Средства синтаксической связи

Средства синтаксической связи рассматривались преиму­щественно в литературоведческой стилистике. Ученые исследо­вали, каким образом движение мысли, развитие основной идеи, а также способ видения мира и идеология, характерные для эпохи, для автора или для лица, с точки зрения которого ве-Дется повествование, отражаются в структурно-синтаксических чертах текста. К таким структурно-синтаксическим чертам тек­ста относят структуру предложений и их объем, степень их пол­ноты и автономности, большее или меньшее использование ^п°Дчинения и соотношение числа придаточных предложений и предложных оборотов, способы соединения предложений в аб­зацы и способы перехода от абзаца к абзацу¹.

Для рационалистической классической прозы, например, характерны полные предложения с разветвленной системой сложного подчинения, с особо тщательным показом причин­но-следственных связей и вообще связей между частями пред­ложения, между предложениями в абзаце и между более круп­ными частями текста.

Для классицистов характерно стремление к логическому доказательству, которое они могут предпочитать убеждению через эмоциональное изображение предмета. Ход доказательства требует явно выраженных причинно-следственных связей, а так­же раскрытия ошибочности противоположных точек зрения или тех неверных мнений, которые могли бы возникнуть у читате­ля. Отсюда значительная роль причинно-следственных, проти­вительных, уступительных и разделительных союзов и средств связи.

У романтиков стремление к эмоциональной экспрессивно­сти и игре воображения приводит к обилию восклицательных и вопросительных предложений, паратаксической связи — про­стому соположению предложений внутри абзаца — и к обилию инверсии. Сложноподчиненные предложения с характерной для них рационалистичностью вытесняются присоединением, кото­рое может быть поддержано параллельными конструкциями и анафорой. Эффект непосредственности иногда получается бла­годаря уподоблению синтаксиса разговорному. Большую роль играют вводные элементы.

Импрессионисты дают серию мимолетных впечатлений, каж­дое из которых может умещаться в отдельном предложении, нередко односоставном или эллиптическом, не связанном со­юзами с соседними предложениями. Но все эти предложения не автономны, и представление о предмете описания получается только от более широкого синтаксического целого.

В прозе XX в. В.Г. Адмони отмечает две противоположные тенденции, а именно: снятие четких разделов между синтаксиче­скими единицами (синтаксическое слияние, примером которого является поток сознания) и, напротив, разбиение синтаксических единиц на пунктуационно обособленные части (присоеди­нительные конструкции).

Конечно, все это относится лишь к тенденциям и ожидать последовательного отражения философской или эстетической концепции писателя в структуре его предложения было бы наи­вно, поскольку она зависит и от многих других факторов: жан­ра, темы, характера изображаемого и т.д. Но в самом общем виде эти связи учитывать необходимо.

Стилистические функции союзов, весьма важные и разно­образные, изучены еще недостаточно. Проблемы связности тек­ста привлекают последнее время внимание очень многих уче­ных. Особенно примечательны работы М. Холлидея¹. В этих ра­ботах исследуется выражение синтаксических связей с помощью местоимений, наречная связь, разные варианты повторов в этой же функции, замена неопределенного артикля определенным, связь при помощи единства времен и относительное употреб­ление времен в одном повествовании, пропуск подразумевае­мого слова и его замещение.

Т.И. Сильман различает два способа связи предложений, входящих в единое повествование: 1) связь при помощи явно выраженных грамматических и лексических средств и 2) связь смысловая, т.е. развертывание во времени, причинная связь и т.п. Этот тип связи исходит из единства содержания и выража­ется рядоположением и интонацией.

Сами средства связи разделяются этим автором на две боль­шие группы в зависимости от их функции и независимо от их характера: «1) на те, которые осуществляют связь между пред­ложениями или отрезками текста в целом (сюда входят союзы, местоименные наречия, частицы, указательные местоимения, служащие конденсации); 2) на те, которые осуществляют связь между самостоятельными предложениями через связь отдельных членов предложения (это главным образом местоимения лич­ные и указательные, степени сравнения прилагательных и т.п.)»². Повторяясь из одного предложения в другое, эти слова служат связью между предложениями. Тот же эффект достигается мес­тоименным повтором. Последний отличается тем, что повторя­йся не слово, а указание на его референт. Личные, относитель­ные и указательные местоимения связывают два предложения,

замещая какой-либо член предложения или указывая на содер­жание всего придаточного предложения, какой-то его части или даже целого отрезка текста.

Повторное указание на объекты в тексте получило теперь название повторной номинации¹.

В дальнейшем в этом параграфе мы сосредоточим внимание на средствах связи внутри предложений.

Способы выражения синтаксических отношений внутри предложений при помощи союзов, относительных местоимений или других средств в своем взаимодействии с характером раз-ветвленности предложения могут одновременно с логическими выполнять и важные стилистические функции.

Вот что писал Д.Х. Лоренс о проблеме, которую мы теперь называем проблемой акселерации:

The girl who is going to fall in love knows all about it beforehand from books and the movies... she knows exactly how she feels when her lover or husband betrays her or when she betrays him; she knows pre­cisely what it is to be a forsaken wife, an adoring mother, an erratic grandmother. All at the age of eighteen.

Глубоко разветвленный комплекс с придаточными предло­жениями, которые вводятся словами: who, how, when, what, позволяет объединить всю сложность личной жизни женщины в одном предложении и затем суммировать проблему, противо­поставляя сложному комплексу односоставное: All at the age of eighteen, и выразить при этом отрицательное отношение само­го автора к описываемой ситуации.

Значимым может оказаться как употребление, так и отсут­ствие союзов. Дж. Осборн описывает провинциальный город: It is full of dirty blank spaces, high black walls, a gas holder, a tall chimney, a main road that shakes with dust and lorries (J. Osborne. Entertainer).

Отсутствие союзов в этом описании показывает, что пере­числение не является исчерпывающим, ряд оказывается незам­кнутым. Если в это же предложение ввести многосоюзие, ряд останется незамкнутым, но каждый присоединенный союзом элемент будет выделен, и все высказывание станет еще более

экспрессивным и к тому же ритмичным: It is full of dirty blank spaces and high black walls, and a gas holder, and a tall chimney, and a main road that shakes with dust and lorries.

Если союз будет введен только перед последним однород­ным членом, перечисление окажется законченным и все выс­казывание станет более спокойным: It is full of dirty blank spaces, high black walls, a gas holder, a tall chimney and a main road that shakes with dust and lorries.

Можно было бы соединить эти же элементы попарно. Это привело бы к установлению какой-то общности между пусты­рями и черными стенами, с одной стороны, и газгольдером и фабричной трубой — с другой, подчеркнуло бы рельеф нари­сованного автором индустриального пейзажа. Действительно, по­парное соединение однородных членов используется для соеди­нения близких по смыслу слов, противопоставления антонимов или слов, называющих очень далекие понятия. Это может со­здавать эффект очень широкого охвата понятий, а иногда не­ожиданности, т.е. обманутого ожидания.

Для того чтобы показать, какими сложными и многогран­ными могут быть функции союза, обратимся к очень трудному для декодирования стихотворению А. Маклиша You, Andrew Marvell. Это стихотворение начинается с союза and, и способ­ность союза соотноситься с прошлым и настоящим одновре­менно создает здесь широкий философский, исторический и лирический фон. Заглавие говорит читателю о знаменитом поэте XYII века Эндрю Марвеле (1621 — 1678). Судя по тому, что об­ращение написано не в обычной форме посвящения (Она была бы То Andrew Marvell), поэт выбрал иронический разговорный тон. Чтобы понять, против чего Маклиш возражает, в чем он спорит с Марвелом, надо знать творчество Марвела, но попро­буем сначала извлечь всю возможную информацию из самого стихотворения. Вот оно:

YOU, ANDREW MARVELL

And here face down beneath the sun And here upon earth's noonward height To feel the always coming on The always rising of the night

To feel creep up the curving east The earthly chill of dusk and slow

Upon those under lands the vast And ever-climbing shadows grow

And strange at Ecbatan the trees Take leaf by leaf the evening strange The flooding dark about their knees The mountains of Persia change

And now at Kermanshah the gate Dark empty and the withered grass And through the twilight now the late Few travellers in the westward pass

And Baghdad darken and the bridge Across the silent river gone And through Arabia the edge Of evening widen and steal on

And deepen on Palmyra street The wheel rut in the ruined stone And Lebanon fade out and Crete High through the clouds and overblown

And over Sicily the air Still flashing with the landward gulls And loom and slowly disappear The sails above the shadowy hulls

And Spain go under and the shore Of Africa the guilded sand And evening vanish and no more The low pale light across the land

Nor now the long light on the sea — And here face downward in the sun To feel how swift how secretly The shadow of the night comes on...

Понять стихотворение с первого прочтения трудно, но музы­кальность его, подчеркнутая ритмическим and, ощущается сразу. Понимание затруднено тем, что в произведении из девяти строф нет ни одного знака препинания, за исключением тире и мно-

готочия в конце. Правда, ориентироваться помогает деление на строфы и все тот же союз and. Весь текст умещается в пределах одного предложения, у которого нет ни начала, ни конца. Это продолжение какой-то беседы, которая началась раньше и с которой нас связывает первое and. Движение, о котором гово­рит поэт, не обрывается, оно будет продолжаться и дальше, о чем говорит многоточие в конце. А девять строф — это кусок предложения — инфинитив to feel и связанная с ним серия од­нородных членов, синтаксическая конвергенция сложных допол­нений в виде герундиальных, инфинитивных и причастных обо­ротов с аккузативом:

to feel the... coming... the... rising of the night to feel creep up... and... grow and... take... change and... dark empty... and... pass and... darken and... gone and... widen and steal on and deepen... and... fade out and... high... overblown and... flashing... and loom and... disappear... and... go under and... and... vanish and no more... and here... to feel how... the shadow of the night comes on.

Растянутый инфинитивный оборот с перечислением картин, которые видит поэт, создает захватывающую дух напряженность. Все перечисленные глаголы движения синтаксически связаны с существительными одной семантической группы: shadow, night, dusk, evening, dark и т.д.

Образ надвигающейся ночи слит с картинами далеких стран. Наше внимание привлекают звучные названия экзотических городов и стран: Экбатан (в Иране), Персия, Керманша (на западе Ирана), Багдад (в Ираке), Аравия, Пальмира (Сирия), Ливан, Крит, Сицилия, Испания. Мысленный взгляд читателя скользит по самым красивым местам земного шара с востока на запад, т.е. как бы вслед наступающей ночи. Но места эти не только ассоциируются с красотой южной ночи, они напоми­нают о древних культурах, сменявших друг друга. Движение, которое воспринимает читатель, — это грандиозное движение не только в пространстве, но и во времени сквозь тысячелетия. Этой величественной красоты и не понимал Эндрю Марвел, с которым иронически спорит А. Маклиш. В известном стихо­творении То His Coy Mistress Марвел призывает любимую спе­шить предаваться наслаждению, потому что за спиной своей он чувствует колесницу времени, несущую ночь и смерть.

Had we but world enough and time This coyness, lady, were no crime...

But at my back I always hear Time's winged chariot hurrying near.

У А. Маклиша наступление ночи не создает мрачного настро­ения благодаря солнечной рамке начала и конца, которая на­поминает о том, " что после ночи опять с востока придет день, что для человека, единого с тем миром, в котором он живет, эта смена дня и ночи прекрасна и бесконечна.

Союз and здесь ориентирует читателя в сложной синтакси­ческой структуре, создает ритмичность, подчеркивает смену лаконичных и емких образов, и, наконец, союз помогает со­здать широкий философский, исторический и лирический фон и играет немалую роль в передаче глубокой философской кон­цепции о связи времен и народов в споре с поэтом, жившим три века назад.