Стилистический потенциал форм генитива и множественного числа

Выше уже говорилось о возможностях формы генитива как контекстуального индикатора персонификации. Но его стилис­тический потенциал этим не исчерпывается. Авторы «Грамма-

тики современного английского языка»¹ отмечают, например, что употребление флективной формы характерно для газетных заголовков, и не только потому, что там очень важное значе­ние имеет краткость, но и потому, что эта форма подчеркива­ет определение. Сравнивая Hollywood's Studios Empty и The Studios of Hollywood Empty, они отдают предпочтение первому заголовку не только из-за краткости, но и потому, что в нем слово Hollywood оказывается подчеркнутым. Любопытно, что эти авторы отмечают также употребление флективного генитива с именами, «представляющими особый интерес для человеческой деятельности»: the mind's general development, my life's aim, duty's call, love's spirit и т.д. А это свидетельствует о большей экспрессивности по сравнению с o/-phrase.

Создающее экспрессивность нарушение типичной валентно­сти может состоять еще и в том, что сочетающиеся единицы принадлежат к разным уровням (гетерогенная валентность). Так, например, падежный суффикс может присоединяться не к ос­нове, как обычно, а к целому словосочетанию или предложе­нию (групповой генитив).

Таковы шуточные примеры с ярко выраженной разговорной окраской, которые приводит Дж. Бейли:

She's the boy I used to go with's mother. She's the man that bought my wheelbarrow's wife. It's the young fellow in the backroom's car. He is the niece, I told you about's husband².

Морфема — показатель генитива — присоединяется во всех этих примерах не к основе, а к целому определительному ком­плексу — существительному с определяющим его придаточным предложением. Комизм звучания возникает за счет многих фак­торов: за счет уже упомянутой гетерогенной валентности, за счет большой длины комплекса, за счет логической несовместимо­сти стоящих рядом слов: She's the boy..., She's the man...,...wheelbarrow's wife,...about's husband.

Дальнейшими синтаксическими связями эта несовместимость снимается, и оказывается, что в первом случае «она» не маль­чик, а мать мальчика, и что во втором примере речь идет не о жене тачки, а о жене человека, который купил тачку, и т.д. Но сочетания эти бросаются в глаза и забавляют.

Аналогичная гетерогенная валентность возможна и для окончания множественного числа, которое, присоединяясь к целому предложению, тоже звучит забавно: One I-am-sorry-for-you is worth twenty I-told-you-so's¹.

Как и в предыдущих примерах, необычность здесь аккуму­лируется. Помимо указанной гетерогенной валентности, мы ви­дим числительные, определяющие целые предложения.

Многозначность грамматических форм может передавать информацию второго рода, аналогично тому, как это происхо­дит при одновременной реализации разных значений одного полисемантичного слова. Родительный падеж может, как изве­стно, передавать отношения принадлежности, субъектное отно­шение к определяемому, объектное отношение к определяемо­му, отношение целого и части и некоторые другие. Название детективного рассказа The Murder of My Aunt можно понимать двояко, и действительно, в конце рассказа тетушка оказывает­ся не жертвой, а убийцей. Сравните: Daniel's Trail (К. Bennet).

Показатель числа может создавать эмфазу нарушением традиционных валентных свойств. Так, экспрессивность следу­ющего отрывка из романа Г. Грина «Суть дела» в значительной степени зависит от необычного употребления отвлеченных су­ществительных в форме множественного числа, хотя, разуме­ется, не только от этого: Heaven remained rigidly in its proper place on the other side of death, and on this side flourished the injustices, the cruelties, the meannesses, that elsewhere people so cleverly hushed up.

Конечно, экспрессивность множественного числа у абстракт­ных существительных трудно отграничить от того, что грамма­тисты называют отдельными случаями проявления тех или иных абстрактных свойств, но наличие экспрессивности в этом при­мере все же не подлежит сомнению. «A world without goodness — it'd be Paradise.» But it wouldn't no more than now. The only paradises were fools' paradises, ostriches' paradises (A. Huxley).

Пренебрежение к самой идее рая передается в данном слу­чае транспозицией в разряд предметных нарицательных су­ществительных, сигнализируемой формой множественного чис­ла и написанием со строчной буквы.

Итак, самое общее правило состоит в том, что существитель­ные в английском языке имеют две формы числа. На это пра­вило накладывается ограничение: имена собственные, абстракт­ные и вещественные имеют только одну форму числа, но это ограничение может быть снято, и тем самым передаются какие-то особые значения. Рассмотрим еще один пример, а именно форму множественного числа у вещественных существительных, которые придают масштабность пейзажным описаниям.

Характерное для революционного романтика П.Б. Шелли убеждение, что тирания не вечна, что она исторически обре­чена, воплощено в его стихотворении «Озимандия» в образе лежащих в пустыне и полузасыпанных песком обломков статуи когда-то всемогущего фараона:

Nothing beside remains. Round the decay Of that colossal wreck, boundless and bare The lone and level sands stretch far away.

Форма sands играет важную роль в конвергенции приемов (эпитеты, аллитерация), показывающей, что от могущества дес­пота не осталось ничего, оно обращено в прах. Число веществен­ных существительных, для которых возможна подобная функ­ция, ограничено. Приведем еще только два примера: Waters on a starry night are beautiful and fair (W. Wordsworth); But where are the snows of yesteryear? (F. Villon).

Наряду с подобной образной экспрессивностью формы множественного числа упомянем еще интенсифицирующую эк­спрессивность избыточности тех случаев, когда в форме множе­ственного числа употребляются существительные, уже содержа­щие указание на множественность в своем денотативном значе­нии. Сравните: a lot of money:: lots of money; a number of people:: numbers of people.