Знахари, колдуны и крестьянский мир

В Волго-Уральском этнографическом регионе популярные знания, средства и приемы народной медицины использовались практически в каждой семье, и передавались из поколения в поколение. Концентрировался народный опыт в умах и руках знахарей-целителей, а подчас и ведунов-колдунов.

С древних времен у людей было разное отношение к знахарям и колдунам (см. рис. 3—5 в прил. 3). Среди коми считалось, что искусством словесной магии, воздействия заклинаниями владели коновалы, пастухи и охотники. Кроме них, были еще профессионалы — колдуны и знахари. Коновалов нередко ставили даже выше знахарей, т. к. они пользовались не только заговорами, но и другими народными средствами при лечении животных. Нередко их причисляли к колдунам, умеющим приворожить и оборотить. Они, как и знахари, могли получить знания и опыт только от старшего по возрасту, иначе заговоры теряли свой эффект. В целях сохранения магической силы заговоры произносились только мысленно (Кудряшова, 1991: 36). Условно знахарей можно разделить на две группы: костоправы, повитухи, травники, занимавшиеся оказанием конкретной медицинской помощи, и знахари, колдуны, сочетавшие функции лекарей, предсказателей, гадателей, исполнителей обрядов. Коми этих людей называют тодысь (тодны — «знать, узнать, отгадать»). Это человек, умеющий толковать сны и предсказывать будущее, помогать в поиске пропавших вещей и обеспечивать удачу в промысле. Кроме того, для районов Вычегды, верхней Печоры, Удоры известен пывсьодчысь пывсьодчысь (павсьодны — «парить, выпаривать», пывсьодзчыны — «лечить больных в бане»). В Прилузье обращаются к полясьысь (полявны — «дуть, сдувать») — знахарь дует на больное место, готовит «наговорную» воду, пытаясь таким образом удалить всевозможные причины болезни. У удмуртов существовал подобный термин «пелляськись» для обозначения знахарей, лечащих «посредством заговоров» (Ильина, 1986: 71). У коми, кроме прочего, обращаются к ним визчясь (ним — «имя», видзны — «оберегать, охранять, стеречь»). Охрана и возвращение «духовного» двойника человека считались одним из важнейших функций народных лекарей, шаманов (Ильина, 1989: 64).

Отношение окружающих к костоправам и повитухам зависит от того, насколько успешно они выполняют свои функции врачевателей. Наиболее опытные из них высоко ценились и за пределами их проживания. Так, у коми по всей средней Сысоле и Прилузью была хорошо известна костоправ из деревни Кебра. Парас-тетку из с. Большелуг знали во всех селениях по Вишере; большой известностью пользовалась троицко-печорская костоправ и повитуха Иван-Наста (Ильина, 1989: 92). В конце XIX в. в издании «Народы России. Живописный альбом» сообщалось, что зырянам знакомы в точности и такие вымыслы русской фантазии, как «оборотни», «ведьмы» и «колдуны». В зырянских деревнях много «колдунов»... «еретников», которых люди побаиваются, особенно при справлении свадеб. Зыряне думают при этом, что мертвые колдуны хуже живых. Они постоянно, по их мнению, покидают могилы и надоедают всем просьбами, а в Великий Четверток «еретники» эти встают из могил и грызут на колокольнях колокола, чтобы удачнее портить людей» (Народы России, 1878: 111).

Черную магию (колдовство), которая может причинить вред здоровью, жизни, имуществу людей, называют малефецией. Этой способностью в народе наделяли людей, заключивших «союз с нечистой силой, дьяволом (ведьмы, колдуны, оборотни), которые через заговоры и сопровождающие их магические действия насылали порчу на людей и скот, губили урожай». Таковы, например, вегин (вединь) у удмуртов, вуверкува у восточных марийцев, которые могут менять облик и устраивать сборища, называемые «шабаш». В представлениях закамских удмуртов, внешне они ничем не отличаются от обычных людей, но наделены потребностью ежедневно творить зло в определенное время суток, недели, года (Миннияхметова, 1996: 109).

Функции колдунов тоже неоднозначны: они делятся на убежденных, невольных и случайных. Первые вступают в свою роль по убеждению, в силу своих знаний, а знания приобретаются от таких же колдунов или, как говорят, от «нечистого». Невольными колдунами считаются те, которые производятся народом в колдуны против их воли. К случайным колдунам причисляются двузубые, трезубые, рыжие, двоеженцы, троеженцы. Другой способ научиться колдовству состоит, по словам некоторых, в том, что желающий быть колдуном даёт нечистому подписку. Признак жилища колдуна – «из трубы того здания дым идет к небу, затем стремится к земле» (Верещагин, 1909: 85).

Колдун в противоположность знахарю — носитель злого умысла. Вместе с тем считалось возможным заставить его или упросить использовать свои возможности, способности для излечения болезней, вызванных, по народным представлениям, действиями другого колдуна. В качестве лекаря мог выступать еретник, тшыкодчысь (тшыкодны — «портить») и керысь (керны — «испортить посредством колдовства, навести на кого-либо порчу, болезнь»; Ильина, 1989: 96). У марийцев (мари) есть множество рассказов о колдунах, которые могли превращаться в летучие крылатые существа. На своих домашних они, якобы, насылали крепкий сон и, вооружившись ножницами, вылетали в трубу. Летая и бродя по земле, колдуны срезали края одежды у людей или оставленной на ночь во дворе; клочья шерсти у животных. Незадолго до Троицы колдуны относили свою добычу на кладбище, зарывали, симулируя стоны будущих больных («Ой нога моя, ох, голова моя, ох, грудь моя» и т. д.; Аптиев, 1892: 19). Локтозы действуют по просьбе тех, кто желает сделать вред своему соседу или врагу путем различных манипуляций с вещами. Обращаются к ним в том случае, если кому-то по указанию мужедши (ворожеек) необходимо принести жертву, но по бедности он сделать этого не может. Локтозы при помощи специального наговора переносит болезнь на другого, более состоятельного, который и принесет умилостивительную жертву за больного. Вот так, совсем как в русской пословице «Свалить с больной головы на здоровую» (Багин: 270). Пошаршы (смутитель), по мнению марийцев, близки к нечистой силе и по желанию могут причинить немало хлопот. Поэтому с ними нужно обходиться осторожнее и не гневить их: «Пошаршы обладают способностью по недоброжелательству наводить различные неприятности и затруднения, например, вызвать упрямство лошадей свадебного поезда, неудачу в пути от поломки колеса или оси и проч. Для защиты от них обыкновенно обращаются к заговорщику — швэдышы» (Багин: 270).

У марийцев была сильна вера в нечистую злую силу. «Черемисы уверяют, что колдун может в одну ночь, несмотря на ее краткость, пройти до 50 верст. Локтызь может пустить порчу по ветру: попадет она в человека — он заболеет, в скотину — падет, а если в дугу — она сломается. Есть только одно хорошее средство против колдовства — рябина» (Народы России: 185). Колдун в поверьях марийцев может принимать различные образы: лебедя, гуся, другой птицы; он наводит на людей и животных порчу, «присушивает или ссорит людей, похищает плод из чрева женщины. Он умирает трудной смертью, причем, только в том случае, если передаст кому-либо свое умение» (Тойдыбекова, 1997: 369—370).

В некоторых случаях злою силою может обладать любой человек. Так, если черемис имеет на кого-то злобу, он старается навредить врагу, но делает это не сам, а через кереметя, обещая ему принести за это в жертву лошадь или другое животное (Народы России, 1878: 185). В отличие от злого колдуна знахарь (мужедше) «ладит» людей, животных, тушит пожар, узнает мысли людей, наказывает ведьму, колдуна. Он лечит ушибы, вывихи, переломы, останавливает кровь, спасает животных и людей от смерти. Мужедше могут завладеть тайной человека, посмотрев ему в глаза. Про колдунов и знахарей рассказывают марийские мифы, коми былички. Исследования доктора филологических наук Л.С.Тойдыбековой содержат многочисленные былички, бывальщины и поверья о том, как знахари силою заговоров и проклятий насылают или прогоняют болезни, снимают сердечную тоску, разжигают пылкие страсти (Тойдыбекова, 1997: 151). По воззрениям марийцев, колдун и после смерти ходит к своим домашним и требует еды или страшно пугает их. В таких случаях марийцы вбивают в могилу колдуна осиновый кол, чтобы его дух не мог вставать и беспокоить людей. Рассказы о вредоносной деятельности юзо ен вращаются вокруг нескольких основных тем. Особенно широко бытуют рассказы о порче молодоженов, скота, о том, как юзо ен в виде огненного змея прилетает к коровам и сосет молоко (Тойдыбекова, 1997: 149).

Многое из рассказанного характерно и для мордвы. В «Живописном альбоме» отмечается, что «мордвины лечатся от болезней преимущественно у колдунов и ворожей, которых у них множество. В особенности славятся своим искусством и магическою силою мордовки-ворожеи и мордва-пчелинцы, к которым и русские приезжают за советами иногда за десятки верст. Все их искусство обыкновенно состоит из различных умываний и наговоров на пиве, водке и проч.» (Народы России, 1878: 140). М. Т. Маркелов, исследуя в 20-е годы мордву Саратовской губернии, отмечал, что почти в каждом мордовском селении можно встретить знахарей и колдунов, называемых или «орожея», или «ведун-атя», «ведун-баба», «содыця» и пр. Население обращается к ним при болезнях, пожарах и др. несчастных случаях, при эпидемии и т. д. Как правило, знахари лечат или содействуют избавлению от разных зол при помощи заговоров. Но иногда знахарка прибегает и к содействию умерших предков (Маркелов, 1922: 191). Более опасными, но зато и более всесильными считаются у мордвы колдуны, которые действуют по своей инициативе и воле. Колдуны более склонны вредить, чем приносить пользу. Даже и полезные действия их связаны со злом для других. Так, колдун, как и знахарь, может вылечить больного, но обязательно перенеся болезнь на другого человека. Мордвин предпочитает держаться от них подальше. Но население неизбежно прибегает к колдунам во время эпидемий. Он является организатором опахиваний от засухи, холеры и пр. Колдун имеет в запасе словесные формулы-заговоры, которые должны произноситься во время колдовского обряда всеми участниками. И колдуны, и знахари могут принадлежать и к зажиточным, и к бедным, есть среди них и бобыли (Маркелов, 1922: 191—192). Мордовский ученый М. Е. Евсевьев отмечает: «Ведун — человек. На ведуна учатся, есть такие знающие люди, которые обучают на ведуна. Который человек научится быть ведуном, от ведовства не может удержаться, в каждую ночь отправляется летать». По поверьям мордвы, ведун летит словно огненный клок. «Голова с человеческую, похожая на ковш. За ведуном остаются искры. Летает выше домов» (Евсевьев, 1931: 76).

Знахари (пеллясь, пелляськись), ворожеи (туно) и колдуны (вединь, вегинь), окруженные магическим ореолом таинственности и всесилия, обладавшие высоким энергетическим потенциалом и способностями к гипнозу, были хранителями основных секретов народной медицины удмуртов (Гришкина, 1992: 48—49). Удмурты при эпидемиях устраивали коллективные жертвоприношения, прибегали к различным магическим обрядам. В то же время под знахарством крестьяне Вятской губернии разумеют не только колдовство, ворожбу, но и лечение травами, различными снадобьями (Верещагин, 1909: 87). Курс учения (усто туно) продолжается год и больше. Людей, которые учатся, народ подмечает: такой человек часто отлучается из дома неизвестно куда, а по возвращении ничего не говорит о том, где был, ни своим домашним, ни другим. Такой человек часто выказывает себя глупым, сходит по временам с ума, дерется, кричит и т.п. «По окончании курса учения в знак памяти или права получают, кто золотой шарик величиной с горошинку (это высший курс), а кто серебряный или золотое кольцо. Усто туно может принести также и вред больному, если тот мало заплатит за лечение» (Васильев, 1906: 194—196).

Крестьяне считают, что колдун портит людей из-за своей злости. Для этого он обращается то в свинью, то в кошку, то в собаку и выходит «по своим делам» вечером в Великий четверг (Васильев, 1906: 198). Интересно описание знахаря Г. Х. Мозелем: «В одной вотяцкой деревне имел я случай видеть вотяцкого тону и сделать опыты над их колдовством. Хотя у вотяков и у прочих народов часто спрашивал про таких колдунов, токмо всегда сказывали мне, что таких людей в той деревне или нет, или куда-нибудь отбыли; однако принужден я был вотяцкого тону сыскать силою. Сие люди весьма боятся, чтобы мнимая святость их тонов ни в чем не была опорочена. Помянутый тона был мужик в большой деревне, называемой Самаран-Пилги, которая почитается первою вотяцкою деревнею. Он сказывал, что ему от роду лет 60. Борода у него темно-рыжая, а на взгляд пред своею братию гораздо лукавее. Я сказал, будто я чувствую в себе жестокое колотье и желаю, чтоб от той болезни чем вылечиться. Он попросил с вином чарку. Как ему чарку с вином дали, то попросил он о моем имени. Затем взял нож, и, мешая в чарке вино нарочитое время, и смотря в оную пристально, шепча нечто вразумительное. По сем давал мне из помянутой чарки вино, будто какое лекарство выпить... При том я его еще спросил, какие он, мешая в чашке вино, слова говорил? И в ответ получил, что сказать ему сего не можно, ибо де от того все действие будет бесплодно» (Мозель, 1864: 45—46).

У закамских удмуртов людей, которые якобы владели темной силой, называли по-разному: ведон (ведьма), веднаськись (ведающий), тодэмо (со знанием; имеются в виду знания о темных деяниях), тодисьвалась (знающий, понимающий), сорись (портящий), уйин ветлись (странствующий ночью), потась (выходящий, т. е. покидающий пределы своего владения, могилу), бугатись (умеющий), бертась (возвращающийся с кладбища). Кроме того, в разговоре часто можно услышать термины — шайтан, убыр, жин, пери. Все они заимствованы из тюркских языков (Миннияхметова, 1996: 109). Отсутствие медицинской помощи, незнание русского языка вынуждало удмуртов обращаться за лечением к своим туно, туночи, эмзя (знахари, лекари, ворожеи), которые находились среди них или проживали в близлежащих деревнях. Естественно, знахари лечили народными средствами. Наряду с заговорами использовались и рациональные методы лечения.

Среди башкир тоже имелись специальные врачеватели, травники (Yл J н, белгест J ре), костоправы (h J й J), массажисты, повивальные бабки, специалисты по лечению пиявками, обрезанию, кровопускатели, лекари-маги. Среди последних выделялись лица по видам оказываемой помощи: воздействующие заговором (арбаусы), ворожеи (но котсо), заклинатели (имсе), чертовидцы (шайтан), деятели религиозного культа (муллы; Гумаров, 1985: 27).

Народными врачевателями чаще всего становились люди пожилого и преклонного возраста, умудренные житейским опытом. Правда, встречались и молодые — обычно дети, или близкие родственники врачевателей. Кстати, среди этой категории лекарей чаще всего отмечалось засекречивание рецептов лекарственных средств и приемов оказания помощи, что вело к созданию своеобразных семейных школ. Лечебная практика средствами эмпирической медицины обычно была уделом женщин, хотя имелись и мужчины-лечцы (костоправы, специалисты по обрезанию, магии и пр.). Особенно высоко ценились народные врачеватели из лиц, некогда побывавших в летаргическом сне. Полагали, что они пожили на том свете, общались с богом, поэтому обладают особым даром лечебного воздействия.

При существовании среди народных врачевателей своеобразной специализации в жизни редко кто ограничивался лишь своей «специальностью», применяя и другие формы лечебного воздействия. Эти талантливые, умело оказывающие лечебную помощь лекари пользовались большим авторитетом, для получения от них лечебных рекомендаций нередко приезжали из весьма отдаленных мест. По некоторым данным, у чувашей в XIX в. практически в каждой деревне была «своя специалистка женщина-чувашка, к которой обращаются за помощь. Одна из них может извлечь соринку с помощью чистой тряпочки, предварительно уложив голову больного на колени и завернув ему веко, другие лекарки языком вылизывают соринку из глаз» (НАЧГИГН, Никольский, 574: 17). То же самое отмечает и Я. Д. Коблов у татарского населения: «Едва ли не в каждой деревне имеется свой лекарь, который, если пожелает, может вылечить от всякой болезни водой, над которой он наговаривает никому не известные слова. По степени славы не все лекари одинаковы: некоторые лечат только в своей деревне. Есть между ними и такие, которые славятся на очень далекое расстояние и пользуются большой известностью. Такие знаменитости не ограничиваются при лечении наговорами на одну воду, но делают наговоры и на другие предметы, напр., на уголь, на лыко, на зерна, на одежду и т. д.» (Коблов, 1910: 463).

О роли женщин в народной медицине чувашей писал и В. Ф. Груздев: «Лечением болезней занимаются только женщины. Сообразно различным специальностям эти знахарки носят и разные названия. Йомаса (ворожея) занимается наряду с лечением болезней угадыванием прошедшего, настоящего и предсказыванием будущего». Ему удалось иметь дело с одной емзей — Анной Ивановной из дер. Елаш Чебаевской волости. Огромный успех ее объясняется несомненным знакомством со спиритизмом и гипнозом, причем, она провела сеанс спиритизма при самом Груздеве. «Ура-лартакан (ногу ставящий) — так называются массажистки. Телхесе (заговорщик) лечит болезни наговорами. Обычно йомаса бывает в то же время и телхесе. Папашка (бабушка) – повивальная бабка» (Груздев, 1912: 80).

У чувашей «... именем «юмзь» называются ворожецы, которых весьма много и к которым они прибегают во всякой нужде, во всех болезнях и несчастиях. Ими бывают как мужчины, так и женщины. По мнению некоторых авторов, чувашские юмзи более, чем лица того же звания у других народов, «утратили свое древнее жреческое значение: нет у них помощников для вызывания добрых и заклинания злых духов, нет особого костюма, отличающего их от обыкновенных соплеменников. Для того, чтобы избавить человека от болезни, узнать отчего болезнь его постигла, что нужно делать для избавления от нее, юмзя совершает своеобразные мольбы, вместе с тем прибегает к ворожбе, каковые производится различными способами» (А – в, священник; 1899: 343). Юмзи у чувашей играли большую роль на свадьбах и родинах, предохраняя и избавляя своим влиянием и известными наговорами новобрачных от порчи и новорожденных от сглаза. С этой целью юмзь разбивал над головою новорожденного два сырых яйца, отрывал голову живому петуху и выбрасывал все это за ворота. Это была неизбежная церемония при трех важнейших этапах жизни человека: рождении, бракосочетании и смерти» (А–в; 1899: 343). В старину юмзя со своими помощниками выполнял жреческие обязанности; без юмзи не обходились и частные жертвоприношения. С течением времени, утратив свое первоначальное значение духовного главы чувашей, юмзя тем не менее пользуется и ныне уважением, как знахарь. К нему ездят за советом во время несчастий в семье или роду. Он должен определить причину бедствия и указать способ к ее устранению (Никольский, 1911: 889).

О домусульманских служителях культа ныне приходится судить по очень скудным данным. Не пытаясь раскрывать подробно этот вопрос, отметим лишь, что в далекие времена у татар при жертвоприношениях и молениях в роли главного распорядителя, т. е. старейшины, мог выступать любой член общества из старшего, умудренного жизненным опытом поколения людей, знающих эту обрядность. Это, видимо, тот отзвук далекого времени, когда в обществе не было специальных профессиональных служителей культа, т. е. жреческого сословия — шаманов, камов, как их называли алтайские тюрки. В начале разложения родового общества, в пору оформления у тюрков шаманства, у предков татар появляются такие служители культа как имче, томчы (им-томчы), кур ¶ з, багучи. «За неимением прямых данных...невозможно говорить определенно о той или иной форме шаманских камланий (или комланий?) у тюрков Среднего Поволжья. В этом отношении многое у татар уже утрачено, но известны имче, кYр ¶ з ¶, багучы, несомненно олицетворявшие в той или иной форме функции шаманов. В их действиях, по-видимому, нетрудно заметить многие черты классического шаманства у тюрков. Функции же у них таковы: имче — это знахарь, заклинатель, кYр ¶ з ¶, кYр ¶ чЕ, кYремче... — провидец, предсказатель, ворожея (ведун)» (Татары Среднего Поволжья и Приуралья, 1967: 365). Таким образом, можно предположить, что кYр ¶ з ¶ в прошлом возглавлял отправление шаманских обрядов у татар. Под багучы понимается ворожея, занимающаяся гаданием; сихерче наводили всякого рода «порчи», привороты и т.п.; ырымчы — чародеи. У татар наиболее популярными были имче (или им-томчы) —заклинатель, колдун. Профессией имче у татар преимущественно занимались женщины (пожилые), так называемые имче-карчык (буквально: заклинатель-старуха). С ней часто в народе ассоциируется убырлы-карчык (старуха с убыром, ведьма у русских), в которую, по поверью татар, имче-карчык превращается не только после смерти, но и при жизни. Убырлы-карчык наделялись огромной волшебной силой и поэтому в представлениях народа они являлись особо опасными. Чтобы обезвредить их, разрывали могилу и в грудь трупа, а иногда и в спину, перевернув его вниз лицом, забивали осиновый кол, или же в могилу выливали ночью 40 ведер воды. Среди татарских имче была определенная специализация. Некоторые именовались бYсер теле белYче (знающий язык грыжи), елан теле белуче (знающий язык змеи), кан теле белYче (знающий язык крови), т.е. заклинатели грыжи, укусов змеи и кровотечения. Что касается бубна, характерного для алтайских шаманов и баксы, то он перестал быть принадлежностью имче. Однако можно предположить применение его некогда и у татарских имче. Слово «тункар-бубен» в чувашском языке сохранилось и поныне. В этом отношении интерес представляет и такой обычай: при родах, когда ребенок не мог вздохнуть (что объяснялось отсутствием у него души), имче-карчык под аккомпанемент сковородки (стуча по ней) читала молитву, «вызывая душу» ребенка. Ф. Сайфи в данном случае считал, что сковородка выполняла функцию шаманского бубна (Татары Среднего Поволжья и Приуралья, 1967: 365).

У татар-мишарей лечением серьезных заболеваний занимались специальные люди — табипы. Роль табипче издавна выполняли большей частью представители религиозного культа — муллы, азанчы, а также знахари (им-томчы, даручы и др.). Повивальная бабка, которая оказывала помощь роженицам, занималась также лечением женских и детских болезней. Наиболее распространенной группой среди знахарей были им-томчы. Они являлись как бы универсальными лекарями по различным болезням и лечили самыми разными средствами. В практике лечения заговорами, заклинаниями и молитвами немало было элементов язычества. Еще совсем недавно встречались знахари в городах и селах Татарстана. Так, много лет «бабка» Шенгурова, проживающая в Кировском районе г. Казани, занималась вместе с дочерью лечением больных. Все болезни эта знахарка лечила отваром различных трав. Г. Сафиуллина, проживающая в Ленинском районе г. Казани, занималась обрезанием (Тюлячинский район, Мамадышский район; Усманова, 1959: 39). Следует указать, что, пожалуй, наиболее ранние письменные упоминания о ворожеях и знахарках среди татар в русских источниках относятся к XVII столетию. Так В. И. Ламанский писал о них: «В 1630 г. в Лебедяни появилась татарка-ворожея. О ней был произведен розыск, а мы из сыскных речей узнаем, каким образом эта женщина ворожила. Полнее и интереснее всего показания стрельца Назара Мотюнина: «Ворожила де меня и лечила глаза, наговаривала де воду и сыпала де просо в воду, и меня де умывала тою водою; да мне же де пускала в глаза женское молоко, а имала де женское молоко у стрелецкой жены Сазона Волкова». Иное сообщение о лечении Назара Мотюнина двое других из опрошенных: «(один) лечила де ему глаза, вынув печень из овцы, а лечила де у Назара глаза... о десятой пятнице, после того как была у меня» (Ламанский, 1893: 5).

В этнографических экспедициях за последние годы мы немало встречались с разного рода знахарями (Прил. 4). Познакомились мы с ними и в Башкортостане. В частности, с Табиб Газзе-эби Аглиуллиной; знаменитому народному врачевателю и костоправу из Стерлибашева в этом году исполнилось 88 лет. «Я родилась, по рассказам матери, в тот миг, когда люди поднимали бокалы в честь Нового 1910 года», — говорит она. Однако, несмотря на возраст и на нелегкую судьбу, выглядит она сравнительно бодрой, а память у нее — удивительно ясная. О том, что она обладает каким-то природным даром врачевания, раньше не принято было писать. И тем не менее к ней приезжали и приезжают чуть ли не со всех городов Башкортостана за помощью. Приезжают те, кому по какой-то причине не смогли помочь врачи в больницах. А о жителях района и села Стерлибашева и говорить нечего: многие из них, даже находясь на излечении в больнице, порой тайком прибегают к ней. Кстати, местные хирурги прекрасно об этом осведомлены и, бывает, иногда даже сами советуют обратиться к ней, если речь идет о вывихе. Это мастерство ей передала мать. Старуха-мать, которая впоследствии жила вместе с ней, рассказывала ей, что когда впервые принесли ее кормить после рождения, она погладила ее по голове и произнесла: «Передам тебе, дитя мое, свою тайну врачевания...». На вопрос о том, как она определяет вывих у человека или перелом кости, отвечала, «...рукой, поглаживая больной орган человека…Может, и чутье подсказывает...Замечаю даже небольшую трещинку кости. И ни разу в жизни не ошиблась. Иной раз приносят грудного ребенка: не берет грудь, плачет и сохнет, говорят. А я руками и молитвами снимаю с него гнетущую тяжесть сглаза. Берусь лишь за то, что могу...Раньше выправляла даже вывихи тазобедренных костей, шейного позвонка, а теперь сил не хватает...» (ПМА: Аглиулина).

З. Х. Кульсарина известна в округе, как знахарка. Увлечение народной медициной пришло к ней от родственников. С бабушкой, которая уже умерла, у нее до сих пор есть «связь». На её могилу она положила белые камни, и у самой дома такие же есть. По ее мнению, они несут от бабушки информацию — незримо говорят ей, например, об опасности, а она это чувствует (ПМА).

В семье А. И. Емельяновой в прошлом костоправством занималась ее мама. Но сама она не училась этому мастерству, так как ей в детстве не всегда нравилось, что при жизни мамы в дом всегда приходило много людей для лечения. Но, видимо, что-то передалось ей: однажды в лесу подвернула сильно ногу, но справилась сама. Массировала, вытягивала и ставила сустав на место. Полагает, что может оказать помощь и другим в подобных случаях (ПМА).

Ворожеи гадали различными способами: башкирские багыусы смотрели в чашу с чистой водой, бросали стружки в ручей и реку, в огонь бересту и шептали над золой, раскидывали 41 камешек или желудь и смотрели, в каком порядке расположатся (Руденко, 1955: 322).

Особое место в сельском обществе занимали колдуны. Чуваши говорят, что колдун может портить людей и животных. От порчи около сердца будто бы заводятся какие-то ящерицы, и они грызут его и производят сильную и нестерпимую боль рвотою (вероятно, катар желудка). Колдун может напустить порчу на определенное и на неопределенное время. Если на определенное время, то болезнь, порча должны пройти через какой-то срок, а если навсегда, то болезнь сведет в землю свою жертву. Колдун впускает порчу в человека по воздуху, через пищу и даже через табак, а иногда портит своим поцелуем. Чуваши стараются избегать человека-колдуна, а если и случается где-нибудь в гостях быть с ним в одной избе, то каждый старается сесть куда-нибудь подальше от него, чтобы не пить ему первому пива из стакана после колдуна. Таким образом, мнимый колдун, в глазах чувашей не пользуется уважением или любовью (НАЧГИГН, Никольский, 574: 45 об.). Колдун может наслать дождь или засуху. Его жизнь достаточно скрытная. Колдун наговаривает на хлеб и на напитки. Если на наговоренный кусок и напиток дунуть, то наговор теряет силу. В представлении чувашей, если наговоренные вещи держать долго, то они превращаются в кровь. Первым шагом к колдовству является якобы съедение плоти, похищенной из утробы матери, или последа. Без этого никакие знания не даются молодому колдуну. Потом уже идет путешествие по кладбищам; в этих путешествиях не произносится слово «помилуй». Могилу колдуна легко узнать: земля на ней проваливается. В народе эти могилы метят, вбивают в них осиновый кол. Юмзи имеют меньшую силу, чем тукитмъш. Они не могут превращаться в животных. Имеют силу только для того, чтобы наслать болезнь и лечить от болезней; свои знания превращают в специальное ремесло. Они открыто ворожат и за свой труд получают водку, хлеб, холсты и деньги (2, 3 и 5 коп.). Некоторые юмзи имеют большую силу, чем обыкновенные (НАЧГИГН, Никольский, 215: 362, 365). При болезнях и несчастных случаях обращаются к ворожейкам, которые будто бы узнают причину несчастья и дают советы: как и чем надо умилостивить того или другого бога. Нередко чуваши по их совету бросают в воду пряники, белый хлеб, свечку, монету, яйца, подобие животных, птиц и т.п. (НАЧГИГН, Григорьева: 678). Один из информаторов поделился с нами тем, что в детстве слышал от бабушки: якобы когда умирает знахарка, то просит близкого человека (или схожего по духу) подойти к ней, берет его руки и обязательно подержит их в своих. По поверью, она как бы отдает свою силу, и ей от этого потом будет легче умирать (ПМА: Савиров). Волшебники и волшебницы (сихырсы), считалось, не имели непосредственного контакта с духами, но могли причинить вред и приносить пользу посредством наговоров, корней растений, напусков по ветру. Башкиры боялись этих волшебников. Но в случае опасных болезней все равно обращались к ним за помощью и получали от них лечебные корни (Руденко, 1958: 332).

По мнению опрошенных во время этнографических экспедиций сельских жителей, знахарь несет добро людям. При трудноизлечимых болезнях идут на могилу к умершему знахарю просить об исцелении. Именно знахарь может лечить причиненную колдуном болезнь. Некоторые знахари говорили о том, что стараются как можно больше сделать людям добра, зло — это плохо. Иначе пропадет способность к излечению людей (ПМА: Григорьева). Каждый знахарь, пользующийся известностью, не довольствуется своими знаниями, старается по возможности приобретать новые сведения путем расспросов у себе подобных. Сегодняшние знахари — это люди пожилого и среднего возраста. Они владеют знаниями и практическими навыками по народной медицине. К ним можно отнести И. М. Григорьеву (с. Степная Шентала), А. С. Жингурову (с. Городок), О. А. Кокулину (с. Лопатино) и других, которые при оказании лечебной помощи используют молитвы, заговоры, травы и пр. Эти целители очень скромны, к своему умению относятся как к обычному ремеслу, их подчас нелегко разговорить. По их словам, они очень устают после лечения, хотя такие процедуры по длительности занимают от 10 минут до часа (иной раз дольше). После посещения больных они, как правило, ложатся отдыхать, читая вслух или про себя молитвы, просят Бога и святых о восстановлении своих сил, благодарят за силу, данную им свыше для излечения больных.

Таким образом, народная медицина имеет глубокие корни и выступает как главный фактор в активной деятельности человека в его борьбе за свое здоровье. Медицину первобытного общества отличают синкретизм, сочетание рационального и иррационального. С появлением этнических групп или популяций выделяются материальная и духовная стороны их культуры. С материальной соотносятся биологическая адаптация людей к природной среде, результаты их хозяйственной деятельности. К духовной стороне относится психологическая адаптация людей к природе, отраженная в знаниях по использованию природных средств в жизнеобеспечении популяции и сохранении здоровья этносов в целом. Источником медицинских знаний в конечном счете был несомненно народный опыт.