Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Под луной, в старом заброшенном складе. 7 страница






дружил с ребятами и по возможности предотвращал дурные поступки. Именно ему

удалось искоренить педерастию в группе. Кроме всего прочего, для падре это

был отличный урок в том смысле, как надо действовать, чтобы найти общий язык

с капитанами. Пока он их убеждал, что мужеложство - грех, занятие

безнравственное и непристойное, парни смеялись за его спиной и продолжали

спать с новенькими и симпатичными. Но когда падре, на этот раз при поддержке

Божьего Любимчика, заявил, что тот, кто этим занимается, - не мужчина, Педро

Пуля предпринял самые решительные меры, изгнав замеченных в пороке из банды.

И хотя священник пытался заступиться за них, Педро был непреклонен:

- Если они вернуться, вернется эта мерзость, падре.

Таким образом, Педро Пуля, если можно так выразиться, очистил банду от

гомосексуализма, как хирург - рану от гноя. Очень трудно бывало падре

улаживать некоторые проблемы, но он делал все, что мог, и, случалось,

добивался успеха. Тогда падре казалось, что он на правильном пути, что

усилия его не пропали даром. Но это чувство исчезало, когда священник

встречался с Жоаном де Адамом. Докер посмеивался над ним и уверял, что

только революция может решить проблему беспризорности.

Там, в Верхнем городе, богатые мужчины и женщины хотели бы всех

капитанов песка засадить в тюрьму или исправительную колонию, что еще хуже.

Здесь, внизу, в доках, Жоан де Адам хотел изменить мир, покончить с

богачами, сделать всех равными. А падре Жозе Педро хотел дать мальчишкам

крышу над головой, школу, заботу и любовь без революции и радикальных

перемен. Но повсюду натыкался на непреодолимые препятствия. Падре

чувствовал, как тает его уверенность в правильности выбранного пути, и молил

Бога научить и направить его. Иногда, размышляя на эту тему, падре невольно

признавал правоту докера Жоана де Адама. И тогда священника охватывал страх,

потому что такие мысли противоречили всему, что внушалось ему с детства, и

он молился часами, чтобы Господь просветил его, наставил на путь истинный.

Фитиль был самым большим завоеванием падре Жозе Педро. У него была

слава отъявленного злодея. Рассказывали, что Фитиль приставил кинжал к горлу

мальчишки, который не хотел отдавать ему деньги, и стал медленно, без

всякого волнения, вонзать, пока не брызнула кровь и он не получил все, что

хотел. Но рассказывают также, что в другой раз Фитиль бросился с ножом на

Шико Борова, увидев, что тот мучает кошку, охотившуюся на складе на крыс.

Когда падре Жозе Педро начал говорить об Иисусе Христе, рае, о доброте и

милосердии, Фитиль стал меняться. Бог звал его, в бараке раздавался его

властный призыв. Фитиль видел Господа в своих снах, слышал глас Божий и всей

душой обратился к Нему. Теперь он подолгу молился перед образками,

подаренным падре Жозе Педро. Поначалу над ним смеялись. Тогда он поколотил

одного из младших, остальные притихли. На следующий день падре объяснил ему,

что он поступил плохо, что за Бога надо страдать. И Фитиль отдал свой

перочинный нож, почти новый, пострадавшему. И больше никогда никого не бил,

избегал участвовать в драках, и если воровал, то лишь потому, что это был

единственный способ не умереть с голоду, другого не существовало. Фитиль

слышал властный глас Божий в своей душе и хотел страдать за Него. Он часами,

борясь со сном, стоял на коленях в своем углу, спал на голом полу и избегал

негритянок, предлагавших свою любовь на теплом прибрежном песке. Но тогда

Спаситель был для него богом любви и всепрощения, и Фитиль страдал, чтобы

искупить его земные муки. Потом он открыл для себя, что Бог - это правосудие

(для Фитиля правосудие означало возмездие), и страх перед Господом заполнил

его сердце и смешался с любовью к Нему. Его молитвы стали еще длиннее, в них

ужас перед адом перемешивался с благодарностью за ту красоту, которую создал

Господь. Он постился неделями, лицо его стало худым и бледным, как у святого

отшельника, в глазах горел фанатический огонь. Чтобы увидеть своего Бога во

сне, он отводил взгляд от бедер и грудей негритянок, которые, как бы танцуя

у всех на виду, ходили по бедным улицам Баии. Фитиль мечтал стать

когда-нибудь священником, чтобы служить Богу, чтобы жить ради Него.

Размышляя о бесконечной милости Божьей, он верил, что его мечта

осуществится. Но потом Фитиль вспоминал о том, что Господь - суровый судия и

воздаст ему за грехи. И страх перед мстительным Богом лишал его надежды.

Любовь и страх удерживают Фитиля в этот чудесный день у витрины

магазинчика церковной утвари. Светит ласковое солнышко, в саду благоухают

цветы, в мире царят покой и красота. Но прекраснее всего лик Богородицы с

младенцем на руках. Ее гипсовая статуэтка стоит на полке в этой самой лавке

с единственным входом. В витрине выставлены статуи

святых, молитвенники в роскошных переплетах, золотые четки, серебряные

дарохранительницы. Но внутри лавки, на полке у самого входа стоит скульптура

Пречистой с младенцем на руках. И Фитилю кажется, что Дева Мария протягивает

ему Христа, маленького, голого и такого же тощего, как сам Фитиль. Таким

сделал его скульптор, и Богоматерь печальна, потому что ей стыдно показывать

худобу своего сыночка всем этим богатым и сытым людям. Поэтому хозяину и не

удается продать статуэтку. Обычно младенца изображают пухлым, упитанным, у

него вид ребенка из богатой семьи, это Бог богатых. А этот - Бог бедных,

голодный и худенький мальчик, такой же, как Фитиль, как другие капитаны. Но

еще больше он похож на того грудного младенца, нескольких месяцев от роду,

который остался сиротой, когда его мать умерла от сердечного приступа прямо

на улице. Этого ребенка Жоан Длинный принес в склад, где младенец оставался

до позднего вечера (ребята смотрели и смеялись над Профессором и Длинным,

которые сбивались с ног, добывая молоко и воду для питья), пока мать святого

Дон'Анинья не унесла его, прижимая к груди. Только тот мальчик был черным, а

Святой младенец - белый. В остальном же - сходство абсолютное. Даже личико

такое же - плаксивое, изголодавшееся. Поэтому Фитилю кажется, что Богородица

протягивает ему своего худенького, бледного сыночка, поручая заботиться и

любить его. Там, снаружи, чудесный день, ярко светит солнце, благоухают

цветы. И только Христу - младенцу сейчас голодно и холодно. Фитиль унесет

его с собой, в склад, где живут капитаны. Он будет молиться за него,

заботиться о нем, питать его своей любовью. Разве не видно, что в отличие от

других скульптур, Богоматерь не прижимает к себе Младенца, а протягивает

его, поручая заботам Фитиля. Фитиль делает шаг вперед. В глубине лавки

единственная продавщица, пользуясь отсутствием покупателей, пробует

новую губную помаду. Унести младенца легче легкого. Фитиль делает было еще

один шаг, но тут его пронзает страх перед Господом. И он останавливается,

задумавшись.

Он поклялся Господу, в страхе своем, что будет воровать только, чтобы

не умереть с голоду или когда этого потребуют законы банды (например, когда

Педро Пуля возьмет его для участия в налете). Потому что, по мнению Фитиля,

нарушение законов капитанов песка, пусть неписаных, но существующих в

сознании каждого из них, - тоже великий грех. А сейчас он собрался украсть

только для собственного удовольствия, потому что ему хочется взять для себя

этого Младенца и заботиться о нем. Если воруешь не для того, чтобы спастись

от голода и холода, это грех. Господь неумолим и отправит его в преисподнюю.

Его плоть будет вечно гореть на костре, языки адского пламени будут лизать

руки, унесшие Младенца, потому что Христос принадлежит хозяину лавки. Но у

него столько других Младенцев. Все они толстые и розовые. Хозяин и не

заметит пропажу одного из них, такого худого и дрожащего. Другие младенцы

завернуты в покрывала, всегда голубые, из дорогой ткани. А этот совсем

голый, он замерз на ветру, он бедный и худой, видно, даже скульптор не любил

его. И Богородица предлагает Младенца Фитилю, он едва держится у нее на

руках. У хозяина этой лавки столько этих Младенцев, столько... И зачем ему

этот? Может, он и внимания не обратит, а, может, посмеется, что украли

именно этого Младенца, которого никак не удается продать, и про которого

приходившие в лавку богомолки говорили с брезгливостью:

- Только не этого... Он такой противный, прости меня Господи. Да еще,

того и гляди, свалится с рук нашей Владычицы. Упадет на пол - и готово...

Нет, только не этого.

И Младенец оставался в лавке. Дева Мария предлагала его всем прохожим,

но он никому не был нужен. Богомолки не хотели брать его в свои алтари, где

стояли Младенцы, обутые в золотые сандалии, с золотыми коронами на голове.

Только Фитиль увидел, что Младенец мучается от холода и жажды, что он совсем

замерз, и хотел унести с собой. Но у Фитиля нет денег и нет привычки

что-либо покупать. Фитиль мог бы взять Младенца, накормить и обогреть его,

потому что он любит Бога. Но если он это сделает, Господь накажет его.

Адский огонь будет до скончания веков пожирать руки, что унесли младенца,

голову, в которой зародился этот план. Тут Фитиль вспомнил, что грешно даже

думать об этом. Тот немецкий монах говорил, что для Господа нет разницы,

грешишь ты в мыслях или поступках. А сейчас Фитиль совершает грех. Он

чувствует это. Фитиль испугался и бросился бежать - от греха подальше. Но

далеко не убежал, остановился на углу: Христос-младенец не отпускал его. Он

разглядывал другие витрины, пытался думать о чем-нибудь другом и даже сунул

руки в карманы... от соблазна. Мимо него проходили возвращавшиеся с обеда

служащие, и тут его словно ударило: скоро в лавку вернутся другие продавцы,

и тогда украсть Младенца будет уже невозможно. Невозможно! И Фитиль вернулся

к магазинчику церковной утвари.

Вот он, Младенец-Иисус, и Дева Мария протягивает его Фитилю. Часы

пробили один раз. Очень скоро вернутся другие продавцы. Сколько их? Даже

если всего один, лавка такая маленькая, что незамеченным туда не

проберешься. Кто это сказал? Неужели сама Богородица? Да, это сама Дева

Мария предупреждает Фитиля: если он не унесет Младенца сейчас, позже этого

сделать не удастся. Она сама так сказала! И конечно это она сделала так,

чтобы продавщица ушла за перегородку, оставив лавку без присмотра. Сама

Богородица протягивает Младенца Фитилю и говорит своим нежным голосом:

Возьми и заботься о нем... Заботься хорошо...

Фитиль приближается. Перед его взором встает ад, геенна огненная, он

видит, как пылают в вечном огне его руки. Он трясет головой, прогоняя

видение прочь, берет Младенца из рук Девы Марии, прижимает к груди и

выбегает на улицу. Он не видит Младенца, но чувствует, что сейчас на его

груди Христос улыбается, потому что его не мучают ни голод, ни жажда, ни

холод. Он улыбается, как улыбался тот негритенок нескольких месяцев от роду,

когда в складе Жоан Длинный своими ручищами осторожно поил его с ложечки

молоком, а Профессор прижимал к груди, согревая своим теплом. Христос

улыбается так же.

 

СЕМЬЯ

 

Это Сачок рассказал Педро Пуле о том, что в одном доме в Грасе

золота-куры не клюют. По всей видимости, хозяин был коллекционером. Сачок

слышал, как какой-то бродяга говорил, что в доме есть комната, набитая

золотыми и серебряными вещами, за которые скупщик отвалит кучу денег.

Вечером Педро Пуля решил взглянуть на этот дом. Это был современный,

просторный, элегантный особняк - жилище богатых людей. Сачок сплюнул и,

растерев плевок в виде цветка, сказал:

- И в этаком дворце живут двое стариков, каково?

- Шикарная берлога, - заметил Педро Пуля.

Служанка, выйдя в сад, оставила парадную дверь открытой. С улицы

мальчишкам был виден холл, развешенные по стенам картины, статуэтки на

маленьких столиках. Педро Пуля рассмеялся:

- Профессор с ума бы сошел, если б увидел столько картин. Он до них сам

не свой.

- Он нарисует мой портрет, во-от такой... - и Сачок продемонстрировал

величину картины, разведя руки в стороны.

Педро Пуля еще раз окинул взглядом дом и, насвистывая, подошел к

садовой ограде. Служанка рвала цветы и наклонилась так, что грудь почти

выскакивала из декольте. Педро наблюдал, прищурившись. Белоснежные груди

заканчивались розовыми сосками. Сачок восхищенно выдохнул:

- Какой бампер, Пуля!..

- Заткнись.

Но служанка уже заметила их и взглядом спрашивала, что им нужно. Педро

Пуля стянул с головы кепку:

- Не дадите ли нам напиться? Солнце так и печет... - и улыбался,

вытирая кепкой пот со лба. Педро сильно загорел на солнце, длинные белокурые

волосы небрежно спадали на лоб непокорными волнами, и служанка смотрела на

него с интересом. Рядом дымил окурком Сачок, поставив ногу на садовую

решетку. Служанка сначала презрительно бросила Сачку:

- Убери отсюда свою лапу.

Потом улыбнулась Педро Пуле:

- Сейчас принесу воды.

Она вернулась с двумя стаканами необыкновенной красоты. Ничего

подобного ребятам еще видеть не доводилось. Они напились, и Педро

поблагодарил:

- Большое спасибо... - и, понизив голос, добавил - красотка.

Служанка парировала шепотом:

- Нахал.

- В котором часу ты уходишь отсюда?

- Осторожней на поворотах. У меня есть парень. Он ждет меня в девять

вечера вон на том углу.

- Ну, так сегодня я буду ждать на этом.

Они вышли на улицу. Сачок докуривал свой бычок, обмахиваясь соломенной

шляпой.

Педро Пуля заметил:

- Верно, я и в самом деле ничего себе. Эта вон - клюнула.

Сачок презрительно сплюнул:

- Еще бы... Волосы, как у девчонки, весь в кудряшках.

Педро рассмеялся и показал Сачку кулак:

- Брось завидовать, ленивый мулат.

Сачок перевел разговор на другое:

- А что с золотишком?

- Это работа для Хромого. Завтра он попытается проникнуть в дом и

задержаться там на несколько дней. А когда все как следует разузнает,

наведаемся мы, человек пять или шесть, и унесем самое ценное.

- И ты упустишь птичку?

- Эту? - Сегодня же будет моей. К девяти я сюда вернусь.

Педро оглянулся. Служанка, облокотившись на ограду, смотрела им вслед.

Он помахал ей рукой. Она ответила. Сачок процедил сквозь зубы:

- Везет же некоторым...

На следующий день, около половины двенадцатого Хромой стоял у входной

двери. Когда он позвонил, служанка все еще вспоминала ночь, проведенную с

Педро в своей комнате в Гарсии, и не услышала звонка. Мальчишка позвонил

снова, и в окне второго этажа показалась седая сеньора, которая смотрела на

него, близоруко щурясь.

- Чего тебе, сынок?

- Дона, я бедный сирота...

Сеньора сделала знак рукой, чтобы он подождал, и через несколько минут

стояла у ворот, не слушая извинений служанки.

- Говори, сын мой, - она не отрывала взгляда от лохмотьев Хромого.

- Дона, отца у меня нет, а несколько дней назад Господь призвал на небо

мою мать, - он показал черную повязку на рукаве (это была лента, снятая с

новой шляпы Кота, который потом очень возмущался).- Я один на всем белом

свете. И никто не хочет брать меня на работу - я ведь хромаю. А я совсем

голодный: два дня у меня крошки во рту не было, и жить мне негде...

Казалось он сейчас расплачется. На женщину речь Хромого произвела

сильное впечатление:

- Ты калека, мой мальчик?

Хромой продемонстрировал увечную ногу, прошелся перед сеньорой,

подчеркивая свой физический недостаток. Женщина смотрела на него с

состраданием:

- От чего умерла твоя мать?

- Сам не знаю. С ней сделалось что-то странное, какая-то лихорадка.

Бедняжка сгорела за пять дней. И оставила меня одного на свете. Если б я мог

выносить тяжелую работу, я бы устроился. А при таком увечье - разве что по

дому... Вам, сеньора, не нужен мальчик, чтобы ходить за покупками? Если

нужен, дона...

И поскольку Хромой думал, что она колеблется, он для пущей

убедительности добавил, чуть не плача:

- Если бы я захотел, то связался с какими-нибудь воришками, с этими

песчаными капитанами. Но я не из таких. Я хочу честно зарабатывать свой

хлеб. Только тяжелой работы мне не вынести. Я бедный сирота, сеньора, умираю

с голоду.

Но женщина не раздумывала. Она вспомнила своего сына, умершего в таком

же возрасте. Эта смерть убила радость жизни в ее душе и душе ее мужа. Но у

мужа, по крайне мере, есть работа, его коллекции, а ей остались только

воспоминания о сыне, так рано их покинувшем. Поэтому так ласково смотрела

она на Хромого, едва прикрытого какими-то жуткими лохмотьях, и обращалась к

нему с необычной нежностью. Служанка удивилась, впервые услышав в голосе

своей хозяйки радостные нотки:

Входи, сынок. Я найду для тебя какое-нибудь дело в саду, а пока ты

просто поживешь у нас...- она положила свою тонкую аристократическую руку,

на которой сверкало кольцо с крупным драгоценным камнем, на грязную голову

Хромого и сказала служанке:

Мария Жозе, приготовь комнату над гаражом для этого мальчика. Отведи

его в ванную, дай халат Рауля, а потом накорми.

- А как же ваш завтрак, дона Эстер?

- Ничего. Сначала накорми мальчика. Ведь он два дня ничего не ел,

бедняжка.

Хромой молчал и лишь вытирал кулаком лицемерные слезы.

- Не плачь, все будет хорошо, - сказала сеньора и погладила его по

лицу.

- Вы такая добрая. Дай вам Бог, сеньора...

Потом хозяйка спросила, как его зовут, и Хромой выпалил первое, что

пришло в голову:

- Августо...- и поскольку он повторял про себя это имя, чтобы не

забыть, как его зовут, то не сразу заметил, как оно взволновало дону Эстер.

- Августо... Возможно ли? Боже мой...- шептала она. Но, заметив, с

каким удивлением смотрит на нее мальчик, сказала звонким голосом:

- Моего покойного сына тоже звали Августо. Он был примерно твоих лет.

Но входи же, входи, сынок. Умойся перед завтраком.

Взволнованная донна Эстер не отходила от него ни на шаг. Когда

служанка, показав ванную, дала ему халат, а потом ушла прибирать комнату над

гаражом (шофер уволился, и комната пустовала), она сказала остановившемуся в

дверях ванны Хромому:

- Можешь выбросить эту одежду. Мария Жозе потом принесет другую...- и

ушла.

Хромой смотрел ей вслед и чувствовал, как в душе у него поднимается

злость, но не понимал на нее или на себя самого.

Дона Эстер сидела за своим журнальным столиком и, замерев, смотрела в

одну точку. Со стороны можно было подумать, что она всматривается в даль. Но

она всматривалась в себя, в свое прошлое, и перед ее глазами оживали

воспоминания, которые она много лет назад похоронила в душе. Она видела

мальчика в матросском костюмчике, такого же возраста, как этот сирота.

Мальчик бегал по саду другого дома, из которого они переехали после его

смерти. Он был полон жизни, любил смеяться и прыгать. Когда он уставал

бегать за котом, качаться на качелях, играть во дворе с овчаркой, он

приходил к доне Эстер, обнимал за шею, целовал и садился рядом; разглядывал

книги с картинками, учился читать и писать. Чтобы не расставаться с ним как

можно дольше, они решили дать сыну начальное образование дома. Но в один

ужасный день (глаза доны Эстер наполнились слезами) он заболел, и через

несколько дней из ворот вынесли маленький гробик. А она изумленно смотрела

вслед, не в силах поверить, что ее сын умер. Его портрет висит в ее комнате,

но он всегда прикрыт занавесью: она не хочет снова смотреть в лицо сына, не

хочет будить свою тоску. Вся его одежда заперта в маленьком чемоданчике, и

дона Эстер никогда до него не дотрагивается. Но сейчас она достает из

шкатулки с драгоценностями ключ. И медленно, очень медленно подходит к

чемоданчику. Пододвигает стул. Садится. Дрожащими руками открывает крышку.

Рассматривает брюки и рубашечки, матросский костюм, маленькие пижамы и

футболки. Дона Эстер прижимает к груди матросский костюмчик, словно обнимает

своего сына. И плачет в голос.

Сегодня бедный беспризорный мальчик постучал в ее дверь. После смерти

сына она не хотела больше иметь детей, не хотела даже видеть их, чтобы не

оживлять воспоминаний. Но сегодня несчастный ребенок, бедный и одинокий,

увечный и печальный, которого зовут Августо, как и ее сына, постучался в

дверь ее дома, моля о хлебе, приюте и любви. Поэтому у нее хватает мужества

открыть чемоданчик, где хранится одежда сына. Поэтому она достает этот синий

матросский костюмчик, который он так любил. Ведь к доне Эстер в образе этого

оборванного хромого ребенка, без отца, без матери, вернулся сегодня ее сын.

Он вернулся, и она плачет не только от горя. Вернулся ее сын, худой,

изголодавшийся, в лохмотьях. Но скоро он станет прежним Августо - веселым,

счастливым. Он опять прибежит, и обнимет ее за шею, и будет читать слова по

букварю.

Дона Эстер встает. Она уносит с собой синий матросский костюм. И одетый

в него Хромой съедает лучший в своей жизни завтрак. Если бы матроска была

сшита специально для него, и то она не сидела бы лучше. Когда Хромой

посмотрелся в гостиной в зеркало, то не сразу узнал себя. Он вымылся,

служанка напомадила ему волосы, надушила. Рассматривая себя в зеркале,

Хромой пригладил волосы, поправил одежду. Матроска была просто прелесть! Тут

Хромой вспомнил Кота и улыбнулся. Многое он отдал бы сейчас за то, чтобы Кот

увидел его таким франтом. На ногах у Хромого были новые туфли, но, по

правде, они ему не очень нравились. Туфли были украшены бантиками и

напоминали женские. Ну, на что это похоже - матросский костюм с женскими

туфлями? Ему захотелось покурить, и он вышел в сад. Хромой никогда не

отказывал себе в удовольствии выкурить папироску после завтрака. Очень часто

у него не было не только завтрака, но и обеда, а вот окурок сигареты или

сигары находился всегда. Здесь приходилось обладать осторожностью, не курить

открыто. Если бы его оставили на кухне вместе с прислугой, как это бывало в

других домах, он мог бы курить, говорить на жаргоне песчаных капитанов. Но

на этот раз его вымыли, одели во все новое, напомадили волосы и надушили. А

потом накормили в столовой. Во время завтрака сеньора разговаривала с ним,

как с мальчиком из хорошей семьи. И теперь отправила его поиграть в саду,

где рыжий кот по кличке Брелок грелся на солнышке. Хромой уселся на

скамейку, вытащил из кармана пачку дешевых сигарет. Переодеваясь, он не

забыл о них. Он зажег сигарету и с наслаждением затянулся, размышляя о своей

новой жизни. Он уже не однократно проделывал подобное: проникал в богатые

дома под видом бедного и убогого сироты и в таком качестве проводил там

несколько дней, чтобы как следует все разведать: где хранятся ценные вещи,

как удобнее скрыться в случае опасности. Потом в этот дом наведывались

капитаны и уносили все самое ценное. В это время Хромой в складе ждал их

возвращения. Это были самые счастливые минуты в его жизни - его переполняла

радость, радость мщения. Потому что, если его и пускали в те дома, если

давали еду и ночлег, то делали это с таким видом, словно исполняли

неприятную и обременительную обязанность. Хозяева дома старались не

приближаться к нему, не предлагали помыться, никогда не находилось у них

доброго слова. Они смотрели на него так, будто спрашивали, когда же он

наконец уберется. И очень часто хозяйка, растроганная его историей,

рассказанной у дверей со слезами в голосе, даже не пыталась скрыть, как она

раскаивается в своем необдуманном поступке. Хромой чувствовал, что, давая

ему приют, они стараются искупить свои грехи. Потому что все они виноваты в

несчастьях беспризорных детей. И он ненавидел этих приличных господ

всепоглощающей ненавистью. Он испытывал огромную радость (пожалуй,

единственную в своей жизни), представляя, как негодуют эти люди, когда

понимают, что изголодавшийся, тощий, нищий мальчишка был лазутчиком, который

указал другим голодным мальчишкам, где хранятся самые ценные

вещи. Но сейчас все по-другому. Его не кормили, как нищего, на кухне,

не выставляли на ночь во двор. Ему дали одежду, комнату, еду в столовой. Его

встретили словно гостя, словно дорогого гостя. И прячась от хозяйских глаз

(он спрашивает самого себя, почему бы ему не курить открыто), Хромой думает

о том, что же, в конце концов, с ним происходит, -

и не понимает. Он хмуриться, вспоминая дни в тюрьме, побои, кошмары,

которые возвращаются каждую ночь. Внезапно его охватывает страх: вдруг эти

люди будут добры к нему. Да, он ужасно боится, что они отнесутся к нему

по-человечески. Он не понимал даже, откуда у него этот страх, но он боялся.

Хромой поднимается, покидает свое укрытие и идет прямо под окна сеньоры.

Пусть видит, что он пропащий мальчишка, что не заслуживает ни комнаты, ни

новой одежды, ни завтрака в столовой. Пусть отошлет его на кухню, тогда он

сможет мстить дальше, сможет сохранить ненависть в своем сердце. Если он

лишится ее, то погибнет, потому что тогда его жизнь потеряет всякий смысл. И

Хромой как наяву видит того человека в жилете, слышит его садистский смех.

Этот смех всегда будет стоять между ним и добротой доны Эстер, милосердием

падре Жозе Педро, солидарностью мускулистых грузчиков, друзей забастовщика

Жоана де Адама. Он всегда останется одиноким и будет ненавидеть их всех -

белых и негров, мужчин и женщин, богатых и бедных. И не нужна ему ни любовь,

ни доброта.

Ближе к вечеру вернулся со службы хозяин дома, сеньор Рауль. Он был

очень известным адвокатом, составившим имя и состояние успешным ведением

дел, профессором юридического факультета, но прежде всего - коллекционером.

Он собрал прекрасную коллекцию картин, старинных монет, редких произведений

искусства, Хромой видел, как сеньор Рауль вошел в дом. Сам Хромой в это

время рассматривал картинки в детской книжке и смеялся над глупым слоном,

которого обманула обезьяна. Не замечая его, сеньор Рауль поднялся по

лестнице. Однако вскоре за Хромым пришла служанка и отвела его в комнату

доны Эстер. Сеньор Рауль уже без пиджака, курил сигарету и ободряюще

улыбнулся мальчику, поскольку тот замешкался в дверях, делая вид, что ужасно

стесняется:

- Входи же, входи...

Хромой вошел, заметно припадая на ногу, не зная, куда девать руки.

Садись, мой мальчик, и ничего не бойся, -ласково сказала дона Эстрер.

Хромой присел на краешек стула в ожидании и неизбежных вопросов.

Адвокат пытливо вглядывался в его лицо, но делал это доброжелательно. Когда,

повторяя выдуманную утром историю, Хромой зарыдал, сеньор Рауль велел ему

прекратить, поднялся и подошел к окну. Хромой понял, что адвокат старается

скрыть волнение, и преисполнился гордости за свой актерский талант. Он

ухмыльнулся про себя, но, когда хозяин подошел к доне Эстер и поцеловал ее в

лоб, а потом в губы, опустил глаза. Сеньор Рауль подошел к мальчику и

положил руку ему на плечо:

- Успокойся, больше тебе не придется голодать. А теперь иди. Поиграй,

посмотри книжки. Вечером мы пойдем в кино. Ты любишь кино?

- Да, сеньор, люблю.

Адвокат жестом отослал его из комнаты. Уходя, Хромой слышал, как

адвокат сказал доне Эстер:

- Ты святая. Постараемся сделать из него человека.

Наступили сумерки, зажглись фонари, и Хромой подумал, что капитаны

песка бродят сейчас по городу в поисках какой-нибудь еды.

... Жаль, что в этом кинотеатре нельзя ни шуметь, ни топать ногами, как

он обычно делал, пробравшись на галерку в " Олимпию" или в кинотеатр в

Итапажипи. Здесь, в " Гуарани", в роскошном зале с удобными креслами фильм

полагалось смотреть молча. И все же в самый волнующий

момент, когда главный герой задал наконец трепку одному подлецу, Хромой

не удержался и свистнул. Тогда сеньор Рауль вопросительно взглянул на него.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.