Глава 37. Утроба.

В последний день зимы на заставе нарисовался новый комбат со старой пока еще свитой.

- Вот, обратите внимание! – уже на обочине дороги начал скакать перед ним батальонный замполит, - Какой забор соорудили из подручных материалов!

- Да, хорошо придумали, - согласился комбат, но лицо продолжал корчить серьезное. А когда зашел во двор, - просто обалдел. Прошелся вокруг раздолбанного ЗИЛа, постоял возле кучи мусора, вытащенного из дома, на нас поглазел: одетых кто во что горазд, небритых и нестриженых. Орать он, правда, не стал, но всем своим видом давал понять, что шибко недоволен.

- Полковник Яблоновский! – представился новый комбат.

- Чего, как фамилия? – зашушукались в строю.

- Повторяю: полковник Яблоновский, - спокойно и уверенно продолжил тот. Видно, не в первой.

- Вопросы, жалобы, предложения?

- Никак нет, - дружно, но вяло отозвался взвод.

Комбат еще раз окинул взором разномастный строй.

- Товарищ капитан, отпускайте людей, и попрошу со мной.

Разбрелись по делам и надобностям, но все подальше от начальства. Мы с Ерусланом спрыгнули в ближний окоп, и принялись делать вид, что обсуждаем сектора обстрела, важно тыкая пальцами во все стороны.

- Этот вроде поадекватней старого будет?

- Думаешь? Ты другой раз в батальоне будешь – проследи, как он в офицерский толчок пойдет. Тогда смело забегай вперед, садись по центру, и «приму» закуривай. Если не замочит в сортире прямо – значит адекватный.

Снегов тем временем перед комбатом стоял вальяжно, разве что не засунул руки в карманы и сигарету в пасть. Односложно отвечал на вопросы, только слышно нам их не было. Видно было, что градус диалога накаляется постепенно. Вот уже комбат начал нависать своей крупной фигурой над капитаном, а тот навстречу выпячивал грудь колесом, плевался словами, жестикулировал широко и резко. И последний его жест понятен был без всяких слов – показал Снегов, где именно сидит у него такая служба.

Через полчаса новый комбат уехал, оставив после себя только шутки по поводу фамилии и солдатскую зарплату за два месяца.

***

Поглядели на часы – до вечернего проезда бронепоезда оставалось всего ничего. Дождались, пока Снегов выйдет из дежурки, связались с пиратами по рации. Пиво на бронепоезде было. Договорились, что останавливаться они не будут, чтобы капитан не спалил сделку, а товарно-денежный обмен произведем прямо на ходу. Так и вышло.

Собрались после ужина, сели в самом большом окопе, там, где была оборудована АГСная позиция.

- Ну что, мужики, - вот и зима уж кончилась. Служить осталось совсем маленько. Полгода только.

Принялись перечислять какого числа у кого дембель – дата, которая у каждого в голове сидела крепче, чем мамин день рождения. Толкали друг друга локтями: «Как это ты на неделю раньше? Нет уж, ты меня дождись!» Передавали по кругу полторашки «Оболони», обнимались, договаривались – кто к кому первый в гости поедет.

- Ну, Яга – понятное дело, к Еруслану, - предположил Заяц, - их и здесь водой не разлить. Сидят все – про металлистов своих болтают. Ты, Яга, домой то хоть к мамке заедь по пути, прежде чем в Омск податься!

- Заеду, не переживай. А потом сразу с Ерусланом к вам, на Алтай!

- Так-то хорошо бы – всей толпой собраться хоть когда – нибудь. Годиков через десять к примеру.

- Чеснок на мерседесе приедет модном, четырехглазом. Это если его бандиты отпустят. А то – забоятся, без Чеснока-то…

Чудилось мне тогда спьяну, что становимся мы тут все братьями, покрепче даже, чем двойняшки Воронцовы. Служба в одном взводе – это может быть даже теснее, чем одна мамкина утроба.

Сидели, пили, мечтали, смеялись… И толи от алкоголя, толи от усталости уже – совсем даже ни страшно ничего было.