Бой за Троицкосавск — Кяхту — Маймачен с 6 по 9 июня и его значение

Со стратегической точки зрения, Троицкосавск не играл первенствующего значения, так как на север от границы на Русь вело много дорог из Монголии, как и на юг в Монголию из России, но, тем не менее, взятие Троицкосавска для генерала Унгерна имело большое значение: победа укрепляла веру монгол в непобедимость бога войны, при внезапности атаки можно было рассчитывать захватить во всех трех пунктах два казначейства и два частных банка, где было немало ценностей и советских денежных знаков, кои при походе на Русь весьма пригодились бы тощей казне генерала Унгерна. Не менее ценным являлись для отряда перевязочные материалы и медикаменты. В госпитале Троицкосавска и двух аптеках их было достаточно. Троицкосавск лежал на прямых путях на Ургу и, владея им, можно было быть до некоторой степени спокойным за Да-хурэ, а следовательно — и за тылы унгерновских отрядов.

Силы красных: в Троицкосавске стояла Сретенская конная бригада до 500 сабель, пехоты до 250 человек, 1 батарея и пулеметная полурота— 8 пулеметов. Кроме того, военный комиссар Троицкосавска располагал монгольскими революционными войсками Сухэ-Батора — до 700 плохо обученных всадников, а всего до 1600 бойцов.

Генерал Унгерн располагал примерно 2000 бойцами высокого наступательного духа и хорошим кадром офицеров. К утру 6 июня все преимущества были на его стороне. Унгерн подошел к намеченным исходным рубежам для боя 5 июня и занял возвышенности, прилегающие с востока к Троицкосавску — Кяхте. Правый фланг позиций Унгерна упирался в шоссе Троицкосавск — Селенгинск, занятый частями 4-го полка. Центр занимали китайские части, артиллерия, пулеметы, тибетцы и прочие части. Левый фланг — наиболее важный — занимал самый надежный полк дивизии — 1–й Татарский. От главной сопки и левым флангом командовал полковник Парыгин.

Всю ночь с 5 на 6 июня генерал Унгерн и штаб-ротмистр Забиякин были в разведке подступов к Троицкосавску. 6 июня с рассветом Унгерн повел в атаку дивизион Забиякина на северо-восточную окраину Троицкосавска. К вечеру Забиякин занял окраину улицы Троицкосавска. Ему очень хотелось вести атаку на Соборную площадь города, но Унгерн, по причинам одному ему известным, приказал отходить на ночлег на исходную позицию. На других участках фронта атаки велись весьма вяло, и унгерновские офицеры удивлялись пассивности своего боевого генерала.

В ночь с 6 на 7 июня унгерновцы, выставив охранение на горах, спокойно спали в долине. Утром 7 июня Унгерн приказал своему войску по всему фронту перейти в решительное наступление, но с первых же атак уяснили, что за прошедшие сутки к красным подошло сильное подкрепление — не меньше двух батальонов 30–й пехотной дивизии. Все атаки унгерновцев были отбиты, и Забиякину не удалось дойти до того рубежа, который он занимал вчера. Мало того, что красные отбили атаки унгерновцев, но они повели контратаку от Маймачена на левый, самый сильный фланг унгерновцев, однако Парыгин с большими потерями отбил атаку красных.

Унгерн, как ураган, носился по всей двенадцатикилометровой позиции, личным примером подбадривая бойцов. За день он загнал трех коней. Многочисленные атаки и контратаки за 7 июня не дали желаемой победы, и с темнотой бой затих. Противники остались на своих исходных местах.

Ночь с 7 на 8 июня была холодная. Дул северный ветер. Унгерн проявил милосердие и приказал своему войску спуститься на ночлег в долину, оставив на главной позиции китайский дивизион во главе с Парыгиным. Тем временем, когда утомленные унгерновцы спали в долине, красное командование, получив еще в подкрепление не меньше двух батальонов, артиллерию и пулеметы, готовились к наступлению.

Ночью Сретенскую конную бригаду послали в обход Маймачена с тем, чтобы она заняла улус Ортан — Суджи, в 5 часов утра заняла горы с востока Суджинской пади и открыла огонь по тылам унгерновцев. Колонна красных из Кяхты силой до двух батальонов пехоты — 1500–1600 штыков, в 5 часов утра тихо подошла к главной сопке, на которой сидели китайцы и, открыв по сопке орудийный огонь шрапнелью и гранатой, кинулась в атаку на китайцев. Полузамерзший, мало дисциплинированный и боеспособный китайский дивизион не оказал никакого сопротивления красным. Его словно ветром смело с горы, и красные заняли ключ ко всей позиции — гору. Установили орудия, пулеметы и открыли огонь по проснувшемуся от выстрелов лагерю унгерновцев.

Почти одновременно Сретенская конная бригада, точно выполнившая маневр, с восточных гор открыла огонь по тылам унгерновцев. Паника произошла неописуемая. Все бросились бежать на юг. Унгерн сидел около батареи и проклинал все на свете за полученную рану в мягкую заднюю часть — ранение с точки зрения военного не эстетическое. Едва удалось его усадить в седло и вывезти из опасной зоны. Вне опасной зоны его сняли с седла, уложили в носилки и отправили в Карнаковку, куда он прибыл лишь вечером 8 июня.

Разбежавшиеся части генерала Унгерна, выйдя из полосы огня, стали группироваться около старших начальников. Все они держали путь на Карнаковку. К вечеру 8 июня в Карнаковке собралась большая часть войска, а войсковой старшина Архипов сумел почти весь 4–й полк провести в обход Троицкосавска — Кяхты — Май- мачена с юго-запада, и полк был полностью в хорошем состоянии, немедленно выставил сторожевое охранение, прикрыв лагерь у Карнаковки, и отражал все попытки красных дойти до Иро.

Генерал Унгерн потерял 6 орудий, 8 пулеметов, весь обоз с денежным ящиком, осталась в плену икона “Божьей Матери Споручницы грешных”, оставили всех убитых и раненых. Пропало без вести примерно сто всадников, преимущественно монгол, и гурт скота в 450 голов. Надо полагать, они просто сбежали к Сухэ-Батору. По поверке в частях войск вечером 10 июня в строю было 1560 всадников.

Причины поражения были следующие.

Отсутствовал работающий штаб, почему генерал Унгерн не знал ни сил противника, ни обстановки местности. По той же причине не было разработанного плана атаки Троицкосавского района. Войсковые начальники не знали “своего маневра”, а о “меньшей братии” и говорить нечего — она блуждала в потемках. Все ждали указки “дедушки”, а ее не было, так как он носился по двенадцатикилометровой позиции, и получить вовремя указания не было физической возможности. Двенадцатикилометровая исходная позиция для боя была несоразмерно велика для двухтысячного отряда. Ни в одном пункте Унгерн не имел кулака в 1000 бойцов, которые, вероятно, и решили бы исход боя еще 6 июня. В голове военного человека не укладывается отказ Унгерна развить достигнутый успех Забиякина, который рвался закончить бой победой. Одна — две сотни ему в помощь и огонь артиллерии по центру Троицкосавска — победа. Такому образу действия Унгерна не находится сколько-нибудь удовлетворительного объяснения. Старые унгерновцы говорили, что они “дедушку” видели первый раз таким пассивным в бою, и они же объясняли эту пассивность тем, что “ламы нагадали” генералу Унгерну счастливым днем, днем победы не 6 июня, а 7 и 8 июня, почему он и отложил взятие Троицкосавска до 7 июня и, не взяв его 7–го, уверен был во взятии 8 июня. От такого объяснения веет средневековьем, но это объяснение имеет под собой основание.

Роковой же ошибкой генерала Унгерна были две причины: он не атаковал троицкосавский населенный плацдарм ночью с 3 на 4 июня, следом за Найден-ваном, и потерял три дорогих дня, за которые красное командование подтянуло до трех, а через 4 дня — до 5 батальонов 30–й пехотной дивизии с артиллерией, и Унгерн оказался со значительно меньшими силами против регулярной, победоносной над белыми дивизией. Но, несмотря на это, войско могло спокойно, без потерь отойти, растянуть красные войска и бить их по частям. Но в ночь с 7 на 8 июня генерал Унгерн не вовремя проявил милосердие — увел от холода войско в долину спать, оставив мало боевую китайскую часть, совершенно не учитывая того, что каждый час передышки усиливал красных подходом все новых и новых подкреплений и, получив их, узнав за два дня боя истинные силы Унгерна, они обязательно перейдут в наступление на его левый фланг, который к тому же остался без прикрытия.

Ушли унгерновцы без больших потерь в бойцах лишь потому, что вновь прибывшие красные начальники не знали точно, есть ли у генерала Унгерна резервы в тылу, и висел на фланге в 50–60 км генерал Резухин, который всюду наносил им ощутимое поражение и мог, переправившись через Селенгу, ударить им в тыл и правый фланг. Потеря всякой связи между генералами Унгерном и Резухиным имела весьма отрицательное значение для ведения боя против регулярных частей Красной армии. Если бы связь пикетами через 20–30 км существовала между генералами, на что потребовался бы расход до двух сотен монгол, то Резухин 4 июня со станицы Боссий, переправившись у Цаган-Усунской через Селенгу 6 июня, отрезал бы тыл красных в Троицкосавске, и городки сдались бы на милость победителя почти без боя.

Общее заключение о бое вытекает из сказанного — он велся не только бесталанно, а просто плохо. Бой за Троицкосавск имел огромные последствия для Белого движения и еще больше — лично для Унгерна. Проиграв бой за Троицкосавск, белые потеряли прекрасный, спокойный и сытый плацдарм. Монголы, руководимые красными из Алтан — Булака, и Сухэ-Батор с быстротой 200 км в сутки разнесли весть о разгроме войск так называемого бога войны. Генерал Унгерн потерял перед восточными народами “лицо” бога войны — он победим. Как бой за Ургу выдвинул генерала Унгерна на вершину славы, и имя его будет вписано в историю Монголии как освободителя монгол от китайцев, так бой под Троицкосавском развенчал его, как белого вождя и военачальника.