XVIII. Область Великих озер. Нагчу дзонг – Сага дзонг. 4 страница

Хотя существование могучей цепи горных хребтов на севере Цангпо предполагалось рядом исследователей, а Д'Анвилл (1733 г.), Брайен Ходсон и другие отметили их на картах как предполагаемую цепь гор, которая пересекает Центральный Тибет с запада на восток, доктор Свен Гедин был первый, кто произвел съемку горной цепи и пересек ее по крайней мере по восьми жутким горным перевалам со средней высотой восемнадцать тысяч футов во время своих памятных путешествий в 1906-1908 гг. Цепь формирует водораздел между Индийским океаном и обособленным засушливым районом центральной Азии. На западе Трансгималаи сливаются с великим Каракорумом, и будущему исследователю предоставлена возможность изучать место пересечения двух величественных горных цепей. Исследования Доктора Свена Гедина показали, что система Трансгималаев относится к сравнительно недавнему геологическому периоду. Структура горных цепей говорит о том, что формирование системы проходило под влиянием вулканической деятельности, а наличие многочисленных горячих источников доказывает, что здесь недавно происходили дистурбации.

Трансгималаи состоят из рядов горных цепей, среди которых, очевидно, главным является тот, где расположены пики Сангмо ла (19094 фута), Сэла ла (18064 фута), Каламба ла (17200 футов), Горинг ла (19587 футов) и Шанг-шунг ла. Южные склоны цепей изрезаны глубокими выветренными долинами – следами активности индийского муссона. Северные склоны сливаются с холмистыми нагорьями северного Тибета и получают намного меньше осадков, чем южные склоны. На северной стороне снежная полоса расположена приблизительно на высоте восемнадцати сотен футов, и ледники никогда не достигают оснований долин.

15 апреля. Ночь была тихой и бесснежной. Мы встали очень рано, и к шести часам утра колонна каравана начала подъем к перевалу. Северный склон был покрыт огромными булыжниками, скатившимися с гор. В некоторых местах земля все еще была покрыта снегом, и лошади часто глубоко увязали в нем, так что приходилось их вытаскивать.

После трех часов непрерывного восхождения мы достигли вершины перевала (19094 фута). Несколько каменных памятников стояло на обочине дороги. С вершины перед нами открылся прекрасный вид на горы, величественный и суровый. К югу тянулось широкое горное ущелье. На западе и востоке вид закрывали меридиональные горные цепи, понижающиеся к равнине Лапсару, южнее которой возвышался покрытый снегом горный массив Кангчунг кангри. День был унылый, тяжелые тучи и туман нависали над горами. Крутой, но короткий спуск, во время которого нам всем пришлось спешиться, привел нас к ущелью. Трудно было лошадям на узкой тропе среди булыжников и замерзших луж. Люди и животные часто поскальзывались, так как с трудом можно было найти место, куда поставить ногу. Спускаясь с перевала, на одном из склонов мы видели стадо диких яков. Они взбирались по обрывистому, почти вертикальному горному склону, с каждым шагом посылая в ущелье камни и тучи песка. Некоторое мгновенье их темные силуэты выделялись на фоне ясного тибетского неба, а затем исчезли за скалистой стеной. Это была картина дикого Тибета, которая всегда появляется в воображении каждого, кто странствовал по его незабываемым горным пространствам.

После семичасового перехода по трудной, каменистой дороге мы спустились на широкую, просторную равнину, относящуюся к району Бумпа чангра. К большому удивлению, для нас ничего не было приготовлено, несмотря на ранее отправленное официальное письмо. Мы послали группу людей на разведку, и они привели двоих людей, назвавшихся пастухами и отказавшихся нам помочь. Наши тибетцы сердито спорили с ними, и было решено оставить их в лагере и дождаться расследования ситуации. Наконец, два местных жителя согласились дать топливо и отправить посыльного к старшине с просьбой сразу же приехать. Каждый из них заверял нас, что ничего не слышал о нашем приезде. К счастью, посыльный, отвозивший письма, находился среди наших погонщиков яков и удостоверил в том, что письма были в сохранности и вовремя вручены местному районному старшине, или ю-пону. Мы стали свидетелями жаркой схватки между посыльным и местными кочевниками. В целях предосторожности мы решили оставить при себе всех вьючных яков и лошадей из Сангмо до тех пор, пока местный старшина не поставит нужное количество караванных животных. Погонщики запротестовали, но вынуждены были подчиниться, так как поняли наше затруднительное положение.

Был теплый день, несмотря на то, что долина со всех сторон была окружена горами, покрытыми снежными шапками и ледниками, спускающимися глубоко в долину. Примерно в двух с половиной милях южнее лагеря находилось небольшое соляное озеро Лапчунг тшо. Вечером заходящее солнце освещало горные снега, и весь пейзаж погружался в пурпурное зарево. Ю-пон не приехал этим вечером, и было похоже на то, что нам придется остаться в долине на пару дней, разыскивая старшину, пытающегося избежать встречи с нами. Наши запасы подходили к концу, и было крайне необходимо добраться до Сага дзонга.

16 апреля. Солнечный, теплый день. Мы были вынуждены простоять целый день и дожидаться старшины. Погонщики из Сангмо несколько раз пытались увести своих животных, но наша охрана помешала этому. Мы сказали людям, что нам придется жаловаться чиновникам дзонга по поводу такой задержки и открытого игнорирования приказов из Лхасы. Местные жители, наконец, согласились поставить нам всех яков, имеющихся в долине, чтобы мы могли выехать на следующий день. Мы должны были получить от них тридцать яков, а остальные животные должны быть поставлены погонщиками из Сангмо. После трехчасовых переговоров все было решено, и мы были уверены, что отправимся в путь на следующий день. Мы также договорились с владельцами сменных лошадей сопровождать нас в Сага дзонг и дополнительно заплатили им за услуги. Люди были полностью удовлетворены.

Место, где мы расположились лагерем, называлось Лапсару и было населено несколькими семьями кочевников, которые разводили яков и овец. В одной из палаток мы встретили двух кузнецов из провинции Цанг, которые работали на местных кочевников. Ю-пон так и не прибыл, и мы были сильно раздражены его поведением и намеренным игнорированием указов из Лхасы.

17 апреля. Мы выехали около полудня, так как произошла задержка из-за сменных животных и погонщиков. Мы пересекли равнину Лапсару на юго-запад и расположились на берегу озера Лапчунг с юго-восточной стороны. Озеро расположено на высоте 17037 футов. На его берегах мы видели тибетских антилоп.

Недалеко от лагеря нашли еще одну группу мегалитических памятников. Она была частично погребена дрейфующими песками, поэтому над землей были видны лишь верхушки менгиров, образующих ровный ряд. Я попытался откопать один из камней, но он уходил глубоко в землю, и мои раскопки привлекли внимание местных жителей, которые, как и все тибетцы, очень заботятся о том, чтобы земляные работы не потревожили богов земли. Мне пришлось остановиться и отложить исследования на будущее, когда тибетское правительство санкционирует научные раскопки на своей территории.

Какой ритуал совершался перед этими каменными алтарями и кромлехами, мы сможем описать лишь только после тщательного изучения обширной литературы Бон-no. Огромные собрания священных текстов Бон, приблизительно три сотни томов, все еще остаются недоступными для нас. Несомненно, из некоторых текстов о ритуалах, собранных в них, мы смогли бы узнать подробно о назначении менгиров, кромлехов и рядов.

Ю-пон, или местный старшина, встретил нас в пути. Это был огромный малый со спутанными волосами, одетый в большой грязный овчинный кафтан. Он был очень высокомерен и сказал, что никогда не получал официального письма о нашем прибытии. У него не было яков в собственном распоряжении, и он был неспособен помочь нам. После долгой беседы, в которой принимали участие все члены экспедиции, нам удалось убедить его нанять яков из караванов, перевозящих соль. Он согласился на это, и у торговцев были наняты яки с договоренностью, что животным придется идти в Сага. Поздно вечером ю-пон изменил свое мнение и решил поставить нам своих собственных животных.

Мы разбили лагерь у подножия горы, образующей юго-восточный край равнины Лапсару. Отсюда в Сага дзонг вело два пути: короткий – через Луг ла и более длинный – по окраине горной цепи. По сообщениям, короткий путь все еще был занесен снегом, и поэтому мы решили идти более длинным маршрутом. Официальное письмо из Лхасы было утеряно бесследно. Мне пришлось самому написать другое письмо и заверить его нашей личной печатью. Тотчас же был отправлен всадник с донесением, но, к нашему изумлению, новая договоренность действовала так же, как и старая. Место, где расположился лагерь, называлось Ронгзэ.

18 апреля. Мы отправились в путь в восемь часов утра и пересекли низкий песчаный отрог, находящийся юго-восточнее лагеря. Отсюда путь поднимался по долине мимо небольшого озера, все еще сильно замерзшего. От озера мы свернули в долину, ведущую к Гьегонг ла и раскинувшуюся в сторону юго-запада. Долина известна своими многочисленными горячими серными источниками и называется Мемо чуцен. Доктор Свен Гедин упоминает об этих источниках. Он определил, что их температура достигала 93, 6°С.

Подъем к Гьегонг ла (18012 футов) был довольно трудным. Долина у подножия перевала была покрыта глубоким снегом, и было трудно искать дорогу среди валунов и снега. После четырех часов утомительного восхождения мы достигли вершины перевала. Перед нами развернулась грандиозная горная панорама: море горных пиков сверкающих на солнце. " О, Господи! Бескрайние горы! " – воскликнул Голубин, слезая с лошади и приготавливаясь к спуску. Некоторое время мы все стояли, глядя на этот незабываемый пейзаж. Спуск был крутым, и часть пути проходила по льду замерзшего горного потока. В некоторых местах огромные глыбы льда преграждали путь. Спуск по ущелью оказался трудным для неподкованных животных и длился четыре часа. Нам часто приходилось переходить замерзший поток по ледяным мостам. Местность становилась все более и более пересеченной.

Мы приближались к окраинным районам Тибета с их глубоко изрезанными горными долинами с бурными потоками. Нигде не было видно мрачного волнообразного пейзажа нагорий северного Тибета; вместо скалистых массивов здесь были узкие горные долины и вздымающиеся цепи гор. Достигнув места, где встречаются три важные долины, мы свернули на юго-восток и остановились на ночлег в долине, называемой Цукчунг. Не было видно никаких признаков лагеря или палаток, приготовленных для нас. Мы отправили людей на разведку местности и поручили им при возможности привезти кого-нибудь, кто смог бы информировать нас о положении в районе и снабдить необходимыми припасами.

После двух часов ожидания мы увидели в полевой бинокль человеческую фигуру, быстро идущую по противоположной стороне долины. Фигура двигалась в нашем направлении, и оказалось, что это старик с высокомерным, неприятным лицом, который сразу же начал говорить, что не его дело помогать нам и что правительство не имело права посылать нас в дикую местность. Мы сообщили ему, что нам необходимо получить караван животных за любую цену и что он должен снабдить нас топливом и зерном для лошадей или привести в лагерь местного старшину. Старик заупрямился и сказал, что у него нет яков, топлива и палаток в свободном распоряжении. Наши тибетцы пришли в сильное волнение и грозились арестовать его и сдать властям Сага дзонга. Старик выслушал их с совершенным спокойствием и возразил, что с тех пор, как у него все было отнято правительством, он ничего не имеет против того, чтобы лишиться своей головы.

Необходимость ареста упрямого старика отпала благодаря прибытию высокого красивого мужчины, который оказался бывшим ламой монастыря Чамдо в западном Каме, а в настоящее время исполнял обязанности местного старшины. Он сразу же понял наше трудное положение и приказал непокорному старику привезти палатки и топливо и, кроме того, обещал на следующий день поговорить с ю-поном Бумпа о караванных животных. Ближе к вечеру были установлены две палатки, и большие костры осветили лагерь. Ю-пон прибыл только в сумерках, но неожиданно отказался располагаться с нами в лагере и вместо этого остановился за низким песчаным отрогом. Он обещал прийти вечером после захода солнца и обговорить все дела. Старшина Цукчунга и наш тибетский проводник сочли его действия странными и побоялись, что ночью он попытается исчезнуть вместе со своими яками. Мы прождали его до десяти часов вечера, но он не пришел, и мы решили послать за ним человека. Вскоре посыльный вернулся с ответом, в котором старшина Бумпа сообщал, что у него нет дел в нашем лагере и что он не сможет сдержать свое слово и транспортировать наш багаж до Сага дзонга.

Нельзя было терять время, поскольку мы намеревались добраться до Сага дзонга без задержки. Оставаться в пустынной местности без топлива и продуктов для людей и животных означало гибель всего каравана. Мы вынуждены были предпринять активные действия в защиту своих интересов и обеспечить незамедлительное выполнение правительственных распоряжений. Я сообщил о ситуации профессору Рериху и получил инструкцию принять серьезные меры для нашей защиты. Мы решили послать местного старшину Цукчунга и нашего тибетского проводника в лагерь старшины Бумпа с просьбой лично появиться в нашем лагере. Так как Цукчунг побоялся идти один, то с ним была послана половина нашей охраны с приказом при необходимости арестовать старшину Бумпа.

Когда наш маленький отряд приблизился к лагерю старшины Бумпа, мы увидели его сидящим у лагерного костра в окружении тридцати вооруженных попутчиков. Все встали, когда старшина Цукчунга приблизился к огню. Наши люди выстроились в шеренгу в нескольких футах позади него, готовые к любой неожиданности. Старшина Цукчунга упрекнул ю-пона за то, что он не явился в лагерь для улаживания дела по-дружески, и попросил его прийти и обсудить ситуацию. Мертвая тишина последовала за его словами. Из толпы вооруженных погонщиков яков послышался приглушенный шум голосов, и вдруг один из них выхватил свою саблю. Кочевники, очевидно, были готовы оказать сопротивление оружием. Портнягин, стоявший около человека с саблей, выхватил револьвер и направил дуло ему в лицо. Это оказало магическое действие. Толпа начала отступать назад. Наши люди стояли в готовности открыть огонь в случае необходимости, и еще некоторое время сохранялось чрезвычайное напряжение. Внезапно кто-то из толпы побежал назад, и вся охрана бросилась в паническое бегство к холмам, оставив ю-пона сидящим возле лагерного костра. Он был арестован и под охраной приведен в наш лагерь, где в большой палатке старшины Цукчунга состоялась важное совещание.

Вокруг лагеря были поставлены вооруженные часовые, так как мы получили сведения о том, что погонщики яков обсуждают возможность нападения на лагерь с целью освобождения своего старшины. Двое часовых были поставлены у входа в палатку, которая временно превратилась в зал суда. Ю-пона ввели в палатку и взяли под сильную вооруженную охрану. Когда все заняли свои места, старшина Цукчунга еще раз упрекнул старшину Бумпа за его надменное поведение и предложил ему завершить дело дружески. Упрямый ю-пон снова отказался подчиниться нашим требованиям и молчал в ответ на все наши предложения. По его словам, он не имел ничего общего с правительством Лхасы, которое находилось далеко от его области. Я сказал ему, что если он не согласится с нашими требованиями, то будет арестован и передан лхасским властям для надлежащего наказания за его мятежные слова и действия. Я дал ему десять минут на размышление. Он опустил голову и сидел так все время, пока думал, потом встал со словами: " Нет, нет" – и снова сел. Таким образом, он был объявлен арестованным, его руки связали за спиной кожаной веревкой. Двое часовых были поставлены наблюдать за ним ночью.

Всю ночь лагерь находился под сильной охраной, и соплеменники Бумпа, которые несколько раз пытались проникнуть в лагерь, получили предупреждение держаться подальше. Поздно вечером ю-пон согласился доставить нам караванных животных и сдержать свое слово. Единственным его условием было, чтобы мы отпустили его на свободу и забыли о случившемся. Вероятно, человек испугался и понял, что мы настроены серьезно. Поэтому он был освобожден, но ему пришлось заночевать в лагере.

19 апреля. Мы выехали в семь часов утра и вернулись немного назад по пройденной дороге до узкой горной долины, ведущей к перевалу Цукчунг ла (18000 футов). Недалеко от входа в долину мы обнаружили еще один кромлех с рядами каменных плит. Как и в Лапсару, камни наполовину были занесены песком. Местный старшина ничего не знал о камнях, но, по его словам, они были установлены подобным образом неким лха, или местным божеством.

Подъем к перевалу был очень крутым, и бедным животным пришлось тяжело. Им часто приходилось останавливаться для восстановления дыхания. С вершины открывался вид на три долины: Цукчунг на северо-востоке, Цукчен на западе и Сага дзонг на юге и юго-западе. На горизонте с запада и востока поднимались могущественные снежные вершины Трансгималаев. Самым заметным среди них был прекрасный пик Сага Джочунг, отчетливо видимый среди вершин, образующих восточную ветвь горной цепи, на которой находился перевал Цукчунг.

Спуск был крутым, и всем пришлось идти спешившись вниз по песчаным склонам. Широкое горное ущелье вело к бассейну Чорта Цангпо, притока реки Брахмапутры. Далеко на юге сквозь туманную дымку можно было видеть белоснежные очертания северных отрогов Гималаев в районе Ньелам.

Равнину, по которой мы ехали, покрывал щебень. Трава была скудной, и нигде не было видно рогатого скота. Сага дзонг скрывался за низким песчаным отрогом, вдающимся в равнину. С вершины отрога мы получили первое представление о местности. Сага представлял собой пестрое сборище грязных каменных лачуг и находился на месте, открытом для всех ветров и бурь тибетского нагорья. Перед деревней мы были встречены местными чиновниками, которые проводили нас в подготовленный лагерь. Юго-восточнее дзонга были поставлены две палатки, и толпа местных жителей и солдат из небольшого отряда, размещенного в форте, пришла посмотреть на нас. Несмотря на то, что чиновники получили специальные инструкции непосредственно из Лхасы, ничего не было приготовлено, и нас попросили остаться на три дня в Сага, чтобы дать властям время на обеспечение каравана животными. Начальник форта находился в Лхасе, и управление велось его персональным представителем, нирва, или казначеем дзонга, который также уехал по служебным делам в район. К нему был отправлен посыльный с требованием сразу же возвратиться в форт. Между тем младший чиновник, оставшийся в форте, отказался обсуждать ситуацию.

Наш караван прибыл в лагерь поздно ночью; мы сильно беспокоились за верблюдов, задержавшихся на перевале. Около одиннадцати часов ночи погонщик с тремя верблюдами добрался до лагеря и сообщил, что четвертый верблюд погиб на вершине перевала.