Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Меррон.
Она сыпанула на лист песка, и тот прилип к красным пятнам, Меррон дула-дула, сдувая, пока Малкольм не забрал лист. Пробежался взглядом по строкам и сказал: — Сойдет. Наградой за сотрудничество стал почти роскошный обед: хлеб, сыр, вода. Позже и одеяло принесли. Значит, пока Меррон нужна была живой. Хорошо. Есть время подумать.
Все-таки ненависть изрядно бодрит. Смотрю на лорда-канцлера и прямо-таки нечеловеческий прилив сил ощущаю. Вот и тянет с милой улыбкой огреть по голове… вот хоть бы бронзовым львом-чернильницей. Или гадость сказать. Но нет, сижу, улыбаюсь, жду, пока Кормак соизволит начать беседу. Это ведь он к нашей светлости стремился, а не наоборот. Кормак разглядывает меня, не трудясь скрыть презрение, хотя, полагаю, оно — часть задуманного представления. Не уверена, что этот человек способен испытывать искренние эмоции. Если когда-то и умел, то умение подрастерял в дворцовых играх. — Леди… — Ваша светлость, — поправила я. — Ваша светлость, — и поклона удостоилась, нарочито вежливого, церемонного, — я рад, что с вами все в полном порядке. — Я тоже очень рада, что со мной все в полном порядке. Присаживайтесь. Отказываться он не стал, опустился в кресло и вытянул ноги, упираясь каблуками сапог в стол, точно грозя опрокинуть его на нашу светлость. А там и добить. Тем же бронзовым львом… Впрочем, Кормак, как и я, желания контролирует. Но молчаливое присутствие Сержанта благотворно сказывается на моих расшатанных нервах. — Могу я узнать, что случилось вчера? — Кормак проводит по краю стола пальцем. Проверяет качество уборки? — Стреляли. Я уже знаю, что стрелок скрылся, а винтовка осталась. И это оружие явно рождено в другом мире. — Кто стрелял? — Помилуйте, мормэр Кормак, откуда мне знать? Не верит, вернее, дает мне понять, что не верит ни единому слову, но я не спешу возмущаться и требовать справедливости. Жду. Пусть скажет то, что собирается сказать. — Кайя Дохерти мертв? — Нет. Я знаю это совершенно точно. — Ваша светлость, надеюсь, понимают, в сколь сложном положении оказались. Горожане волнуются. Слухи ходят самые… разнообразные. …и полагаю, Кормак лично проследил за тем, чтобы шли они в нужном ему направлении. А ведь особых усилий прикладывать не придется. Благодаря стараниям Ингрид в городе меня крепко недолюбливают и охотно поверят в любую чушь. — Какие же? — Говорят, что… ваша светлость вступили в преступный сговор… Конечно, чем мне еще заниматься, помимо преступных сговоров? — …с целью избавиться от супруга… и захватить власть. О да, власти у меня ныне столько, что не знаешь, куда девать. — Вы и ваш… — выразительный взгляд в сторону Сержанта, — ваше доверенное лицо воспользовались состоянием Урфина Дохерти, внушив ему мысль о мести. Несчастный обезумел от горя… Чему найдется немало свидетелей. — Доказательства? — То оружие, которое было найдено, явно родом не из нашего мира. А кто, кроме него, способен преодолеть разрыв… — Торговцы. Тот самый Хаот, который закупает нарвальи рога да и многие другие весьма нужные вещи, привнося вещи другие, тоже полезные, вроде отмычки. И пусть не убеждают меня, что сия торговля ведется исключительно с соблюдением всех норм закона. — Конечно, — соглашается Кормак. — Но зачем торговцам устраивать покушение? — А Урфину зачем? Скорее, ему следовало бы убить вас… Сразу и дышать стало бы легче, и мир обошелся бы без испытания на прочность. Смешок. Лорд-канцлер оценил мое чувство юмора. — Ваша светлость, я не пытаюсь враждовать с вами… То есть все, что было до сего дня, — действия мирные, но неверно истолкованные? — …я понимаю, сколь много вы значите для Кайя. И я никоим образом не претендую на то, чтобы вмешиваться в вашу личную жизнь. По-моему, он влез в нее обеими ногами. Но наша светлость сдерживается. — Однако политика — дело другое. Народ вас не принял. В городе вот-вот вспыхнет восстание. В замке вас, мягко говоря, недолюбливают. Вы не даете себе труда обратить внимание на нужды людей… Забыл добавить «определенных». Пожалуй, это звучало бы ближе к правде. Нужды определенных людей. Действительно, наша светлость игнорировала самым бессовестным образом и раскаяния не испытывает. — …и люди выражают недовольство. — Люди вольны в выражении своих чувств. В том числе недовольства. — Возможен бунт… — Бунт будет подавлен, — спокойно заметил Сержант. — Гарнизон готов. — Уверены? Гарнизон — те же люди. И вряд ли они пойдут за вами. Кормак прав, но Сержант его правоту не признает. Более того, он спокойно пожертвует и городом, и замком, оставив за собой Кривую башню, которую хватит сил удержать до возвращения Кайя. Он вернется. Обязательно. Он не бросит нас здесь. — Но даже если гарнизон встанет на защиту вашей светлости, то прольется кровь… много крови… Вы готовы это допустить? Гражданская война в пределах отдельно взятого города? Из-за меня? — И какой вы предлагаете вариант? Он не пришел бы без камня за пазухой. Разве подобный человек нарушит правила поведения, оставив хозяев без увесистого подарка? И сейчас Кормак откидывается в кресле, отпуская стол. Он складывает руки, словно в молитве, упираясь большими пальцами в подбородок. Растягивается рыхлая кожа на шее, собираются складки на щеках. И я смотрю на темную кайму под ногтями: лорд-канцлер не боится марать рук. Я же понимаю, что он готов пойти ва-банк. Мятеж. Измена. Казнь. И шантаж мной как единственный способ ее избежать. — Не я. Совет предлагает вам сменить статус. Предсказуемо. Во взгляде вызов и ожидание моих слез. Их не будет. — Ваш супруг получит ту жену, которая соответствует его положению и ожиданиям народа. Вы — достойное содержание и мою поддержку. Все то, что не прощают леди Дохерти, простят фаворитке лорда Дохерти. Вашу… эксцентричность. Вызывающую внешность. Отсутствие манер. Привычку лезть в дела, совершенно вас не касающиеся. Откровенно. И, пожалуй, близко к правде. — Вы будете избавлены от необходимости присутствовать на всякого рода официальных мероприятиях, которые вам столь ненавистны. Будете заниматься благотворительностью… Сходя с ума от ревности и обиды. — Совет даже не станет возражать против появления у вас детей. Какая неслыханная щедрость! Кормак близок к тому, чтобы вывести меня из равновесия. — Боюсь, я не могу принять ваше щедрое предложение. — Боюсь, в скором времени у вас не останется выбора. Гнев народа порой страшен… Вы уверены, что здесь вы в безопасности? — В куда большей, чем с вами. — Неужели? Вы так безоговорочно доверяете своей охране? — Больше, чем вам. — Что ж, я сделал все, от меня зависевшее. Я вынужден буду доложить Совету о вашем упорстве. Боюсь, вы обрекаете нас на не самые приятные действия. Будет начато расследование… И вынесен вердикт, постановление или иной очень серьезный с виду документ, который Сержант проигнорирует. Но как появление этого документа воспримет Кайя? — Любые постановления Совета в отсутствие лорда-протектора не имеют законной силы. — Сержант знает, как поддержать. Только Кормака сложно свернуть с избранного пути. — Но вы не знаете, как надолго затянется это отсутствие… — Сто пятьдесят шесть часов четырнадцать минут. — Этот стерильный голос не мог принадлежать человеку. Я, да и не я одна, смотрела на то, как плывет гранитная стена, теряя плотность и цвет, вытягивается, вылепляя лицо. Первым появляется длинный нос, затем лоб и губы, формируются глазные впадины. И тонкая пленка век вздрагивает, раскрывая желтые глаза. Растут ресницы. Тянется шея, неестественно длинная, и я не могу отделаться от ощущения, что это создание вот-вот расплывется, как воск по полу. — Сто пятьдесят шесть часов тринадцать минут, — уточнило оно, отлепляясь от стены. — Вероятность полного выздоровления Кайя девяносто девять и девятьсот семьдесят шесть тысячных процента. Я знала, что он жив, но все равно не сумела сдержать вздоха облегчения. Как будто стальное кольцо вокруг сердца разжалось. Сто пятьдесят часов? Это шесть дней и еще немного. Продержимся? Обязательно. — Система полагает необходимым распространение данной информации как средства понижения уровня агрессии внутри популяции. Люди, узнав, что Кайя жив и скоро — определенно скоро — появится, не станут воевать. Вот только вряд ли лорд-канцлер поспешит выполнить рекомендацию. — Система полагает необходимым предупредить объект. — Оракул, а я не сомневаюсь, что вижу именно его, повернулся к лорду-канцлеру. И разворачивался он всем телом, словно позвоночник его не обладал и минимальной подвижностью. — Действия объекта способствуют развитию кризиса, угрожающего стабильности системы. — Система ошибается. Кормак возражает? Ладно, он нормально воспринял появление Оракула из стены и в принципе не выказывает удивления, которое должно бы быть, — это объяснимо. Если Оракул появлялся прежде, то Кормак мог с ним встречаться. Но возражать… — Накопленный массив информации позволяет системе создавать прогнозы высокой степени точности. А вот мне под взглядом Оракула неуютно. Взгляд этот лишен выражения, так смотрит камера. — Система отслеживает нахождение объекта в данной локации. Система будет предупреждена при смене объектом места пребывания. То есть за мной следят, точнее, наблюдают? И как к этому следует относиться? — Система не враждебна объекту. Система предлагает к реализации сценарий ожидания с благоприятным прогнозом разрешения основных конфликтов. Что ж, иного варианта у меня все равно нет. — Система испытывает затруднения в полноценной реализации визуального модуля вследствие повреждения основных контуров. Время контакта системы ограничено. Пожалуй, это можно было бы счесть и предупреждением, и извинением, и прощанием. Он не стал уходить в стену, но просто рассыпался, причем песка на ковре не осталось. Иллюзия? Голограмма? Что это вообще было? Визуальный модуль. — Ваша светлость, надеюсь, понимают, что эта система не вмешивается в дела людей? — вежливо поинтересовался Кормак, прежде чем удалиться. Намек на то, что к рекомендациям Совет в его лице не прислушается? И что за оставшиеся шесть дней сделает все возможное, чтобы добраться до меня. Кормак не умеет проигрывать. А еще ему известен крайний срок. — Это вам, — сказал он, протягивая Сержанту сложенный вчетверо лист. — Возможно, вы убедите леди проявить благоразумие. Или проявите сами. Я не стала спрашивать, что было в письме.
|