалами» и «мерседесами».

Туристы. Значит, у Ринго полным-полно народа.

Они пересекли улицу и помчались ко входу во Дворец пиццы.

Элиот открыл дверь и придержал ее. Порыв кондиционированного воздуха ударил в лицо Фионы. Она поежилась.

Майк стоял у кассы. Он только что передал Линде для обслуживания компанию из четырех человек. Глянув на Элиота и Фиону, он побледнел.

— Это еще что за шуточки? Сегодня же начинается фестиваль «пино-нуар» в Нэпе. У нас народу полно, а вы что — решили наведаться в лавчонку для нищих и подобрать выброшенное тряпье?

Фиона густо покраснела и покрылась испариной, несмотря на то что в холле было прохладно. Элиот шагнул вперед.

— Эй, не надо…

— Этот молокосос, — оборвал его Майк, — может одеваться, как ему в голову взбредет. Но ты… — Он смерил Фиону взглядом с головы до ног, как бы не веря собственным глазам. — Да кто на тебя глянет, у того аппетит сразу пропадет.

Наихудшие опасения Фионы подтвердились: праздничное платье выглядело как неудачный костюм для Хеллоуина. Эта последняя капля переполнила ее чашу самоуничижения.

Она ненавидела жизнь в этой семье — все их правила, самодельную одежду, запреты ходить куда бы то ни было. Слезы застлали глаза Фионы. Розовая атласная ткань платья показалась ей похожей на сахарную вату.

— Надень вот это.

Майк наклонился, достал с полки фирменную футболку заведения Ринго с изображением Дядюшки Сэма и бросил Фионе. Футболка попала ей в грудь и свалилась на пол.

Девочка опустилась на колени, часто моргая, чтобы поскорее избавиться от слез, и подобрала футболку. Дядюшка Сэм улыбнулся ей.

— Вычту из твоей зарплаты, — предупредил ее Майк.

Элиот сжал кулаки.

— Хорошо, — прошептала Фиона.

— И возьми у Джонни длинный фартук, — добавил Майк. — Все остальное прикроешь.

Фиона кивнула, уставившись в пол. Она не в силах была смотреть на Майка. Глаза и щеки у нее горели.

И она не могла пошевелиться. Ей не хотелось, чтобы ее атласное платье шуршало, не хотелось привлекать к себе еще больше внимания. Но даже если бы оно не шуршало, как пройти по залу к кухне, когда на нее все смотрят? Она застыла на месте.

Майк вышел из-за стойки и схватил Фиону за руку. Его большой палец впился в сгиб ее локтя. Всю руку словно бы пронзило разрядом электричества.

— Давай! — прорычал Майк. — Быстро…

Фиона вырвалась. Этим она причинила себе еще большую боль, но, не обращая на это внимания, запрокинула голову и в упор посмотрела на Майка.

— Не смей! — прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Унижение уподобило ее раненому зверьку, свернувшемуся в клубочек… но этого зверька столько раз унижали, что он наконец развернулся и показал зубы.

Фиона почувствовала, что Элиот стоит рядом с ней и готов заехать Майку по носу. Приятно было знать, что, если понадобится, брат заступится за нее.

Фиона, не моргая, роняла слезы и смотрела на Майка.

— Не смей, — повторила она шепотом, но это был не пристыженный шепот, а с трудом сдерживаемый гнев. — Никогда больше ко мне не прикасайся.

Майк раскрыл рот и вроде бы собрался что-то сказать, но с его губ не сорвалось ни слова. Он медленно кивнул, поднял руки, призывая Фиону успокоиться, и осторожно попятился назад.

— Ладно, — выдохнул он. — Надевай фартук и принимайся за работу.

Но почему-то он не мог оторвать глаз от разгневанной Фионы. Его лицо скривилось, словно ее пронзительный взгляд причинял ему боль.

Звякнул колокольчик над дверью, в пиццерию вошла парочка.

Фиона моргнула. Чары развеялись.

Майк повернулся к посетителям и нацепил на лицо улыбку.

— Столик на двоих?

Фиона глубоко вздохнула и отвернулась от Майка. Они с Элиотом прошли через зал к кухне.

Если кто-то и пялился на ее платье, хихикал или тыкал в нее пальцем, она этого не заметила. Просто шла, уставившись себе под ноги.

Войдя в кухню, Фиона осмотрела пульсирующую от боли руку. Возле локтя расплывались синяки от пальцев Майка.

— Ты в порядке? — тихо спросил Элиот.

— Да. Конечно.

Впервые в жизни Фиона почувствовала, что готова причинить боль кому-то, кроме собственного брата. Да нет, не просто «готова». Она бы сделала это, не задумываясь.

На долю секунды злость Фионы обрела силу раскаленного добела металла. В этот краткий миг она пожелала, чтобы Майк Пул больше никогда не прикасался ни к ней, ни к кому-то еще. Она пожелала ему смерти.