Сынок, ты зачем повредил традиционный символ благородия? Может, она мечтала родить!

Обычно, в такие минуты, воина отвлекал шепот, звучащий в голове, в сердце, в душе, в какой-то мере безумящий, толкающий к новому этапу развития воли и самообладания. Раздевшись только наполовину, он учуял чье-то присутствие и присел на кровать, чтобы получше принюхаться. Запах был, скорее, приятным, чем отвращающим. Две минуты Ханк старался выяснить, что это – проектирование памяти, создавшей прообраз Эллен, чья улыбка вечно блестела с подлинной солнечностью, или вещества, воспринимаемые обонянием, исходящие от реального живого человека, невидимо присутствующего в келье. Дверь скрипела редко, и только при полном открытии, так что обладатель(ница) худой талии мог(ла) теоретически пробраться, пока воин раздевался.

“ Да, как же, будто бы я не узнал аромат женских духов ”

- Говори, что хотела, и уходи. Мне дали три дня отдыха, а я еще даже толком не отошел от первых тренировок! - догадавшись, что источником ароматизирующего средства является цельная натура высокого роста, хозяин кельи уже не видел надобности поворачиваться и искать ее взглядом, - Не заставляй прогонять…

Красавица немного поиграла в “прятки за шторами” и вышла сразу, как только ее раскусили.

- Но ты не прогонишь меня, значит, мне нечего бояться – сказала она с чрезмерной уверенностью и по-хозяйски уперлась руками в стянутые тугим корсетом бока, - Джентльмены отличаются особой терпеливостью. Это их сила и одновременно их слабость, которой можно пользоваться…

- Может быть… - Ханк повернулся к дочке наставника, чтобы разглядеть ее новый откровенный прикид, - Вот только я не вхожу в их число.

- Ну, конечно. Какая еще интеллигентность? Ты же рыцарь… – смазливая незванница скинула красную накидку и обошла кровать походкой танцовщицы, - Интеллигентность нам совсем ни к чему – носком сапога толкнула своего спасителя в плечо, поставив на него ногу.

- Постой, ты чего? Что ты делаешь? – ощущая неловкость, неудобность и неуклюжесть, мечник прикрывал все эти оттенки стеснения улыбкой, - Не понял…

- Как что? Соблазняю тебя! - Мэлори оказалась достаточно смелой не только для того, чтобы говорить открыто, чему она научилась еще в подростковом возрасте, но и развязно вести себя, действовать с подчеркнутой непринужденностью – качества, позаимствованные у отца, который всегда брал все, что хотел, не спрашивая разрешения, не учитывая чужой интерес. Чутка надавив каблуком сапога, “маньячка” заставила сидячего откинуться на спинку кровати, а сама начала исполнять композицию телодвижений с эротическим уклоном, напоминающую упрощенную версию стриптиза.

…Просидев в бассейне меньше, чем обычно, Фатум тщательно вытер полотенцем лицо и волосы, надел зеленый халат с символическими китайскими узорами-дракончиками и направился в свою “опочивальню”. И совершенно некстати, особенно для такого позднего времени, бессмертный столкнулся лбом с шедшим навстречу Владимиром. Русский трижды извинился за это “происшествие”, изрядно всколыхнувшее его господина.

- Почему вы сегодня все не спите, я не понимаю? Как, интересно, вам удасться поддерживать имидж приближенных творца, если будете похожи на полудохлых собак наподобие тех, что обитают в проклятой деревне и кормятся падалью, грязью и мутью?

Фатуммен воспринял сказанное наставителем, как справедливое замечание, и, низко поклонившись ему, озвучил причину своего беспокойства:

- Мутант… - русский едва сдержался, чтобы вновь не взреветь от злобы, густо смешанной с разрывающим на части бессилием, - Мутант должен умереть, мутант должен страдать. Умоляю, позвольте мне, я так этого ждал…

Не выслушав до конца бесячий нудеж слуги, Фатум сказал строго-настрого:

- Нет! – и объяснил, по каким соображениям новичка запрещается трогать, - Поиск достойного приемника занял двести семьдесят лет моей жизни. Если Ханк пройдет все проверки и окажется тем, кем я его считаю, то сосем скоро кое-кто займет мое место и организация получит нового предводителя.

- Так, стойте… - от данного ответа у экс-ОПБшника раздвоилось в глазах, - Стойте, мне нужно прийти в себя. Да нет, чушь какая-то…

- Тебя что-то не устраивает, раб? – хозяин немало возмутился бесцеремонной недовольностью русского и стремительно посуровел, - Я, кажется, никому ничего не обещал. Сам взвесь, месть за твою бабу, по которой, предположу, никто, кроме тебя не скулит, или столетия моих трудов, давших шанс на создание нового идеального общества! Как думаешь, что важнее для планеты?

Перестав по-наркомански “ломаться” и приняв самую смирную позу, Владимир попытался сделать так, чтобы его ответ оказался максимально разборчивым и четким:

- Конечно же, ваша утопия. Тут и думать нечего… - и заслуженно получил удар по носу.

- Тогда почему я улавливаю ноты сомнения, раб? – подняв руку, Генрих зазвездил ему между глаз кулаком, обтянутым в железную перчатку, - А! Почему?

- Простите… - сжавшись в комок, слуга был готов целовать его пыльные башмаки, - Простите, ради бога, повелитель…

Последнее выражение еще сильнее задело Фатума, чем “ноты”.

- Ради… какого еще бога? Бог здесь я, один единственный! Да, впрочем, и на всей Земле тоже!

“ О, нет ”

Садист около пяти минут изгалялся над верным подданным, бил ногами, не позволяя встать. Кисти несчастного тщетно закрывали лицо, подвергаясь легким переломам.

Тем временем в келье.

Танец, закончившийся удивительно быстро, не вызвал у зрителя каких-то ярких впечатлений. Признав свои ошибки и пообещав немедля исправиться, Мэлори запрыгнула к нему на кровать. Для большего удобства Ханк опустился чуть ниже, теперь его голова касалась не стены, а мягкой подушки.

…Они очень долго, безотрывно смотрели друг другу в глаза, и каждый думал про себя, что делать дальше. Никаких незримых барьеров не возникало, никаких стен и ничего, что могло бы помешать им провести эту ночь незабываемо. “Вступительная сценка”, не имевшая строгого контура, растянулась почти на двадцать минут, как начало четырехчасового порнографического фильма французского производства с легкой примесью эзотерического хоррора…

Но вот наступил момент, которого стоило ожидать – Ханку надоело просто пялить красотку, никак не оперируя с ней. Впечатление, что до нее, как до запретного эдемского плода, нельзя докоснуться, стало систематически крепчать, приобретать законченную форму и грозило привести к альтернации. Однако для “слияния” кто-то должен был уступить партнеру, и воин без страха уже собирался начать…

Тут Мэлори вспомнила несколько основных и наиболее частых причин, из-за которых первый шаг делает именно женщина. Одну из них она даже зачитала про себя:

“ Я достаточно сильна, темпераментна и уверена в себе, чтобы самостоятельно сделать выбор. Мне никто и никогда не говорил, что я должна лишь инерционно отсиживаться, сложа руки, и ждать пока меня заметят. Товарища на ночь или спутника жизни, неважно, выбирают представительницы прекрасного пола, ибо счастье только в их руках. Я хочу и буду с тем, кто нужен мне, а не с тем, кому нужна я ”

Упираясь руками в подушку, Мэлори возненавидела себя за застрявший в горле ком и наконец-то опустилась. И хотя губы жаждали дотронуться до других губ, первый поцелуй, открывший постельную эстафету, пришелся мужчине в лоб. “Заложив фундамент”, она снова отдалилась.

“ Теперь мне ее точно не прогнать ” – подумал Ханк, и, считая необходимым расплатиться, приподнял голову. Вытягивая губы, словно для поцелуя (как и было на самом деле), ловелас проговорил, направляя шепот прямо ей в ухо. Что он сказал, брюнетка не расслышала из-за перевозбуждения и оглушающего драйва, а поцеловал он ее прямо в вертикальный пирсинг, как она втайне и мечтала, теперь получив бурю новых ощущений.

Второй этап обмена приязненной энергией прошел в раздевании. Узкий корсет мешал пышной перси выпрыгнуть наружу, поэтому мутант, дабы не утруждать Мэлори, помог расстегнуть его. Проворно “побежденная” застежка состояла из двух стальных полосок и крючков, материал, сделанный из китового уса, было в кайф лапать. Освободившись от пояса, грудь расширилась и задышала, безмерно благодарная Ханку.

- Ты такой хороший, ты очень мне нравишься… - брюнетка произнесла это с таким хладнокровием, как будто уже давно держала в себе.

Отказавшись отвечать словесно, наемник припал ртом к ее груди, язык начал нежно щекотать кожу окрест сосков, а зубы “надкусывать”, “надгрызать”, затем партнер засунул ей в трусики руку и начал гладить промежность, отчего объятая экстазом зазноба буквально воспламенилась и накрыла келью аномальной жарой.

Ханк подумал, глядя на иступленную:

“ Люди горят только тогда, когда тают, и наоборот, тают – когда горят ” – путешествие пальцев по запрещенным уголкам женской территории закончилось, перейдя в засос, а засос перешел в настоящий секс без импровизации.

Отмывая окровавленную физиономию, “еле выжившую” после нещадных продолжительных избиений, Владимир провел острием ритуального ножа (их выдают всем фатумменам) по руке, пока не дошел до запястья. Здесь острие задержалось и нажало сильнее.

Русский хотел покончить с собой снова, уйти в мир, где ему будет лучше и значительно-значительно теплее. Но, имея перед собой четкую цель и задачу, которую нельзя отменить, раб не мог оставить задуманное на полпути и “слиться в бачок”, как тряпка. Такая небоевитая тактика будет для него явным и позорным проигрышем на театре военных действий!

Бывший агент больно схватил за глубоко порезанную руку и выдавил пару капелек себе на штаны…

“ От крови все становится червонным ” – и после опять встал перед зеркалом, чтобы по-новой заговорить со своей доброй стороной и начать убеждать себя в своей безгреховности!!!

…Ханк попросил взбудораженную Мэлори остановиться и дать ему ровно полминуты на то, чтобы он снял мешающие делу штаны. Когда осталось только выключить торшер и засунуть готовый член в вожделенное влагалище, мутант почему-то засомневался:

- Все выходит как-то спонтанно…

Тогда черноволосая самостоятельно избавила комнату от света, расстегнула ремень и стянула с него брюки, выпалив второпях, чтобы убедить в полезности таких разгрузок:

- Спонтанность – ложь рассудка. Всякое, текущее под звездным покровом, заведомо спланировано и предрешено…

Ласкаться в полной тьме, веющей подкупающей загадочностью, оказалось поначалу непривычно, но затем любовники приспособились. Следующие полчаса они охали под мелодичный совиный вой, обливая друг друга потом. Взмахивая непокорными локонами, Мэлори трепетала, широко раздвигала ноги, затем обхватывала ими партнера.

Кончив почти одновременно, они стали, отдыхая, шептаться:

- Прости, не могу не спросить, ты зачатия не боишься?

- Эликсир бесплодит, если пьешь регулярно. Мне не забеременеть…

- Такова плата за вечную молодость?

- У всего есть цена. Вот на мужчин, например, данное ограничение не распространяется. Я ведь родилась…

После небольшого, но крайне познавательного диалога, после отклоненного предложения Мэл почесать или помассажировать спину, Ханк приступил к следующему оригинальному проявлению страсти – подтянулся, чтобы достать до разноцветной татуировки на руке взысканницы, и лизнул кобру, затем небольно укусил в этом месте.

Спустя десять минут.

Второй заход был блеклой тенью первого по причине возросшей усталости – наемнику пришлось долго “заряжать” пенис, чтобы тот влез в отверстие. Несколько пережитых промахов сказались на активности, и когда у них вышло повторить, они уже оба были никакими. Так хотелось спать…

- Завтра я, наверное, буду весь день шататься по окрестностям. Нет, не подумай, мне не надоело сидеть взаперти. Поскольку считаю, что свобода движения не в манипуляциях и не в мельтешении… - пока воин говорил, смотря в потолок, которого не видел то ли из-за темноты, то ли от измора, Мэлори уже провалилась в глубокую яму, называющуюся сном, и мечтала провести в ней ближайшие несколько часов, не высовываясь.

Эта ночь была темная-темная и тихая, крапал дождик, но на душе у спавшего Ханка было светло. По крайней мере, пока. На часах – пять. До наступления утра (если придерживаться современного делового этикета) оставалось всего ничего. Будто бы назло, наемник проснулся ближе к шести. Имелось кое-что важное, что не давало ему покоя.

Одно незаконченное дельце…

“ Как же там поживает мой друг? Как он в одиночку борется с монстрами? И жив ли он? ” – волнение за мистера Калиньи, переполнявшее душу, резало полученный с огромным трудом элизиум и сводило на нет результаты их общих с Мэл усилий…

Да что ты несешь, идиот! – истерично запричитал взбесившийся фрэнч, - Окстись, лузер, это я вытащил твою задницу из пекла! Попридержи ЧСВ, если бы не я со своим детским увлечением бросаться картошкой, ты бы сутки отогревался под завалами!

Но я бы не умер и так! – доказывать верность своего решения. Мутант пытался не кричать, хоть и выглядел наэлектризованным, как упрямый напарник, - Я регенерирую, я, наверное, вообще не могу умереть! Это ты понять в состоянии?

- Ой, хватит…

Ханк встал так осторожно, чтобы не разбудить Мэлори, поднял с пола корсет, поднял накидку, положил их на освободившиеся на кровати место, оперативно оделся и на цыпочках покинул комнату…

“ Спи… ”

Спустившись на первый этаж и дойдя до входного холла, новичок попросил дежурящих (или просто беззанятно болтающихся) фатумменов открыть ворота. Те послушались не сразу, расспрашивая, куда именно ему приспичило идти в такое время? И только под угрозой обязательного отсечения головы с последующим уничтожением тел слуги Рока выпустили мечника.

Нечто, родственное нежеланию выходить из тёплого дома на слякоть и ветер, быстро улетучилось из-за воспалившегося чувства ответственности. Ханк пересек мост, не теряя надежды, что у лягушатника все зашибись и что ему не придется хоронить останки единственного друга. Уж слишком это неприятная морока, перекрывающая все зачатки создания положительного эмоционального настроения…

Прошло чуть меньше часа (ровно пятьдесят минут) и Ханк уже смотрел на озеро. Ничего ужасного, по крайней мере, из того, что могло бы считаться открытием, за этот “почти час” он не повстречал. Трупы убитых им и Калиньи заболевших дворняг, так как им было не под силу испоганить общее впечатление от изначально несветлой драматической картины или раскрыть новые грани ужасания и саспенса.

“ Шлюпка – аксессуар для слабаков ” – не испытывая чрезмерного уважения к старой лодке, иностранец решил малец поплавать.

Ханк вошел в воду по пояс, судорожно протер глаза, потряс башкой, избавляясь от плохих предположений по поводу неизвестной участи фрэнча, и быстро поплыл, перебирая ногами и руками. Водное передвижение заняло час. Любой, не имеющий идеального иммунитета, на месте мутанта уже бы простыл, простудил бы себе все на свете!

Деревня, с которой антигероя связывало много нематериальных вещей, за время его отсутствия ничуть не изменилась, по-прежнему оставшись обителью скорби.

Доплывший тряхнул головой, точно сбросив мрачные воспоминания - умопомрачительные приключения, преданные незабвенности и ставшие чем-то вроде центровины памяти.

Наемнику чертовски повезло, что приятеля не пришлось искать слишком долго. Обойдя примерно половину села, будущий фатуммен увидел домик с окнами, в которых горел свет, похожими на большущие кошачьи глаза, и увидел несколько силуэтов. Обглоданная собака, спрятавшаяся в будке, несколько раз громко тявкнула, словно предвещая лихо или бурю.

Не ища оригинальных вариантов, Ханк зашел в домик (перед тем, как открыть дверь, иностранец прислушался к разговору находящихся внутри) и оценил трагеобстановку: благородный месье Базиль Калиньи сидит на стуле приуныло, а рядом с ним стоит кровать, на которой лежит и, видимо, умирает маленький ребенок. Мальчик семи-восьми лет, родители которого буквально не отходили от кровати и держали первенца за ручку, нездорово кашляет и дышит тяжело. При дыхании идёт хриплый не перестающий звук. Явившийся-незапылившийся больше сосредоточился на двух, чем на рыдающих предках.

Базиль заговорил с высоты своего положения:

- Чего уставился, хорек? Ты где вообще пропадал? Я тут без тебя… в общем, без комментариев.

Не обидевшись на вполне понятное недовольство, тронул товарища за плечо без всяких “привет” и попыток объясниться, а потом спросил:

- Давай, рассказывай, что у вас?

- А ты что, не видишь? – ОПБ-шник пришел в возбужденное, повышенно-нервное состояние, взволновался, возбудился, - Пожертвовал зреньицем, сражаясь с полтергейстами замка?

- Парню, похоже, конец. По всем признакам последняя стадия. Я сижу тут с позавчерашнего вечера, наблюдаю, как вянут цветы и бутоны… - Калиньи привстал и поднес больному воды по просьбе его матери, - Вот такая вот хрень настигает всех приезжих…

Ощутив резкую сухость во рту, Ханк (такая засуха наступила после того, как он вспомнил, что потом происходит с людьми, по пришествии смерти) выдавил нелицеприятную правду. Глобальный недостаток слюны не помешал ему ввести в курс дела убитых горем родичей пацаненка, хотя и был повинен в медленности откровения:

- Если считаете, что с уходом сына часть страха отпадет и что ваше дитя обретет покой на небесах и какое-то там счастье, то разочарую. Этого не случится, и будет только хуже. Происходящее с ним – не совсем то, о чем вы думаете.

- А что же это тогда, мистер? – мужчина, чей вид любого мог поразить до глубины души, сколько голгофы в нем чувствовалось, сколько крестных путей, сколько хождений по мукам, дрожащими руками коснулся брюк Ханка, - Что?

Гроза деревни быстро предоставил ответ в максимально краткой форме:

- Это - дьявол – уместил в два незамысловатых слова, - Он на время умрет, а потом, воскреснув, кроваво расправится с вами. Существо, в которое ваш сын обязательно превратится, не будет знать жалости. И совсем не факт, что исчадие остановится на вас. На фоне такого потенциального сценария с большой вероятностью от его рук пострадает еще много невинных…

Вдруг женщина, мать малыша, заплакала, стала бить себя по лицу и сокрушаться:

- Господи…

Муж ее обнял, что не сильно успокоило.

Пока родаки горевали, а мутант стоял в размышлениях, Базиль рассказал, с чего все началось:

- Американская семейка, знаешь ли. Прилетели сюда дурачки из Миннесоты, ну, там, где еще река Миссисипи протекает, славная такая, а тут на тебе, захворало их чадо на второй день. А весь первый день американцы потратили на попытки выжить в аду. Местные бы их зарубили, разумеется, если бы я не впрягся…

Измерив температуру больного (градусник показал - тридцать семь и два), мужчина вернулся к единственной волновавшей его теме отмененного будущего сына:

- Да-да, мы помним бесов, на нас напавших. Вы правильно все сказали, это не люди, в них не было ничего человеческого! Но как спасти душу мальчика? Как, проинформируйте?

Избавившись от длительно грызшей нерешимости, которая была не к месту, Ханк на полном серьезе попросил своего коллегу:

- Скажи им выйти. Я все сделаю сам...

Чуть двинув головой вперед, лягушатник с сочувственным нашептыванием взял мать умирающего за руку и проводил до дверей. Супруг вышел сам, после жены, а вслед за ними и покинул “избу” и агентишка. Американцы не знали точно, что незнакомец сделает с Билли, но… подспудно догадываясь, попрощались с сыном в душе.

Наступило время для совершения сильного поступка! Ханку понадобились подготовительные пять-шесть минут, напряжение характеризовали периодически случавшиеся глубокие вздохи, а изрядно поколотое иглами сердце обливалось кровью при одной мысли, что придется снова убить.

“ А я так не хотел возвращаться к этому, так хотелось уйти и вообще забыть, как это делается. Я бы согласился даже при условии, если бы не смог вспомнить в момент реактивной опасности ”

Ласковыми словами и обещаниями Ханк подло вдохновить мальчика собрать все силушки, чтобы принять сидячее положение. Он… он даже поцеловал его, чмокнул в затылок и…

- Нет… - заключил в теплые тесные объятия.

Когда ребенку стало СЛИШКОМ душно, от него поступил вопрос:

- Что вы делаете? – ребенок попытался выпутаться, но не смог, так как наемник уже сжал сильнее и уже по-настоящему душил.

Ломать шею и параллельно лелеять, убивать и трепать по головке – непросто. И коль мутант умел сострадать, и сострадал в последнее время все чаще и чаще, для него данный необходимый поступок, нацеленный на спасение детской души, был не менее болезненным.

Попытки продышаться, когда не получается вдохнуть «полной грудью», приводили к излишнему выводу из организма углекислого газа. Вскоре слабое сопротивление прекратилось, едва только язычок мальчишки вылез и повис. Вместе с прозвучавшим хрустом в области шейных позвонков прогремел и предвещающий грозу громовый раскат. К тому времени Ханк прижимал уже к себе мертвого ребенка, мертвого Билли. Он сделал это, чтобы…

“ Спасти душу ” – и прослезился гипервыразительно, будто участвуя на съемках какой-нибудь камерной драмы. В итоге пролитой “соленой воды” от него было не меньше, чем от родителей. А ведь ему прежде доводилось “проводить эвтаназию” для тяжелобольных детей…

Вытащив метательный нож, удавшийся истребитель онколо всадил его точно в глаз страхоморды. А девочку…

Погрейся, так для тебя будет лучше! – скинул с себя и бросил в огонь, замотал в горящее одеяло и, обжигаясь сам, стал ждать, пока чудовище, которое когда-то было нормальным ребенком, отдаст Господу душу. Маломерка залилась пронзительным визгом, не прекращавшимся на протяжении трех минут.

“ Живучие твари ”

Своеобразно усыпив мальчика, Ханк положил его обратно на кровать и укутал в одеяло с головой, выбрел что-то неразборчивое и молчаливо удалился из домика. Вопрос обеспокоенной матери “что вы сделали с Билли? ” остался без внимания…

Сходя с ума, ломая и раскидывая все, что только попадалось под руку, воин, запершийся в соседней постройке, пытался сгладить недостающую внутри утешность сумасшествием. В голове закачалось, в животе забурлило, Ханк наклонился вперед и из него “вынесся” мутный желтоватый поток. Рвота опрыскала брюки, попала на ботинки и загадила входной порог. Осталось констатировать:

“ Если честно, так отвратительно я себя давно уже не чувствовал – и протереть пальцами одной руки между пальцами другой, чтобы хоть немного прийти в себя после пережитого потрясения, - С удовольствием бы зарядил ноздри изрядным количеством кокаина. Да вот только где достать? ”

Сильно завидуя мальчику, что тот уже спит вечным сном, не зная забот, а ему еще предстоит долго мучиться, мутант приметил беспощадную контрастность жизни: совсем недавно ему было так хорошо вместе с Мэлори, так уютно, что он забыл почти все, что происходило до этого, а сейчас ужас вернулся в трехкратном размере, спустив с небес на землю.

Родительские выкрики, повышавшие риск развития у него еще большей депрессии, полоснули по душе, словно острой бритвой, не в меньшей мере ситуацию усугубляли и бесконечные, громкие просьбы француза “взяться в руки”. Допускать вариант, что удушение мальчика было лишней мерой предосторожности – Ханк не допускал, потому что точно знал, что произошло бы дальше, но сильно легче от этого не становилось. Прислонившись к стене, с которой чуть левее свисали пошкрябанные обои, Ханк медленно начала сползать по ней вниз. Сев на пол, он поджал под себя ноги, обняв их руками, опустила голову на колени… и пронаходился в таком положении около двух часов…

…Неожиданный стук в дверь заставил напрячься, встать и отряхнуться. Уверенный, что это стучит товарищ Калиньи, спешивший оповестить о чем-то, что было напрямую связано с американской семьей, мутант не смог предвидеть угрозу, и пропустил рубящий удар топором.

- А-а-а-а-а-й! – топор вошел глубоко, точно между глаз. Временно потеряв половину зрительных функций, неумираемый быстро отскочил назад

“ Хорошо, что мне хотя бы не придется долго мучиться и вспоминать алгоритм оказания первой помощи пострадавшему с инородным предметом в ране на голове ”

Широченная трещина в черепе, которую нащупал наемник, проверяя последствия, больше раздражала, чем отпугивала. Вытащить инструмент оказалось делом беспроблемным, но уж чересчур антисанитарным: одежда, ранее замаранная гнусной харкотиной, теперь вся была в крови и частицах мозговой слизи. Очевидно, мучительной стирки уже не избежать.

Мужчина, попытавшийся убить Ханка, раздольно отворил рот из-за ненормального удивления:

- О, господи, да что… что ты такое? – и топор прилетел к нему обратно. Тоже в голову. Но в отличие от “человека”, которого не брали ни пули, ни огонь, ни какое другое оружие, ни какая другая стихия, этот тип, как свалился навзничь, так больше и не встал.

Лишь только заново обретя возможность полноценно видеть, мутанту удалось рассмотреть внешность обидчика, и им оказался…

“ Oh shit ”

Отец мальчика.

Ханк вышиб ногой дверь и выбежал на улицу, крикнул Калиньи и тот подошел к нему через минуту, не обратив внимания на искромсанное личико приятеля и сходу спросив:

- Что стряслось опять?

Воину без страха часто казалось, что он общается с полным дебилом, насколько сильно его выводили шаблонные вопросы агента:

- Зайди и глянь! – впрочем, мутант сам иногда задавал их, - Мистер, чьей фамилии я не знаю, умер… во сколько? И неужели его так быстро прихватило? Как-то нетипично даже для скоропостижного рака, мужик только что выглядел полностью здоровым, а тут на тебе, набросился, как зверь, ничего не говоря, что типично для другой разновидности, обитающей здесь…

- Постой! – разрывавшийся между желанием сказать правду и скрыть ее фрэнч вынудился прервать товарища, - Никто больше не умирал. Выходя, папаня мальчика сказал, что просто хочет покурить! Папаша был зол на тебя, хотел пойти и завалить, но жена, вроде, переубедила, или… А что?

Вкусив новое преогорчительное открытие, Ханк махнул на все рукой, не в силах расстраиваться еще больше…

“ Ничего, ладно, всё равно, пусть, так и быть ” – и затем грубо толкнул ОПБ-шника, давая понять, что ни с кем не хочет общаться.

Отец Билли, по-видимому, не понял, зачем пришлось убивать сына. Можно сказать, злую шутку сыграла угрюмая немногословность наемника, который ныне винил себя в том, что не удосужился поведать об особенностях недуга более детально, например, собравшись, сказать, что индивидуальные особенности, свойственные личности до наступления пятой стадии, навсегда утрачиваются. Но мутант также не забывал, насколько сильно порой людей уродует расставание с близкими…

“ Всё равно, пусть, так и быть ”

Ливень, которого уже не замечали под гущей хлестких казусов и трагепроисшествий, так и не унялся, соревнуясь с мерзлым ветром за звание самого ярого доставителя неудобств. Листва на деревьях шелестела, съеживаясь от прохлады, и некоторые листья, оказываясь слабыми, прощались со своими собратьями.

“ Все равно ”

…Снова замок.

Очнувшись ровно в девять, Мэлори с машинальностью индейца пошарила рукой по второй половине кровати, и наткнулась на пустоту. Она резко раскрыла глаза и никого рядом с собой не обнаружила. Такая печалька стоила ей испорченного настроения на все оставшееся утро.

“ Вернется – убью ”

В десять дочь Фатума помылась, расчесала скомканные волосы пластмассовым гребнем и последующие полчаса провела на стуле перед зеркалом, закутанная в простыню, а угодливая служанка скакала вокруг нее, то махая щипцами для выпрямления локонов, то орудуя совершенно неизвестными госпоже, вероятно, редкими инструментами. Улыбка и выступившая на щеках краснота доказывали, что процесс прихорашивания доставлял ей больше удовольствия, нежели сам результат.

Привыкшая к соблюдению абсолютной тишины и согласия, служанка изредка о чем-то спрашивала свою хозяйку:

- Вы сегодня добрее, чем в прошлый раз, могу ли я узнать, что послужило причиной перемен в лучшую сторону?

Мэлори наводила имидж в келье Ханка, совсем забыв, что ее личная спальня располагается этажом ниже:

- Грэсия, ты, конечно, извини, я никогда не считала себя эталоном воспитанности, мне далеко до этого, но о личном, кажется, не разглашают…

С застенчивым взглядом женщина выставила ладони вперед с просьбой обойтись без лишней критики, и в соответствии с желанием красотки прекратила расспрос:

- Все-все-все. Не хотите – не будем.

В десять тридцать в келью постучали, как раз под конец программы по приведению хозяйки в порядок. Хлопотливая Грэсия попросила госпожу не вставать и сама подкатила к двери. Наполовину повернувшись назад, Мэл повелела открыть ее. Та по традиции покрутила головой и обхватила пальцами элемент дверной фурнитуры. Увидев нового поклонника брюнетки, исполнительница чужих капризов поперхнулась, ее сердце ушло в пятки от испуга.

- Моя мадонна! – произнесла Грэсия, прижав одну руку к груди, а вторую ко рту, - Вам точно сюда?

На самом деле реакция прислуги была самая что ни на есть адекватная. Как можно не обомлеть, встретив мужика полубродяжного вида с головой, рассеченной пополам до самого основания носа? Мужика, который при этом стоит, вполне себе живой, и еще умудряется разговаривать?

- Оу… - поддержала испаночку Мэлори, - Я не промахнулась с кавалером… - приличествует заметить, ее тоже бацнул данный “сюрприз”.

Сменив страх на ложную веселость, служанка озвучила то немногое, что пришло ей на ум:

- Раз ваш уже явился, госпожа, то в таком случае я, пожалуй, побегу. Мне еще нужно кое-что успеть сделать до наступления полдника…

Ханк никого не хотел слышать и очень некультурно обошелся с испанкой, сказав ей грубым тоном:

- Иди!

Разглядев трещину в черепе новообъявившегося капельку внимательней, Грэсия

стремглав умчалась прочь, подальше от “зомби с протекшей серой жидкостью”.

Осуждающе и одновременно грустно покачавшись, словно строгая учительница, Мэлори поцеловала мутанта в неповрежденный участок, находившийся совсем недалеко от кровавого углубления, сквозь которое отлично виднелся скелет, и тихо спросила:

- Кто тебя так?

Ничего не ответив, Ханк, будто затаивший на нее какую-то странную, но сильную обиду, прошел вглубь кельи и опустился на старый, скрипучий табурет. Большую часть жизни он оставался верен популярной, бытующей среди пьяных быдла теории, что если долго-долго сидеть, не произнося ни звука, то рано или поздно баба, не блещущая интеллектом, соизволит свалить и, может, даже стукнет каблуком на прощанье, ударит по щеке или отчебучит что-нибудь в этом духе. Но наследница Фатума была не из тех ранимых самок, умела ждать и терпеть.

Так прошло сорок минут с момента возвращения Ханка, и все сорок минут прошли в немоте и бездействии. Мэлори просто стояла - а наемник просто сидел, и оба таращились в пол, избегая встречаться взглядами. Носитель постепенно затягивающегося “модного” шрама начал часто зевать, не стесняясь широко открытого рта и площадных движений нижней челюстью. Когда спавшему совсем мало остро захотелось прилечь, когда дискомфорт от сопротивления увеличился, он нехотя поднялся с табурета, к которому, казалось, прилип, и надвинулся на свою дульцинею, (обожаемая женщина, возлюбленная, имя возлюбленной Донкихота, героя романа Сервантеса), готовый четырежды изнасиловать.

- Повернись ко мне спиной – вылетело из него, как из одержимого.

Великая Мэлори, и так переступившая через гордыню, зверски удивленно подняла брови ввысь:

- Зачем?

Ханк хотел выбраниться черным словом из-за ее непокорности. Но вместо ругательских речей он избрал более дикий, более “животный” способ убеждения. Громко повторил:

- Повернись! – и, обхватив ее руками за плечи, отвернул ее к столу, затем нагнул. Мэлори подчиненно согнула спину, слегка раздвинула ноги. Получеловек-полузверь схватился за подол и закинул юбку повыше.

“ Белье забыла надеть? Хм, что ж, это облегчит задачу ” - разглядев “сдобные” ягодицы сонливыми глазами, которые уже почти ничего не видели, получеловек снял брюки и занялся анальным сексом. Привычного для таких моментов лязга пряжки не послышалось, потому что от ремня избавились очень медленно и осторожно.

“Она его ждала все утро, еле дождалась, а он вместо запуска механизма генерирования извинений и комплиментов трахнул ее в попу” - это не могло не вызвать ничего, кроме чувства унижения и слез, которые к финалу измывательства переполняли не только ее глаза, но и всю ее сущность.

Кончив в отмучившийся зад без единого вынимания, Ханк (зачем-то) обратно натянул брюки и прыжком завалился на кровать, то есть, лег в грязной уличной одежде.

Ревя, Мэлори спросила у него сквозь труд и боль:

- Что с тобой?

И получила “прелюбезный” ответ.

- Отвянь, иди к черту… - через минуту бедная келья затряслась от невыносимого мощного храпа.

Глава 4 Мелодрама

Запись мертвого онколога – 17

Недавно мне посчастливилось выяснить, как появились на свет все эти онколо. Экспериментальное заражение осуществляли эпизодически, распространяя болезнь с помощью еды.

1 - Светлое Христово Воскресение - главное богослужебное событие церковного календаря, древнейший и самый важный христианский праздник, отмечавшийся ещё во времена апостолов и установленный в честь Воскресения Иисуса Христа - центра всей библейской истории и фундамента всего христианского учения. Католики празднуют Пасху тридцать первого марта, а предварительно они готовятся к празднику, запасаясь порошками, жидкостями и даже гелевыми карандашами для покраски яиц, добывая все первостепенные ингредиенты для приготовления праздничных блюд и всячески облагораживая кров.

2 – откровенные разговоры за чаем и чтение молитв пасхальным утром в почете у англичан, как и всевозможные проявления вежливости и гостеприимства в светлый день. Говорить за всех сложно, но зато можно утверждать, что большинство богобоязненных и благонравно воспитанных католиков, проживавших в деревне, открыли бы дверь незнакомцу и, скорее всего, даже впустили бы, если б тот попросил. Пересуды и толки о человеке в зеленой рясе не стихали до средины лета. К чужестранцам и к малознакомым лицам здесь относились предвзято. А все потому что в далеком прошлом Повелители Смерти уже пытались провернуть похожую аферу, вторгшись в мирную жизнь англичан,

но тогда их козням помешали ИЗНУТРИ. Видимо, о том событии никто так и не забыл. Эту полулегенду-полурассказ мне поведал один из самых пожилых жителей деревни, увы, не доживший до этого дня.

3 – популярность отзывчивого и доброго лекаря, единственного во всей деревне, постепенно росла и, к сожалению, привлекла к себе много лишнего внимания. Подмаслив этого ранее порядочного и принципиального господина, Повелители нашли тропу к сердцам британцев: самый изощренный способ подкупа это напоминание о старых забытых долгах. Далекий предок лекаря тоже служит Фатуму, но как-то раз, все бросив, сбежал из под его надзора своих покровителей вместе с драгоценностями! Смыть позор предательства, легший на род, нельзя, не примкнув к служению Его Высочеству. Пользуясь приятным случаем, Фатум потребовал от докторишки слишком многого – подарить каждой семье, проживающей в деревне, по корзинке пасхальных яиц, убедить в их полезности и аппетитности, сказав, что этот обман во благо и что, когда наступит нужный час, все, поднесшие к губам “магическое” яичко, возвысятся идейно и нравственно, приблизятся к понятию об идеальном! Слишком, потому что когда “нужный час” пробил, когда наступила сентябрьская осень, доктор не потянул груз ответственности и, чувствуя себя обдуренным, уничтоженным, съел несвежее яйцо, лежавшее с самой весны. Предателя земляков не постигла общая участь – он не стал онколо, он просто умер, потому что микроорганизмы, содержавшиеся в дейтоплазме просроченного яйца, со временем потеряли большинство своих паразитирующих свойств. Злокачественная опухоль развивалась традиционно и отказывалась переходить на пятую стадию, остановившись на четвертой. После употребления свежей пищи, впитавшей в себя внеземные бактерии метеорита, должно пройти больше ста дней, прежде чем бактерии усвоятся и начнут действовать.

Две тысячи двадцать четвертый год. Россия. Москва.

В городском морге, расположенном на улице Люблинской, недавно состоялось пополнение - поступила тело взрослого мужчины. Но это не все. В управлении сказали, дескать, пришел указ – ввести агенту то же, что ввели предыдущим трупам погибших солдат, агентов и бойцов различных подразделений, мужиков крепких и боевых, только взять дозировку побольше.

Дедушка-врачок, несколько месяцев экспериментировавший с кровью Онколото, изобрел технологию изготовления продукции, так нужной Повелителям Смерти. Сперва чертов гений смоделировал процесс физической эволюции с помощью голографического проектора, обладающего тактильным интерфейсом.

Круто, да, коллеги? Раньше от рака умирали, а теперь будем оживать, и наживаться! – врачу было глубоко до фени, как Фатум распорядится евойным продуктом, вопрос стоял только за деньгами, - Продадим еще кое-какие вещички, и в Питерок командово отвалим! Ну, а чё нам, небритым мужикам забывать здесь? Дело говорю ведь!

Через сутки после онко-заражения труп конвульсивно изогнулся, резко дёрнулся, покачнулся и с шумом грохнулся на пол. Руки и ноги невольно заработали, хоть и не сразу вспомнили свое предназначение. Какое-то время они заново приспосабливались.

Первое, о чем подумал предстоящий член секты, когда полностью опомнился – это санитарно-техническое приспособление для отправки дефекации. При даже медленной ходьбе голова адски кружилась, а колени подкашивались. Но Парошин быстро нашел туалет, будто определил его местонахождение по присущей всем сортирам вони.

“ Я жив, жив снова, но свободен ли? ”