Дора, сестра и невеста 3 страница

Жозе Педро. Хромой торопливо пытается это сделать. Падре поначалу приходит в

ужас. Это грех, он не может потворствовать греху. Но в конце концов

соглашается, что нет другого способа похоронить Дору, не раскрывая убежища

капитанов песка. Педро Пуля безучастен, словно вообще ничего не слышит.

Все вокруг объято тишиной. Безграничный покой в мертвых глазах Доры -

матери, сестры, невесты и супруги. Многие плачут. Решили, что тело понесут

Сухостой и Жоан Длинный. Но Сухостой не в силах поднять руки, Жоан

----------------------------------------------------------------------

¹ Зумби дос Палмарес - легендарный вождь республики беглых

рабов, созданный в 17 веке на северо-востоке Бразилии.

Длинный плачет, как женщина. Педро Пуля неподвижно стоит перед Дорой.

Дон'Аниня отводит его в сторону и заворачивает тело Доры в белую кружевную

накидку:

- Она уйдет к Йеманже и станет святой.

Но никто не может вынести Дору: Педро Пуля обнял ее и не отпускает.

Тогда Профессор говорит:

- Пусти, я тоже любил ее. Теперь...

Они уносят ее в ночную тишину, в таинство океана. Падре читает молитву.

Необычная процессия направляется к паруснику Божьего Любимчика. С берега

Педро смотрит, как парусник уходит все дальше и дальше в море. Он кусает

пальцы, простирает руки вслед удаляющейся лодке.

Все возвращаются в склад. Белый парус баркаса теряется в просторах

океана. Луна освещает прибрежный песок. Звезды сверкают на небе и отражаются

в море. Все во власти покоя. Покоя, который отдали этой ночи глаза Доры.

СВЕТЛОВОЛОСАЯ ЗВЕЗДА

В байянском порту рассказывают, что отважный человек после смерти

становится звездой. Так было с Зумби, Лукасом да Фейра, Безоуро, со всеми

храбрецами. Но ни разу еще не случалось, чтобы женщина, какой бы храброй она

ни была, стала после смерти звездой. Самые смелые из них, такие как Роза

Палмейрао или Мария Кабасу, стали святыми на кандомблэ кабокло. Но никогда

ни одна женщина не стала звездой.

Педро Пуля бросается в море. Он больше не может оставаться в складе

среди скорби и слез. Он хочет уйти вслед за Дорой, хочет вновь встретить ее

и всегда быть вместе в Бескрайних Землях Йеманжи. Педро плывет все дальше и

дальше от берега, пытаясь догнать парусник Божьего

Любимчика. Вперед, только вперед. Там его ждет Дора, его супруга, она

протягивает к нему руки, зовет его. Педро плывет, пока силы не оставляют

его. Тогда он переворачивается на спину, устремляя взгляд на звезды, на

огромную желтую луну. Смерть? Ну и пусть! Какое это имеет значение, если ты

идешь на встречу с любимой, если тебя ждет Любовь!

И пусть астрономы утверждают, что в ту ночь над Баией пронеслась

комета. Педро Пуля знает, что это Дора, ставшая звездой, поднялась на небо.

Она была бесстрашнее всех женщин мира, отважнее, чем Роза Палмейрао,

чем Мария Кабасу. Она была совсем еще девочка, но перед смертью она не

испугалась подарить ему свою любовь, всю себя. И стала звездой. Звездой с

длинными золотистыми волосами, какой еще не знали мирные байянские ночи.

Счастье озаряет лицо Педро Пули. В его сердце вернулся покой. Потому

что теперь Педро знает: отныне и навсегда она будет сиять для него среди

тысяч звезд в небе негритянского города, равных которому нет в целом мире.

Парусник Божьего Любимчика на обратном пути подбирает его.

ПЕСНЬ БАИИ, ПЕСНЬ СВОБОДЫ.

СУДЬБЫ.

Совсем немного времени прошло после смерти Доры. Ее образ, память о ее

столь кратком, но ярком пребывании в складе и о ее смерти были живы в

сердцах капитанов. Многие, входя в склад, все еще ищут глазами Дору на ее

любимом месте рядом с Профессором и Длинным. Ее появление было

необыкновенным чудом, фантастическим счастьем: неожиданно они обрели мать и

сестру, одно присутствие которой согревало душу. Вот почему они надеются

найти Дору, хотя собственными глазами видели как Божий Любимчик отвез ее на

своем паруснике в пучину моря. Только Педро Пуля не ищет ее в складе. На

небе, среди тысяч звезд, он ищет ту, единственную, с длинными золотистыми

волосами.

Однажды, войдя в склад, Профессор не зажег, как обычно, свечу, не

раскрыл книгу, не стал рассказывать истории. Для него прежняя жизнь

кончилась в тот день, когда Дору унесла смерть. Когда она появилась в

складе, все вокруг приобрело для Профессора новый смысл. Склад стал как бы

рамой для сменяющих друг друга картин, в центре которых всегда была Дора. На

одной она зашивает Коту рубашку, светлые волосы скользят по его плечу. На

другой - укладывает спать братишку, поет ему колыбельную. На третьей она

возвращается в склад после приключений на улицах Баии: волосы развеваются,

она смеется. На четвертой - глаза, полные любви, горящее в лихорадке лицо,

руки, зовущие любимого для первого и последнего обладания.

Теперь Профессор смотрит на склад, как на раму без холста -

бесполезную, никому не нужную деревяшку. Он перестал что-либо значить, или

наоборот, приобрел слишком страшное значение. Профессор очень изменился за

эти несколько месяцев после смерти Доры. Стал молчаливым, суровым, разыскал

того человека, который как-то раз на улице Чили разговаривал с ним и подарил

мундштук.

В тот вечер Профессор не зажег свечу, не открыл книгу. И даже когда к

нему подошел Жоан Длинный, Профессор не поднял головы, молча собирая свои

вещи. В основном книги. Жоан Длинный ничего у него не спросил, он все понял

без слов, хотя все говорили, что нет на свете негра глупее. Но, когда

вернулся Педро Пуля и сел рядом, угостив их сигаретой, Профессор наконец

заговорил:

- Я ухожу, Пуля...

- Куда, брат?

Профессор окинул взглядом барак, мальчишек, которые смеялись и бродили,

как тени, не обращая внимание на снующих между ними крыс.

- Что нас ждет в этой жизни? Только побои в полиции да тюрьма. Сколько

раз я слышал о том, что наша жизнь когда-нибудь изменится. От падре Жозе

Педро, от Жоана де Адама, да и от тебя тоже... А я решил сам изменить свою

судьбу.

Профессор прочел в глазах Педро немой вопрос.

- Я буду учиться у одного художника в Рио. Доктор Дантас, ну тот, с

мундштуком, помнишь? - написал ему, послал мои рисунки. Тот велел приезжать.

Когда-нибудь я покажу нашу жизнь. Нарисую портрет всех наших. Ты как-то

говорил, помнишь? Так вот, я сделаю это...

Голос Педро звучал ободряюще:

- Наша жизнь изменится и с твоей помощью тоже.

- Как это? - удивился Жоан Длинный.

Профессор тоже не понял. Педро Пуля чувствует это, но словами объяснить

не может. Просто он верит в Профессора, в его будущие картины. Верит, что он

через всю жизнь пронесет в своем сердце ненависть к несправедливости и

любовь к свободе, которыми был отмечен в детстве. Годы, проведенные среди

капитанов песка, не могут пройти бесследно, даже для того, кто потом станет

художником, а не вором, убийцей или бродягой.

Педро Пуля не мог всего этого объяснить. Он сказал только:

- Мы никогда не забудем тебя, брат... Ты столько рассказывал нам, был

самым смышленым. Самым умным.

Профессор опустил голову. Жоан Длинный встал. Его голос - как

прощальный крик:

- Ребята! Ребята!

Все пришли, окружили их. Жоан Длинный протянул к капитанам руки:

- Ребята, Профессор уходит. Он будет художником в Рио-де -Жанейро.

Ребята, ура Профессору!

У Профессора сжалось сердце. Он окинул взглядом склад. Теперь он не

казался ему пустой рамой: перед его глазами мелькало множество картин.

Словно кадры киноленты. Жизнь, полная мужества и борьбы. И нищеты тоже.

Профессору вдруг ужасно захотелось остаться. Но какой в этом смысл? Он

принесет больше пользы, если станет художником и всему миру расскажет об их

жизни.

Капитаны жмут ему руку, обнимают. Сухостой печален, словно погиб

кто-нибудь из банды Лампиана.

Вечером человек с мундштуком, известный поэт, вручил Профессору письмо

и деньги:

- Он встретит тебя в порту. Я дал телеграмму. Надеюсь, ты не обманешь

ожиданий, которые я возлагаю на твой талант.

Никого из пассажиров третьего класса не провожало столько народу.

Сухостой подарил ему кинжал. Педро Пуля изо всех сил старался казаться

веселым, смеялся, шутил. Но Жоан Длинный не скрывал грусти, владеющей его

сердцем.

И долго еще видел Профессор кепку Пули, которой тот махал ему с

причала. Среди всех этих незнакомых людей: офицеров в форме, коммерсантов и

чопорных барышень - Профессор чувствовал себя одиноким и потерянным, словно

все его мужество осталось с капитанами песка. Но душа его, как клеймом, была

отмечена любовью к свободе. Той любовью, что заставит его покинуть старого

художника, научившего его академической живописи, чтобы рисовать на свой

страх и риск картины, которые, прежде чем восхитить, повергнут в ужас всю

страну.

Прошла зима, прошло лето, наступила следующая зима, зима с длинными

холодными дождями и пронизывающими ветрами. Теперь Фитиль продает газеты,

чистит на улице обувь, подносит багаж пассажирам. Так ему удается заработать

на жизнь и отказаться от воровства. Педро Пуля разрешил ему остаться в

складе, хотя он вел теперь совсем другую жизнь. Педро Пуля не понимает, что

творится у Фитиля в душе. Педро знает, что он хочет стать священником, хочет

убежать от этой жизни. Но он считает, что такой поступок ничего не решит,

ничего не исправит в жизни капитанов. Падре Жозе Педро делает все, что в его

силах, чтобы изменить их жизнь. Но он один такой, никто его не поддерживает.

Нет, это не выход. Только все вместе, как говорит Жоан де Адам.

Но Бог звал Фитиля. По ночам в складе он слышал Его голос. Он звучал в

душе мальчика. Он был мощным, как голос моря, как голос ветра, вздымающего

вокруг склада песчаные вихри. Фитиль слышал этот зов не ушами - он слышал

его своим сердцем. Этот голос звал его, одновременно суля счастье и внушая

ужас. Этот голос требовал отречься от всего земного ради счастья служить

Ему. Фитиля звал Господь. И зов Бога в душе Фитиля был такой же властный,

как голос ветра, как могучий голос моря. Фитиль хотел целиком посвятить себя

Богу, жить только для Него в уединении и покаянии, жить так, чтобы

очиститься от грехов и быть достойным созерцать Господа. Бог зовет его, и

Фитиль думает о своем спасении. Он хочет удалиться от мира, чтобы не

участвовать больше в ежедневном празднике жизни. Он откажется от всего

мирского, чтобы сохранить свою душу в чистоте и иметь право лицезреть Бога.

Потому что для тех, кто не сохранил свою душу, лик Господа ужасен, как

бушующее море. Но для тех, у кого глаза и сердце чисты от всякого греха, лик

Господа ласков и кроток, как морская волна солнечным безветренным утром.

Фитиль был отмечен Богом. Но он отмечен и жизнью беспризорного

мальчишки тоже. И он отрекается от своей свободы, от участия в празднике

жизни, от принадлежности к капитанам песка ради того, чтобы слышать зов

Бога. Он будет молиться за капитанов песка в своей келье затворника, но он

должен следовать этому зову, потому что сильнее его нет ничего на свете.

Когда дождливыми зимними ночами Фитиль слышит этот голос, все вокруг

преображается, словно в склад пришла весна.

Падре Жозе Педро снова вызвали в архиепископство. На этот раз каноник

был вместе с главою ордена капуцинов. Падре трепетал, думая, что его опять

будут упрекать во всех грехах. Он много раз нарушал закон, чтобы помочь

капитанам песка. Но больше каноника, больше наказания падре боится, что все

было напрасно, потому что ему так и не удалось улучшить жизнь этих

мальчишек. Лишь изредка, в минуты тяжелых испытаний он приносил немного

утешения их маленьким сердцам. И еще был Фитиль... Это была его победа. Если

он и не достиг своей цели, не сделал всего, что хотел, для улучшения их

жизни, то, по крайней мере, не потерпел полный крах. Иногда ему удавалось

заменить им семью, стать отцом и матерью, которых у них никогда не было.

Теперь вожаки капитанов уже взрослые парни, почти мужчины. Ушел Профессор,

да и остальные недолго останутся в складе. И хотя они были ворами, вели

жизнь полную греха, иногда падре удавалось скрасить убожество их

существования каплей утешения и тепла. И пониманием.

Но на этот раз каноник не упрекал его. Он объявил, что архиепископ

решил дать ему приход. В заключение каноник сказал:

- Вы доставили нам массу хлопот, падре, своими порочными идеями о

воспитании. Надеюсь, что доброта сеньора архиепископа, дающего вам приход,

заставит вас больше думать о своем долге и отказаться от всяких там

советских нововведений.

В этом приходе никогда не было священника, потому что архиепископу

никогда не удавалось найти падре, который решился бы поехать в самое

бандитское гнездо, в крошечную деревушку, затерянную где-то в глубине

Бразильского плоскогорья. Но падре Жозе Педро обрадовало название этого

местечка. Он отправится в самую гущу кангасейро. А кангасейро - это ведь

большие дети. Падре хотел что-то сказать, поблагодарить, но глава ордена

капуцинов жестом остановил его.

- Синьор каноник говорил мне, что среди этих детей есть один, который

хочет служить Богу.

- Как раз об этом-то я и хотел сказать, - ответил Жозе Педро.- Никогда

не видел столь ярко выраженного призвания.

Капуцин улыбнулся:

- Дело в том, что нашему ордену нужен брат. Конечно, это не совсем то

же самое, что и падре, но довольно близко. И если его призвание истинно,

орден может послать его учиться, чтобы потом он мог принять сан.

- Он будет безумно рад.

- Вы ручаетесь за него?

Фитиль станет монахом. И, может, когда-нибудь примет сан. Падре

возблагодарил за это Бога.

Они проводили падре на станцию. Гудок паравоза - как плач. Здесь

собрались многие капитаны. Падре Жозе Педро смотрит на них с любовью.

Педро Пуля сказал:

- Вы хорошо относились к нам, падре. Вы добрый человек. Мы вас не

забудем...

Когда появился Фитиль, одетый в монашескую сутану, подпоясанный длинной

веревкой, они его не узнали. Падре Жозе Педро спросил:

Вы знакомы с братом Франсиско из монастыря Святого Семейства?

Капитаны чувствуют какую-то неловкость, но Фитиль улыбается. В

монашеской рясе он кажется еще выше и тоньше и выглядит настоящим аскетом.

- Он будет молиться за вас, - говорит падре Жозе Педро.

Падре прощается, поднимается в вагон. Гудок паравоза - плач

расстающихся навсегда. Из окна падре видит, как мальчики машут руками и

кепками, старыми шляпами, какими-то тряпками, которые служат им платками.

Старуха-соседка, сгорающая от желания начать разговор, пугается, видя, что

падре плачет.

Сачок теперь редко заглядывает в склад. Он играет на гитаре и сочиняет

самбы. Он вырос, и еще одним бродягой стало больше на улицах Баии. Нет

ничего лучше такой жизни. Сачок проводит целые дни в беседах с хорошими

людьми в порту или на рынке, а вечером идет на макумбу или на праздник

куда-нибудь на холм или Соломенный городок. Играет там на гитаре, ест и пьет

все самое лучшее, сводит с ума красивых мулаток, очаровывая их своим голосом

и своей музыкой. Он устраивает потасовки на праздниках и, когда его

преследует полиция, прячется на складе у капитанов песка.

Тогда он играет для них, смеется вместе с ними, словно он все еще один

из капитанов. Но с каждым годом Сачок все больше отдалятся от них. Когда ему

исполнится девятнадцать, он уже не вернется. Станет законченным бродягой,

одним из тех мулатов, которые любят свой город больше всего на свете и ведут

прекрасную жизнь на его улицах. Еще один враг богатства и честного труда,

любитель музыки, веселья и молоденьких мулаток. Босяк. Забияка. Мастер

капоэйры, ловко орудующий ножом. А по необходимости и вор. Но с добрым

сердцем, как поется в одном АВС¹, которое сочинил Сачок о другом

байянском бродяге. Он обешает каброшам исправиться и устроиться на работу,

но остается вечным бродягой. Одним из городских " героев", которого будущие

капитаны песка будут любить и боготворить, как сам Сачок

----------------------------------------------------------------------

¹ АБС - куплеты, каждый из которых начмнается с очередной

буквы алфавита.

любил и боготворил Божьего Любимчика.

Однажды, много времени спустя, Педро Пуля и Хромой бродили по городу.

Они зашли в храм Милосердной Божьей Матери полюбоваться золотыми украшениями

и заодно, если удастся, стащить сумочку у какой-нибудь погруженной в молитву

сеньоры. Но в этот час в церкви никого не было, кроме монаха-капуцина,

окруженного группой бедно одетых детей. Тот обучал их катехезису.

- Это же Фитиль, - удивился Хромой.

Педро взглянул повнимательнее. Пожал плечами:

- Ну и что?

Хромой кивнул на столпившихся вокруг Фитиля мальчишек:

- Какой в этом прок? Любовь ничего не изменит, - и добавил, - только

ненависть.

Фитиль их не видел. С необыкновенной теплотой и терпением обучал он

непоседливых мальчишек закону Божьему.

Оба капитана вышли, качая головой. Пуля положил руку на плечо Хромому:

- Не ненависть и не любовь. Только борьба.

Ласковый голос Фитиля звенит в церкви. Исполненный ненавистью голос

Хромого звучит рядом. Но Педро Пуля не слышит ни того, ни другого. Он слышит

голос докера Жоана де Адама, голос своего отца, погибшего в борьбе.

ПЕСНЬ ЛЮБВИ СТАРОЙ ДЕВЫ

Кот сказал, что у этой старой девы куча денег. Она была лет примерно

сорока пяти, уродливая и истеричная. Ходили слухи, что в доме есть комната,

битком набитая золотом, брильянтами и прочими драгоценностями, накопленными

многими поколениями очень богатой семьи, единственной наследницей которой

она являлась. Педро Пуля решил, что дельце выгодное:

- Сможешь туда пробраться? - спросил он Хромого.

- Спрашиваешь...

- А потом наведаемся мы.

В складе раздался смех.

- Завтра утром и пойду, - заверил Хромой.

Старая дева сама открыла дверь. В доме была только одна служанка -

древняя негритянка, которая считалась чем-то вроде части наследства, потому

что жила в доме уже лет пятьдесят. Старая дева держалась с достоинством:

- Что тебе нужно?

- Я бедный сирота и калека, - он показал ей больную ногу. - Я не хочу

воровать или просить милостыню. У вас найдется для меня работа, сеньора? Я

могу ходить за покупками.

Старая дева не отрывала от него глаз. Мальчик... Но не доброта говорила

в ней. Это был голос плоти, последний ее всплеск. Очень скоро ее женское

естество умолкнет навсегда, тогда, как говорят врачи, прекратятся и

истерические припадки. Очень давно, когда она была совсем молоденькой

девушкой, у них в доме тоже был мальчик, который ходил за покупками. Как

было хорошо... Но брат обо всем узнал и выгнал мальчишку. Брат давно умер, и

вот другой мальчик стоит у ворот ее дома...

- Ладно.

Она велела ему вымыться как следует. После обеда дала денег на покупки

и еще на одежду для него самого. Хромому удалось прикарманить из этих денег

тысячу двести рейсов.

- Здесь я подзаработаю деньжат, - подумал он.

На кухне негритянка путано рассказывала ему какие-то странные истории.

Хромой делал вид, что слушает с интересом, чтобы завоевать ее доверие. Но

когда он спросил, есть ли в доме золото, служанка не ответила. Хромой не

стал настаивать. Он знал, что в таких делах торопиться нельзя. В комнате

старая дева вышивала крестом скатерть и с интересом поглядывала через дверь

на Хромого. Она была некрасива, но фигура, несмотря на возраст, сохранила

определенную привлекательность. Она позвала Хромого посмотреть на свою

работу, а когда он подошел, наклонилась так, что стал виден ее бюст. Но

Хромой не подумал, что она сделала это с умыслом.

- Вы очень искусны, сеньора, - похвалил он ее работу.

Он кажется воспитанным мальчиком. Пожалуй, красивым его не назовешь, да

и хромает к тому же, но старой деве нравится. Конечно, лучше бы он был чуть

помоложе. Но и так... Она снова наклонилась, демонстрируя Хромому грудь. Он

отвел взгляд, не догадываясь, что это делалось специально. Когда он снова

похвалил ее вышивку, она погладила его по щеке и сказала томным голосом:

- Спасибо, сынок.

Старая негритянка положила для Хромого матрац в столовой. Застелила

простыней, дала подушку. Хозяйка ушла поболтать к соседке и вернулась, когда

Хромой уже лег. Он слышал, как она прощалась с кем-то:

- Извините, что вам пришлось провожать до дому старую деву.

- Дона Жоана, о чем вы говорите...

Она вошла, заперла входную дверь, вынула ключ. Негритянка уже ушла в

свою комнату рядом с кухней. Старая дева подошла к дверям столовой,

посмотрела на Хромого, который притворился спящим. Вздохнула и прошла в свою

спальню.

Скоро во всем доме потух свет. Хотя Хромой не привык так рано ложиться,

он вскоре заснул. Поэтому он не знал, когда пришла старая дева. Вдруг он

почувствовал, что кто-то гладит его по голове. Сначала он подумал, что ему

снится сон. Рука скользнула по его груди, животу, еще ниже и замерла. Хромой

окончательно проснулся, но боялся открыть глаза. Она гладила его, потом

подняла подол ночной рубашки, притянула его руку к своему телу. Хромой

прижался к ней, хотел что-то сказать, но она зажала ему рот рукой, мотнула

головой в сторону кухни:

- Услышать может.

Потом еще тише:

- Ведь ты будешь нежным со мной, правда?

Она всем телом прижалась к нему, стянула с него штаны. Потом они

накрылись простыней. Но когда Хромой захотел всего, она сказала:

- Нет. Только не это.

Такая незавершенность приводила Хромого в ярость. Старая дева тихонько

стонала от наслаждения, прижимая его к своей необъятной груди.

Хромой каждое утро встает невыспавшимся и разбитым. Эти ночи - как

сражения. Никогда он не получает настоящего удовольствия. Старой деве нужен

лишь суррогат любви. Она боится настоящей близости, боится скандала, боится,

что будет ребенок. Ее сжигает любовная жажда, поэтому она рада даже этим

крохам. Но Хромой хочет заниматься любовью по-настоящему, подмена раздражает

его. И в это же время его тянет к телу старой девы, к ее полу-ласкам, к

ночным забавам. Только это и удерживает Хромого в доме Жоаны. Если,

просыпаясь, он испытывает к ней ненависть, бессильную ярость, желание

задушить ее за все унижения, если находит старой и некрасивой, то вечером он

дрожит от нетерпения, представляя ласки старой девы, руки, ласкающие его,

грудь, где покоится его голова, ее мощные бедра. Он изобретал всевозможные

планы, как овладеть ею, но старая дева расстраивала их, отталкивая его в

последний момент, и ругала шепотом. Хромым овладевает глухая злоба. Но ее

рука снова тянется к его телу, и он не может противиться желанию. И

снова начинается это бесконечное сражение, из которого он выходит

измотанным и опустошенным.

Днем он отвечает Жоане сквозь зубы, грубит, старая дева плачет. Он в

глаза называет Жоану старухой, грозит уйти. Она дает ему деньги, умоляет

остаться. Он остается, но не из-за денег. Остается, потому что его

удерживает желание. Он уже знает, каким ключом открывается комната, где

Жоана хранит золотые вещи. Знает, как стащить этот ключ, чтобы передать его

капитанам. Но желание удерживает его здесь, удерживают грудь и бедра старой

девы, ее руки...

Хромому всегда не везло с женщинами. Если ему и доставалась

какая-нибудь негритянка, то только с помощью других, силой. Ни одна не

посмотрела на него зазывным взглядом. Другие парни были тоже некрасивы, но

он со своей изуродованной ногой, ковыляющий как краб, был просто

отвратителен. В конце концов он возненавидел всех женщин и довольствовался

тем, что доставалось силой. И вот появляется женщина, белая и богатая,

правда, старая и некрасивая, но еще вполне " съедобная" и ложится с ним.

Ласкает его, прижимается к нему всем телом, кладет его голову на свою грудь.

Хромой не может уйти из этого дома, хотя с каждым днем становится все грубее

и беспокойнее. Его страсть требует полного удовлетворения, но старая дева

довольствуется крохами, жалкой подделкой любви. Днем Хромой ненавидит ее,

ненавидит себя, ненавидит весь мир.

Педро Пуля упрекает его за задержку - давно пора Хромому выведать в

доме все секреты. Хромой уверяет, что скоро все будет сделано.

В ту ночь любовное сражение между ними было еще ожесточеннее. Старая

дева стонет от любви, наслаждаясь ее крохами, но не уступает, отстаивая свою

" честь". Это придает Хромому решимости, и на следующий день он удирает

вместе с ключом.

Старая дева ждет его для любви. Она чувствует себя так, словно ее

бросил муж. Она плачет и сетует. Он не возвращается, а ведь ей тоже нужна

любовь, как всем этим молоденьким девушкам, которые идут в красивых платьях

мимо ее окон.

Ограбление приводит ее в бешенство. Она думает, что Хромой проводил с

ней долгие, полные сладострастия ночи для того, чтобы обокрасть. Унижена ее

жажда любви. Словно ей плюнули в лицо, заявив, что она старая уродина. Она

рыдает, она не поет больше песнь любви. Да она задушила бы Хромого, если б

он попался к ней в руки. Потому что он насмеялся над ее чувством, над жаждой

любви в ее крови. А она была счастлива, всю эту неделю, наслаждаясь крохами

любовного пиршества. Этого нельзя пережить. Она катается по полу в припадке

бешенства.

В складе Хромой со смехом рассказывает о своих приключениях. Но в

глубине души он знает, что старая дева сделала его еще хуже, что своей

порочностью она разбудила дремавшую в его душе ненависть. Теперь

неудовлетворенная страсть заполняет его ночи, не дает заснуть, сводит с ума.

ЗАЙЦЕМ НА ПОЕЗДЕ

Пароходы привозят в Ильеус все новых и новых женщин. Они приезжают из

Баии, Аракажу, Ресифи и даже самого Рио-де-Жанейро. Толстые полковники стоят

на причалах, наблюдают за прибытием кораблей. Женщины - белые, негритянки,

мулатки - приехали из-за них. Потому что известие о повышении цен на какао

облетело всю страну. Известие о том, что в таком сравнительно маленьком

городе, как Ильеус, открылось четыре кабаре, что за ночь там проигрывают в

карты целые состояния, что шампанское льется рекой, а полковники прикуривают

от пятисотенных купюр. Что на рассвете устраивают процессии по улицам

города, все участники которых - в чем мать родила. Известия эти в мгновение

ока облетели кварталы продажных женщин. Их разносили коммивояжеры.

Кабаре " Брама" в Аракажу опустело. Все женщины перебрались в Ильеус, в

кабаре " Эльдорадо". Все проститутки отплыли из Ресифи на нескольких кораблях

компании " Ллойд Бразилейро". И жители Пернамбуку остались без женщин: все

они перекочевали в кабаре " Батаклан", которое приехавшие на каникулы

студенты прозвали " школой". Проститутки из Риоде-Жанейро обосновались в

" Трианоне" ¹, бывшем " Везувии", самом шикарном заведении столицы

какао. Даже Рита Саранча, знаменитая своими шикарными бедрами, покинула

родную Эстаньсию, где она была царицей маленького мирка женщин легкого

поведения и прекрасно со всеми ладила, чтобы стать королевой " Дикого

Запада", кабаре на улице Жабы, где звуки поцелуев и хлопки откупориваемых

бутылок шампанского раздавались вперемежку с выстрелами и оплеухами. " Дикий

Запад" посещали в основном надсмотрщики да внезапно разбогатевшие мелкие

фазендейро.

На улице, где жила Далва, в районе продажных женщин, дома опустели.

Женщины перебрались в " Батаклан", " Эльдорадо", в " Дикий Запад". Некоторые

обосновались в " Трианоне", где танцевали с полковниками. В " Батаклане"

проститутки из Пернамбуку и Сержипе отдавали часть, и немалую, вытянутых у