История этикета, его национальные особенности

ЭТИКЕТ

(Практический курс культурного поведения)

«Все правила достойного поведения давным-давно известны, остановка за малым - умением ими пользоваться», - писал в ХVI веке французский философ, ученый, моралист Блез Паскаль. В конце XX века эта мысль нисколько не устарела, она по-прежнему актуальна: культурой поведения, изысканными манерами, безукоризненным вкусом отличаются сегодня немногие. Невольно задаешься мыслью: «А существует ли вообще прогресс в культуре, и в частности в культуре поведения?», ведь уже 3, 5 тысячи лет назад на гробнице египетского фараона Аменофиса III была сделана следующая надпись: «Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим, истину бросили, обычаев не признают. Никто их не понимает, и они не хотят, чтобы их понимали, несут миру погибель и станут последним его пределом». Похоже, что проблема достойного поведения так же вечна, как само человечество.

На протяжении столетий человечество упорно стремилось выработать универсальные правила достойного поведения, реализация которых позволила бы сделать отношения людей гуманными, человечными, совершенными. Эти правила называют этикетом.

Анализ этого важного элемента человеческой культуры целесообразно начать с самого общего обзора и освещения истории его создания, а затем перейти к рассмотрению современных требований этикета и представлений о достойном поведении.

Этикет (в переводе с французского «этикетка», «товарный знак», «ярлык») - совокупность правил поведения, регулирующих внешние проявления человеческих взаимоотношений (обхождение с окружающими, формы обращений и приветствий, поведение в общественных местах, манеры и одежды и др.). Если мораль представляет собой совокупность предписаний к достойной жизни, совокупность рекомендаций нравственного образа жизни, отвечает на вопрос «как жить достойно?», то этикет представляет собой совокупность правил достойного поведения и отвечает на вопрос «как себя вести достойно?».

Будучи составной частью человеческой культуры, этикет включает те требования, которые получили всеобщее признание, являются общезначимыми и приобретают характер более или менее строго регламентированного ритуала. Процесс формирования таких общезначимых правил поведения, общечеловеческого этикета весьма сложен, продолжителен и противоречив, он и сегодня весьма далек от своего завершения.

На протяжении столетий этикет имел ярко выраженный классово-сословный характер и своеобразную национальную окраску. Этикет складывался в результате взаимодействия различных сфер человеческой деятельности, каждая из которых предъявляла к нему собственные требования. Во-первых, это сфера морали, сфера нравственных ценностей, важнейшим результатом влияния которой был отбор и сохранения таких форм поведения людей, которые облагораживали, гуманизировали их взаимоотношения. Мораль предъявляла к этикету важнейшее требование – зафиксировать небезразличие человека к человеку в фермах внешнего поведения. Мораль требовала такого отношения к человеку, когда любой признается самоценностью и самоцелью. Другими словами, мораль сообщала правилам поведения критерии человечности, гуманности.

Но формы поведения людей отбирались также и по эстетическому критерию: красивые, гармоничные, совершенные, приятные поступки и формы поведения ритуализировались и предписывались определенными правилами. Эстетический компонент не менее важен в этикете, чем нравственный.

Собственные требования к поведению людей имеет сфера целесообразного, она требует, чтобы формы взаимоотношения людей не были слишком сложны и запутаны, чтобы ритуалы не были чрезмерно изысканны и чрезмерно эстетизированны. В противном случае, поведение людей приобретает крайне формализованный характер, отчуждайте воздействующее на их личностные отношения.

Найти гармонию требований нравственности, красоты и целесообразности, как показывает исторический опыт, весьма непросто, но именно по этому пути идет формирование общечеловеческого этикета.

При всей своей изменчивости, правила этикета имеют некий «несущий каркас» основополагающих принципов, сохраняющихся на протяжении столетий, различных эпох, и воспроизводящихся в национальных разновидностях этикета. Об этом свидетельствуют уже ранние письменные документы и наставления о том, как надо себя вести в обществе, чтобы нравиться людям, которые возникли в древней Греции и Риме, литературные памятники славяно-русской культуры Х-ХIII веков. В «Поучении» Владимира Мономаха содержится настоящий кодекс хороших манер и достойного поведения, который сам князь обнаружил у епископа Василия Великого в его проповеди «К юношеству», относящейся к IV в. н.э. Хорошие манеры цени­лись всеми и во все времена, и если по поводу этикета встреча­лись язвительные замечания, то это относилось, как правило, к придворному этикету, требующему особой вычурностью, манерностью, жеманства.

Несмотря на ограниченность сословного этикета, предписывающего внимательное, вежливое, тактичное, уважительное, приличное, корректное, любезное, учтивое, деликатное отношение к представи­телям «своего» круга, касты или класса, он представ­лял одну из тех «лабораторий», в которых человечество экспе­риментировало в поис­ках человеческих, гуманных отношений, училось воспринимать «дру­гого» как ценность и относиться к нему как к равноценному. Когда же предельно расширяется круг «своих», когда в него принимаются все люди, умения и навыки общения и взаимодействия, отобранные и сохраненные благодаря этикету, становятся общезначимым и общепри­нятым достоянием. Любой «другой» теперь воспринимается как человек вне зависимости от места в иерархической системе обще­ственных от­ношений.

Итак, правила этикета предписывают определенную форму поведения в определенной ситуации. Эти правила могут выполняться совершенно формально, поэтому справедливо утверждение, что следование прави­лам хорошего тона еще не делают человека добро­детельным, а нару­шение правил не делает его аморальным. Сущест­вует такая притча: в древней Греции во время Олимпийских игр, когда греки прекратили войны и распри и собрались на стадионе, чтобы приветствовать уча­стников состязаний, на трибуне, места на которой были заняты, появился старик. Никто из зрителей не захотел уступить ему место, и только когда он приблизился к месту, где сидели представители Спарты, юноши вскочили, пред­лагая свое место старику. Тогда бла­годарный старик произнес знаменитую фразу: «Все греческие юноши знают, что старикам нужно уступать место, но только спартанские юноши делают это!». Можно знать правила, но не выполнять их, можно знать и выпол­нять, но не считать их самоценными, а можно считать их обяза­тельными и принимать как собственные. Это и есть харак­терис­тика меры воспитанности.

Отраженные в правилах хорошего тона формы ритуализированного поведения апробированы многими поколениями, и поэтому дают возможность в наиболее адекватной форме выразить нравст­венное, небезразличное, гуманное, человечное отношение к другому. Следо­вательно, умение найти наиболее подходящую форму поведения, соот­ветствующую конкретной ситуации, является одним из важнейших по­казателей индивидуальной нравственной культуры. Человеку, не ов­ладевшему правилами хорошего тона, не могут быть в полной мере присущи такие нравственные характе­ристики, как воспитанность и учтивость, щепетильность и коррект­ность, рыцарство и любезность, благородство и джентльменство, вежливость и деликатность, так­тичность и интеллигентность. За­то человек, не знающий или пре­небрегающий правилами приличия, проявляет по отношению к другим бесцеремонность и панибратство, хамство и цинизм, вульгарность и грубость, неотесанность и навязчивость, чванство и мелочность, манерность и жеманство, наглость, пакостничество и просто безвку­сицу.

Даже если правила поведения принимаются человеком фор­маль­но, и он выполняет их не для того, чтобы быть, а для того, чтобы слыть воспитанным человеком, казаться, изображать культурность, даже когда общение становится гуманизированным, снижается доля грубости, хамства, цинизма, примитивности, отношения становят­ся более человечными, цивилизованными и даже одухотворенными. Таким образом реализуется гуманизирующая функция этикета.

Являясь проявлением человеческой солидарности, этикетные формы поведения не только выявляют глубинные пласты индиви­дуаль­ной нравственной культуры, но и оказывает на нее обрат­ное форми­рующее воздействие, как бы «обязывая» человека быть предупреди­тельным, уважительным, чутким, деликатным, щепетиль­ным, интеллигентным.

Предупредительность – это способность предвидеть и предупре­ждать реакцию других людей на собственное поведение, забот­ливое отношение к другим. Когда входящий в помещение не забы­вает, что за ним идут другие и придерживает дверь во избежание неудобств вслед идущему, а тем более, если это женщина, старик или маленький ребенок, то он проявляет предупредительность и заботу.

Уважительность – постоянное внимание к личности другого, со­хранение к нему отношения как к самоценному существу даже в тех ситуациях, когда он доставляет вам неприятности, прибе­гает к не­дозволенным приемам и даже унижает, способность не поддаваться злобе и агрессивности к тому, кто теряет челове­ческое достоин­ство, усиленное внимание к другому и постоянный учет его интере­сов.

Чуткость – умение распознать внутреннее состояние другого и соотнести с ним свои действия; это умение откликаться даже тогда, когда об этом формально никто не просит; умение «резо­нировать» на внутреннее состояние другого.

Деликатность – это качество предполагает не только умение проникнуть во внутреннее состояние другого, но и выбрать адек­ватную, т.е. сообразную ситуации форму поведения. Можно быть от­зывчивым, но поступать не деликатно, однако нельзя быть дели­кат­ным, не будучи отзывчивым. А.П.Чехов различал людей воспи­танных и деликатных следующим образом: если в комнату вошла заплаканная женщина, воспитанный человек (А.П.Чехов, без сом­нения, имеет в виду мужчину в данной ситуации) уступит ей мес­то, деликатный же человек, не только уступит свое место, но и усадит ее так, чтобы присутствующим в комнате не были видны заплаканные глаза.

Щепетильность – неуклонная готовность в любых условиях со­блюдать правила приличия, строгая обязательность при выполнении условий договора, умение соблюдать «дистанцию» в обще­нии и не переходить границу, за которой участие и забота ста­новятся на­вязчивыми и обременительными, уважение «автономии» каждой лично­сти, усиленное внимание и вопросам яичной порядоч­ности, чести и достоинства.

Интеллигентность – синтетическая характеристика личности и ее нравственной культуры, в основе которой лежит бескорыст­ная сопричастность. Это характеристика зрелого нравственно­го соз­нания, для которого представления о другом человеке как о высшей ценности, как самоцели, как уникальном и неповторимом существе, являются абсолютными и непререкаемыми. Нравственно зрелая лич­ность мыслит общечеловеческими категориями, саму человечность (гуманность) возвышает до жизнеориентирующего принципа. Интелли­гент - личность творческого типа с универсально-отзывчивой сове­стью, непременными компонентами духов­ного мира которого являются все вышеуказанное характеристики.

ИСТОРИЯ ЭТИКЕТА, ЕГО НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

Сегодня различают три сферы жизни, в которых функциони­руют эти­кетные (ритуализированные) формы поведения: встречи, приемы, про­воды государственных деятелей, официальных лиц и делегации регу­лируются дипломатическим протоколом; деловая (производственная) жизнь регулируется инструкциями и правила­ми внутреннего распо­рядка, а также деловым этикетом; все сфе­ры общежития (отношение к женщине, к больным, старикам; пове­дение в общественных местах, в гостях, в транспорте и т.д.) регулируются правилами хорошего тона. Именно свод последних чаще всего подразумевают, когда го­ворят об «этикете».

Прав­да, существует и еще одна важная сфера, где поведение челове­ка подлежит строгой регламентации, - религи­озная культовая практика. Каждая конфессия имеет собственные ис­торически вы­работанные правила и формы поведения во время бого­служений, религиозных праздников и обрядов. Однако объективные процес­сы секуляризации, т.е. высвобождения гражданской жизни из-под влияния церкви, сужают эту сферу, делая формы ритуального по­ведения даже в странах с высокой религиозностью населения мало­значимыми в повседневной светской жизни. Еще меньшее значение церковный этикет имеет там, где население безрелигиозно или существует большое количество конфессий. Роль светского (нерелигиоз­ного) этикета – правил хорошего тона – постоянно и повсеместно возрастает.

Этикет – историческое явление, его возникновение не пред­ставляет собой единовременный акт; к тому же формируясь в раз­личных регионах мира, он приобретает и национальный отпечаток.

Этикет как законченный свод правил поведения возникает в эпоху становления абсолютных монархий, а главной «лабораторией и мастерской», в которой он создавался, был двор монарха. Придвор­ный церемониал жестко предписывал формы поведения каждому, кто имел доступ к царской особе. Правила, принятые при дворе, стано­вились эталоном для взаимоотношений между подданными короля, его вассалами. С другой стороны, правила поведения, зафиксированные в придворном ритуале, вырабатывались на протя­жении столетий в ры­царской среде Европы. Этос (или стиль жиз­ни, образцы для подра­жания) рыцарской элиты вобрал в себя не только стиль жизни воина, но и человека мирного времени, счи­тающего себя в праве занимать самые высшие ступени обществен­ной лестницы. В ХVI-ХVII веках ры­царский этос модифицировался в этос джентльмена, с этого времени понятие «джентльмен» становится синонимом достойной жизни и бла­городства.

Естественно, и содержание понятия «рыцарь», принятое в ХII-ХV и в XX веке существенным образом различается.

Что же представляет собой этос средневекового рыцаря? Об этом можно судить по «куртуазным романам», получившим распростра­нение с ХII века. Рыцарь должен был отличаться кра­сотой и привле­кательностью. Его красоту обычно подчеркивала одежда, свидетель­ствующая о любви к золоту и драгоценностям. Доспехи и упряжь должны были быть под стать одежде. От рыцаря требовалась сила: иначе он не смог бы носить доспехи, которые весили 60-80 кг. От рыцаря ожидалось, что он будет постоянно заботиться о своей славе. Слава требовала неустанного подтверждения, все новых и но­вых испытаний. Он должен был, поэтому странствовать, пока не под­вернется случай сразиться и проявить все свои достоинства. При постоянной заботе о своем боевом престиже требуется незаурядное мужество. Недостаток мужества или просто подозрение в отсутствии смелости – самое тяжелое обвинение и оскорбление рыцаря. Если му­жество было необходи­мо рыцарю, как человеку военному, то щед­рость, которая от него ожидалась и которая считалась непременным свойством благороднорожденного, служила зависимым от него людям. Нужно было, не торгуясь дарить любому то, что он просил. Лучше ра­зориться, чем прослыть скупцом. Скупость ведет к по­тере звания, положения и исключению из общества. Рыцарь дол­жен был хранить безусловную верность своим обязательствам по отношение к равным себе. Хорошо известен обычай принесе­ния странных рыцарских обе­тов, которые следовало исполнить вопреки всем правилам здравого смысла. Верность своему слову и соперничество в великодушии – наиболее характерные призна­ки рыцарства. Классовое братство не мешало рыцарям исполнять долг мести за любую – реальную или мни­мую - обиду, нанесен­ную ему самому или близким.

В 1020 году епископ Фюльбер из Шартра изложил обязаннос­ти рыцаря по отношению к своему сюзерену в шести пунктах: присягнувший на верность был обязан не допускать причинения какого-либо ущерба телу сюзерена, его достоянию, его чести, его интересам, не ограничивать его свободу и дееспособность. Кроме того, вассал должен был верно служить своему господину советами; того же во всем обязывала взаимность. Рыцарям вменялась в долг особая благодарность тому, кто посвятил их в рыцарских сан и за­бота о сиротах и вдовах.

Когда мы говорим о рыцарях, мы обычно имеем в виду отношение к врагу и отношение к женщине. Славу рыцарю прино­сила не столько победа, сколько его поведение в бою. «Пра­вила игры» обязательные в сражении, диктовались уважением к противнику, гордостью, «игро­вой» жизненной установкой и гуманностью. В соответствии с ними противнику по возможности представлялись равные шансы. Если про­тивник упал с коня, (а в доспехах он не мог взобраться на коня без посторонней помощи), тот, кто выбил его из седла, тоже слезал с коня, чтобы уравновесить шансы. Использование слабости против­ника не приносило рыцарю славы. Убийство же безоружного врага навеки покрывало рыцаря позором. Нельзя было также убивать против­ника ударом сзади. Рыцарь в доспехах не имел право отступать. Все, что могло быть сочтено трусостью, было не допустимо. Обычай закрывать лицо забралом объясняется, по мнению Монтескье, тем, что получить удар в лицо считалось особенно позорно: ударить в лицо можно было только человека низкого звания. Отсюда, по-види­мому, проистекает значение пощечины как знака высшего оскорбле­ния.

«Сражаться и любить» - вот лозунг рыцаря. Быть влюблен­ным относилось к числу обязанностей рыцаря. В завоеванных городах вы­резали мужчин из простонародья, но рыцарю не подобало запятнать свои руки кровью женщины. Однако заботливость и обожание могли относиться лишь к даме высшего сословия. Любовь должна быть взаимноверной, преодолевать немалые пре­пятствия и длительную раз­луку. Рыцари, принесшие обет вернос­ти даме сердца, стойко сопро­тивляются любовным признаниям других дам. Любовь к даме должна облагораживать рыцаря. Появ­ление куртуазного романа во Франции в ХІІ веке свидетельство­вало о начале нового отношения к женщине - ее обожании. Обыч­но в культурах, где мужчина прокладывает себе путь мечом, женщины ценятся не очень высоко. Нет ни малейшего на­мека на поклонение женщине у древних германцев, если верить опи­санию их нравов у Тацита. В кодексе самураев, который часто срав­ни­вали с кодексом европейского рыцарства, женщина вообще не бе­рется в расчет.

К рыцарскому же кодексу обычно возводят поня­тие галантности. Монтескье определяет галантность как любовь, связан­ную с понятием опеки и силы, точнее, не столько любовь, сколько «нежную, утонченную и постоянную видимость любви». Культ дамы, возникающий в ХV веке, объясняют различными при­чинами: одни свя­зывают его с тем, что именно в это время жена сеньора получила право управлять владениями мужа в его отсут­ствие, а также право приносить ленную присягу; другие утверж­дают, что культ женщины создали сами женщины, воспользовавшись частыми отлучками мужей, они узурпировали полагавшуюся тем от вассалов вернув службу, тре­тьи считают, что «виновни­ки» культа - бродячие поэты и музыканты (менестрели), зара­батывающие на хлеб прославлением достоинств оставшихся без мужей хозяек поместий; существует мнение, что культу дамы способствовала экзальтированная переписка между оби­тателями мужских и женских монастырей, оказало влияние арабских поэтов, шедшее из Испании, знакомство с «открытой» незадолго до этого римской культурой, особенно «Искусством любви» Овидия.

Ана­логом этого произведения стая трактат Андреаса Капеллануса «Искусство куртуазной любви» (ХII век). Любовь, о которой здесь идет речь, отнюдь не платоническая, но стремящаяся к своему пол­ному удовлетворению. Все начинается с галантного ухаживания при использовании изысканной с обеих сторон рито­рики. Любовь здесь выступает формой борьбы. Женщины обладают определенной властью над мужчинами, но власть им предостави­ли сами мужчины. Нельзя поэтому отказывать открыто в испол­нении любых желаний, но обма­нывать их можно. О святости семьи здесь нет и речи, а любовь ме­жду супругами не служит оправданием для уклонения от любви вне брака. Более того, утверждается, что между супругами любви быть, по сути, не может, ибо объект вожделения должен быть труднодосту­пен, сближение с ним может быть только крайне опасным, сближение с ним сулит риск. Супружеские же отношения исключают такие усло­вия. Любовь невозможна без ревности и тревоги, что возможно только при постоянной разлуке и при угрозе потерять возлюбленную. В бра­ке же ничего подобного нет. Очевидно, что любовные отноше­ния рыцаря противоречили установлениям церкви и не находили под­держки с ее стороны, поэтому хотя прелюбодеяние официально осуж­далось, но общественное мнение было на стороне любовников. Таким образом, отношение к женщине как высшей ценности форми­ровалось долгое время вне семейных отношений, во всяком случае, в рыцар­ской среде.

Отношения, которые были зафиксированы в этосе рыцаря-воина, можно отнести к соперничеству. Погоня за славой и сопер­ничество в этом предполагает особое, обостренное внимание к вопросам чести и стыда. Ритуализированное поведение предусматривало поэтому особые знаки внимания, уважения и почита­ния другого и жесткие запреты на действия, посягающие на честь и достоинство рыцаря и его дамы. Историческим достояни­ем человечества является компо­ненты этоса рыцаря: товарищес­кое отношение к врагу, отказ от ис­пользования преимуществ своей позиции и уравновешивание шансов противников, забота о собственном достоинстве и защите части, ко­гда смерть рассматривается как меньше зло, чем унижение. Рыцар­ство служило для человечества тем «приготовительным» классом, где происхо­дило формирование общечеловеческого по своей природе чув­ства чести и личного достоинства. А нормы и правила этикета рыцарей, регулирующие отношения к противнику, правила «честного по­единка», правила отношения к женщине, к Даме, войдя в зо­лотой фонд общечеловеческих ценностей, давно стали считаться требова­ниями элементарной порядочности.

Как уже указывалось, главной «лабораторией», в которой выра­батывался этикет, был двор монарха. «Придворная жизнь – это серь­езная, холодная, напряженная игра. Здесь нужно уметь расставить фигура, рассчитать силы, обдумать ходы, осущест­вить свой замы­сел, расстроить планы противника, порой идти на риск, играть по наитию и всегда быть готовым к тому, что все ваши уловки и шаги приведут к объявлению вам шаха, а то и мата», - писал Лабрюйер. Институт двора как сообщества людей, зависящих от могущественной особы, обладающей властью и золотом, восходит к временам очень давним, но расцвет придворной культуры, ориентированной на раз­влечения и изыскан­ность манер, связан с эпохой европейского Воз­рождения.

В это же время появляются пособия по придворным манерам и хорошему воспитанию. В Италии наибольшее влияние имела книга Б.Кастильоне «Придворный», в которой был создан образ рыцаря но­вого времени - человека высшего слоя, но в высшей степени «деми­литаризованного». И хотя он участвует в турнирах, сидит верхом, метает копье, играет в мяч, но главные достоинствам обязан про­явить не в этой деятельности, а при дворе. Осо­бенно пристало придворному изящество и некоторая небрежность, свидетельствующая о том, что все достается ему легко. Он обя­зан быть гуманитарно образованным: читать поэтов, ораторов, историков, философов, знать греческий и латынь, уметь писать стихами и прозой, играть на различных инструментах, рисовать. В беседе придворный избегает злобных и ядовитых намеков, снисходителен к слабым (за исключе­нием тех, кто уж очень за­носится), не станет смеяться над теми, кто заслуживает скорее наказания, чем насмешки, а также над без­защитными женщинами. Что касается отношения к государя, то лучший способ приобрести его милость - заслужить ее, примем добиваться следует только достойными средствами.

К женщинам при дворе предъявлялись еще более строгие требо­вания. Женщины, так же, как и мужчины, должны были обладать высо­кой гуманитарной культурой, однако не выстав­лять это, а застен­чиво отказываться в случае, когда им пред­лагалось блеснуть своими дарованиями. Им должны были быть присущи мягкость и дели­катность. Женщина при дворе должна уметь тактично поддержать бе­седу, уметь выслушать замечания отчасти даже фривольные. Незамуж­няя может одарить своей благосклонностью только того, с кем она могла вступить в брак. Если она замужем, то она может предложить поклоннику только свое сердце. Мужчинам следовало постоянно пом­нить о своем долге защищать честь женщины, а также о том, что те­лесная связь оскверняет влечение к Красоте, воплощенной в пре­красной Женщине. Придворные должны всячески избегать любых прояв­лений плебейства, манер простолюдина.

В ХVI-ХVII веках кроме множества трактатов, поучающих, как себя вести при дворе или в салоне, были и поучения для других со­циальных слоев. Так сочинение Никола Фаре «Порядоч­ный человек или искусство нравиться при дворе» (1630 г.) бы­ла своеобразной мещанской версией книги «Придворный» Кастильоне. Трактат Эразма Роттердамского «О достойном воспитании де­тей», изданный впервые в 1530 году за шесть лет выдержал 30 изданий и предназначался в большей мере простолюдину. Благовоспитанность, учтивость, изяще­ство признаются ценностью как в высших, так и в низших сословиях.

Особые требования складываются в области дипломатических от­ношений. Книга классика придворной дипломатии Франциска де Каль­ера появилась в 1716 году под длинным названием «О спосо­бах вести переговоры с государями, или о пользе негоции, о выборе по­слов и резидентов, а равно и о качествах, необходи­мых для преус­певания на этих постах». По мнению автора, дипло­матом не должен быть человек неприятной наружности. Посол должен быть щедрым, по­дарки вручать искусно и непринужденно. За вином посол не должен терять голову. Неправда, что хороший посол – непременно мастер в искусстве обманывать. Посол должен быть порядочным человеком, че­ловеком чести. Ложь не­безопасна, однако утаивание части правды вполне допустимо. Одна из глав книги так и называется «Как умело вести пере­говоры, лавируя между обманом и искренностью». Послу рекомендуется меньше говорить, нежели слушать, быть холодным и скрытным, не лезть на передний план и иметь ангельское тер­пение, он должен уметь разгадывать мысли и побуждения окру­жающих, а сам подобно Протею, принимать любой облик, смотря по обстоятельствам. В обхождении он ровен, учтив, доступен, там, где затронута его честь, несгибаем. Лучшее средство добиться успеха – это нра­виться! Таким образом, придворный и дипломатический этикет в то время максимально сближаются, ибо дипломат еще остается придвор­ной профессией.

Далеко не все в придворном этикете стало общезначимым: манерность, лицемерие, лживость, высокомерие, чванливость и другие качества придворных находили многочисленных крити­ков. «Человек, знающий двор, - писал Лабрюйер, - всегда владеет своим лицом, взглядом, жестами; он скрытен и непро­ницаем, умеет таить недоброжелательство, улыбаться врагам, держать в узде свои нрав, прятать страсти, думать одно, а говорить другое и поступать напе­рекор собственным чувствам. Это утонченное притворство не что иное, как обыкновенное двуличие».

Усвоение этикетных форм поведения еще не делает челове­ка добродетельным, нравственным, не делает его джентльменом.

«Джентльмен, настоящий джентльмен – писал Андре Моруа – это наиболее привлекательный тип в эволюции млекопитающих». В такой шутливой форме знаменитый писатель выразил значение и определил место, которое в иерархии нравственных ценностей занимает понятие «джентльмен» и тип личности, обозначаемый этим понятием.

Если рассматривать истоки этого понятия, то окажется, что первоначальное его значение – «благородный», «благороднорожден­ный» - было связано с определенной привилегированной социальной группе, не занятой физическим трудом. К ХII ве­ку относится из­вестное английское двустишие: «Когда Адам па­хал, а Ева пряла, кто был тогда джентльменом?!». Но к ХVIII веку содержание понятия существенно меняется. Даниэль Дефо, например, признает различия между джентльменом по проис­хождению и джентльменом по образова­нию и воспитании. Лишь последние, по его мнению, заслуживают зва­ния джентльмена. Извест­на также история, произошедшая с англий­ским королем Карлом I. Бывшая кормилица короля попросила сделать ее сына джентльменом, на что король, удостоил ее ответом, ставшим впоследствии знаменитым афоризмом: «Я могу сделать его министром, могу сделать генералом, но джентльменом он может сделать себя только сам!». Возможно, именно этот исторический анекдот послужил темой для стихотворения Р.Бернса:

«Король лакея своего назначит генералом,

Но он не может ни­кого назначить добрым малым!».

Таким образом, постепенно становится общепринятым подразу­мевать под джентльменом человека, обладающего высшими нравст­вен­ными достоинствами. В Оксфордском словаре поначалу главным в оп­ределении джентльмена выступает знатное происхождение, генеалоги­ческое древо, право ношения герба и т.д. В более позд­них опреде­лениях подчеркиваются личные достоинства. В последних же изданиях словаря понятие «джентльмен» вообще лишено какого-либо классового иди сословного содержания. Постепенная демокра­тизация понятия лишь подчеркивает, что лучшие качества, прису­щие джентльмену, формировались в аристократической среде, полу­чали санкцию выс­шего общества, а затем получали распространение в более демокра­тических слоях.

Как же выглядит обобщенный портрет джентльмена? Ему прису­щи спокойствие и уверенность в себе. Он упорен в преодолении трудно­стей. Его отличает немногословность и недоверие к слишком эмоцио­нальным оценкам. Он избегает какой-либо аффектации. «Не­плохо» - такова его высшая похвала. Тактичность, выполнение взятых на себя обязательств, готовность прийти на помощь - вот, что еще отличает его. Поскольку джентльмен действует в условиях конкуренции, со­перничества, для него очень важны принятые в этом соперничестве «правила честной игры».

Они, как известно, запрещают пользоваться слабостью против­ника, бить в спорах по его заведомо уязвимым местам. Джентльмен считает ниже своего достоинства получение слишком легкой добычи «Презирать опасность, - пишет Андре Моруа, - это в глазах англий­ского джентльмена даже не проявления мужества. Это признак хоро­шего воспитания. О маленьком бульдоге, который не уступает огром­ному псу, совершенно серьезно говорят: вот джентльмен!». «Раздумы­вая о сердце джентльмена, - писал в газете Гардиан» в 1713 роду Р.Стил, - я вижу его человеком, который стоит на своем, свободен от неумеренных страстей, полон сочувствия и доброжелательности. Он должен быть человеком скромным, но не приниженным, искренним, но без панибратства, готовым помочь, но не угодливым, невозмути­мым и неунывающим». Джентльмен придерживается определенного ко­декса приличий в повседневной жизни, определенного этикета, опре­деленных норм вкуса, кото­рые формируются в русле английской культуры, но в начале XIX века термин «джентльмен» появляется во французской литера­туре: для обозначения соглашения, основанного на доверии, ши­роко используется термин «джентльменское соглаше­ние», важней­шей особенностью которого были абсолютная надежность партнера, непоколебимость в соблюдении условий, безусловная вер­ность данному слову. Американцы подобную высшую степень доверия за­фиксировали в пословице: «Я бы доверил ему свою зубную щетку».

До сих пор существует традиция связывать характеристики джентльмена с английским национальным характером. Вот, напри­мер, что писал И.Тэн в 1872 году в книге «Очерки Англии»:

«Для англичанина джентльмен – истинно благородный человек, достойный повелевать, честный, бескорыстный, способный под­вер­гаться опасностям и даже пожертвовать собою для тех, ко­торыми он управляет; это не только честный человек, но и че­ловек совестли­вый... Прибавьте еще чисто английские черты: самообладание, постоянное хладнокровие, твердость в несчастье, естественную серь­езность, достойное обращение, отсутствие вся­кой аффектации или хвастовства». Нетрудно увидеть, что некогда «национальные» черты джентльмена давно стали интернациональны­ми, общезначимыми, обще­человеческими.

Необходимо отметить еще один немаловажный момент: начиная с ХVI века в литературе Европы обнаруживается понятие, очень близ­кое по значению к понятию «джентльмен» - это «люди чести», «чело­век чести». «Человек чести» особый кодекс правил; он су­щественно отличается от других уже хотя бы тем, что болезнен­но щепетилен в вопросах чести. С дамами он учтив и заботится об их репутации, он не вызовет на дуэль человека, по отношению к которому имеет ка­кие-либо обязательства: сначала он должен освободиться от них. На войне он сражается с соблюдением правил войны: не начинает воен­ных действий, не объявив о нача­ле военных действий. Он не убе­гает из плена, не соглашается на позорную смерть. К неукосни­тельно выполняемым им требовани­ям относятся: уплата долгов, правдивость, исполнение обещаний, лояльность по отношению к за­конным властям, отказ от обмена, взяток, грабежа, насилия, веро­ломства, убийства, соблазнения жены друга и др. Перечисленные ха­рактеристики свидетельство­вали о благородстве их обладателя.

Долгое время Европа считалась цитаделью хороших манер, весьма сложно происходило их усвоение в Новом Свете - в Амери­ке, где первоначально доминировала агрессивная невоспитанность «селф-мейдмен», т.е. человека сделавшего себя, обязанного всем самому себе. Для того, чтобы считаться джентльменом в Америке необходимо было не только закончить университет, увен­чанием джентльменского воспитания служила поездка в Европу. Однако постепенно и здесь складывается «хорошее», «приличное» общество, распространяются рыцарство и джентльменство, возни­кает специальная литература. Так Р.У.Эмерсон (1803-1882) в своем эссе «Манеры» уделял большое внимание эстетической сто­роне поведения, «изысканные манеры, пи­сал он, - устрашающий барьер для невежд, они защищают одних и на­водят робость на других. Они устраняют многие трудности и тем са­мым облегчают жизнь». Интересно, что наш современник, описывая нравы амери­канцев, свидетельствует о том же: «Мужчины непременно меняют рубашки каждый день. Женщина не может прийти три дня под­ряд в одном и том же платье. Даже если их у нее не так уж много, их надо все время менять. Внешний вид любого сотрудника любой ор­ганизации обязан служить пусть не первостепенным, но весьма важным подтверждением солидности, надежности, а значит вызы­вать к ней доверие. Но мало быть в свежей рубашке и опрятном костюме, важно, чтоб и сам человек выглядел достойно. Если мужчина пришел в свой офис небритым, значит с ним случилось что-то из ряда вон выходя­щее. Если от вас пахнет потом, на вас будут коситься и демонстра­тивно отодвигаться в автобусе или метро при всем демократизме об­щественного транспорта. Поэтому бродяги - это люди вне общества еще и потому, что они демонстративно нарушают все гигиенические заповеди. Бродяги живут на последней ступени социальной лестницы, и по мере движения по этой лестнице сверху вниз, гигиенические показатели падают и прекрасные запахи дезодорантов улетучива­ются», - пишет Я.Голованов. Однако вернемся к истории.

Эмерсон был тесно связан с Европой, куда ездил трижды, побы­вал во многих странах, и, вернувшись на родину, стал высту­пать с многочисленными лекциями, принесшими ему славу. Около века спустя, 1936 году был напечатан роман с мировой славой Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», в котором американская писательница создала образ американского джентльмена и амери­канской леди (женский «эквивалент» джентльмена), ставшими об­разцом для подра­жания уже нескольких поколений американцев. Вышедший по мотивам романа кинофильм стал художественным символом благородного амери­канца и американки, и своеобразным наглядным пособием поведения.

Самая популярная книга Америки по хорошему воспитанию Эмилии Пост «Этикет», содержащая 654 страницы, до 1969 года издавалась 73 раза. Это лишнее доказательство исключительного внимания, ко­торое американцы оказывают внешней стороне поведе­ния. «Гораздо важнее любого правила этикета, - так начинается книга, - основы морального кодекса, которого - как бы ни были изысканны его ма­неры - должен строго придерживаться тот, кто желает считаться джентльменом. Честь джентльмена требует, чтобы слово его было твердо, а принципы несокрушимы. Он - наследник рыцаря, кресто­носца, защитник беззащитных, поборник справедливости; в противном случае он не джентльмен». Джентль­мен, поучает далее автор, не берет в долг, не может занимать деньги у друга, разве что слу­чится нечто чрезвычайное. Такой долг надо вернуть как можно быст­рее. Уважающий себя человек к долгам чести причисляет также долги умершего родственника, долги сестры или ребенка. Джентльмен нико­гда не пользуется чужими слабостями. Богатый не должен хвалиться своим богатст­вом. Воспитанный человек очень не любит вспоминать о деньгах, никогда не говорит о них, если этого можно избежать. Джентль­мен никогда не критикует при других поведение своей жены, хотя бы оно и заслуживало порицания. Что он скажет ей дома - его дело, однако он должен оказывать ей уважение в присутст­вии де­тей, прислуги, других домочадцев. Джентльмен неизменно владеет собой. Самообладание в трудные минуты как раз и обес­печивает его превосходство над теми, кто непроизвольно выдает свои чувства. Непозволительно показывать письма от женщины, разве только бли­жайшему другу, да и то лишь в случае, если в нем нет ничего ин­тимного или компрометирующего ее. Прирожденный джентльмен не на­зывает имен, не говорит, что сколько стоит, не подчеркивает свою близость к высокопоставленным лицам. Отношение его к людям должно быть одинаковым, незави­симо от их положения в обществе. Тот, кто лижет пятки вышестоящим и третирует нижестоящих (т.е. «велосипе­дист», сгибаю­щийся перед вышестоящими и давящий нижестоящих) - не джентль­мен. Распознать джентльмена можно по тому, как он разго­вари­вает с подчиненными. В общении с друзьями он должен забыть о себе, «выключить» собственную особу так, как выключают свет, по­вернув выключатель. Глава 23 книги Э.Пост «Этикет» под названием «Приобретение положения в обществе» дает лишь один совет: «Если хочешь приобрести положение в обществе, завоюй расположение окру­жающих, а для этого нужно, прежде всего, по-настоящему доброжела­тельно относиться к людям». Сегодняш­ние пособия по этикету в США скорее фиксируют обычные прави­ла поведения, чем дают классовые предписания. Их цель не столько разграничить социальные группы, сколько слить их в единое целое. Постепенно сложился новый идеал, нашедший отра­жение в книге Э.Пост, в книгах ставшего у нас не­давно весьма популярным Д.Карнеги: «проложить себе путь к успеху благодаря своей популярности, быть чарующим, завоевать всеобщее располо­жение». Сегодня промышленные магнаты не меньше чем «ари­сто­кратия» заботятся о том, чтоб их любили.

Рассматривая личностные образцы рыцарского этоса, нацио­нальные катехизисы и предписания нравственного поведения, не­воз­можно пройти мимо польского варианта этикета аристократов. Поль­ская шляхта отличалась не только гордостью, высокомерием, спесью по отношению к низшим сословиям. В своем кругу аристо­краты про­являли высшую степень деликатности, тактичности, лю­безности, че­ловечности и т.д. Примером может служить нравст­венный катехизис составленный в 1774 году для молодых шляхтичей Адамом Черторый­ским. «Позволительно ли подслушивать, - спрашивает воспитанник, - ежели двое тихо беседуют; распеча­тывать чужое письмо, читать бу­маги, на чужом столе разложен­ные; заглядывать через плечо, когда кто-нибудь какую-либо бумагу читает или же пишет? - Непозволи­тельно во всех отно­шениях! Ибо решиться на что-либо из вышеозна­ченного есть превеликая низость; таковым вероломством ум благо­родный гнушается. Способность хранить тайну особенно высоко це­нится в аристократических кругах». В 1919 году был напечатан «Поль­ский кодекс чести, согласно которому из числа джентльменов исключались: доносчики, трусы, гомосексуалисты, лица, не пот­ре­бовавшие сатисфакции (удовлетворения, дуэли) за тяжелое ос­корб­ление, мужчины, находящиеся на содержании у женщин, кото­рые не относятся к ближайшей родне, те, кто разглашает тайны, компроме­тирующие женщину, кто не держит честного слова, ано­нимщики, клеветники, люди, не отдающие вовремя долгов, обма­нывающие в азарт­ных играх, шантажисты, ростовщики и т.д.».

Чрезвычайно строго предъявлялись требования к соблюдению правил этикета в восточных странах, особенно в Китае и Японии. Детально разработанный церемониал приветствий, чаепития требо­вал неукоснительного соблюдения. Европейцы, попадавшие в им­ператор­ские дворцы, должны были претерпеть целый ряд ритуализированных унижений, чтобы быть представленным царствующей особе. Когда в конце ХVII - начале ХVIII века голландские купцы установили торговые связи с Китаем и Японией, им пришлось покорно и раболепно выпол­нять различные этикетные предписания, чтобы добиться подписания договоров по обмену и разрешения торговли европейскими товарами в этих странах. Одной из таких обязанностей было систематическое подношение подарков царст­вующей особе - сегуну. Сохранилось опи­сание этой процедуры, происходившей в 1691 году. «Мы ожидали стоя, в течение часа, пока император займет свое место в зале для аудиенций. Затем вошел Сино-гами с двумя своими помощниками и провел нашего начальника пред императорские очи, нас же оставили ждать. Как только начальник наш вошел в зал, раздался громкий крик:

«Голланда-капитан», что было знаком подойти ближе и нижайше поклониться. В соответствии с указаниями он полз на коленях, опи­раясь о пол руками, к отведенному для него месту, между подар­ками, разложенными в надлежащем порядке, и возвышении, на котором восседал император. Затем, не поднимаясь с колен, он поклонился так низко, что коснулся лбом пола, и в той же позе должен был пя­титься назад, словно краб, так и не вымол­вив ни единого слова». Голландца шли на подобные этикетные унижения и в Китае, где они, не колеблясь, согласились снача­ла на троекратный, а потом на де­вятикратный земной поклон пе­ред императором. Могущественные японские князья точно так же падали ниц перед сегуном, самые сми­ренные почести отдавали императору монархи соседних государств. Однако не все предста­вители европейских государств были готовы на ритуальные униже­ния. Так, русский посланник, направленный к пекинскому двору, отказался отвесить традиционный поклон перед императором, объяснив, что «преклоняет колени лишь перед госпо­дом». Китай­ский двор счел себя оскорбленным, и результат миссии был неблагоприятным. В 1804 году А.Крузенштерн, доставивший рус­ское посольство в Нагасаки, наблюдая прием, возмущался поведением голландцев: «Голландец сгибался в поклоне почти под прямым углом, вытягивая руки по швам, и оставался в этой позе до тех пор, пока чиновник не позволял ему, наконец, принять нормальное положение. После короткой и неудачной попытки заставить рус­ских поклониться на такой же манер японцы больше не беспокои­ли их на сей счет. Зато, как справедливо могли бы возразить голландцы, русские и уе­хали с пустыми руками».

Забавно сегодня выглядят эти описания, ведь этикет, регу­ли­рующий как дипломатические отнесения, так и повседневную жизнь, значительно упростился, очеловечился, гуманизировался, демократи­зировался.

В русский язык понятие «этикет» начало входить в начале ХVIII века вместе со словом «политес». Учиться политесу означа­ло овла­девать приличными в обществе формами поведения, учить­ся хорошим манерам. Правда, еще в середине ХVI века в эпоху Ивана Грозного появился написанный Сильвестром «Домострой» - свод правил и предписаний о том, как «строить дом». Здесь были разделены, касаю­щиеся хозяйственных вопросов, проведения бесед, посещения гостей, отношения к власти, церкви, домочадцам. В нем нашло отражение со­словно-иерархическое деление русского общества и патриархальные нравы того времени: провозглашался культ «отца», которому предлагалось пороть плеткой лукавую жену и сокрушать ребра непослушному сыну.

Петр I начал яростную борьбу с патриархальными отношения­ми, стал внедрять западную культуру деспотическими методами, вел борьбу с варварством варварскими средствами. В его быт­ность в Россию начинают проникать новые формы поведения, одежды, приче­сок, манер. Для их скорейшего внедрения издава­лись специальные государевы указы, сопротивление которым жес­токо подавлялось. Так, в указе от 5 апреля 1709 года говори­лось: «Нами замечено, что на Невской перспективе и на ассам­блеях недоросли отцов име­нитых, в нарушении этикету и регла­менту штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой ще­голяют предерзко. Господину полицмейстеру Санкт-Петербурга - указую: впредь оных щеголей с рве­нием вылавливать и сводить в Литейную часть и бить кнутом из­рядно, пока от гишпанских панталон зело похабный вид не окажется. На звание и внешность не взирать, а также и на вопли наказуе­мого».

Российскими лабораториями этикета стали в петровскую эпо­ху ассамблеи - собрания-балы в домах вельмож, вводившие в быт и жизнь дворянства западноевропейские обычаи. Поведение, ма­неры, одежда участников ассамблей строго регламентировались:

«Замечено, что жены и девицы на ассамблеях, - гласил указ, - не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают, одев робу и фижмы из атласу белого на грязное исподнее – потеют и гораздо и отменно зело гнусный запах распространяют, приводя гостей иностранных в смятение и бегст­во. Указую: впредь перед ассамблеей мыться мылом в бане со тщением и не токмо за чистотой верхней робы, но и за исподнею также следить усердно, дабы гнусным видом и вонью не позорить жен российских».

Новым российским сводом правил и предписаний поведения в об­ществе стала, изданная в 1717 году, переводная книга «Юности че­стное зерцало, или показа к житейскому обхождению, собранное от разных авторов». Многократно впоследствии изда­ваемая (последнее издание вышло в прошлом году), книга пред­назначалась для светского воспитания юношей дворянского сословия. Роль учтивости, вежливости, обходительности подчеркива­лось особо: «Лучше когда про кого говорят: он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец, нежели скажут про которого: он есть спесивый болван». Постепенно «хорошие манеры», «хороший тон», «хороший вкус» стали частью дворянской культуры; умение красиво есть, со вкусом одеваться, вести себя прилично за сто­лом, при встрече, в дискуссии, в обществен­ном месте, строить отношения с вышестоящими и подчиненными, жен­щинами, стариками, незнакомыми и т.д. становится визитной карточ­кой человека высшего света, аристократии. Этикет как часть дво­рянской культуры включал в себя не только правила придворного по­ведения, но и общечеловеческие ценностные ориентиры.

Подлинно воспитанный человек, усвоив правила приличия, т.е. формы человеческого отношения, не изменяет им, попадая в нечело­веческие условия. Общечеловеческая значимость «хороших манер» за­ключается в том, что они «требуют» относиться к дру­гому человеку как к ценности, уважать его достоинство, видеть в нем себеподоб­ное существо. Они «требуют» не унижать ни себя, ни других, не пресмыкаться и не вынуждать к пресмыкательству, не глумиться над другими и не сносить глумления. Естественно, не все дворяне обла­дали таким воспитанием, но то, что мощный культурный пласт зале­гал в дворянской культуре, - бесспорно. Не случайно сегодня осо­бенно остро мы ощутили огромные потери, в том числе в культуре поведения, которые связаны с уничтоже­нием дворянской культуры. Российская дворянская культура как мифическая Атлантида исчезла навсегда. Исчезло и то общезна­чимое, что является залогом культурного прогресса.

Прогресс в культуре возможен только при условии, что каж­дое новое поколение удерживает, сохраняет высшие ценности, созданные предшественниками, и устраняет все незначимое, вре­менное, нанос­ное, несущественное, уродливое, опасное, вредное. Человечество, благодаря «экспериментам» отдельных народов, от­дельных классов и социальных групп вырабатывало гуманные обще­значимые нормы чело­веческих отношений и искала адекватные им формы поведение, формы конкретной реализации этих норм в пове­дении. Этикет - требования к пластической форме этих норм. Сословный этикет уходит в про­шлое, но остаются универсальные нормы поведения, правила приличия, вежливости, такта, облагораживающие человеческое общение.

Следовательно, культура поведения – неотъемлемый компонент подлинной человеческой культуры.