Инстинкт самосохранения

Я беспечно дрыхнул дома на кресле возле включенного телевизора, из которого в очередной раз кормили свежей порцией теленовостей, обильно сдобренных сладкой ложью политических деятелей и свежим мясом трупов из различных уголков планеты.

— Подъём! — бодрым голосом скомандовал Юрка.

Ошалевший я резко открыл глаза. Кое-как сфокусировав взгляд на «будильнике», я выругался.

— Спятил? Так и заикой стать не долго!

— Хе-хе. Не бухти! Вставай, давай, а то остынет всё.

Я застонал и, закатив глаза, запрокинул голову назад:

— Я не могу. Мне так ху… — Юрка схватил меня под руки и стал поднимать, — …ёво, — договорил я, уже стоя на ногах.

— «Ёво-ёво», — послышалась в ответ дразнилка. — Пошли похмеляться!

Юрка зашёл на кухню и сел за стол, следом подполз больной с диагнозом со зловещим названием «после вчерашнего», то есть я.

— О-о-о! — поразился я яствам, и тоже уселся за стол.

На столе весьма кстати напрашивались на уничтожение четыре бутылки холодного пива. Также присутствовали нарезка из сёмги и горячие пельмени, к которым, в отличие от алкоголя, на данный момент я был гораздо более равнодушен.

— Слушай, какой ты молодец! — похвалил я Юрку.

— Ещё бы! — нескромно ответил он.

— Чёрт! Сколько время? Я ж на работу опоздаю.

— Уже опоздал, — сделал уточнение Юрка и, сменив голос на комично-тонкий, указал пальцем на настенные часы. — Ку-ку… Ку-ку… Точное московское время: четырнадцать часов восемнадцать минут.

— Блин, Юрик, ты чё, не мог меня разбудить?

— Не-а, — ехидно улыбаясь, сказал он. — Я сам полчаса назад проснулся. Сбегал в магазин, и вот… — он указал на пиво. — Да не парься ты! Ну, допустим, что я бы тебя утром разбудил. И что? Как ты себе представляешь свой рабочий день? Башка трещит, руки трясутся…

— Вообще-то ты прав, — сдался я. — При моей работе как раз только и надо — котелком варить да по клавиатуре стучать… Эх, ну и нажрался же я вчера!..

— Забей, тебе говорят!

Я выругался по-английски, как умел. Собственно, там и уметь-то нечего; как сказал журналист-сатирик Михаил Задорнов: «Три слова без падежей, без словообразований». Посмотрев на часы ещё раз, я отмахнул от себя мысль о выходе на работу «хотя бы после обеда», и с наслаждением отхлебнул из бутылки. Прохладная горьковатая на вкус жидкость медленно потекла по пищеводу, приводя механизмы моего организма в рабочее состояние.

Позже выяснилось, что в памяти моего мобильного телефона сохранились заметки о пропущенных вызовах от Веры — секретаря издательского дома, где я добывал себе на пропитание и оплату коммунальных услуг. В то время, когда Верочка прикрывала отсутствие моего присутствия на рабочем месте перед нашим общим боссом, я, просто-напросто, не слышал звонка, так как был «в доску трезв».

Как и следовало ожидать, пивом дело не кончилось, и на работу я, разумеется, «забил». Ближе к вечеру, будучи «под мухой», но всё ещё адекватно реагирующие на происходящее, мы решили ехать в Дубну к Юрке на дачу. И всё бы ничего, да только вот ехать мы собрались на его машине, а не на «собаке»…

Исполняя роль водителя, я понимал, что от меня в значительной степени зависит время прибытия до места… и зависит не в лучшую сторону, так как водитель из меня ещё тот. А если ещё и учесть, что я изрядно назюзюкался… В общем, думаю, картина ясна.

Как нас ГАИ’шники не остановили — остаётся тайной. Как бы то ни было, мы без происшествий добрались-таки до финишной «прямой» — то есть извилистой и ухабистой дороги через густой лес. До этого леса итак два часа пилили из Москвы через пробки, а тут уж и, казалось бы, рукой подать, да по такой дороге не меньше получаса трястись придётся.

Сумерки, туман. Всё ещё тёплый сентябрьский воздух, попадая в салон автомобиля, создавал прохладный сквозняк. Невзирая на тряску, Юрка дремал на переднем сиденье, на собственном локте, немного выглядывающем в открытое окно двери. Машина двигалась со скоростью не более тридцати километров в час; в такой туман по таким кочкам и крутым поворотам двигаться быстрее было опасно. Через несколько минут я, наконец, вырулил на прямую, заасфальтированную дорогу. Я прибавил газу, но более пятидесяти километров в час, всё же, превышать не стал.

В метрах тридцати впереди автомобиля прямо посреди дороги мне показалась чья-то тёмная фигура. В первую долю секунды мне почудилось, что это человек в плаще, в следующую — медведь, в третью — банальный образ Смерти с накинутым на голову капюшоном, но, почему-то, без косы, из-за чего этот самый образ выглядел ещё более жутко. Я хотел было нажать педаль тормоза, как вдруг увидел, что этот странный объект начинает медленно от меня отдаляться. Мне показалось странным движение этого объекта со скоростью в сорок километров в час.

Мотоцикл? Мопед? Скутер?

«А ну-ка, прибавим газу!» — подумал я, и прибавил…

Сорок пять километров в час — объект отдаляется.

Пятьдесят километров в час — то же.

Шестьдесят — аналогично.

«В такой туман опасно ехать с такой скоростью, — поучал я сам себя. — Я же не один еду, в конце концов…»

Восемьдесят!!!

Я перевёл взгляд со спидометра на дорогу, и фигура растворилась у меня на глазах. «Обман зрения, — подумал я. — В такой туман и не такое померещится… А если не померещилось?» При этой мысли я резко вдавил педаль тормоза в пол. Машина, слегка повиляв задом, остановилась.

От качки проснулся Юрка.

— Ты чего?

Я не глядя на него, часто дышал, и смотрел вперёд.

— Я? Йя… Э-э… Да ёж, зараза, на дорогу выскочил! Чуть не задавил! — солгал я.

— Тьхе! Вот чудило! — хихикнул Юрка. — Ну и давил бы его, на фиг! Чё у нас, в России, ежей мало, что ли?.. Мы где, кстати?

— Не знаю. Я только недавно со «стиральной доски» съехал.

— Что-то ты бледный какой-то. Вспотел, вон, весь. Заболел? Может, давай я порулю?

Я облегчённо выдохнул.

— Да нет. Всё нормально.

— Точно?

— Да точно, точно! — тявкнул я, всё так же уставившись вперёд.

— И злой… — улыбнулся Юрка, и мы поехали дальше.

На столе стояла водка, «быстрая закусь» и зажженные свечи. Старый электрический камин дарил жар и тусклый свет нам, гостям двухэтажной дачи. Окна были занавешены плотной тканью, не пропускающей свет. На стенах были развешены недорогие, но очень красивые картины с живописными природными пейзажами.

Я протянул Юрке вчетверо сложенное письмо своего покойного брата.

— На, почитай.

Юрка молча дочитал письмо до конца, а затем и адрес упомянутого в нём Николая с другой стороны.

— Бред какой-то, если честно, — буркнул он, и вернул мне письмо.

— Вот тебе и бред. Он действительно умер пару дней назад.

— «Пару дней назад»? Подожди. Ты что же, брата своего хоронить не собираешься, что ли?

— Нет. Я обратился в крематорий, заплатил, и они пообещали мне, что всё будет, как надо.

— Но это же не по-христиански!

— Не по-христиански — жизнь суицидом кончать.

— А он… э…

— Ага. Повесился над своей койкой в психушке.

— Ни фига себе!

— Во-во… Ну, так что? Тут, ведь, до Талдома рукой подать. Доедем? — спросил я.

— Сейчас?

— Нет. Давай лучше завтра, к обеду. А сейчас я спать.

— Да. Я тоже.

— Слушай, у тебя случайно зарядки для этого мобильника нет? — надеясь на авось, поинтересовался я, и показал Юрке свой телефонный аппарат.

— Не-а. А что, разрядился?

— Угу.

— Да фигня! Завтра до «Евросети» доедем, купим. Или тебе сегодня надо?

— Не-не! Не надо. Ну, всё. Я спать пошёл.

— Угу, давай. Я докурю и тоже пойду.

К полудню «сушняк» заставил меня проснуться и спуститься вниз за чашкой кофе. Разув глаза, я заметил свой заряжающийся телефон, включил его, и моим ушам предстало жуткое испытание мелодией, установленной на входящие SMS-сообщения. На телефон их пришло подряд, примерно, пятнадцать. Когда мобильник закончил свою «серенаду», я принялся изучать сообщения. Все они были от Веры, и все были, примерно, одного и того же содержания: «Ты где? Срочно позвони! Анатолич в ярости!»

Я прекрасно осознавал, что меня ждёт по возвращении на работу — суровый разговор с боссом. Я так же не исключал мысль о «недружественном» увольнении; по статье, с соответствующей записью в трудовую книжку, а не «по собственному желанию». Но, тем не менее, эта мысль меня совершенно не волновала. Мне и так уже порядком надоела мысль об увольнении, которую мне нечто подсознательное до сих пор мешало воплотить в жизнь.

Внезапно с улицы шумно зашёл Юрка с охапкой дров и бросил прямо с порога:

— С добрым утром!

— Утро может быть добрым? — вяло отреагировал я.

Юрка положил дрова у камина и, отряхиваясь, продолжил:

— Я, вот, всё думаю, а почему бы тебе не пойти ко мне в студию работать, а? Деньгами не обижу, сам знаешь.

Я рассмеялся:

— Ага. Чтобы меня через пару недель грохнули просто потому, что я друг «кидалы», которому доверили переправку наркоты на огромную сумму бабла? Я, ведь, если хочешь знать, совсем не удивился, когда ты рассказал мне вчера про наркоту.

Юрка постепенно сменил светящееся выражение лица на удивлённо-нахмуренную гримасу, и аккуратно положил дрова рядом с камином.

— Правда? Хм… Ну, и почему же, интересно? — спросил он и отвёл взгляд в сторону.

— Да потому что я тебя знаю уже десять лет, как облупленного. Упрямство и алчность — они всегда были неотъемлемой частью твоего характера… «Жадность фраера сгубила»… Говоришь, знаешь эту «песенку»?.. Нет.

Юрка посмотрел в пол, а потом спросил осипшим ровным, но нервным голосом:

— Тогда если ты такой всезнающий, ответь мне, пожалуйста, почему моя семья сейчас в земле лежит?

Я осёкся.

Переборщил с высказываниями — факт, но отступать я не стал, и выдал:

— Именно поэтому и лежит! Во всяком случае, у тебя была семья, а у меня нет…

— Андрюх, ты говоришь об этом с такой лёгкостью, что можно подумать, что лучше иметь семью, которую ты любишь, но потом в один ужасный день потерять её, чем не иметь её вовсе! О чём ты говоришь? И Слава Богу, что у тебя никогда не было семьи! У тебя ещё всё впереди! Лучше уж так, как у тебя — никого и никогда, чем так… как у меня…

Совсем неуместным с моей стороны было начинать поучать Юрку, да и поздно, наверное. Да, я, конечно, прав — кто со мной спорит!? Но и он по-своему прав… Да и кому могло бы понравиться, если бы его стали учить жизни (да ещё в такой печальной ситуации, как у Юрки)? Зря я так, конечно. Зря… Язык мой — враг мой. Меня просто распирало попросить у него прощенья за сказанное, но нет. Я принял единственное мудрое решение не делать этого, дабы преподать ему урок — авось сам поймёт. В этот момент я на мгновенье подумал, что донёс до него свою мысль по поводу бесполезности что-либо ему доказывать из-за его ослиного упрямства, если уж утрата семьи его ничему так и не научила. Но, опять-таки, нет. Да в этом не было и грамма толка, так как поучения с моей стороны только злили Юрку.

Сколько я его знаю, столько не перестаю удивляться его невероятной, почти мистической везучести, упрямству и глупости. Есть такое «правило материального богатства»: «Чтобы иметь много денег, нужно либо иметь хорошее образование, либо быть гением…» — это к Юрке, естественно, не имело ни малейшего отношения. Однако у этого «правила» есть продолжение, которое прекрасно к нему подходит: «…либо получить неожиданное наследство». А это в свою очередь можно приравнять к расположенности Фортуны. А уж чем-чем, но её благосклонностью, особенно по финансовой части, Юрка обделён не был никогда.

…Никогда, кроме того рокового дня, когда из его машины исчез тот злополучный кокаин. Может, это её величество Фортуна решила взять тогда с Юрки «плату», так сказать, «за труды»? Если так, то, по-моему, плата была чрезмерно завышенной.

— Кофе будешь? — спросил я.

— Нет, — ответил он и вышел на улицу.

Я допил кофе и тоже вышел. Юрка, «от нечего делать» плюс «от обиды», колол дрова для камина… настоящего, не электрического.

— Ты помнишь, о чём мы с тобой вчера говорили? — спросил я. — Ну так как у нас с этим получится?

— Ты о чём? — не понял Юрка.

— Талдом, — намекнул я.

— Ах, да. Забыл совсем. Ну что, поехали?

— В путь! — ответил я, и мы пошли к машине.

Юрка был вспыльчив, но отходчив… и я прекрасно это знал, чем и пользовался время от времени. Предыдущий разговор был стёрт из нашей памяти, и мы поехали в Юркино к некоему Николаю.

Уже через полчаса мы были на месте. Деревня ничем не отличалась от обычной, за исключением наличия в ней пятиэтажной «хрущёвки», что невольно приравнивало деревню к более благозвучному статусу — «село».

Я выглянул из окна автомобиля и подозвал какого-то местного паренька:

— Эй, пацан! А где тут у вас десятый дом?

— Вон тот! — указал он на кирпичную двухэтажку.

В доме было два подъезда. Следуя своей логике, мы подъехали к первому слева подъезду. Юрка хотел пойти со мной, но я попросил его подождать в машине.

Я вошёл в подъезд, где на каждом этаже было по четыре квартиры. Оглядевшись по сторонам, я заметил, что двери имеют номера с девятого по двенадцатый. Это привело меня в лёгкое замешательство, и я вышел на улицу.

Юрка курил у автомобиля. Я объяснил ему, что ошибся подъездом и пошёл в другой. Там я методом исключения отыскал квартиру под номером «три» и постучался.

Дверь открыла старушка с узким лицом, и со строгостью в голосе спросила:

— Вам кого?

Я сделал деловитый вид, и уравновешенно спросил:

— Здравствуйте! Я могу видеть Николая?

— Кого? — сначала не поняла бабуля, но мигом нашлась, — А-а. Кольку-то? Дык он же на работе.

— Да? А когда он вернётся?

— Да к четырём часам должó н подойти. Может, передать чаво?

— Да нет, спасибо. Я позже зайду.

— Ну, как знаете! — сказала старуха и закрыла дверь.

До четырёх было ещё полтора часа. Я вышел к машине и рассказал Юрию вышеописанный эпизод, на что последний предложил поехать в город перекусить где-нибудь. Я возражать не стал, так как мой желудок тоже подавал сигналы «S.O.S.».

В назначенный час Lexus подъехал в Юркино к подъезду, к лавочкам возле которого уже успели подтянуться разнополые пенсионеры, чтобы шумно обсудить чью-нибудь частную жизнь. Я прошмыгнул мимо них в подъезд и постучал в уже знакомую дверь. Открыл бородатый мужчина, ему было за сорок. Что-то дожёвывая, да ещё и жутко шепелявив, он вопросил трубным голосом:

— Ждраште! Это вы ко мне приходжили?

— Ну, если вы Николай — то я.

— Ну, я Николай.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

Я продолжил:

— Меня зовут Андрей. Я брат Саши Самсонова. Он дал мне ваш адрес, чтобы вы мне что-то передали.

Николай нервно огляделся по сторонам и, приставив указательный палец к своему почти беззубому рту, зашипел, выпучив глаза:

— Тш-ш-ш… Тихо! Пошли!

Он схватил меня под локоть и, озираясь по сторонам, потащил в дом. Он запер дверь и стал на меня пялиться. Сначала я делал вид, что не замечаю этого, но потом не выдержал и начал пялиться в ответ.

— Похож, — удивлённо выдавил он после непродолжительной паузы, и приказал идти за ним.

Мы прошли в комнату. Николай закрыл дверь на шпингалет, затем зашторил окно. Я моча наблюдал за происходящим. Николай открыл дверцу старого шкафа и вырыл из кучи грязного белья прямоугольный обёрнутый пожелтевшими листами газеты свёрток, и протянул его мне:

— Вот!

— Что это? — спросил я.

— Не жнаю. Жабирайте и уходжите!

Я взял свёрток и направился к выходу.

Николай чуть ли не вытолкал меня из квартиры. Обернувшись, я попрощался, но Николай ничего не сказал, и, не выходя в подъезд, захлопнул дверь и заперся.

Я сел в машину. Юра заметил свёрток и спросил:

— Что это?

— Сам не знаю.

— Посмотрим?

— Давай на даче.

Юрка подавил своё любопытство и согласился. Мы поехали восвояси.

Денёк для середины сентября выдался на редкость тёплым и солнечным. На дачном участке за высоким сплошным забором Юрка «колдовал» над мангалом и наслаждался пением птиц и свежим лесным воздухом, а я сидел перед летним столиком и говорил по телефону с Верой.

— Да заболел я… Не знаю, когда поправлюсь… Да сейчас уже лучше, спасибо… Хорошо. Пока, — сказал я, и повесил трубку.

— Troubles? — спросил Юрка.

Я вопросительно посмотрел на него.

Когда до него дошло, что я не знаю такого слова, тут же последовал перевод с английского:

— Неприятности?

— Да достали уже!

— На работу звонил? — спросил Юрка, не отрываясь от приготовления шашлыка по своему фирменному рецепту.

— Ага. Директор на измене… В общем — полный абзац! Надо в Москву ехать.

— Да забей ты! Я так понимаю что ты сейчас «на “больничном”»!? Вот и «болей» пока! А работа — она, как известно, не волк… От неё и кони дохнут.

— Да. Пожалуй ты прав, — согласился я и спросил, — Ну, как там шашлычок?

— Ещё минут пятнадцать. Терпение.

— Пойду за свёртком схожу; я догадываюсь что там, но интересно на это взглянуть.

Я поднялся на второй этаж в свою спальню — бывшую детскую комнату — и взял со столика свёрток. С улицы раздался какой-то шорох, но сразу же прекратился. Я не придал этому особого значения, однако выглянул в окно. Оно находилось с торца дома, поэтому я увидел только соседний дом, а не двор, где был Юра.

Чуть позже я услышал, как заводится Lexus и поспешил вниз, но выходя из комнаты, резко остановился, потому что услышал, раздававшиеся снизу, незнакомые мужские голоса. Расслышав в диалоге брань, я интуитивно отступил назад в комнату, и прикрыл за собой дверь, оставив лишь узенькую щель, чтобы наблюдать за происходящим.

Подождав несколько секунд, я мышью прошмыгнул в комнату напротив — то была спальня Юры — и быстро сорвал со стены обрез, надеясь, что он заряжен, и снова прильнул к двери. Сквозь щель никого видно не было.

Снизу доносился нелицеприятный разговор.

— Кто ещё в доме? — сказал агрессивно настроенный мужчина.

— А кому здесь быть кроме меня? Вы, твари, всю мою семью приставили! Хоть бы детей пожалели, — здесь Юрка обозвал их геями в грубой форме.

— Фильтруй базар, — здесь было добавлено слово «condom*» в русском рендеринге**. Хлопнул выстрел. — Бабки где?

Послышалась возня и Юркино скуление.

— У меня нет сейчас столько!

— Сколько есть?

— Только двести штук.

Юрка солгал. Зачем он это сделал, я не знаю. У него было с собой не двести, а двести пятьдесят тысяч… Хотя и они не спасли бы положение дел.

— Да ты чё, баран? Посмеяться над нами вздумал? — вновь послышался отвратительный голос. — Счётчик включен! Ты мне уже не восемьсот штук, а лимон должен, чмо!

— Хер ты с меня получишь, понял! — выкрикнул Юрка, и было слышно, как он харкнул.

— Ах, ты… — ну, в общем, «condom» в русском рендеринге.

Далее последовало ещё несколько «русских (и не очень) рендерингов» и возня. Затем было слышно, как открываются ворота на улице, а позже и звук мотора другого автомобиля. Далее, судя по звуку, обе машины уехали.

Внизу было тихо. «Ну, наконец-то, уехали», — подумал я, и осторожно спустился на первый этаж. Дверь на улицу была открыта, и я увидел, что ворота тоже настежь, а Lexus’а нет.

Я вышел во двор. Пенье птиц давило на уши. Солнце грело как летом. Мангал продолжал коптить шашлык, а рядом с ним на траве лежал окровавленный Юрка.

Я подбежал к нему, приподнял его голову, и спросил:

— Что случилось? Ты как? Кто это сделал?

— Суки, — тяжело дыша, произнёс он, и, захлебнувшись собственной кровью, потерял сознание.

Не теряя драгоценных секунд, я вызвал милицию и скорую помощь. Страх окутал всё моё тело. Я старался не смотреть на остывающее тело Юры, но взгляд, то и дело падал на его закрытые глаза.

Всё… Он почти ушёл…

— Почему это происходит со мной? — говорил я сам с собой. — Сашка, Юрка, его семья… Слишком много смертей… Слишком много… За что мне всё это? За что?

СПЛИН

«Рыба без трусов»

3. DER DOPPELGÄ NGER*

Я стоял на платформе станции метро «Алтуфьево». Меня насторожило отсутствие людей в метро, но я старался не обращать внимания на сие обстоятельство.

Услышав звук приближающегося поезда, я посмотрел в сторону тоннеля, откуда он должен был вот-вот появиться. На стену в тоннеле упал свет прожектора, но сам поезд отказывался показываться из-за поворота.

Вдруг, из тоннеля раздался жуткий грохот и скрежет металла. От неожиданности я пригнулся, и стал пристально вглядываться в тоннель. Лязг металлических колёс царапающих рельсы был настолько высокой частоты и громкости, что к стиснутым зубам мне пришлось добавить зажмуренные глаза. Внезапно что-то вспыхнуло, и из тоннеля повалили клубы чёрного дыма. Я, почти не раздумывая, спрыгнул с платформы и бросился к поезду, чтобы помочь пассажирам, которые могли уцелеть.

Пробежав несколько метров, я остановился. Моему взору предстало ужасное зрелище — первый вагон поезда полностью поглотило пламя, уже успевшее раскалить его каркас. Из-за жара к вагону невозможно было приблизиться. Я обратил внимание на отсутствие криков о помощи. Либо все погибли, либо там, кроме машиниста, никого не было. Я захотел, было, пойти обратно, но обнаружил не далеко от себя человека в рясе. На его голову был натянут капюшон, а в руках он держал раскалённый дымящийся меч. Пока я тщетно пытался разглядеть черты его лица, он медленно направил меч на меня, и протянул сиплым загробным голосом:

— Ты-ы-ы…

Я снова услышал грохот и скрежет позади себя, и обернулся. Увидев, что вагон движется на меня, я побежал вон из тоннеля. К тому времени человек уже успел исчезнуть, освободив тем самым выход.

Адский поезд догонял меня, а конец тоннеля всё не приближался. Я запаниковал и стал громко кричать. Поезд издал гудок. Я почувствовал жар почти нагнавшего меня поезда и что мои ноги находятся уже под ним.

От страха, боли и собственного крика я проснулся.

— Самсонов! — скомандовал конвоир, стоящий у открытой двери одиночной камеры СИЗО.

— Да, — ответил я.

— Чего разорался? На допрос!

Ошалевший и вспотевший я встал с нар и направился к выходу.

В кабинете на стене висел портрет настоящего президента Российской Федерации. Следователь с суровым лицом изучал папку с моим делом.

Спустя несколько минут он сказал:

— Самсонов Андрей Алексеевич. Тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Проживающий по адресу: Москва, улица Батальонная, дом шестнадцать, квартира сто шестьдесят два. Холост. Детей нет. Не привлекался. Не проходил… Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! — наконец, он оторвался от чтения и обратил на меня своё внимание. — Как говорится: в ногах правды нет.

— Но нет её и выше, — неудачно пошутил я.

— Шутить изволите? Ну-ну…

— Простите, — осёкся я, и присел на первый попавшийся стул.

Следователь посмотрел на меня, как на таракана, затем продолжил:

— Я старший следователь по особо важным делам. Баталов Андрей Владимирович. Я буду расследовать ваше дело, — сказал он и, помолчав, добавил, — Да уж. Не завидую я вам. Дело у вас необычное, громкое. Пресса уже сутки у входа дежурит.

— Можно закурить?

— Курите.

— Все обстоятельства против меня, — посетовал я, — но Бреховского я не убивал. Он был моим другом!

— Убивал — не убивал… Позвольте в этом разобраться следствию… Другом, говорите, был? Посудите сами; Вы не общались с Юрием более пяти лет. У вас умирает брат. В тот же день Юрий, ни с того, ни с сего, вам звонит (какое совпадение!), и вы встречаетесь в баре, где он вам рассказывает о наркотиках и погибшей семье. Затем вы с ним же едете к нему на дачу, где его убивают, а вы ничего не видели! Вы бы в это поверили?

— Но это правда! — бил я себя в грудь. — Я не знаю, как вам это ещё доказать!

Баталов встал со своего «насиженного» места, быстрым шагом подошёл ко мне и взял за грудки.

— Где нож, которым вы его убили? — рявкнул следователь.

— Я не убивал его!!!

Баталов отпустил меня, и вернулся к своему месту. Немного пошарив под столом, он достал какой-то предмет, завёрнутый в полиэтиленовую плёнку. Следователь неспешно распаковал свёрток, и я увидел, что в нём, как оказалось, был Юркин «обрез».

— На этом оружии экспертиза обнаружила отпечатки ваших пальцев. Как вы это объясните?

Я посмотрел на свои пальцы не до конца отмытые от чёрной специальной краски, которую наносят для дактилоскопии.

— Да. Я брал его в руки, когда спускался вниз. Я почувствовал что-то неладное, поэтому, зная дела Юры, на всякий случай, его и взял.

— Почему вы умолчали об этом при следствии?

— Да у меня это из головы совсем вылетело! Если б спросили, я бы сказал. Да я даже стрелять-то не умею!

— Правда? А тогда зачем же вы его брали, позвольте спросить?

— Я же сказал, «на всякий случай». Просто припугнуть, если что. Неужели вы думаете, что я бы стал в кого-то стрелять?

— Поверьте, я много чего в своей практике повидал, — спокойно ответил следователь. — Не исключаю, что стали бы. Но вернёмся к делу. Как ружьё оказалось наверху, если вы говорите, что брали его, когда спускались?

— После вызова милиции и скорой помощи, я повесил его на своё место, чтобы не вызывать лишних разговоров и подозрений.

— Ай-ай-ай! — Он зацокал языком. — Не хорошо! А говорили, что «из головы вылетело»… Так, значит, вы намеренно умолчали о ружье?

— Да ничего я не умалчивал! Говорю же, забыл!

— Ладно. Допустим, я вам верю. Тем более что экспертиза заключила, что из ружья в тот день не стреляли. Но при задержании на ваших руках и одежде были обнаружены следы крови. Это была кровь Юрия Бреховского?

— Да.

— Как она оказалась на ваших руках?

Я молчал. К моему горлу со страшной болью начал подступать удушающий комок. Перед глазами стоял Юрка.

Я не выдержал давления, и, прослезившись, заговорил:

— Юра был ещё жив, когда я его нашёл. Я подбежал к нему и приподнял голову. Скорее всего, тогда-то я и испачкался в его крови… Я спросил его: «Кто это сделал?»…

— И что вам ответил Юрий?

Я подумал, и сказал:

— Это не совсем удобно.

— Ничего. Не стесняйтесь.

— Он сказал… «суки».

— «Суки»?

— Да.

— Что это, по-вашему, могло значить?

— Не знаю. Возможно, он имел в виду всех — и меня, за то, что струсил и не помог ему, и убийц. Но я думаю, что он имел в виду тех же людей, про которых он рассказывал мне в баре.

— Пожалуйста, поконкретней. Каких именно людей? Назовите имена.

— Ну, тех, с которыми он наркотиками занимался… Имён я не знаю. Тогда в баре он их тоже так обозвал. И ещё сказал, что они и его убить хотят. Сумма там не маленькая была — восемьсот тысяч евро.

— Ого! — воскликнул Баталов. — Не дурно! А вот с этого места поподробней, пожалуйста… Что значит «и его»? Юрий знал, что эти люди убили кого-то ещё?

— Да. Всю его семью…

И я рассказал следователю всё, что знал о делах Юры. Баталов же, в свою очередь, пообещал мне разобраться, но отпускать из СИЗО не стал.

Я лежал на нарах и не мог уснуть — всё глядел в потолок и думал, как бы поскорее отсюда выбраться. Насколько это возможно тихо открылась железная дверь в камеру.

— Самсонов! — в полголоса сказал конвоир.

— А.

— На выход.

— Ох! Два часа ночи!

— Не бухти! Следователь вызывает, — и по-дружески так добавил, — Хорошие новости, счастливчик.

Через минуту я зашёл к Баталову.

— Доброй ночи, Андрей Владимирович!

— О! Явились? Ну что ж, присаживайтесь, коль пришли. Разговор у нас с вами будет не долгим, но интересным — обещаю.

— Вы меня уже заинтриговали.

Следователь встал и подошёл к секретеру, взял журнал и передал его мне.

— Прошу вас! Посмотрите, пожалуйста, на эти фотографии, — сказал он мне, и закурил сигарету.

Я открыл журнал. В нём на каждой странице были личные дела уголовников и фотографии с соответствующими физиономиями к ним прилагающиеся.

Я просмотрел все шесть фотографий, закрыл журнал, и отодвинул его в сторону.

— Вам знаком кого-нибудь из этих людей? — спросил Баталов.

Я просмотрел фотографии ещё раз и ответил, покривив лицо:

— Нет.

— Эх! Ну что ж, на этом у меня всё. Вы свободны.

— Свободен?

— Да. На все четыре стороны, — улыбаясь, сказал следователь, и стал что-то писать в пропуске. — Мы нашли преступников, и убийцу вашего друга в том числе. Всех нашли, благодаря вашей помощи. Спасибо вам огромное! И простите за предоставленные неудобства… Работа, знаете ли.

Я хотел было выразить свои подозрения по поводу своего столь скорого освобождения, но испытывать судьбу не стал, и вместо этого притворно похвалил следователя:

— Быстро же вы!

— Я старался. — Баталов улыбнулся и протянул мне пропуск. — До свиданья!

— Нет уж! Прощайте!

— Да нет, Андрей Алексеевич! Именно «до свидания»! Нам ещё потребуются ваши свидетельские показания. Так что мы с вами ещё встретимся.

— Понятно.

— А вы не хотите узнать кто эти люди, как их нашли? — спросил Баталов и указал на лежащий на столе журнал.

— Нет, мне это не интересно. Бог им судья!

— Благородно. Ну, до свиданья?!

— До свиданья!

Мы обменялись рукопожатиями, и я ушёл.

В камере хранения мне выдали изъятые доселе вещи.

Выйдя на улицу, я не обнаружил никаких журналистов, которые караулили, по словам следователя, меня у входа в здание следственного изолятора. Я глубоко вздохнул, и с улыбкой на лице направился в…

И тут я задумался…

У м: И куда ты теперь?

Р а з у м: Домой! Однозначно, домой!

У м: А что дальше? Надоевшая, до рвоты, работа?

Р а з у м: Ну, уж нет! Увольте!.. Ха! А и действительно — увольте!!!

У м: И что? Куда ты пойдёшь?

Р а з у м: Заткнись! Деньги… На даче осталась туева хуча бабок! Прости, Юран, но тебе они теперь вряд ли понадобятся. Мне они сейчас нужнее…

1: 0 в пользу Р а з у м а…

С этой мыслью я поехал в Дубну на дачу.

До дачи я добрался на электричке из Москвы ранним утром, когда было ещё темно.

Я преодолел высокий забор и оказался на территории участка. Подойдя к двери, я обнаружил, что она заперта. Ключей от двери у меня, разумеется, не оказалось, и я решил действовать по-другому. Убедившись, что вокруг никого нет, я выбил стекло в окне на первом этаже, стараясь не производить лишнего шума. Затем я открыл раму разбитого окна с внутренней стороны и проник в дом.

Я очутился на кухне, затем прошёл в гостиную, схватил со стола свечу, зажёг её, и ринулся к камину. Отодвинув стопку дров в сторону, я начал отдирать, прибитую к полу, алюминиевую пластину, на которой они лежали. Понадобилось некоторое усилие, но награда почти в двести пятьдесят тысяч евро прибавляла сил, и я успешно справлялся с задачей.

Неожиданно на кухне загремела стальная посуда. Я сразу потушил свечу и стал рассовывать деньги по карманам куртки.

В комнате зажёгся фонарь, и ослепил меня.

— Фью-ю… — просвистел Незнакомец, увидев пачки денег.

— Кто вы? — мгновенно отреагировал я.

Незнакомец осветил своё лицо фонарём и улыбчиво представился:

— Меня зовут Андрей… как и вас. Я журналист… как и вы.

Не дождавшись, видимо, от меня стандартной автофразы «Очень приятно!», он снова направил фонарь на меня.

— Что вы здесь делаете? Как вы сюда вошли? Что вам нужно? — застрелял я вопросами.

— Вошёл я сюда так же, как и вы. А, вот, другие вопросы я бы хотел задать и вам.

— По какому праву?

— Прекратите театрализировать!

— Чт?..

Незнакомец подошёл к входной двери, нащупал выключатель и зажёг свет. Передо мной нарисовался коротко постриженный молодой человек в отличной физической форме — в народе таких называют «качками». На шее у него висел безумно дорогой цифровой фотоаппарат «Canon» с огромным объективом той же фирмы.

Он прошёл к столу в центре гостиной и сел на стул.

— Немедленно убирайтесь! — заорал я, на что Незнакомец лишь улыбнулся. — Убирайтесь, или я вас вышвырну!

В тот момент я сам себе напоминал крохотную Моську, что лает на огромного слона.

Незнакомец нехотя встал, и, опершись обеими вытянутыми руками о стол, чуть подался вперёд.

— Да ну! — с сарказмом произнёс он.

Я, оценив свою и его комплекцию, перевёл разговор в другое русло:

— Что-то вы не очень-то на папарацци похожи.

— Вы об этом? — спросил культурист и указал пальцем левой руки на напряжённый бицепс правой. — Одно другому — не помеха.

— Что вам от меня нужно?

— Правду, только правду и ничего, кроме правды. — Незнакомец чуть ли не зевал.

— Какую ещё правду? О чём вы?

— Ведь это вы убили Бреховского, правда?

— Нет!

— Тогда кто же? — с поддельным удивлением спросил Незнакомец.

— Их уже поймали и арестовали! Они во всём сознались.

Незнакомец поменялся в лице, и уже с подлинным интересом спросил:

— Когда?

— Вчера. Ближе к полуночи…

— Гонишь!

— Да чтоб мне провалиться!.. Хм, «гонишь»… А как же я, по-вашему, здесь оказался тогда, а? Отпустили меня.

— Не может быть! — подумал вслух Незнакомец. — Неужели проспал! — здесь он добавил несколько терминов, определяющих женщину с непристойным поведением, её половую принадлежность, как самки собаки, и что кто-то занимался сексом в ротовую полость.

— Не знаю уж, чего вы там проспали, — сказал я, подбоченившись. — Но вместо того чтобы здесь прохлаждаться, лучше бы вам поторопиться в Москву к своим коллегам-конкурентам, чтобы «выманить» у них нужную информацию. «Журналистская солидарность» должна сработать — дело в цене вопроса, и только.

— Чёрт! Это конец! Ближайшая электричка через полтора часа! Если я и поеду на ней, то буду в Москве только… Fuck*!

— Ой-ой-ой! Какая жалость! — сыронизировал я.

— Так! Слушай сюда ты, козёл! Ещё раз вякнешь — размажу по стенке! — взбесился Незнакомец. — Давай сюда деньги! Быстро!

Незнакомец подбежал ко мне, и, схватив меня левой рукой за грудки, правой зашарил по карманам моей куртки. Сопротивляться я не стал, под страхом подпортить свою и без того не шибко привлекательную физиономию, и вытащил деньги сам. Незнакомец взял пачку, распечатал её и «отслюнявил» себе пять пятисотенных банкнот.

— За этот крохотный гонорар я буду молчать о том, что ты был здесь. А за то, что я не отобрал у тебя все деньги, будешь молчать ты. По рукам?

— Ладно.

— Удачи! — сказал Незнакомец и рванул через разбитое окно на улицу.

Подойдя к окну, я сквозь тюль наблюдал, как он ловко открыл задвижку на воротах, раскрыл их и выбежал.

— И тебе удачи… придурок! — буркнул я в след успевшему скрыться из виду Незнакомцу.

Я собрал разбросанные на столе оставшиеся купюры из пачки и небрежно рассовал их по карманам.

На небе не было ни единого облачка, а в воздухе пахло утренней росой. До рассвета оставалось совсем немного времени.

Меня посетила мысль доехать до места работы, чтобы уволиться, и ровно в шесть часов утра я покинул дачу и пошёл по направлению к платформе «119 км». Так как идти до неё пешком минут сорок, я вызвал такси, но сев в машину, решил ехать не до платформы, а до самой Москвы. Да, это достаточно дорого, но сегодня я мог себе позволить подобную роскошь.

А ведь каждый из нас

Мог нормальным бы быть человеком;

Хорошо, что не вышло так,

И что мы такие, как есть

FLЁUR

«Люди, попавшие в шторм»