Теория нарративного дискурса

При рассмотрении особенностей нарративного дискурса мы будем опиратья на теоретические исследования трех крупных специалистов в области нарратологии – Ролана Барта, Франклина Анкерсмита и Хейдена Уайта. Все три автора внесли значительный вклад в изучение исторического дискурса, а именно дискурса исторических повествований. Другими словами, в фокусе их внимания были рассказы о прошлом. Под нарративом же они подразумевали прежде всего текст, в которомсодержатся рассказы, предлагающие ту или иную интерпретацию прошлого. «Исторические нарративы, – подчеркивает Анкерсмит, – это интерпретации прошлого» [106].

Понятые как интерпретации прошлого, нарративы трактуются как способы видения прошлого. Они – не отражения прошлого, а его сконструированные образы или модели. Понятые в таком ключе, нарративные интерпретации приобретают сходство с дизайнерскими разработками. «В этом отношении, – пишет Анкерсмит, – нарративные интерпретации походят на модели, используемые дизайнерами одежды для демонстрации достоинств своих костюмов. Язык используется для показа того, что принадлежит миру, отличного от него самого» [107].

Логика нарратива есть логика номинализма или нейминга. Нарративные интерпретации связаны с конструированием метафор, дающих название значимым исторических событиям. К примеру, в историческом дискурсе метафорическими конструктами выступают такие понятия как «Ренессанс», «общий кризис семнадцатого столетия», «индустриальная революция», «холодная война» и др.

В целях дальнейшего развития теории нарратива Анкерсмит предлагает добавить к двум уже имеющимся словарям изучения прошлого (первый – словарь описания и объяснения, второй – словарь интерпретации), третий – словарь «репрезентации».

«В отличие от словаря описания и объяснения, словарь репрезентации способен принять во внимание не только детали прошлого, но также и способ, которым эти детали были объединены в границах всей тотальности исторического нарратива» [108]. Фраза «a представляет b» относится к семиотическому плану ментальных операций. Это значит, например, что нарисованный круг может репрезентовать и солнце, и букву «о» и цифру «ноль». Все зависит от рядов контекста дискурса и стереотипных способов символизации.

Нарратив, который применяет историк для описания, объяснения и интерпретации прошлого есть в то же время, по Анкерсмиту, сконструированная по определенным правилам репрезентация прошлого. Эта репрезентация состоит из утверждений, которые в своей совокупность создают то, что Р. Барт назвал «эффектом реальности» [109]. Суть эффекта реальности – в устранении означаемого из нарративного дискурса с целью создания иллюзии тождества реальности с ее интерпретацией.

Согласно Р. Барту, нарратив не является образом реальности, он только создает коды для ее обозначения: «исторический дискурс не следует реальности, а всего лишь обозначает ее, все время твердя это было, хотя такое утверждение всякий раз может быть лишь означаемым – изнанкой всего исторического повествования в

целом» [110].

Процедура означивания в нарративном дискурсе всегда нацелена на «наполнение» реальности смыслом. То, что принято называть объективным фактом, считает Барт, на самом деле представляет наполненный идеологическим смыслом семиотический конструкт. Факт – всего лишь элемент исторического дискурса, а не часть объективной реальности. Еще Ницше писал: «Не бывает фактов как таковых. Чтобы мог появиться факт, всегда нужно сперва ввести какой-то смысл». Отсда – вывод: «исторический дискурс по самой своей структуре…представляет собой прежде всего идеологическую, точнее, воображаемую конструкцию…» [111].

Структурный анализ нарративного дискурса представлен в известной работе американского исследователя Х. Уайта «Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века». Согласно Х.Уайту, построение нарративных дискурсов подчинено не законам логики, а поэтическим техникам, прежде всего технике образования тропов или образных риторических фигур. Именно тропы, считает Уайт, выступают основными механизмами смыслопорождения и смыслонаполнения нарративных дискурсов. Применение тропологических фигур выступает главным отличием нарративного дискурса от дискурса научного, построенного по логико-дедуктивному принципу. Историческое творчество, то есть письмо историка, по Уайту, соединяет в себе элементы научного и нарративного типов дискурсов [112].

Согласно Уайту, стиль нарративного дискурса определяется тремя стратегическими установками, благодаря которым осуществляется эффект объяснения реальности. Таковыми являются 1) стратегия построения сюжета, 2) стратегия интерпретации, 3) стратегия объяснения посредством идеологического подтекста [113].

Предложенная Уайтом структурная модель нарративного дискурса, на наш взгляд, может стать основой для стратегического проектирования дискурса PR-коммуникации в плане ее стилистического самоопределения. В этой связи рассмотрим более подробно основные нарративные стратегии, которые выделяет в своей работе Уайт, а затем приведем конкретные примеры того, как данные стратегии могут быть реализованы в PR-сценариях.

По Уайту, все стратегии нарративного дискурса можно разделить на четыре типа. Так, например, выделяются следующие четыре типа стратегии сюжетопостроения: 1) романтическое повествование, 2) сатира, 3) комедия, 4) трагедия.

Исследователь обозначает четыре стратегии интерпретации: 1) стратегия формизма, 2) стратегия органицизма, 3) стратегия механицизма, 4) стратегия контекстуализма.

Выделяется также четыре идеологические стратегии: 1) анархизм, 2) консерватизм, 3) радикализм, 4) либерализм.

При соединении определенных типов стратегий сюжетопостроения, интерпретации и идеологии, считает Уайт, образуется особый нарративный стиль.

В основе выделенных стратегий сюжетопостроения лежат известные архетипы, характерные для определенного жанра драматургического произведения.

Архетипом романтического повествования выступает формула «Добро побеждает Зло», а также многочисленные ее варианты: «хорошие парни побеждают плохих парней», «силы света побеждают силы тьмы» и т.п. При этом подразумевается, что триумфу Добра над Злом предшествует решающая битва. Данный архетип заимствован из волшебной сказки и в этой связи стратегия романтического повествования всегда содержит обещание Чуда.

Указанный архетип лежит в основе христианской мифологии, где рассказывается о чудесном воскрешении Христа. Он также ассоциируется с легендой о Граале – таинственном сосуде, ради приближения к которому и приобщению к благим действиям которого средневековые рыцари совершали свои героические подвиги.

Архетипическая схема романтического повествования символизирует выход героя за пределы окружающего мира, которым он первоначально порабощен, но затем герой преодолевает его цепи и в финале одерживает победу над собой и над внешним миром. Иначе говоря, романтический герой переживает драму искупления.

Архетип сатиры является точной противоположностью архетипа Романтического повествования. Стратегия сатиры – не драма преодоления и искупления, а драма обреченности, связанная с опасением, что человек скорее пленник этого мира, чем его господин. Данный архетип сводится к признанию, «что в конечном счете человеческое сознание и воля всегда неадекватны задаче преодоления безусловной темной силы смерти – беспощадного врага человека» [114].

Сатира демонстрирует совершенно иной тип надежд, возможностей и истин, которые представлены в других сюжетных драматургических стратегиях. «Она смотрит на эти надежды, возможности и истины Иронически, в атмосфере, порожденной пониманием предельной неадекватности сознания для того, чтобы счастливо жить в мире или полностью его понимать. Сатира предполагает предельную неадекватность видения мира, драматически представленных в жанрах Романа, Комедии и Трагедии. Сатирический способ репрезентации… демонстрирует убеждение, что мир стал стар… Тем самым она подготавливает сознание к отказу от всех утонченных концептуализаций мира и предвосхищает возврат мифического постижения мира и его процессов» [115].

Архетип трагедии выражается следующей формулой: «Герой умер, но дело его живет».

Архетип комедии – эпизодические победы индивида при невозможности победы конечной. Иначе говоря, все – суета сует.

Четырем типам сюжетопостроения соответствуют четыре стратегии интерпретации и четыре идеологические стратегии. При этом каждой стратегии интерпретации соответствует определенный троп.

В стратегии формизма реализуется способ интерпретации, основанный на методах типологизации и классификации, которому соответствует троп «метафора». Посредством метафоры производится формирование смысловой ячейки, в которую погружаются объекты нарративного описания. Так, например, название исторической эпохи (эпоха «Просвещения», «эпоха Смутного времени» и др.) являются метафорическими смысловыми формулами-ячейками, в контексте которых интерпретируются события, укладывающиеся в условные хронологические рамки данных эпох.

Интерпретация по типу формизма с присущей ей метафорической образностью широко используется в нарративных построениях, описывающих современность, события недавнего прошлого.

Так, в последнее время в российской политической публицистике появились понятия, обозначающие 90-е гг. ХХ в. в истории России посредством следующих метафор: «эпоха Ельцина», «эпоха дикой приватизации», «эпоха большого хапка», «лихие 90-е» и т.п. При этом ссылки на эпоху оказывались не столько способом объяснения негативных явлений, происходящих в тогдашней жизни страны, сколько способом снятия социальной ответственности с российской политической элиты за негативные процессы, происходящие в стране, а также за их современные последствия.

Стратегия механицизма реализуется посредством использования тропа метонимии (замена одного слова другим, смежным с ним по смыслу). Если перевести данную стратегию на язык научной методологии, то ей будет соответствовать метод описания, основанный на аналогии. Например, агрессивную рекламу и ее методы воздействия нередко обозначают понятием «рекламный тоталитаризм», а использование нацистской символики в индустрии моды именуют гламурным фашизмом.

Для стратегии органицизма характерна аргументация, в основе которой лежат ссылки на некие исконно природные корни, на культурную органику или почву. Разнообразные почвеннические теории чаще всего применяют именно данную стратегию. Типичными почвенническими опорными понятиями являются понятия народного духа, народности, народной судьбы, крови, расы. Опорным же тропом для данной стратегии выступает троп синекдохи (замена целого на его частный признак).

Стратегия контекстуализма - это способ интерпретации событий и явлений на основе теоретической реконструкции разнообразных контекстуальных пластов. Контекстуальный метод нередко приводит к пародоксальным выводам, которые связаны с выявлением неявных смыслов, опровергающих то, что лежит на поверхности. Вот почему данная стратегия часто обращается к тропу иронии.

Ирония – это способ трансгрессии, то есть средство выхода за пределы традиционных и сакральных смыслов. Ирония служит снижению пафосности. Ирония, как правило, является атрибутом альтернативной культуры и альтернативной идеологической практики. Ирония не приветствуется разнообразными фундаменталистскими и догматическими учениями и политическими течениями, включая религиозные, поскольку для такого рода течений характерна масимальная сакрализация базовых ценностей.

Иронический дискур нередко оказывается предметом острой критики и объектом правоприменения. Типичный пример – скандал, развернувшийся вокруг экспозиции выставки под названием «Запретное искусство - 2006», организаторам которой было предъявлено обвинение по статье 282 Уголовного кодекса РФ [116].

Из всех видов идеологических нарративных стратегий лояльнее всех к тропу иронии относится стратегия либерализма. И этот момент фиксируется в работе Уайта, когда он проводит анализ книги известного либерального мыслителя Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке» (1835 г.).

Опираясь на структурную модель нарративного дискурса Уайта можно не только провести дискурс-анализ повествований и рассказов, представленных в различного рода PR-текстах (факт-лист, бэкграундер, ньюслеттер, выступление и презентация), но также и разработать различные варианты нарративных PR- текстов, используя определенные типы сюжетостроения, интерпретации и идеологических стратегий.