Если в сердце Царство Божие, то не чувствуешь боли

Каждый день Агриппине Николаевне нужно было дежурить у тюрьмы, чтобы уследить за отправляемой колонной и вскочить в тот поезд, в котором повезут заключенных дальше. Так они прошли четыре тюрьмы.

В одном следственном деле сохранилось письмо бывшего в заключении епископа. Он пишет, что в Самаре, в пересыльной тюрьме страшно избивали заключенных. Одного епископа очень сильно избили, и он долго лежал в больнице.

И тут же приписка: «А иеромонах Павел Троицкий и до сих пор не вышел из больницы». Очень вероятно, что о. Павел тоже перенес избиения.

Уже в старости о. Павел писал о священнике, который в тюрьме на следствии выдал многих людей: «Я его не виню. Одному Богу известно, как пытали. Страшно вспомнить!..» И далее: «Если в сердце Царство Божие, то не чувствуешь боли». Очевидно, он говорил, основываясь на собственном опыте.

После четырех тюрем, этап прибыл поездом в Казахстан, и на станции Кокчетав колонну высадили. Вышла и Агриппина Николаевна. Заключенных посадили на сани, запряженные лошадями, и повезли в город Акмолинск (теперь этот город стал столицей Казахстана и называется Астана).

Вместе с монахами везли проституток. Агриппину Николаевну в сани не посадили, и она побежала следом. Селение скоро кончилось, и дорога уходила в зимнюю казахстанскую степь. Увидев, что она все бежит, " девушки" стали просить за нее конвоиров, те сжалились, остановили лошадей и спросили: «Ты что, так и будешь бежать 200 верст?» Она сказала: «Да».

Тогда ее посадили в сани у ног о. Павла. Так они прибыли в Акмолинск, где поселились в маленьком доме, в одной комнате. Отец Павел повесил веревку, на веревку — простыню, в одной половине жил он, в другой - Агриппина Николаевна.

Через некоторое время они познакомились с местным священником, о. Игнатием Кондратюком, который помогал заключенным, а их было в Акмолинске довольно много.

Протоиерей Владимир Воробьев Об Агриппине Николаевне из книги Иеромонах Павел (Троицкий)

Особенность любви, дочь моя, состоит в том, что любящий желает раствориться в возлюбленном. Так горяча любовь Отца к Сыну, что Он хотел бы раствориться и истощить Себя в Сыне. Святитель Николай Сербский

Агриппине Николаевне Кутомкиной было 28 лет, когда ее духовного отца иеромонаха Павла (Троицкого) арестовали и отправили этапом в Казахстан. Когда был объявлен приговор, архимандрит Симеон (Холмогоров) вызвал к себе Марию Феоктистовну Кутомкину, мать Агриппины, и спросил: Вы не согласитесь послать свою дочь за о. Павлом Если никто с ним не поедет, он там погибнет.

Мария Феоктистовна согласилась. Он спросил, не будет ли возражать отец, - она ответила, что, конечно, нет. Тогда о. Симеон вызвал Агриппину Николаевну и благословил ее ехать с о. Павлом.

Агриппине Николаевне пришлось дежурить на Казанском вокзале, чтобы уследить, когда привезут о. Павла вместе с другими заключенными и посадят в вагоны. Надо было сесть в тот же поезд, а заранее узнать ничего было нельзя: в тюрьме не сообщали, когда и куда повезут осужденных.

После долгого ожидания Агриппина Николаевна увидела о. Павла на вокзале в колонне заключенных, их посадили в столыпинские вагоны. Ей удалось сесть в другой вагон этого же состава, и поезд двинулся на восток. На каждом полустанке надо было следить, не высадят ли заключенных на остановку в какой-либо пересыльной тюрьме.

Первый раз колонну высадили в Самаре. Агриппина Николаевна тоже вышла из поезда и проследила путь заключенных до тюрьмы. Отец Павел ее не видел, а ей надо было найти ночлег. Она стучалась в разные дома, но ее не пускали, в те времена побаивались пускать неизвестных людей. Наконец, в один дом, где горел свет поздно вечером, ее пустили, и она там переночевала. Утром она узнала, что это был дом терпимости. Там ей, конечно, угрожала большая опасность, но Бог ее хранил, и ничего с ней не случилось.

Она пришла в тюрьму и получила свидание с о. Павлом. В письме 1986 г. он сам рассказал об этой встрече:... Агриппинушку послал этапом за мной о. Симеон, и она поехала, своим умом, не рассуждая, поплыла как по волнам, с ней был Ангел хранитель. Я когда увидел ее, очень испугался, она была очень молода и вообще никогда нигде не была. Я ее грозно встретил в Самаре в тюрьме, когда она пришла ко мне на свидание, кто благословил Кротко, радостно ответила: Отец Симеон! На душе у меня стало легко.

Агриппина Николаевна спросила:

- Батюшка, а у Вас есть крест?

Отец Павел сказал, что нет, у него все отняли.

Тогда она сняла с себя золотой крест и дала ему. На следующий день о. Павел вернул ей крест, сказав:

- Возьми - меня, убьют за него.

Каждый день Агриппине Николаевне нужно было дежурить у тюрьмы, чтобы уследить за отправляемой колонной и вскочить в тот поезд, в котором повезут заключенных дальше.

Так они прошли четыре тюрьмы. В одном следственном деле сохранилось письмо бывшего в заключении епископа. Он пишет, что в Самаре, в пересыльной тюрьме страшно избивали заключенных. Одного епископа очень сильно избили, и он долго лежал в больнице. И тут же приписка: А иеромонах Павел Троицкий и до сих пор не вышел из больницы.

Очень вероятно, что о. Павел тоже перенес избиения.

Уже в старости о. Павел писал о священнике, который в тюрьме на следствии выдал многих людей: Я его не виню. Одному Богу известно, как пытали. Страшно вспомнить!.. И далее: Если в сердце Царство Божие, то не чувствуешь боли. Очевидно, он говорил, основываясь на собственном опыте.

После четырех тюрем, этап прибыл поездом в Казахстан, и на станции Кокчетав колонну высадили. Вышла и Агриппина Николаевна. Заключенных посадили на сани, запряженные лошадями, и повезли в город Акмолинск (теперь этот город стал столицей Казахстана и называется Астана).

Вместе с монахами везли проституток. Агриппину Николаевну в сани не посадили, и она побежала следом. Селение скоро кончилось, и дорога уходила в зимнюю казахстанскую степь. Увидев, что она все бежит, девушки стали просить за нее конвоиров, те сжалились, остановили лошадей и спросили:
- Ты что, так и будешь бежать 200 верст?
Она сказала:
- Да...

Тогда ее посадили в сани у ног о. Павла. Так они прибыли в Акмолинск, где поселились в маленьком доме, в одной комнате. Отец Павел повесил веревку, на веревку - простыню, в одной половине жил он, в другой - Агриппина Николаевна.
Потом, в 1970-е годы о. Павел описывал эту ссылку в письмах: В Акмолинске я очень болел, у меня было очень плохо с желудком. Вшей было сплошь: все белье в них. Морозы - 50 градусов, и жара тоже 50 градусов, бураны песочные, снежные.
Самые трудные работы Агриппина Николаевна прекрасно выполняла, не зная черной работы, не имея к ней навыка. Она меня выхаживала от всяких болезней, которых у меня было очень много. Все ею испытано: и холод, и голод, и вши, от которых она очищала и меня, и себя. Нас в дома не пускали, боялись...
Немало тягостных, нравственных переживаний пришлось ей испытать. На ее впечатлительную душу сильно действовал вид измученных старцев, святых людей, в белых балахончиках, вместо подрясников, в лаптях, со светлыми лицами, которых гнали мимо наших окон.
У Агриппины Николаевны большая преданность воле Божией! О себе она никогда не думала, всю жизнь она отдала Церкви и духовенству.
В Акмолинске был страшный случай.

Киргиз-милиционер, пьяный, пришел за деньгами, а у нас денег не было. Я и не заметил, как он достал наган и стреляет. Не успел я оглянуться, как Агриппина Николаевна стала между ним и мною. Пуля задела ее, и она, обливаясь кровью, не сошла с места, пока его не схватили соседи.

Агриппину Николаевну доставили в больницу. Пуля скользнула по виску, рана не угрожала ее жизни, и на следующий день она убежала из больницы, беспокоясь за о. Павла.

Вернувшись из ссылки, о.Павел поселился в Калининградской (ныне Тверской) области., удалился в затвор, никого не принимал, но через письма окормлял много духовных лиц. Переписка велась через Агриппину Николаевну.

Не дожив двух с лишним месяцев до 98 лет, о.Павел скончался в начале ноября 1991 г. Через год 15 октября скончалась и Агриппина Николаевна, отметив 22 июня 91-летие, сподобившись в последние годы дара прозорливости.

Протоиерей Владимир Воробьёв. О матушке Георгии   Статья о. Владимира посвященна памяти почившей год назад, 11 июня 2010 года, матушки Георгии (Лидии Владимировны Каледа), дочери священномученика Владимира (Амбарцумова), вдовы протоиерея Глеба Каледы.     Матушку Георгию я знал как Лидию Владимировну Каледу – дочь священномученика Владимира Амбарцумова, сестру протоиерея Евгения Амбарцумова и матушку отца Глеба Каледы. Но я так же знал, что она была близко связана с епископом Стефаном (Никитиным), с иеромонахом Павлом (Троицким), было много и других общих знакомых. Встречались мы с ней совсем не часто. Обычно – в связи с какими-то особенными днями, праздниками или важными датами. Несколько раз я был дома у отца Глеба и матушки Лидии Владимировны, была беседа, маленькое застолье. Как всегда, кого-то вспоминали и обсуждали насущные проблемы. Лидия Владимировна была человеком еще другой эпохи, чем наши сегодняшние современники. Она впитала в себя нечто особенное, что не так легко определить словами. Но, вспоминая слова Христа о том, что каждое древо познается по плодам его, и что с доброго дерева снимают добрые плоды, а со злого злые плоды, сразу хочется сказать, что матушка, конечно, является добрым плодом доброго древа. Ее отец, священномученик Владимир Амбарцумов, был настоящим подвижником 20 века. И он передал ей огонь веры, горячность своего преданного Богу сердца. Ей довелось прожить нелегкую жизнь и повидать много скорбей, испытать много страданий. Это было время страшных гонений, ее отец был арестован на ее глазах, а потом пропал без вести. Долгое время дети и внуки не знали, жив он или нет, сначала надеялись, потом просто молились, желая хоть что-то узнать о его кончине. Но у Лидии Владимировны была крепкая вера, она была уверена в конечной победе добра, православной веры. Надежда, вера, любовь к Богу и ближним делали ее радостной. Она всегда была оптимистом. В последнее время Лидия Владимировна сильно болела, но я никогда не видел ее унылой, в подавленном состоянии. Все скорби и трудности, все утраты она переносила так, как может и должен воспринимать их глубоко верующий человек. Конечно, она сама тоже стала добрым древом, принесшим добрые плоды. Ее дети, которых мы все знаем, стали священниками, православными тружениками. Они несут веру людям, как отец Глеб и Лидия Владимировна. Глядя на их большую семью (а в то время таких семей было совсем немного), можно было удивляться, потому что трудности жизни совместить с воспитанием такой гурьбы маленьких деток нелегко, а у них, казалось, – все легко. Монахиня Георгия (Каледа) Я очень хорошо помню еще со своих молодых лет, когда я был прихожанином храма Ильи Обыденного, как отец Глеб легким шагом почти бежит в храм, а за ним по- настоящему бегут малолетки один за другим, как цыплятки. Очень жаль, что об этом мало говорят, а ведь это подвиг очень трудный – воспитание такой большой семьи, стольких детей. Тем более, тогда не было больших заработков, не было достаточных квартир, всем не хватало жилья. Но все дети выросли глубоко верующими людьми, преданными православной вере настолько, что все захотели связать свою жизнь со служением церкви. Лидия Владимировна очень интересно рассказывала и писала о них.   1975 год Ее воспоминания очень дороги для всех, кто знаком с историей Православия в России 20-го века. Она вспоминает близких ей людей и описывает так живо свою жизнь вместе с ними, что легко представить себе каморку, в которой она жила у тайного священника, будущего епископа Стефана (Никитина), тогда отца Сергия Никитина. Можно представить, как она ходила в Данилов монастырь к ныне прославленному старцу Георгию. У меня, как-будто перед глазами, ее встречи с иеромонахом Павлом (Троицким). Достаточно разные люди, которых она в своей жизни встретила, передали ей богатство веры и духовные дары, научили ее добродетели. И она впитывала в свое сердце это самое большое сокровище. Это было видно по тому, какой мы ее знали в уже пожилом возрасте: ровной, смиренной, скромной, кроткой, радостной, лучезарной.   Мне кажется, что ей была присуща инициатива и активность в жизни. Она была деятельным человеком. И в то же время я никогда не чувствовал властности или давления с ее стороны на окружающих, как это часто бывает у активных людей. Напротив, смирение и готовность принять волю Божию, принять тот путь, которым Господь ее ведет, было для нее естественно. Даже среди тех, кто называет себя верующими, мало кто это умеет. Дом Калед, как называли эту семью, был одним из замечательных духовных центров в православной Москве еще и до перестройки, когда свое православие нужно было не очень-то показывать. В доме Калед была такая осторожная, прикровенная жизнь. В кабинете у отца Глеба устраивалась маленькая церковь, совершалась Божественная Литургия, потому что отец Глеб долгое время был тайным священником. Туда приходили к нему исповедоваться, причаститься Святых Христовых тайн, принять духовное руководство. Лидия Владимировна должна была всю эту жизнь малой церкви – не только как семьи, но и малого храма, обеспечить. Она должна была читать, петь, все приготовить для совершения Литургии. Нужны были и облачения, и просфоры – это все лежало на ней. А кроме того нужно было всех обогреть, покормить, каждому сказать ласковое слово, в общем, как всегда полагается доброй матушке, вместе с мужем – священником разделить его пастырский труд. Лидия Владимировна была образцовой матушкой, поэтому не удивительно, что у нее и старшая дочка Александра Глебовна тоже стала замечательной матушкой. Сыновья стали священниками. Другая дочка стала игуменией. Они видели перед собой такой убедительный яркий пример, который им светил всю жизнь и напитал их благодатными соками. Хотя вся семья постоянно молилась за отца Владимира, для них полной неожиданностью было обнаружение его имени в списках Бутовских мучеников. Эти следственные дела начали исследовать в нашем Свято-Тихоновском университете. Мне довелось, по милости Божией, по благословению святейшего патриарха Алексия совершать на Бутовском полигоне первую Литургию. Сначала в палаточном храме, потом в деревянном храме, который построил отец Кирилл. Тогда он еще не был в сане, но патриарх Алексий благословил строительство деревянного храма, и вот довольно скоро, именно на месте тех бараков, куда привозили заключенных перед расстрелом на краю рва, был построен храм. Будущий отец Кирилл попросил меня совершить в нем первую Литургию. Для меня, конечно, это воспоминание очень-очень дорого. Надо сказать, что отец Владимир Амбарцумов, которого я сам лично не знал (он был расстрелян еще до моего рождения), стал мне очень близок, потому что так получилось, что я знал многих людей из его круга. Прежде всего, я был близко связан с отцом Павлом (Троицким). Я знал сына священномученика Владимира – отца Евгения Амбарцумова, его дочери у меня исповедывались. По жизни моей семьи, моего деда, родителей, родных, мне было понятно, каким образом он жил в недолгие годы своего священства. И он представлялся мне уже тогда удивительно светлым человеком. Этот свет отразился в его детях. Люди, прожившие 20-й век, время гонений, страха, часто становились замкнутыми, подавленными, испуганными. Я знал многих таких людей, с которыми не так легко было войти в контакт. Отец Глеб и матушка Лидия Владимировна были открытыми, живыми, светлыми, радостными, готовыми к общению людьми. Они как бы естественным образом втягивали людей в свою орбиту, притягивали их к себе своей любовью, радостью и открытостью, своей светлой верой. Когда отец Глеб после долгих лет тайного священства вышел на открытое служение, на него навалилась огромная нагрузка. Он служил в храме, исповедовал, крестил, был сначала ректором катехизаторских курсов, потом стал заведовать сектором в отделе религиозного образования и катехизации. В трапезном храме Высоко-Петровского монастыря к нему стало ходить очень много людей, и вдруг его еще назначают тюремным священником. Он уже был стар и болен, но всем сердцем отдался тюремному служению. Мне кажется, что это служение стало ему ближе всех остальных. И он все больше и больше сил и времени тратил на несчастных заключенных, которым никто не мог помочь. Там были приговоренные к смертной казни, он приходил к ним, и у этих людей, которые, казалось бы, должны быть в отчаянии, просыпалась вера в Бога, они каялись перед смертью. Это было удивительно. Я два раза был в Бутырской тюрьме у отца Глеба. Мне было это еще потому дорого, что мой дед протоиерей Владимир Воробьев тоже сидел в Бутырской тюрьме. И мне хотелось туда пойти, увидеть. И отец Глеб приводил меня в храм, который в период советской власти был осквернен, а теперь усилиями отца Глеба он начал возвращаться к жизни. Когда умирает праведник, ясно ощущается, что он одержал победу, достиг цели, и Господь призывает его к Себе от юдоли земной скорби в Царство Божие. Так что за него радостно. Печаль, естественная для родных, расстающихся с близким человеком, преодолевается благодаря благодатной радости, которая сопровождает смерть праведника. Можно быть уверенным, что матушку Георгию встретил ее отец – священномученик Владимир, и отец Глеб, и владыка Стефан, и отец Павел. Она, наконец, пришла к своим, и за нее можно только радоваться. https://www.pravmir.ru/matushka-georgiya-kaleda-ot-maloj-cerkvi-do-carstva-bozhiya/

«Он не хотел ничего для себя: ни славы, ни похвалы»

Память иеромонаха Павла Троицкого тесно связана с жизнью московских приходов и основанием Свято-Тихоновского университета и Свято-Петровской школы. 28 января, в день преподобного Павла Фивейского, празднуется день тезоименитства отца Павла. Он был великим подвижником благочестия XX века, о чем свидетельствуют наши современники - его духовные чада, с которыми находящийся в затворе отец Павел был связан годами переписки. Епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон: - Я, будучи очень грешным человеком, не могу рассуждать, что было главным подвигом его жизни. Могу только сказать, что отец Павел поражал своей верой, верой несомненной, твердой, мужественной, радостной, верой совершенной, верой живой. Поражал своим глубочайшим смирением при очень высоких духовных дарованиях, своей любовью, которая выражалась в том, что, будучи уже в преклонном возрасте и будучи больным, он вникал во все частности жизни людей, которые жили в мире, совершенно отличном от его мира, не гнушался этими людьми, плакал об их грехах и помогал молитвой и советом людям, которые и не знали о его существовании. Если бы не отец Павел, страшно представить, что было бы со мной и многими людьми, которых Бог через отца Павла призвал к покаянию, которым открыл волю Божию и показал реальный путь в Царство Небесное. Отец Павел - один из величайших святых не только в истории двадцатого века, но и во всей истории Православной Церкви. На вопросы сотрудника сайта ответил ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев. - Осенью 2011г. исполняется двадцать лет с того момента, как стало известно о кончине иеромонаха Павла (Троицкого). Что удалось за это время узнать об отце Павле? Какая работа проводилась для того, чтобы приблизить его таинственный образ и почтить его память? - За прошедшие годы мы постарались собрать новый материал о жизни отца Павла, найти документы, узнать подробности. Необходимо заново изучить и проанализировать письма отца Павла, так как далеко не все его письма были опубликованы. Мы надеемся издать новое расширенное издание книги об отце Павле, но предстоит еще очень большая работа. То, что более всего на первый взгляд интересует, – место, где он жил, где он похоронен, - мы узнать не смогли. И это (для меня это очевидно) связано с желанием отца Павла остаться в неизвестности. Мы знаем, что отец Павел мог творить удивительные чудеса. И если он хотел оставаться неизвестным, то, видимо, Господь исполнил его желание. Очень многое сбылось из того, что он благословлял и предсказывал, мы имеем очевидные плоды тех начинаний, которые были осуществлены в жизни нашей общины, нашего прихода по его благословению. Можно также проследить, как исполнилось его благословение, на судьбах очень многих людей. Но эти люди – рядом с нами, и поэтому писать об этом не стоит. Связь с отцом Павлом мы чувствуем постоянно, всегда. Маленький пример: у меня один внук родился на день ангела, а другой, только что, – на день рождения отца Павла. - Вопрос о канонизации отца Павла остается нерешенным? - Высказанное некоторыми людьми предположение о том, что отца Павла вообще не было, что все повествование о нем не более чем легенда, а, может быть, даже чья-то злонамеренная подделка, даже странно обсуждать, так как осталось более 300 его писем к очень известным священникам, они регулярно переписывались с ним в течение многих лет, и эта переписка оказала огромное влияние на их жизнь. Но в Комиссии по канонизации хотят иметь четкие, конкретные, документальные данные о его жизни. У нас таких данных не хватает, потому что отец Павел специально скрывался и специально этих данных не хотел оставить. По-видимому, он каким-то образом переменил свое имя, жил под другим именем и поэтому не мог о себе широко заявлять. Жил он в затворе, ни с кем не виделся, к себе не разрешал приезжать и сам никуда не выезжал, личное общение ни с кем не поддерживал. Поэтому недостающих документальных данных мы получить не можем, хотя многократно пытались это сделать. Нет ничего удивительного в том, что отец Павел не канонизирован. Он был подвижником такого духа, как «един от древних». И сам писал в письме, что хотел бы умереть в безвестности. Никаких прославлений не земле он не хотел, а Богу все известно. - Мы все помним слова из письма отца Павла: «Мягкий духовник – беда для пасомых». Не могли бы Вы привести еще какие-либо наставления из его писем? - У него в письмах есть много удивительных слов. Например: «Ты знаешь, … вижу, что дух времени захватил многих… Если кто что-то сделал, то он может свои дела добрые на вид поставить. Это противно, и лучше было бы, чтобы они никогда ничего никому доброго не делали. Я это пишу со всей ответственностью – что это так». Несмотря на долгие уже прошедшие годы, я думаю, что только молитвами отца Павла, его благословением нам удается что-то из того, что мы делаем. Вся наша деятельность, связанная с Университетом и другими нашими делами, приходская деятельность, которая, несмотря ни на что все-таки в чем-то успешна, является самым настоящим чудом. Непонятно, как это все могло осуществиться, так как в современном мире нет для этого условий. Как случилось, что построено здание для нашей школы с прекрасным храмом? Как появились здания для Университета? Все это послал Господь молитвами отца Всеволода и отца Павла. - Знал ли отец Павел о намерении открыть в 1991 году первые Богословские курсы? - В 1990 году мы с отцом Александром Салтыковым, отцом Аркадием Шатовым, отцом Дмитрием Смирновым организовали Братство во имя Всемилостивого Спаса, затем вместе с другими священниками (отцом Глебом Каледой, отцом Владиславом Свешниковым, отцом Сергием Романовым и иными) открыли Богословско-катехизаторские курсы. На мой вопрос отец Павел ответил: «Есть благословение Божие на все твои начинания». - Когда Вы лично вступили в переписку с отцом Павлом? Вы узнали о его существовании от отца Всеволода? - Нет, раньше. Первый раз я услышал о нем, наверное, в 1968 году, потом, несколько позже, я устно передавал вопросы отцу Павлу. В 1971 году мне разрешили написать ему первое письмо. Умер мой духовник, и я написал письмо отцу Павлу, спрашивая, что мне делать. Отец Павел благословил меня идти к отцу Всеволоду. Так что я к отцу Всеволоду пришел по благословению отца Павла. - Каковы главные черты духовного облика отца Павла? - Можно назвать самые разные христианские добродетели. В нем было духовное совершенство, во всем являлись, конечно, и смирение, и кротость, и любовь. Меня в нем очень поражает его подлинность, всецелая преданность Богу. Он во всем шел до конца, ни в чем он не терпел никакой подделки, никакой двусмысленности, ничто внешнее ему было не нужно. Он не хотел ничего для себя, ни славы, ни похвалы, ничего материального. Он хотел только одного – быть с Богом. Всю жизнь он старался жить по воле Божией, и Господь даровал ему знание Своей воли. Эта всецелая преданность Богу характерна для всех подвижников, в жизни отца Павла она тоже проявлялась удивительно полно и ярко. Протоиерей Иоанн Каледа: - Моя мама еще в довоенные годы, после кончины старца отца Георгия Лаврова, окормлялась у отца Павла. Я помню, когда мы были маленькими, молились об упокоении отца Павла, потому что о том, что он жив, тогда не было известно. Дело в том, что отец Павел, после того как вышел из заключения, фактически ушел в затвор и о своем существовании никого специально не извещал. Был узкий круг людей, прежде всего, Агриппина Николаевна, с кем отец Павел вел переписку. Повторное знакомство с отцом Павлом произошло где-то в середине 70-х годов. В то время в Москве умер тайный священник, отец Роман (Ольдекоп), и перед его матушкой Анной встал вопрос, как поступить с имуществом отца Романа: где держать священнические облачения и, тем более, богослужебные предметы, к которым мирянам даже прикасаться нельзя. Этот вопрос она и задала в письме отцу Павлу. Пришел ответ: «Отдать отцу Глебу». Ответ отца Павла поставил всех в тупик, потому что на тот момент в Москве был известен только один отец Глеб – находившийся под запретом священник Глеб Якунин. Но тут один из присутствующих, Андрей Борисович Ефимов, ныне зам. декана миссионерского факультета ПСТГУ, сказал: «Я знаю отца Глеба, которому это все нужно передать». Тогда он имел в виду отца Глеба Каледу. Дело в том, что отец, рукоположенный митрополитом Ярославским и Ростовским Иоанном (Венландом), был тайным священником и считал себя клириком Ярославской епархии, хотя служил в тайном домовом храме в Москве. Вот с этого момента отец начал переписываться с отцом Павлом. После этого многие вопросы нашей семьи решал отец Павел. Когда в 1981 году я сделал предложение своей будущей жене Ирине, которая была духовной дочерью отца Глеба и знала об отце Павле, в ответ она сказала: «Хорошо, если будет благословение отца Павла». Было написано отцу Павлу письмо, писал отец Глеб, но вопрос формулировала Ирина, ныне моя матушка. Агриппина Николаевна рассказала, что она принесла письмо, а отец Павел ей одновременно передал свое запечатанное письмо, в котором были прямые ответы, да к тому же именно в тех выражениях, в каких вопросы и задавались. Это яркое свидетельство прозорливости батюшки. Другой случай, связывающий отца Павла непосредственно с нашей с Ирой семьей, связан с нашей квартирой, который мы ему обязаны. Когда мы поженились, мы жили в родительской квартире. Она была весьма просторная - пять комнат, но одна из них была изолированная, там был кабинет отца Глеба, его домовый храм, три комнаты были проходные, а последняя была очень маленькая – шесть квадратных метров. Кроме нас с женой, в тот момент там жили мои родители, два брата и сестра. Во многом именно из-за планировки жить такому количеству народа в одной квартире было очень сложно, поэтому с первых месяцев нашей семейной жизни отец Павел нас благословлял: «Хлопочите о квартире, - и добавлял, - будет гнездышко, будет». Мы долго снимали жилье и хлопотали о собственном; потом у нас появилась Катя, хлопоты пошли по второму кругу, затем появился второй ребенок, потом третий, мы все хлопотали, хлопотали, а нам все – отказы, отказы, отказы. В это время у моей сестры, ныне игумении Иулиании, настоятельницы Зачатьевского монастыря, обнаружилась открытая форма туберкулеза. Мы были уверены, что это является достаточно веским основанием для того, чтобы нам, молодой семье с малыми детьми, дали отельную жилплощадь. Но в органах жилотдела так не считали, пояснили, семья одна, лицевой счет один. В виде исключения выделили однокомнатную квартиру моей сестре. Тут уже мы посчитали, что все методы исчерпаны. Но только сестра прописалась в новой квартире, как через два дня приходит письмо от отца Павла, в котором без каких-либо наших предварительных вопросов было написано: «Подумайте для Вани о кооперативе». Узнав о таком совете, я был в шоке. Дело в том, что я бы был счастлив получить двухкомнатную квартиру от государства, но кооператив – это хомут на всю жизнь. Мы тогда ждали четвертого ребенка и решили, что если уж браться за это дело, то речь должна идти о четырехкомнатной квартире. Однако я четко знал, что такая квартира тогда стоила 25 тысяч рублей, а для меня, что десять тысяч, что сто тысяч, что двадцать пять - все было одинаково запредельно. Услышав об этом, отец Глеб выдержал паузу и говорит: «У меня вчера был отец Василий Евдокимов». Это был один из духовных чад отца Сергия Мечева, также прошедший лагеря и ссылки. Именно он благословлял маросейцев на хлопоты по возвращению храма и скончался на следующий день после его освящения, на всенощной под престольный праздник во время пения «Ныне отпущаеши». Он стал первым, кого отпевали в новоосвященном храме, причем дьякон держал в руках огарок свечи из старого маросейского храма, который отец Василий сохранил со времен его закрытия. Отец Глеб сказал, что вчера у нас был отец Василий Евдокимов и передал нам на пять тысяч ассигнаций государственного займа со словами: «Может, Ване на квартиру». Если рассуждать по-мирски, ни отец Василий не мог знать о грядущем благословении отца Павла, ни отец Павел не мог знать, что отец Василий принесет такое пожертвование. Эти пять тысяч явились основой первого пая; через какое-то время мы вступили в кооператив. В начале 90-го года внесли первый взнос, причем милостью Божией обошлись без долгов: немножко помогли мои родители, немножко Ирина мама, потом какие-то дальние знакомые и друзья. Как-то все удивительным образом собралось, и в 91-м году мы въехали в квартиру, а остаток, более половины стоимости квартиры, мы внесли в декабре 92-го года без ущерба для месячного семейного бюджета. Тогда был очередной кризис, очередной обвал денег, цены все поползли, но наш дом оказался одним из последних, прошедших по старым ценам. Вот таким образом своей квартирой мы обязаны благословению отца Павла. Емельянова Оксана Васильевна: - Мне очень дорога память отца Павла и известно множество примеров его старческой прозорливости, проявлявшейся в его советах. Однако какие-то из них не имеют ко мне прямого отношения, а уж те, которые имеют, слишком личные, чтобы я могла раскрыть хоть какие-то детали. Так, например, в одном письме к отцу Владимиру Воробьеву отец Павел поименно перечисляет всех восьмерых членов нашей семьи, и в самом этом перечислении я сразу увидела ответ на мое молитвенное обращение. Я навсегда запомнила рассказ отца Всеволода, который услышала на первой у него исповеди. Тогда он, не называя еще имени отца Павла, сказал, что у него есть духовник, с которым он переписывается через нарочных, так как письма по почте в те годы отправлять было невозможно. Как-то раз отец Всеволод вручает посланцу письмо и с ним небольшой презент - посылочку с авторучкой и носками, а сам при этом получает в руки письмо, открывает его и читает: «Спасибо за авторучку, спасибо за носки…» Тогда я была неофиткой, читала духовную литературу и вовсе не удивилась, ведь это просто христиане, которые просто молятся. Один молится и посылает, а другой молится, и посылка еще не дошла, как он получает ответ. Все нормально, все как в первые века христианства… Беседовали Ольга Стриевская, Станислав Колотвин.