Чудовищное

Шагал нестарый старик Петя по дороге пыльной, знойной, то и дело пот со лба смахивая, да укрытие от солнца высматривал. Вдали речку небольшую приметил, к ней направился.

А как поближе подошел, видит – переброшен через ту речушку мосток небольшой, а подле него, на вязанке хворосту, сидит бабка ветхая. Петю увидала – обрадовалась, да, с вязанки своей не слезая, запричитала жалостливо:

– Ой, как мне тяжко, сыночек, – приговаривала она, требовательно в глаза старику заглядывая, – как мне тяжко, родненький…

Пожалел бабуленцию Петя, решил пособить ей. Вскинул он вязанку хворосту на плечо да через мост зашагал. А бабка следом поплелась. Шла она за ним да все бубнила без устали на мотив однотонный.

– Ой, какой же ты милый, сынок, ну какой же ты милый…

До самого дома бабкиного доставил старик вязанку ту. А бабулька, на порог усевшись, вновь стонать да охать принялась, платочком от зноя отмахиваясь.

– Ой, как же я пить хочу, – тянула она на одной ноте, глядя на него еще требовательнее, – как я пить хочу…

– Щас, организуем, – засуетился старик, – щас принесу…

Зачерпнул он водицы из ведра деревянного, бабке испить поднес. А та глотнула только да сразу же и скривилась вся.

– Ой, какая же она теплая, – заныла, – ну, какая же она теплая…

– Погодь маленько, – сконфузился старик, – щас попрохладнее, из колодцу принесу…

Бабка глянула на него неожиданно раздраженно и вновь застонала:

– Ой, какой же ты нудный, господи, ну, какой же ты нудный…

Плюнул тогда старик с досады, котомку свою подхватил да прочь подался. Только не успел он далеко отойти, раздался вдруг за спиной его смешок ехидный.

– Да не спеши ты так, сынок, – совсем уже другим голосом позвала его бабка, – не беги от меня, словно от чудища какого поганого.

Знаю все заботы твои, – ясным и совсем нестарым уже голосом говорила она, – ведаю о приключениях твоих. А за участие человеческое совет добрый дать хочу.

Изумился старик, назад воротился, вновь перед бабкой стал.

– Как в город придешь, – говорила она, – меж людей потолкайся, да не просто так, а присматривайся к ним чутче, к речам их прислушивайся… А на кого глаз ляжет, к тому подходи и такой вопрос спрашивай: «А правильно ли я иду?»

От того, как отвечать тебе будут, – продолжала свой совет бабка, – поймешь, к тому ли подошел. А как нужного тебе человека отыщешь – через него дорогу свою дальнейшую и узнаешь.

Пока кумекал Петя над сказанным да с вопросом ответным собирался, бабку вновь будто подменили.

– Ой, как же мне пить хотелось, – прежним голосом заныла она, – как пить хотелось…

Только крякнул старик от чувств нахлынувших, повернулся да все же прочь подался.

* * *

Где в любом городе самое людное место? Ясно где – площадь это рыночная. Туда и направил себя старик нестарый.

Шел он по базару, гудевшему разговорами да криками зазывал, звеневшему смехом да песнями случайными, плечами с людьми встречными толкался да к обрывкам разговоров прислушивался. А услышать здесь много чего можно было.

– Куплю дихлофос, – доносилось откуда-то из-за повозок, – или продам тараканов. Только чтоб всех сразу, оптом.

– Обиваю двери кожей заказчика, – бубнил кто-то рядом добродушным голосом. – Качественно… Еще никто не жаловался, честное слово.

– …Даже и не думай выходить за него замуж! – наставляла кого-то заботливая мамаша, зелень да овощи перебирая.

– Ну, мамочка, – отвечал ей голос девичий, – я ведь только чуть-чуть и совсем ненадолго…

– …Хороший нынче урожай выдался, изобильный, – говорили меж собой мужики, мешки с телег сгружая. – Яблоки уродились огромные – как никогда.

– Я, вот, давеча, одно такое на стол взгромоздил, – рассказывал один из них, – так не поверишь – стол сломался.

– Это еще что, – не отставал от него другой мужик, – у меня-то яблоки поболе будут. Я, вот, недавно одно такое на телегу положил…

– Да неужто телега сломалась?

– Если бы, а то червяк из яблока вылез и лошадь сожрал.

Удивил Петю разговор этот, подошел он к мужикам да спросил, как его бабка научила.

– А правильно ли я иду, люди добрые?

Те внимательно оглядели его, засмеялись, будто чучело дивное увидели.

– А кто тебя знает, мил человек, правильно ты идешь, или нет, выясни вначале, куда тебе надо, а потом уже спрашивай, – ответили.

А один, должно быть самый умный, так сказал:

– Не знаю, что ты от головы принимаешь, но помогает это тебе плохо. Поэтому иди-ка ты, друг любезный, куда тебе идется. А как будешь следующий раз мимо проходить – так и проходи себе с богом.

Смутился было старик, но ненадолго. Сказал он своему смущению: «Ну и что?» – да дальше отправился.

Неподалеку мальчишка хныкал да отца своего за руку куда-то тянул.

– Пап, ну, пап, ну пойдем в балаган.

– Не сейчас, сынок, сейчас некогда, – отвечал ему папаша, делами своими озабоченный.

– Ну, пойдем… Там, говорят, тетя голая на тигре скачет.

– Скачет, говоришь? Ишь ты! Ладно, пойдем, давно я тигра не видел.

Восхитился старик да хотел уже следом за ними податься, когда вдруг мужика неподалеку приметил, песню жалостливую на балалайке игравшего. Остановился Петя, заслушался, от чувств нахлынувших слезу даже смахнул.

– Что это за песня у тебя такая забористая? – спросил.

– А – блюзом называется, – отвечал ему балалаечник, продолжая каким-то особым способом из трех струн грусть нездешнюю извлекать.

– Что такое – блюз? – заинтересовался старик.

– Блюз, – ответил музыкант, – это когда хорошему человеку плохо.

– А-а, – протянул с пониманием старик и на всякий случай спросил: – Я правильно иду?

Тот хитро прищурился, глянув на старика, да по струнам снова бренькнул.

– Ты идешь? – спросил голосом веселым. – Значит, правильно.

– Он!.. – сразу понял старик. – Выходит, пришел!

* * *

– Страшная сказка, страшная сказка… – задумчиво говорил музыкант балалаечный, чашку с чаем в руках вертя. – Да где ж ее взять – страшную-то?

Чаевничал с ним старик уже немало времени, в гостях у него засидевшись, о себе успел рассказать, о проблемах своих. Подивился хозяин занятию стариковскому – Дурака искать, но помочь, чем мог, пытался.

– О многих сказках с ужасами разными мне слышать доводилось, – говорил он Пете, – но о такой, чтоб и впрямь страшной была, – пожалуй, что нет.

Да и откуда ей взяться, – продолжал, – ведь сказки, они для того и сочиняются, чтоб рассказанными быть. А какие ужасы в рассказанной сказке обитать могут? Только уже случившиеся, пережитые, страсти свои растерявшие.

Вот если бы нашлась в природе сказка, еще не рассказанная, особая, тайная, вот в ней, может, настоящие страхи и сохранились бы… – говорил музыкант да вдруг запнулся на полуслове.

Какое-то время он молчал, то ли вспоминая чего, то ли сказать не решаясь. Затем к самому уху стариковскому склонился.

– Слушай сюда, Петя, – зашептал ему, с опаской по сторонам озираясь. – А ведь есть… Есть такая сказка… Причем, живем мы в ней все, а вот рассказать ее никто не решается. Все только шушукаются, намеками друга дружку пугают да прямых разговоров шарахаются. Вот как раз в недосказанности людской она и живет, страхами нашими питается и лишь иногда – в кошмарах ночных – наружу показывается.

И впрямь есть такая сказка, – обжигал балалаечник шепотом ухо стариковское, – еще никем не рассказанная… Не нашелся еще такой молодец добрый, чтоб решился о ней миру поведать. Сказка о Царстве Драконьем, в нас живущем. Сказка, что из страха людского соткана, сказка об украденной радости человеческой, сказка о слепцах спящих, сладким сном немощь свою баюкающих…

Слушал старик балалаечника да странное ощущал, будто пыталось что-то из его памяти первобытной вызволиться, но то ли отваги ему для этого недоставало, то ли силы…

– Царство Драконье… – сказал он задумчиво. – Да где же сыскать его можно?

– То-то и оно, что никто об этом не ведает, – сокрушался хозяин. – Водилось раньше в сказках старых нечисти этой без числа. Но стали потом драконы как-то постепенно и незаметно исчезать из сказок. Встретить сейчас такого – удача большая. А вот куда подевались они – о том только слухи ходят…

– Какие такие слухи? – живо заинтересовался старик.

– Разные слухи… – отвечал музыкант. – Одно точно известно – испокон веков было Царство Драконье подземным, и туда попасть было нелегко, и из него выбраться непросто.

А теперь вот, брешут, – вновь перешел музыкант на шепот, – что переселилось то Царство. Что давно оно из-под земли вылезло, да не просто так вылезло – а в нас прямо и влезло… Там и обитает поныне…

Перевел музыкант дух, чаю глотнул да вновь к уху Петиному припал.

– Но самая сложность в том заключается, – с надрывом отчаянным продолжал он свой шепот, – что на самом деле живет Царство Драконье и внутри нас, и снаружи. И там оно, и здесь. И оно в нас, и мы в нем…

И взимает оно с нас дань безжалостную, – говорил он дальше, – да такую особую, что не всем она даже понятна. Одно только о ней и ведомо – чахнут от нее люди, радость жизни теряют да мрут раньше времени. Умирает Мир Сказочный ныне повсеместно… Вырождается…

Умолк балалаечник, молчал и Петя, рассказом его сокрушенный.

– Ну и дела, – подал, наконец, голос старик. – Выходит, что вовек мне в Царство Драконье не попасть, ежели оно и впрямь где-то внутри меня притаилось. Ведь в самого себя не влезешь…

– А в том и нет надобности, – отвечал ему музыкант. – Ищи следы драконьи снаружи – с собой рядом. По ним виновника главного и отыщешь. А где именно ты с ним встретишься – снаружи или внутри, то не столь уж важно.

Есть у меня на примете дракон один, – продолжал он, – обитает здесь, неподалеку, в пещере древней, говорят еще, что сокровище он сторожит старинное, вот с него и начни путь свой. А там видно будет.

* * *

– С него и начни… – бормотал Петя, бредя дорогой указанной. – Конешно… Как бы только он с меня не начал.

– Ничего, ничего, Петя, – как всегда неожиданно раздался в нем голос насмешливый, – на самом деле ты боишься задачи своей не потому, что она невозможна, а наоборот – она невозможна только потому, что ты ее боишься.

– Вот спасибо тебе, – криво усмехнулся старик. – Как только поменял ты слова местами, так сразу же мне легче и стало…

– Глупый, – отвечал ему колпак, – не слова я переставлять пытаюсь, а извилины в твоей голове словами этими заплести по-иному. Вспомни, только когда что-то происходит не так, появляется шанс проснуться. Вспомни – и проснись. Ты всегда боялся драконов? Так просто перестань их бояться! Тем и пробудишься.

Дракон, – наставлял колпак Петю, – это всего лишь атрибут твоего сна. Когда ты просыпаешься – он исчезает. Твой страх – это и есть дракон, это сон твоего разума, который всегда порождает чудовищ. Как пробудить его? Это, как всегда, просто…

Но дослушать его наставлений Петя не успел. Завернул он за скалу, дорогу ему преградившую, да застыл на месте, как вкопанный.

За скалой, плотно лапами ее обхватив, спал дракон огромный, трехглавый. Громко храпел он во все свои три глотки да еще бормотал что-то во сне неразборчиво.

Только недосуг сейчас было старику разбирать его бормотание.

– Когда возникает опасность, думать надо изо всех сил ногами, – думал Петя ногами, делая это изо всех сил.

Мчался он со всех ног, не обращая внимания ни на хохот колпаковский внутри себя, ни на советы его издевательские. А колпак кричал ему прямо в голову:

– Даже если ты занимаешься полной ерундой, – подначивал он старика, – не упусти возможности насладиться хотя бы самим процессом.

Долго потом Петя отпыхивался да в себя приходил. Для того, чтоб успокоиться, смех в себе включил, с ощущениями своими продакался, а затем и вовсе – переключил себя «калейдоскопом» на состояние спокойное да ровное.

– Запамятовал ты, Петя, – вновь услышал он в себе голос насмешничающий, – что рядом с тобой всегда находишься только ты сам.

– Ты о чем это? – удивился старик.

– Да все о том же, – захихикал колпак, – ведь нет, на самом деле, никакого дракона, а есть один лишь ты, сам собою окруженный, вот при виде себя и содрогаешься.

– Ну, конечно, – недоверчиво хмыкнул старик, – нет дракона… До сих пор еще дух его смрадный ощущаю… Не понимаю я тебя.

– Не понимаешь? Ну, что поделать… – с легким разочарованием вздохнул колпак. – В конце концов, человек живет не тем, что он может съесть, а тем, что он может переварить. Глядишь, и поймешь со временем. Если только тебя самого не переварят…

Замолчал колпак. А Петя на месте потоптался, вокруг себя покрутился, да только делать нечего – не затем он сюда пришел. С духом собравшись, начал снова к дракону подбираться.

Подошел он к скале, от дракона его отделявшей, руками ее обхватил да голову из-за камней осторожно высунул, пытаясь чудище увидеть… Вот тут-то его лапа чешуйчатая и сграбастала.

Висел потом Петя между небом и землей, в ухмыляющиеся морды драконьи вглядываясь, да со светом белым прощался. А дракон, со всех сторон его рассматривая да из лапы в лапу перекладывая, философствовал в предвкушении ужина.

– Счастье и несчастье, – говорил он, – два сапога пара, всегда идут нога об ногу, спотыкаясь друг о друга. Ну, что поделаешь, если сейчас счастью твоему очередь выпала споткнуться. Так что, попал ты, старик, под чужое колесо фортуны, под мое, то есть, и буду я тебя сейчас кушать.

В этот самый момент Петя услышал осторожный шепот внутри себя:

– Смехом… – шептал ему колпак, – смехом и сам пробудись, и дракона пробуди.

Не стал почему-то Петя на этот раз с колпаком спорить, а послушно включил в себе смех. Смеялся и будто со стороны наблюдал, как приближается к нему распахнутая пасть драконья. А когда она была готова уже совсем сомкнуться на нем, сделал он для себя неожиданное.

– Вот ты сейчас сожрешь что ни попадя, – сказал он морде этой, – а запором вы потом все вместе мучаться будете, задница-то у вас на всех одна, общая.

Дракон замер, уставившись в Петю шестью налившимися кровью глазами, а затем… затем хохотать неожиданно начал.

Смеялся он во все три глотки, старика наземь уронив да лапами за живот ухватившись. Встал Петя, от пыли отряхнулся да на дракона сочувственно посмотрел.

– Повезло тебе, трехголовый, – сказал ему, – сожрал бы меня – долго б еще изжогой маялся. Ведь не случайно мне когда-то сказано было, что хотя вкус у меня и неплохой, зато послевкусие – никудышнее.

Да и мне повезло, – бормотал старик, озираясь в поисках колпака, с головы слетевшего, – повезло, что дракон такой смешливый попался.

Нашел он свой колпак дурацкий, а пока от пыли его чистил, рога цветные в нем наружу повыскакивали да бубенцами весело зазвенели. И пришла вдруг старику мысль в голову странная… Напялил он на себя колпак Дурака в виде таком развернутом да на дракона смеющегося глянул. А дракона-то, оказывается, и не было… А был вместо него всего лишь сгусток тумана светящегося, бесформенного такого да безобидного совсем…

Снял Петя колпак – появился дракон вновь, опять надел – и снова облако вместо него. Стянул тогда старик колпак с себя да призадумался, наставления колпачьи вспоминая…

Зато дракон все никак от смеха в себя прийти не мог – всхрапывал он то одной, то другой головой, да выступившие слезы по мордам размазывал. Наконец голос подал:

– Приходили ко мне разные, – говорил он, – и пугали они меня, и сами боялись, и драться со мной пытались. Один только ты веселить меня вздумал. Давно я так уже не смеялся… Отныне, Петя, товарищ я твой. Проси у меня, что захочешь.

– Понимания… – сказал Петя. – Все, что я ищу сейчас, так это понимания шагов своих дальнейших.

– Да где же я его возьму? – озадачился дракон всеми головами своими. – А может, тебе попроще чего? Золота там, скажем, или брильянтов сундук, а? У меня ведь такого добра – завались просто. Пойдем, покажу.

Пещера дракона была неподалеку. Зайдя в нее, старик подождал, пока глаза к полутьме привыкнут, да вглубь, за драконом следом отправился.

…А куча сокровищ и впрямь была громадной, видать, не одну тыщу лет она собиралась. Взгромоздился дракон на нее сверху да Петю подозвал.

– Ты – первый из людей, кто это видит, – сказал ему гордо. – Выбирай, что хочешь.

Но Петя, вместо того чтобы безделушками драгоценными любоваться, вновь колпак дурацкий на себя нацепил.

– Недоверчивость, – сейчас же послышался в нем голос одобрительный, – это мудрость Дурака.

Только старику сейчас не до умничаний колпачьих было. Смотрел он с удивлением на груду сокровищ, но видел вместо них лишь множество то ли пятен цветных, то ли бликов блестящих, воздушных. Напомнили они ему картинку в калейдоскопе, вот только не было в них ни четкости ее, ни правильности.

Глядел старик на это разноцветье призрачное, глядел… Пока не поплыло все, как когда-то уже, перед глазами его… Странно он себя почувствовал, будто сам растворился в мозаике пятен цветных, словно совсем без тела остался…

Да вдруг, вовсе из ниоткуда, как бы на нужду его внутреннюю откликнувшись, понимание к нему пришло. Да такое отчетливо ясное, что сразу он уразумел, чем дракон ему помочь сможет, да куда ему путь дальнейший держать.

– Не надо мне от тебя ни злата, ни камней драгоценных, – сказал старик дракону. – А вот службу ты мне и впрямь сослужить можешь – проводи-ка ты меня в Царство Драконье. Есть у меня там дела.

– Ишь ты, – удивился трехголовый, – в само Царство попасть захотелось? А хватит ли духу твоего для такого дела? Не испугаешься?

– Да чего там, – как-то совсем уж бесшабашно и легко ответил Петя, – нутром чую, что судьба Драконьего Царства – быть осмеянным изнутри. Да и потом, если у меня нет выбора, значит, я его уже сделал.

* * *

– Самый коварный зверь – это медведь. Нет от него никакого спасения. Если ты побежал, то он тоже, но еще быстрее. Ты в реку – вплавь, он тоже – но еще быстрее.

– А если спрятаться? – спрашивает смеясь Дурак.

– Так ведь и он тоже! Да так, что и не найдешь его потом. Говорю же – очень коварный зверь…

– А если поцеловать? – хохочет Дурак.