Ангелы ада 13 страница

Я не собирался участвовать в конфликте, но, после ловкого бегства от магазина Уильямса, моя скромная персона четко ассоциировалась с Ангелами, и лично для себя я не видел способа безболезненного отползания на нейтральную полосу. Баргер с Питом, похоже, считали меня своим в доску. Мы рулили на другой берег озера, а они попытались честно объяснить мне важность «цветов». Правда Пита здорово позабавило, что мы вообще подняли этот вопрос. «Черт, — выдохнул он, — вот здесь-то и зарыта собака».

Другая торговая точка находилась в самом центре основной территории, занятой туристами, и, когда мы туда добрались, собравшаяся там толпа была такой огромной, что оставалось одно-единственное место для парковки — между бензоколонкой и черным ходом. Если начнутся напряги, то мы опять окажемся надежно заперты в мышеловке. На первый взгляд, положение выглядело гораздо хуже того, из которого мы только что выпутались.

Но собравшаяся толпа была совсем другой, нежели у заведения Уильямса. Судя по всему они уже несколько часов промаялись в ожидании какого-нибудь действия со стороны настоящих Ангелов Ада, — ух ты, живые Ангелы! — и, как только двое из нас вылезли из машины, собравшиеся удовлетворенно заурчали и зашелестели. Местных в толпе не было, собрались, в основном, туристы из города, из долины или с побережья.

Магазин был до отказа забит газетами, освещающими изнасилование, совершенное Ангелами Ада в Лос-Анджелесе, но нельзя сказать, чтобы встретившие нас люди выглядели испуганными. Наоборот, любопытных становилось все больше и больше, и они обступили нас плотным кольцом, пока «отверженные» торговались с владельцем, низкорослым круглолицым человечком. Круглолицый повторял как заведенный: «Ясный пень, ребята, я о вас позабочусь». Он был чересчур, даже навязчиво, дружелюбен, и в своем дружелюбии дошел до того, что по пути к пивному погребу похлопал Пита по черным от сажи плечам.

Я купил газету и пошел в бар, где сел у ланч-стойки в самом дальнем углу. Сижу, читаю рассказ об изнасиловании, и слышу, как маленькая девочка позади меня спрашивает: «Где же они, мамочка? Ты же сказала, что мы обязательно их увидим». Я оглянулся и посмотрел на ребенка, кривоногую фею, у которой только-только выпали молочные зубы, и в очередной раз воздал хвалу господу за то, что мой собственный отпрыск — мужик. Я взглянул на мать девочки, и попытался отгадать, какие странные извилины в мозгу руководят ее сознанием в эти удивительные времена. Спокойная, уверенная в себе баба, выглядящая на все тридцать пять, короткие светлые волосы и блузка без рукавов, небрежно заправленная в тесноватые «бермуды». Живописнейшая картина... жарким калифорнийским днем женщина с толстым животиком, в темных очках а-ля Сент-Тропез болтается по рынку на курорте, таская за собой свою дочку, ученицу начальной школы, и поджидает среди озабоченной толпы прибытия Цирка Хулиганов, разрекламированного в Life.

Вспомнилась весна прошлого года, когда я ехал однажды вечером из Сан-Франциско в Биг Сур и услышал по радио сообщение о чудовищной приливной волне, которая вроде должна была обрушиться на Калифорнийское побережье около полуночи. Часы не успели пробить одиннадцати часов, когда я был уже в Хот Спрингс Лодж, расположенном на скале прямо над океаном, и ворвался внутрь, как оглашенный вопя об опасности. Эта ночь тянулась неправдоподобно медленно, и единственно, кто еще там бодрствовал — полдюжина местных жителей, сидевших вокруг стола из красного дерева и распивающих вино. Они уже слышали штормовое предупреждение и ждали, когда же грянет буря и обрушится обещанная волна. «Приливная волна, ей-богу!» — это зрелище, безусловно, стоит того, чтобы ждать часами. Той же самой ночью, согласно горестным полицейским отчетам, более десяти тысяч человек явились на океанский пляж в Сан-Франциско, и из-за этого на прибрежном хайвее образовалась такая геморройная транспортная пробка, которая еле-еле рассосалась лишь к рассвету. Всех этих людей вполне могло сгубить собственное любопытство, ведь, если бы волна объявилась по расписанию, большинство из них погибло бы. К счастью, волна благополучно сошла на нет где-то между Гонолулу и Западным побережьем...

Примерно пятьдесят человек глазели на нас, пока мы грузили пиво. Несколько тинейджеров, собравшись с духом, бросились нам помогать. Человек в полосатых хлопчатобумажных шортах и черных носках, столь любимых бизнесменами, настойчиво упрашивал Пита и Сонни попозировать ему, пока он своей камерой выстроит панорамный ряд для домашнего кино. Еще один тип в «бермудах» неслышно подобрался ко мне и спросил шепотом:

— Скажите, ребята, вы на самом деле наци?

— Только не я, — ответил я. — Я из Kiwanis.

Он многозначительно кивнул, как будто наперед знал все, что я ему скажу.

— А как же тогда быть со всем тем, о чем вы любите читать? — спросил он. — Ну, ты понимаешь, все эти штуки, связанные со свастиками...

Я обратился к Сонни, который показывал нашим добровольным помощникам, как ставить ящики на заднем сиденье: «Эй, этот парень хочет знать, наци ты ли нет?». Вопреки моим ожиданиям, Баргер не рассмеялся, а погнал свою обычную телегу относительно свастик и железных крестов. («Да это вообще не имеет никакого значения. Мы покупаем это добро в дешевых магазинчиках».) Но именно в тот самый момент, когда мужчину вроде бы все в ответе Баргера устроило, немедленно последовала грубая подъебка, и Сонни выдал один из тех раздражающих провокационных экспромтов, которые сделали его любимцем среди репортеров Бэй Эреа. «Но эти штучки во многом связаны со страной, которой мы восхищаемся, — продолжил он, имея в виду довоенную Германию. — У них была дисциплина. И никакого пиздобольства. Не все идеи у них были правильными, но, по крайней мере, они уважали своих лидеров и могли доверять друг другу».

Казалось, аудитория готовилась переварить его тираду, я же быстренько предложил вернуться назад в Уиллоу Кав. Я боялся, что в любой момент кто-то обязательно завопит о Дахау, а затем какой-нибудь разъяренный еврей пришибет Баргера складной табуреткой. Но ничем подобным в воздухе не пахло. Атмосфера была настолько конгениальной, что мы и сами не заметили, как снова очутились в лавке, поедая гамбургеры и потягивая бочковое пиво. Я уже начинал ощущать в теле приятный расслабон, как вдруг на улице послышался рев мотоциклов, и толпа рванула к двери. Через несколько секунд появился Скип из Ричмонда и заявил, что он ждал пива слишком долго, его терпению пришел конец и сам решил надыбать пару-другую упаковок. Вскоре подъехали еще несколько таких же отчаявшихся Ангелов, и владелец угодливо засуетился у стойки, обслуживая каждое рыло с пленительным энтузиазмом: «Пейте, пейте, ребятки, спешить некуда... Бьюсь об заклад, после такого долгого пути у вас в горле совсем пересохло, а?».

Поведение этого человека все-таки было не совсем нормальным. Когда мы уезжали, он стоял у машины и уговаривал нас непременно вернуться и привезти с собой «еще друзей». Учитывая обстоятельства, я внимательно вслушивался в предательскую дрожь безумия в его голосе. «А может быть, он и не хозяин даже, — в голову закралась нехорошая мысль. — Может, настоящий владелец заведения укатил со своей семьей в Неваду, от греха подальше, оставив деревенского сумасшедшего заниматься магазином и разбираться с варварами по своему полоумному усмотрению?» Да кем бы ни был этот дерганый маленький человечек, он просто продал нам восемьдесят шестибаночных упаковок по полтора доллара за каждую и гарантировал себе умопомрачительные продажи на весь оставшийся уик-энд... И медного гроша не потеряв, он усмирил, или приручил, самую крутую звериную акцию Западного побережья, главные действующие лица которой всегда безошибочно угождали жаждущей скандала толпе и могли вместо традиционного приозерного фейерверка погрузить это местечко в непроглядный мрак. Теперь ему надо было беспокоиться лишь о том, чтобы сами звери-участники внезапно не потеряли голову: тогда, в результате вспышки невиданной брутальности, будут уничтожены и его доходы, и сами покупатели. А на следующей неделе все случившееся газеты опишут так:

ИЗНАСИЛОВАНИЕ ОЗЕРА БЕЙСС: ОГОНЬ И ПАНИКА НА ГОРНОМ КУРОРТЕ; КОПЫ СРАЖАЮТСЯ С АНГЕЛАМИ АДА, ПОКА ЖИТЕЛИ СПАСАЮТСЯ БЕГСТВОМ.

Местные жители, похоже, уже смирились с неотвратимостью насилия, и не было ничего удивительного в том, что и оружие у них нашлось, и лица стали непроницаемо угрюмыми. И в том, что полицейских крючило от напряжения и нервозности, тоже не было ничего странного. После Монтерея наша вылазка была первым серьезным ралли, а вся поднятая до небес шумиха вокруг него была тем самым решающим фактором, роль которого не отрицала ни одна из сторон — ни сами красавцы-outlaws, ни полиция. Все эти дорожные заграждения и «постановления о сдерживании» лишь создали новые проблемы для тех и других. Идея с тщательно подобранным кемпингом использовалась и ранее, но она никогда не срабатывала, как надо, разве что только поздней ночью, когда «отверженные» в любом случае не собирались шататься по округе.

Настоящим камнем преткновения была, естественно, ситуация с пивом. Сами Ангелы всегда гордились собой, вернее тем вкладом, который они неизбежно вносили в процветание любой посещаемой ими общины. Несмотря на внушаемый ими ужас, в кассах местных кабаков оседало немало «ангельских» долларов. Вот почему они никак не могли сообразить, откуда берутся люди, отказывающие им без всякого предупреждения в удовольствии попить пивка. Такое неуважение могло побудить их выгрести весь город подчистую.

Но в Бейсс Лейк ситуация складывалась совсем по-другому. У местных была почти неделя, чтобы наработаться до отупения и обеспечить себе тылы... и утром в субботу они заблаговременно приготовились к худшему. Среди мер по обеспечению безопасности, на эффективность которых они полагались, на первом месте стояло ясное понимание того, что хулиганы перестанут быть такими страшными и ужасными, если им дать вылакать море пива. Это понимал каждый участник спектакля, и продавцы пива тоже. Помимо вышесказанного, фишка ложилась так, что в любом случае этот уик-энд не светил им большой прибылью: гнилая слава прибывших в эти места бузотеров заставила многих отдыхающих уехать отсюда. Какой воспитанный человек захочет повезти свою семью отдыхать на поле предстоящей битвы, и отправиться туда, куда почти наверняка вторгнется армия порочного сброда?

Вопрос этот все еще стоит на повестке дня, но он никак не влияет на тот факт, что люди со всей Калифорнии собрались в те выходные насладиться сельскими удовольствиями на берегах озера Бейсс. Когда их заворачивали из мотелей и постоянных кемпингов, они спали в тупиках на разъездах и в грязных оврагах. Утром в понедельник берег озера выглядел, как лужайка перед Белым Домом после инаугурационного вздора Эндрю Джексона, который он нес при вступлении в должность нового президента США. Многочисленность толпы пугала — людей было чересчур много даже для большого праздника.

Калифорнийцы известны как большие любители отдыха на открытом воздухе; в 1964 году рядом с Лос-Анджелесом полиция была вынуждена сдерживать на выходные натиск тысячи кемперов, пытавшихся проникнуть в район, охваченный в те дни лесным пожаром. Когда все нормализовалось, и заграждения были сняты, выжженный кемпинг быстро был забит под завязку. Репортер, присутствовавший при этом, утверждал, что туристы «разбивали свои палатки между дымящихся пней». Один человек, привезший с собой всю семью, объяснял, что здесь» больше некуда податься, а ведь для отдыха у нас осталось только два дня».

Благодаря такому патетическому комментарию весь смысл происходящего тоже переходил в разряд патетических. Исходя из каких-либо простых и ясных логических посылок объяснить немыслимый наплыв толпы в Бейсс Лейк невозможно. У каждого, кто и в самом деле никоим образом не хотел соприкасаться с «отверженными», была уйма времени, чтобы найти более безопасное место для отдыха. Полицейские отчеты о возможных «бесчинствах Ангелов Ада» вознесли городок Бейсс Лейк на вершину почти всех таблиц популярности.

Так что это должно было стать головокружительным откровением для торговой палаты Бейсс Лейк. Они обнаружили: а) Ангелы Ада не так страшны, как их малюют; в) их присутствие вовсе не означает конец света в отдельно взятом городе; с) не стоит сравнивать приезд байкеров с нежданной эпидемией чумы. В действительности этот визит оказался грандиозным подспорьем для развития туристской отрасли. Даже страшно подумать, что это значит! Если Ангелы Ада выбили себе только стоячие места на этом празднике жизни, любой полухипповый председатель зрелищной комиссии при торговой палате мог предвидеть вполне логичное продолжение случившегося: на следующий год пригласить сюда две враждующие между собой банды из Уоттса и разместить их друг против друга на одном из главных пляжей... устроить над их головами праздничный фейерверк, пока местный школьный оркестр будет играть «Болеро» и «Они зовут этот ветер Марией»...

«В Портервилле случилась лажа — их в центре города собралось четыре тысячи человек, и все они глазели на две сотни наших»

(Бродяга Терри).

Наше последнее приобретение на пивном рынке — дюжина банок консервированной конины для здорового рыжего хаунда, хозяином которого был Пит. Пес уже поучаствовал в других пробегах и, судя по всему, отлично врубался в атмосферу. Он постоянно ел, никогда, похоже, не спал и страдал затяжными приступами душераздирающего воя.

Назад в лагерь мы ехали медленно. Машина была так забита никак не закрепленными шестибаночными упаковками, что я рулил с большим трудом, а при каждом потряхивании и подскакивании на дороге раздавался дикий скрежет рессор — они цепляли заднюю ось. Когда мы добрались до поворота на Уиллоу Кав, машина не смогла заехать на небольшой холм, за которым начинались сосны... так что я сначала подал назад, а потом быстро рванул вперед, нацелив свою развалюху на эту чертову кучу земли, словно пушечное ядро. По инерции мы перемахнули через пригорок, но из-за сильного удара правое крыло осело на шину. Машина, странно виляя боком, пролетела довольно далеко по тропе, заблокировала ее окончательно и остановилась, едва не врезавшись в дюжину байков, ехавших по направлению к магазину. Пришлось повозиться с домкратом, чтобы старушка снова смогла двигаться. В тот момент, когда мы освободили переднее колесо, какой-то фиолетовый фургон с трудом перевалил через гребень холма и, на радостях рванув вперед, вмазался в мой задний бампер. Окончательно вырисовывался ритм нынешнего уик-энда... закупка огромного количества пива, исковерканный металл, алчный хохот страждущих и взрыв восторга, когда Сонни рассказал, что произошло в магазине Уильямса.

Нас не было около двух часов, но непрочный мирный настрой этого отрезка времени все-таки сохранился, благодаря приезду нескольких машин с девушками и пивом. К шести вечера всю поляну плотным кольцом окружали машины и байки. Моя тачка красовалась в центре и выступала в качестве общественной сумки- холодильника.

Пока Баргер ездил за пивом, президенты других отделений занимались организацией сбора хвороста для большого праздничного костра. Выполнение столь ответственной задачи было возложено на членов-новичков каждого отделения — традиция, в правомерности которой никто не сомневался. Помимо всего прочего, по словам Тайни, Ангелы Ада похожи на любое другое землячество, и, как и все остальные, они прекрасно осознают важность ритуалов, иерархии и организации. В то же время они гордятся своей бесспорной уникальностью и существованием присущих только им черт жизненного уклада, которые резко отличают их от «Элкс» и «Фи Дельтс». Члены других братств неизбежно подвергали сомнению традиции Ангелов, называя их эксцентричными или криминальными. Среди наиболее спорных моментов бытия и эстетики числились: изнасилование, рукоприкладство и запах тела. Другой, не столь шокирующей общество, чертой считалось немыслимое по своей категоричности неприятие «отверженными» телефонов и почтовых адресов. За редким исключением, они отдали пользование этими благами цивилизованной жизни на откуп женам, «мамулям», подружкам и дружелюбно настроенным энтузиастам, двери халуп которых всегда, в любое время дня и ночи, открыты для любого, кто носит «цвета».

«Отверженных» весьма устраивает их недоступность. Она избавляет их от многих неприятностей, связанных с налоговиками, людьми, желающими свести с ними счеты, и обычным полицейским шмоном. Ангелы стоят как бы в стороне от общества — и эта отстраненность вполне совпадает с их желанием обособленности, но, если им нужно, они без всяких проблем находят друг друга. Когда Сонни летит в Лос-Анджелес, Отто встречает его в аэропорту. Когда Терри отправляется во Фриско, он быстро вычисляет президента отделения, Рэя, который существует в каком-то мистическом преддверии ада и которого можно найти только с помощью постоянно меняющихся секретных телефонных номеров. Ангелы Окленда считают нормальным для себя звонить по номеру Баргера, время от времени проверяя сообщения на автоответчике. Некоторые пользуются телефонами в различных салунах, где их хорошо знают. Ангел, который хочет, чтобы его нашли, назначает встречу, сообщает, что тогда-то и тогда-то он будет ждать звонка по такому-то номеру.

Как-то вечером я попытался связаться с одним молодым Ангелом по имени Роджер, бывшим диск-жокеем. При всем желании, это оказалось невозможным. Он не имел никакого понятия, где может оказаться через день, сегодня или завтра. «Они же не будут меня просто так звать «Роджер Лоджер», [36] — сказал он. — Я просто делаю так, когда могу себе это позволить. Всегда одна и та же фигня.

Однажды тебя переклинит на эту тему, и все — ты зависаешь, а это конец, старик, тебе крышка». Он не пользовался даже игральными картами, не желая погружаться в картонную иллюзию суетного мирского постоянства. Если бы однажды ночью его убили, в жизни не осталось бы ничего, напоминающего о том, что жил-был вот такой человек... никаких следов, никакого свидетельства его существования, никакого личного имущества, кроме его мотоцикла — который остальные моментально разыграли бы в лотерею. Ангелы Ада не видят необходимости в завещаниях, и в случае их смерти бумажная волокита не занимает много времени. Водительские права больше не действуют, полицейское досье отправляется в архив мертвецов, мотоцикл переходит в другие руки, а несколько «личных» карточек обычно вытаскивают из бумажника и бросают в мусорную корзину.

Из-за цыганского образа жизни их система связи должна функционировать безотказно. Если отправленное послание или весточка затеряется и не дойдет по назначению, может случиться беда. Ангел, который должен был бы скрыться, будет арестован; только что угнанный байк никогда не попадет к покупателю, а фунт марихуаны в решающий момент просвистит мимо кассы оптовика... или, на самый худой конец, целое отделение никогда ничего не узнает о каком-либо пробеге или большой вечеринке.

Конечный пункт пробега держится в секрете настолько долго, насколько это только возможно, — таким образом Ангелы устраивают копам веселую жизнь и заставляют ломать голову над решением задачи: куда же намылились эти мерзавцы. Президенты отделений узнают тайну по междугороднему телефону, затем каждый раскрывает ее своим людям за ночь до пробега — либо на стрелке, либо запустив соответствующий слух через нескольких барменов, официанток и обдолбанных чикс, у которых есть завязки. Такая система чрезвычайно эффективна, но ее секретность никогда не была гарантирована на сто процентов. К 1966 году Ангелы решили, что единственная надежда сохранить конечный пункт пробега в тайне — свято хранить молчание, пока колонны не двинутся в путь. Один раз Баргер попытался так сделать, но полиции удалось проследить весь маршрут передвижения из одного пункта в другой. Радиослежение — единственный способ, который дает копам определенное преимущество, вселяет в них чувство уверенности и позволяет контролировать ситуацию. Именно так и происходит, если по ходу дела не допускать каких-либо ляпов... Однако с уверенностью можно предсказать, что во время одного из многолюдных и шумных праздников армада Ангелов может неожиданно исчезнуть, как появившееся было изображение фантома пропадает с экрана радаров. Для исчезновения нужно всего ничего: какая-нибудь редкая тусовка, на которую всегда стремятся попасть «отверженные», где-нибудь на ранчо или на большой ферме, владелец которой в приятельских отношениях с outlaws, участок в сельской местности вне пределов досягаемости легавых, где все байкеры могут напиться вдребадан, раздеться догола и падать друг на друга, подобно козлам, одержимым похотью, пока все как один не отрубятся в полном изнеможении.

Стоит прикупить себе полицейский радиоприемник — всего лишь для того, чтобы насладиться царящей в эфире паникой.[37]

В пятидесяти милях к северу, в Плейсервилле, шеф полиции подбадривает своих людей и расставляет их с винтовками в руках по обе стороны хайвея, к югу от городских окраин. Два часа спустя, они все еще ждут, и диспетчер в Сакраменто нетерпеливо передает требование раздраженного начальства доложить об урегулировании плейсервилльского кризиса. Шеф нервно рапортует, что непосредственного контакта с «отверженными» не было, и спрашивает, могут ли его порядком уставшие подразделения отправиться домой и присоединиться к празднованию.

Диспетчер в радиорубке штаб-квартиры дорожного патруля в Сакраменто настоятельно требует, чтобы они оставались на местах, пока он не проверит всю информацию... и спустя несколько секунд его пронзительный голос с шипением вырывается из рации: «Швинья! Ты лжешь! Хте ше они?».

«Не обзывай меня свиньей, — говорит шеф полиции Плейсервилля. — Они здесь никогда и не появлялись».

Диспетчер судорожно проверяет сообщения, поступающие со всей Северной Калифорнии, но безрезультатно. Полицейские машины с воем и скрежетом носятся взад и вперед по хайвеям, обыскивая каждый бар. По нулям. Восемьдесят самых гнусных и отъявленных хулиганов штата шатаются пьяными где-то между Сакраменто и Рино, изголодавшись по изнасилованиям и грабежам. Еще один совершенно новый и абсолютно неожиданный облом для административных властей Калифорнии... просто взять и потерять целую колонну этих содомитов прямо на главном хайвее... и сколько голов, разумеется, полетит с плеч долой.

А к этому моменту, «отверженные» отмахали сотню-другую километров по частной дороге, свернув с хайвея у знака: «ФЕРМА «СОВА», ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Они недосягаемы для закона, по крайней мере до тех пор, пока не поступит жалоба от хозяина частных владений. Тем временем еще одна группа из пятидесяти человек растворяется где-то поблизости. Поисковые группы полицейских рыщут по хайвею в поисках следов плевков, сажи и крови. Диспетчер все еще беснуется у своего микрофона; голос дежурного офицера срывается, пока он отвечает на срочные запросы радиокорреспондентов из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса: «Сожалею, но это все, что я могу сказать. Кажется, у них было...ох... у нас есть информация, что они... они исчезли, да-да, они просто-напросто испарились...».

Единственная причина, по которой все вышеописанное не произошло на самом деле, — Ангелы Ада не могут добраться до частных владений, расположенных в труднодоступных диких местах. Один, а может быть, пара Ангелов как-то хвастались, что у них есть родственники среди владельцев ферм, но я ни разу не слышал, чтобы остальных пригласили туда на пикник. Ангелы не слишком тесно общаются с теми, у кого есть своя земля. Они — дети города, урбанисты во всех отношениях: и в экономическом, и в чисто психологическом, и физическом. По крайней мере в одном, реже в двух поколениях они происходят от людей, у которых вообще никогда не было никакой собственности, даже автомобиля. Несомненно, Ангелы Ада являют собой выходцев из низших слоев общества, но это вовсе не означает, что их предки — голь перекатная. Несмотря на ряд не совсем приятных моментов, их родители, судя по всему, пользуются кредитом. Большинство «отверженных» — сыновья людей, которые приехали в Калифорнию либо во время, либо незадолго до второй мировой войны. Многие потеряли всякую связь со своими семьями, и я никогда не встречал Ангела, который говорил бы что-нибудь о своем родном городе так, чтобы любой человек, пользующийся этим понятием, понял бы, о чем конкретно идет речь. Бродяга Терри, например, родом «из Детройта, Норфолка, Лонг-Айленда, Фриско и Сакраменто.» В детстве он успел пожить почти во всех городах, и не потому, что их семью гоняла по стране чудовищная бедность, просто им нравилась такая постоянная жизнь на колесах. Как и у большинства остальных, у него нет никаких прочных корней. Он живет сегодняшним днем, настоящим моментом, и полагается лишь на действие, на так называемый «action».

Трехлетний срок службы Терри в пограничной морской службе после окончания средней школы можно считать одним из его недолгих заигрываний со стабильностью. С тех пор он работал спустя рукава механиком, чернорабочим, хастлером, толкавшим различный товар, снимался в эпизодических ролях, подстригал деревья. Несколько месяцев он пробовал поучиться в колледже, но ушел оттуда из-за женитьбы. После двух лет совместной жизни, рождения двух детей и многочисленных ссор, Терри развелся с женой. У него был еще один ребенок от второй жены, но и этот союз продлился не дольше первого. И сейчас, после широкого освещения в прессе арестов по обвинению в изнасиловании, он считает себя «вполне состоявшимся холостяком».

Несмотря на импозантный перечень арестов и задержаний, по своим собственным приблизительным оценкам, он провел за решеткой около шести месяцев: девяносто дней за нарушение границ чужих владений, а остаток срока приходился на дорожные правонарушения. Терри арестовывают гораздо чаще всех остальных Ангелов; копов оскорбляет один лишь его вид. В промежутке между 1964 и 1965 годами он заплатил поручителям и адвокатам, по самым грубым подсчетам, две с половиной тысячи долларов. В эту сумму входят и дорожные штрафы. Как и многие Ангелы, он обвиняет копов в том, что именно они превратили его в стопроцентного «отверженного», поставили вне закона.

По меньшей мере половина Ангелов Ада — дети военного времени, однако это понятие весьма растяжимо. Дети военного времени есть также в «Корпусе мира», они обучаются по корпоративным учебным программам и сражаются во Вьетнаме. Вторая мировая война во многом простимулировала появление Ангелов Ада, но всю эту теорию военного происхождения интересующего нас явления приходится притягивать за уши, когда речь заходит о Грязном Эде, которому уже за сорок, и Чистяке из Окленда, что на двадцать лет моложе Эда. Грязный Эд слишком стар, чтобы быть отцом Чистяка, — только эти слова не следует понимать буквально, хотя Эд и посеял гораздо больше семени, чем сам может вспомнить.

Довольно просто проследить развитие мифа об Ангелах Ада, — и даже возникновение названия и символики, — если вернуться ко временам второй мировой войне и Голливуду. Но их гены и подлинная история уходят корнями гораздо глубже. Вторая мировая война не спровоцировала абсолютно новый экономический бум в Калифорнии. Она лишь способствовала воскрешению ситуации, возникшей в тридцатые годы и уже было пошедшей на убыль, когда военная экономика вновь превратила Калифорнию в новую Валгаллу. В 1937 году Вуди Гатри написал песню «До-Ре-Ми».[38] Припев звучал примерно так:

«Калифорния — сады Эдема,

Рай для тебя и для меня,

Но, веришь или нет,

Жизнь не покажется тебе сахаром,

Пока в карманах — голяк" [39]

Песня отражает рухнувшие надежды более чем миллиона выходцев из Оклахомы, с юга и с запада, легких на подъем людей, проделавших долгий путь в Золотой Штат и обнаруживших, что это — не что иное, как еще один кровью и потом достающийся доллар. К тому времени когда прибыли эти джентльмены, уже четко вырисовался процесс Переселения на Запад. «Калифорнийский образ жизни» был все той же старой игрой в «манну небесную», но разоблачительные слухи слишком медленно просачивались назад на Восток, и Золотая Лихорадка продолжалась. Попав сюда, люди зависали в этих местах на несколько лет, плодились и размножались, пока не началась война. Затем они либо поступили на военную службу, либо им предлагался богатый выбор работы на процветающем тогда рынке труда. Как бы там ни было, когда закончилась война, все они стали калифорнийцами. Старый образ жизни обратился в пыль, которую гонит ветер по 66-му хайвею, а их дети выросли в новом мире. Линкхорны наконец-то нашли свой дом.

Нельсон Элгрин написал о них в «Прогулке по дикому краю», но это была история их жизни еще до того, как они пересекли Скалистые Горы. Доув Линкхорн, сын Безумного Фица, отправился в поисках удачи в Новый Орлеан. Десять лет спустя он, должно быть, двинулся в Лос-Анджелес.

Книга Элгрина открывается одним из лучших исторических описаний белого отребья Америки за все времена.[40] Он прослеживает происхождение Линкхорнов с момента первой волны эмиграции в эти края мелких арендаторов, заключающих кабальные договора. Сюда стекались отбросы общества со всех Британских островов — бродяги, неудачники, преступники, разорившиеся подчистую должники, социальные банкроты всех типов и видов — и все они сгорали от желания подписать жестокие рабочие контракты с будущими хозяевами в обмен на проезд через океан в Новый Мир. Оказавшись здесь, эти люди терпели рабские условия год или два, пока босс кормил их и давал им кров, а когда время кабалы истекало, их отпускали на свободу, предоставляя возможность жить, как им захочется.

И теоретически, и в контексте самой истории сложившаяся система отношений была выгодна всем сторонам. Любой человек, дошедший до такого отчаянного положения, что был готов продать себя с потрохами в кабалу и уже окончательно сел на мель в Старом Свете, за шанс обрести прочное положение на новом континенте хватался, особенно не задумываясь. Какое-то время он изнывал от изнурительного подневольного труда, страдал от своего нищенского существования, но затем его отпускали на свободу, и он мог ухватиться за все что угодно, за любое дело в стране, чьи природные богатства казались неисчерпаемыми. Тысячи арендаторов приехали сюда на кабальных условиях, но к тому времени как они стали свободными, вся прибрежная полоса была уже заселена.