Жизненное наблюдение. Тисса знала, каким будет приговор, но все равно, услышав его, произнесенный спокойным, равнодушным голосом - будто и не человек говорил - упала бы

Тисса знала, каким будет приговор, но все равно, услышав его, произнесенный спокойным, равнодушным голосом - будто и не человек говорил - упала бы. Урфин не позволил.

- Верь мне, - этот шепот потонул в гуле голосов. Люди, позабыв о том, где находятся, спешили обсудить новость.

Тиссу Дохерти казнят.

Она виновна в убийстве. И несмотря на смягчающие обстоятельства, должна умереть.

Закон суров.

Жалеют ее? Тисса не знала. Вряд ли. Она ведь убийца. И пыталась очернить память де Монфора, которого многие любили. Урфин сказал, что похороны были многолюдными. И саван укрыли лепестки роз. Кажется, кто-то сочинил балладу о несчастном рыцаре и коварной возлюбленной...

В балладах нет ни слова правды.

- Родная, ты идти можешь?

Может.

- Давай лучше я? - Урфин готов в очередной раз бросить вызов им всем, не понимая, что именно этого и ждут.

- Я сама. Пожалуйста.

Его рука - надежная опора, которой достаточно, чтобы Тисса прошла мимо лорда-канцлера. Он кланяется, глядя с такой ненавистью, словно Тисса не оправдала каких-то скрытых его надежд. О да, ей следовало плакать и молить о пощаде.

Не дождутся!

Она найдет силы улыбаться.

Леди Лоу в черном наряде - строгий траур ей к лицу.

Леди Амелии, которая смотрит свысока, думая, что доказала собственное превосходство. А возможно, расчистила себе путь к цели. Ее взгляд легко прочесть, и Тисса удивляется, почему не делала этого раньше.

Людям, которые подаются вперед, желая разглядеть ее.

Казнь будет закрытой к вящему их огорчению. И значит сегодня - последний шанс увидеть преступницу. Они вернутся домой и будут рассказывать о том, как Тисса улыбалась. Значит, не раскаивалась. Не сожалела.

А может, просто обезумела?

Наверное, она близка к сумасшествию, но что с того?

Еще будут говорить, что Тисса сделалась ужасна, про ее лицо и руки, покрытые сыпью, про красную коросту на щеках и шее, про набрякшие ставшие неподъемными веки...

Урфин убрал все зеркала, но Тисса и без них знала, что она выглядит ужасно.

Его хватило до подъемника, там, в тесноте - четыре человека в серых плащах ни на шаг не отходили от Тиссы, не то стерегли, не то охраняли, - Урфин подхватил ее на руки.

- Храбрая моя девочка... и не плачешь.

- Наверное, слезы закончились.

- Такого не бывает, чтобы у женщины слезы закончились. Ты просто устала. Сейчас отдохнешь...

...и наплачешься вволю.

В башню их впустили, хотя людей в красных плащах стало еще больше. И заняли они уже четыре пролета. А если поднимутся еще выше?

Их много. Они сильны. И подчиняются Кормаку, который за что-то Тиссу возненавидел. Знать бы за что, она же почти с ним незнакома...

- Не обращай на них внимания, ребенок. Они того не стоят.

У Урфина получалось легко, он просто шел, и люди сами убирались с пути. Но все равно, когда закрылась дверь - дубовая, перетянутая металлическими полосами, - Тисса выдохнула с облегчением.

- Кормак пугает тебя. И пытается вывести из равновесия меня, - Урфин посадил Тиссу на кровать, а сам опустился на пол. И получилось, что она смотрит сверху вниз. - Ему нужен повод, чтобы меня запереть. И сегодня я дам ему этот повод.

Наверняка, это связано с тем, что он задумал.

- Нельзя обманывать чужие ожидания.

Он поцеловал Тиссину руку, покрытую сыпью.

- Тебе ведь не больно?

- Нет. Но... что будет дальше?

- Меня запрут. Думаю, где-нибудь внизу. И два дня тебе придется побыть с Изольдой. Потом... перед казнью, нам снова позволят увидеться.

Казнь? Нет, Тиссе не страшно. Разве что самую малость. Конечно, ей хочется жить, но если не выйдет, то жалеть о сделанном Тисса не станет.

- Пожалуйста, слушайся Хендриксона. Даже если Кормак будет говорить, что соблюдение протокола не обязательно, что он не желает тебя мучить, настаивай. Это очень важно. Скажи, что если тебя осудили по закону, то ты желаешь и чтобы казнь также была законной.

Не следует спрашивать больше. Урфин рассказал то, что должен. Остальное... он не доверяет Тиссе? Или опасается, что в наивности своей она его выдаст? Или не его, а кого-то кроме?

Наверняка, замешаны многие. И если план их, каков бы он ни был, провалится, то эти люди пострадают. Значит, Тисса должна вести себя именно так, как от нее ждут.

Раньше у нее получалось.

- Может, ты просто позволишь мне умереть?

Смешно было думать, что он согласится, и Урфин покачал головой:

- Нет, дорогая. Ты мне дочку обещала. Ради чего я косички заплетать учился?

Я знала, где найти Кайя - в его кабинете, в кресле у погасшего камина. Кажется, его дня три как не чистили, с той самой поры, как Кайя рявкнул на служанку, велев убраться.

Убрались.

А пепел оставили. И вот мой муж сидел в кресле и смотрел в черный зев.

- Идем, - я взяла его за руку, холодную и тяжелую. Почему-то подумалось, что у мертвецов тоже тяжелые руки, и мысль эта показалась страшной.

Кайя поднялся. Он позволил увести себя в нашу спальню, и на кровать сел без возражений. Я стянула сапоги и велела:

- Раздевайся.

- Иза, я не...

...не настроен на нежности. Это я прекрасно понимаю, но дело не в них, а в том, что ему следует отдохнуть по-человечески. И выбросить из головы те мысли, которые в ней явно перебродили.

Я молча принялась расстегивать сюртук. Пуговицу за пуговицей. Кайя не мешал. А рубашку сам стянуть попытался, но запутался в рукавах и рванул. Ткань затрещала.

- Тебе надо уйти, - голос глухой, взгляд в сторону.

- Уйду, - согласилась я. - Позже. Ложись на живот.

Массаж я делать умею, были и такие курсы в анамнезе моих душевно-рабочих метаний, но выяснилось, что руки у меня слабые. Два человека в день - верхний предел, а вот Кайя и за трех сойдет по совокупной массе.

- Расслабься, - я провела ладонями по спине.

Расслабится он, конечно. Шея деревянная, плечи тоже. Мышцы оледенели, но лед мы растопим. Тепла у меня хватает, чтобы поделиться.

Через руки. Через кончики пальцев, к которым тянется мурана. И я вижу уже не ленты - тончайшие нити, пронизывающие кожу и сосуды, прорастающие в кости и сплетающиеся черным узором нервной системы. Ей тоже было холодно и неуютно.

Она ведь не виновата, что люди злы.

...не знаю, что ты делаешь, но продолжай, пожалуйста.

...продолжу. Переворачивайся.

Рыжий кот, выбравшись из очередного темного тайного угла, запрыгнул на кровать. Он следил за мной, а Кайя периодически трогал лапой, точно проверяя, жив ли тот.

Жив. Сердце бьется в сети черных нитей. И легкие оплетены ими, словно плющом. Но меня это не пугает, напротив, я знаю, что нити - во благо. Они отогреваются.

И Кайя тоже.

Он засыпает и этот сон лишен снов, что тоже хорошо. Я ложусь рядом, а кот устраивается над плечом. Он явно не желает оставлять нас без присмотра.

Два часа спокойного сна - это много. И я никому не позволю украсть даже минуту.

Я улавливаю момент пробуждения за долю секунды до того, как Кайя открывает глаза. Он сонно щурится и улыбается какой-то глупой, счастливой улыбкой, которая бывает у людей, еще не совсем освоившихся с реальностью. И честно говоря, больно было видеть, как эта улыбка исчезает.

Он вспомнил все, что было в последние дни, и то, что еще предстоит пережить. Наверняка стало стыдно за иррациональное счастье. Знаю. Проходила.

- Я тебя люблю, - что я могу еще сказать?

- Не знаю, чем я заслужил, но отказываться не стану.

Вот же паразит рыжий, мог бы сказать в ответ что-нибудь ласковое... Наша Светлость без внимания чахнут.

- Не сердись, - Кайя переворачивается на бок и подвигает меня поближе. - Ты же сама все видишь.

- Не сержусь.

- Иза... возможно, нам придется уехать не до весны а... на дольше. Возможно, сильно на дольше.

Что ж, не знаю, с чем это связано, но скучать по Замку не стану. Хотя...

- Да, - подтвердил мою догадку Кайя, - твои проекты придется свернуть. Временно.

Нет ничего более постоянного, чем временные обстоятельства. И я понимаю, что если Кайя решился на подобный шаг, то не из прихоти. Но все равно обидно.

Получается, что все - зря?

...не зря. Позже. Все будет так, как ты хочешь, но позже.

Хочу верить. Пытаюсь изо всех сил, но получается плохо.

...прости, но так надо.

...почему?

Мне нужен ответ, но я не уверена, что Кайя сумеет ответить. В его глазах такая глухая тоска, что мне становится совестно.

Нашу Светлость всего-навсего попросили отложить игрушки на время, а она разобиделась.

...не надо, сердце мое, для тебя это - не игрушки, чему я рад. Это здесь привыкли играть с подобными вещами. Но ты видишь, что происходит. Мне объявили войну. И сейчас мне приходится действовать по их правилам.

...пока есть блок?

...да. Честно говоря, я не уверен, что его в принципе можно снять, хотя мы попробуем.

Я слышу сомнения, и эхо далекой боли. Так ноет старая, не ко времени растревоженная рана. Прислушаться не позволяет Кот, он забирается на Кайя, а потом просто соскальзывает с него, устраиваясь между нами. Действительно, теперь семейную идиллию можно считать всецело завершенной.

...если отвлечься от моего... эмоционального неприятия блока, то очевидно, что жить он не мешает. Я не против и дальше подчиняться закону. При условии, что буду иметь реальную возможность эти законы принимать. Сейчас мне мешает Совет. Я не могу их разогнать. Я не могу убедить их отдать власть. Но существует вероятность, что за время нашего отсутствия, в составе Совета произойдут некоторые... изменения.

Так, Изольда, учимся читать между строк и решать простейшие задачи. Кто останется на хозяйстве после отъезда Кайя? Дядюшка Магнус с весьма размытыми морально-этическими принципами.

И Урфин, полагаю, вернется.

Вот уж кто рад будет оказать посильную помощь.

...они не учли, что мне нет необходимости вступать в противоречие с законом. Иногда достаточно отвернуться.

О да, зима - тяжелое время, особенно для стариков, которых в Совете множество.

Мне не противно думать о подобном?

Пожалуй, что нет.

Наверное, этот мир уже достаточно изменил меня, если не озвученный, но понятый вариант не вызывает отвращения, возмущения и желания воззвать к совести.

...они напали на мою семью. Такое не прощается.

Я слышу его так четко, как давно уже не слышала. Про войну, которую объявлена не им. Про людей, точнее Кайя считал их людьми и поэтому старался жить по их правилам. Про то, что Магнус давно намекал на существование альтернативных методов, но Кайя намеков не слышал.

Нельзя убивать людей без веских на то оснований.

Доказательства. Суд. Возможность оправдаться.

И закономерным итогом - фарс, в котором всех нас заставили принять участие. Пожалуй, такое и вправду не прощается.

...теперь ты видишь, что я такое.

...вижу. Ты не там ищешь чудовищ, Кайя.

Мне все-таки приходится его оставить, потому что время предоставить подмостки другому. Надеюсь, зрители насладятся красотой игры.

К Башне меня сопровождают четверо, и я не сразу отмечаю, до чего мрачен ныне Сержант. Ссутулился. Руки в рукава сунул. И взгляд такой, характерно ищущий. Сказала бы, что ищут не кого-то конкретно, скорее уж цель, на которую можно выплеснуть поднакопившуюся злость.

Что ж, возможность ему предоставили.

Нашу Светлость не удивили люди Кормака, мающиеся дурью пред вратами Кривой башни. Наша Светлость привыкли уже к тому вниманию, которое лорд-канцлер уделял вопросам безопасности. Наша Светлость не привыкли лишь к тому, что их пытаются остановить.

Дорогу мне преградил человек в сияющей кирасе и шлеме с красным гребнем. Алый же плащ его имел меховую оторочку, и кажется, сие что-то да значило.

- Леди, вам туда нельзя, - решительно заявил он. И еще длань этак картинно на рукоять меча возложил.

- Почему?

- Приказ лорда-канцлера.

Ну в том, кто отдал приказ, я не сомневалась. Мне интересно было, Кормак и вправду рассчитывал на то, что я испугаюсь и отступлю?

- И почему вы считаете, что я его исполню?

Сержант как-то подобрался. Сосредоточился. И улыбнулся той, знакомой по площади, улыбкой, от которой мой новый знакомый попятился.

А ведь выше на голову и в плечах шире будет. С мечом опять же...

- Простите, леди, но я вынужден буду вас остановить.

- И каким же образом?

Вот не впечатляет меня длань на мече. И взгляд суровый из-под кустистых бровей. Напротив, провоцирует вся эта театральщина... а может, этого и добиваются?

...Кайя... ты слышишь?

...да.

Глухо. Тяжело. Но нельзя было ждать, что он сразу восстановится.

...люди Кормака отказываются меня пропускать. Провоцируют. И Сержант сейчас сорвется.

...пускай. Ему полезно. Сама не лезь. Сейчас буду.

Мы с гвардейцем - красные плащи навевали весьма определенные ассоциации - смотрели друг на друга. И длилось это почти минуту. Потом я сделала шаг. Он не отступил.

Я сделала второй.

Он протянул руку и почти коснулся меня.

Сержант как-то оказался между мной и гвардейцем. Я услышала характерный такой хруст... и вой. И крик, который, кажется, призывал успокоиться. Только те, кто рядом с гвардейцем стоял, призыву не вняли. Они видели врага и...

И меня дернули, поволокли не слишком-то вежливо, но быстро. Прочь от толпы. От закипающего боя, от которого, кажется, обе стороны получают удовольствие.

А я там лишняя. Нехорошо мешать чужим развлечениям.

Меня выпустили лишь на другом конце коридора, откуда было сложно что-то разглядеть.

- Леди ждать? - поинтересовалась Лаашья. - Или назад?

- Ждать.

Кайя скоро появится. И лорд-канцлер, думаю, себя ждать не заставит. Вот только продержится ли Сержант? Что вообще на него нашло? Разумный же человек. Сдеражнный.

Или это еще одна деталь плана, знать о которой мне не следовало?

- Совесть, - подсказал Сиг. - Давненько уже не подмыкало. Не волнуйтесь, леди, ему не впервой. Как совесть проснется, так он воевать лезет. Отгребет пи... всякого и снова нормально жить начинает.

Что ж, логичное объяснение. Я знать не хочу, что стало причиной внезапного пробуждения совести, надеюсь лишь, что отгребет она в пределах разумного.

Тишина воцарилась зловещая.

И по позвоночнику потянуло холодом, этаким леденящим прикосновением, от которого цепенеют. Сиг и оцепенел. Лаашья и вовсе на пол села, голову сдавив. А молчаливый обычно Так выругался.

...Иза, ты в порядке?

...в полном. То что сейчас... это был ты?

...я. Пришлось осадить. Сильно задело?

...да нет, вообще не задело.

Я вряд ли крепче охраны, которая сейчас совершенно беспомощна. И мне не хочется знать, что же такого сотворил мой супруг. Главное, что к этой его способности у меня, похоже, иммунитет.

Голова вот немного кружится, да и только. Но и головокружение быстро проходит.

Кайя стоял, заложив руки за спину, разглядывая людей с несвойственным ему прежде интересом. Люди стонали. Поскуливали. Пытались подняться.

На ногах, помимо моего недоброго супруга, находился лишь Сержант. Да уж, совесть над ним поработала изрядно. Хотелось бы верить, что после этакой ударной профилактики уснет она крепким сном. В этом мире, как я усвоила, совесть - непозволительная роскошь.

- Ваша Светлость, - Кормак появился из бокового коридора, и я в жизни не поверю, что лорд-канцлер просто мимо проходил. Вид у него был бледный, но пожалуй и все. - Что здесь случилось?

Какое искреннее недоумение!

Все-таки у лорда-канцлера есть чему поучиться.

- Хотелось бы узнать, с каких это пор вы отдаете приказы, ограничивающие свободу действий моей жены? - рука Кайя опускается на мое плечо, и Наша Светлость сразу ощущают глубину нанесенного ей оскорбления. - И позволяете своим людям на нее нападать?

- Простите, но я ничего подобного не приказывал...

На чистосердечное признание рассчитывать не следовало. Кормаку не идет выражение растерянности, и в раскаяние, мастерски исполненное, не верю.

- Мои люди проявили излишнее рвение. Я немедленно их уберу.

Я подала Сержанту платок, пользы мало, но разбитый нос лучше платком затыкать, чем рукавом. И красавец. Определенно. Часика через два и вовсе глаз не отвести будет.

- Не стоит. Думаю, дважды они не ошибутся.

И вот как это понимать? Этакая любезность и вдруг отказываться...

...Кайя! Объясняй!

...Кормак спровоцировал конфликт, надеясь, что я воспользуюсь предлогом и потребую убрать охрану. Он полагает, что планируется побег.

Наверное, я глупая, но зачем Кормаку помогать? Ему бы наоборот, усложнить задачу, а не облегчать ее. Дурно пахнет этакая любезность.

...если есть побег, есть те, кто его готовил. Поимка с поличным. Второй суд. Или как вариант, он не готов идти до конца. Кормак учитывает последствия своих поступков. И если я не поддался на шантаж, то остается сменить тактику. Позволив Тиссе сбежать, он поставит меня в зависимое положение. И еще. Если Тисса вдруг исчезнет во время побега...

Кормак получит удобного заложника. И рычаг давления на моего супруга.

Безумие.

Но в этом безумии у меня своя роль. Постараюсь отыграть ее так, чтобы стыдно не было.

Надо сказать, что привычное средство не помогло. Нет, определенное прояснение в голове наступило. И противно ноющая челюсть - все-таки есть в прочных костях некоторое преимущество - отвлекала от голоса совести, но не настолько, чтобы он вовсе исчез.

Да и проблема оставалась нерешенной.

Сержант ненавидел нерешенные проблемы, поскольку в перспективе они имели обыкновение разрастаться до невероятных размеров. И во избежание подобного, нельзя было откладывать разговор.

Леди Элизабет визиту не обрадовалась, но не настолько, чтобы с ходу указать на дверь. Эта женщина на свою беду была слишком хорошо воспитана. И даже если удивилась тому, как Сержант выглядит - а несмотря на все усилия, выглядел он не слишком подобающим для бесед с утонченными дамами образом - то виду не подала.

- Боюсь, Меррон не сможет вас принять, - сказала она и подбородок вздернула, всем своим видом показывая, что ни за что не выдаст племянницу.

- Ее здесь нет?

Тетушка поджала губы. Значит, угадал.

Оставалось надеяться, что эта упрямица пошла не туда, где ее угостили травкой или хотя бы дважды подумает, прежде чем снова пробовать.

И зачем было с нею связываться?

- Хорошо, - не дождавшись приглашения, Сержант присел и с немалым наслаждением откинулся на спинку дивана. Мягкий. Розовый. И пахнет ванилью... женщины обладали талантом изменять окружающее пространство таким образом, что Сержанту становилось в нем неуютно. - Я хотел поговорить именно с вами.

Леди Элизабет слегка побледнела.

Руки сцеплены в замок. Взгляд настороженный. И растерянный.

А ведь она нервничает куда сильнее, чем Сержант предполагал. Боится? Чего? Но всяко страх перед этим чем-то заставляет ее разговаривать. И это уже хорошо. Сержант надеялся, что его хотя бы выслушают. Если поймут - и вовсе замечательно.

Обычно женщины как-то неправильно его понимали. С ними было сложно. Они говорили одно, делали другое, а виноватым почему-то всегда оказывался Сержант.

Женщины норовили заполнить окружающее пространство - запахами ли, звуками, бессмысленными, но крайне хрупкими, вещами, вроде этих фарфоровых кошечек, что выстроились на столике. Кошечки не спускали с Сержанта нарисованных глаз, и смотрели как-то не по-доброму.

Подозревали, что обивку дивана кровью испачкает?

Вроде уже не кровит... и чужой быть не должно - специально переоделся.

Но кошечки не верили.

Ждали. И молчание становилось неприличным.

- Прежде всего, должен кое-что прояснить. Я не имел намерения навредить Меррон. Полагаю, вследствие некоторых... наследственных особенностей я в принципе не способен причинить ей вред.

Глаза у кошечек узкие, как у Меррон, только цвет другой.

- Вы... ее...

- Отшлепал. Как ребенка. В тот момент я не видел иного способа. Слушать меня она бы не стала. Вас - тем более. Она привыкла к тому, что вы позволяете ей все или почти все.

Подбородок поднялся еще чуть выше. Леди Элизабет готова к обвинениям.

А кошечки неодобрительно щурятся. Вот какой в них смысл? Пыль собирать?

- Полагаю, вам кажется, что вы ее защищаете. И вряд ли вы скажете, где она сейчас.

Робкий кивок.

- Я не буду настаивать. Вы знаете, что такое хишемская травка?

Знает. И впервые вежливо-отрешенная маска дает трещину.

- Меррон не могла... - в голосе удивление, недоверие и все-таки сомнение.

Леди Элизабет сама не знает, как далеко способна зайти ее племянница.

- Сомневаюсь, чтобы она была в курсе, что именно курит. Но там, где она проводит время...

...и тетушка прекрасно знает, где именно. Сержант тоже выяснит. К вечеру. У этой семьи не так много знакомых, а станет еще меньше.

-...принято курить. И не табак. На табак я бы глаза закрыл. Мне интересно, насколько случайной была эта сигарета.

Сержант потрогал языком щеку. Зубы на месте. Кости целы. А мышцы к завтрашнему отойдут. Но привычки определенно пора менять. В его возрасте безумства столь же непростительны, как и глупость.

- Это... это просто салон... литературный, - леди Элизабет выдохнула с какой-то непонятной обреченностью. - Я еще удивилась, что Меррон понравилось. Она обычно избегает... а я заставила пойти и она... она сказала, что там все иначе.

А тетушка постеснялась задавать неуместные вопросы. Ей было в радость, что у дорогой племянницы появилось увлечение, приличное для молодой леди.

Что плохого в литературном салоне?

- И вы не спрашивали, какие книги они там читают?

...если те, которые он предполагает, то убрать участников будет еще проще. Вот только его бестолковая невеста вряд ли обрадуется подобной заботе.

А скандалов Сержант не любил.

- Я хотела пойти, но Меррон сказала, что мне не будет интересно. Я решила, что она стесняется. Она очень стеснительная девочка. Да, она своевольна, но... но она никому не желает зла!

Только равноправия для всех и свободы воли, которая и позволяет не оглядываться на некоторые запреты, вроде хишемской травки. Свободные люди сами выбирают свою жизнь.

И надо лишь подняться над предрассудками.

Сержант такое уже слышал.

- Леди, у вашей племянницы избыток свободного времени и энергии, которую вы пытаетесь направить в привычное вам русло. Но для нее это не подходит. Вы собираетесь запретить ей бывать в этом салоне, но запрет повлечет за собой обман.

Кивок. И вздох. Кажется, леди Элизабет уже имела печальный опыт запретов.

- Салон в скором времени прекратит свое существование. Но мне нужно время. Вы лучше меня знаете Меррон. Чем ее отвлечь? Что ей может быть интересно настолько, чтобы забыть о... литературе.

Леди Элизабет молчит. Думает, пытаясь понять, насколько возможно сказать то, что она сказать собирается. Она знает ответ. Но не решается поделиться знанием, поскольку считает увлечение Меррон если не неприличным, то всяко для леди не подходящим.

Даже любопытно стало.

- Ей... ей всегда была интересна... медицина.

И выражение лица добрейшей тетушки становится несчастным. Она боролась с пагубым влечением, но не преуспела.

- Я ее убеждала, что не бывает женщин-докторов, но...

- Здесь не бывает. Во Фризии были. И вряд ли в чем-то уступали мужчинам.

Опять его неправильно поняли, иначе откуда это удивление смешанное с суеверным ужасом. И робкий вопрос:

- Вы же не собираетесь позволить ей...

- Собираюсь. Если ей действительно нравится...

Занять дня на три-четыре. А дальше - как выйдет. Хорошо бы вышло, потому что количество глупостей, которое способна сотворить энергичная женщина при наличии свободного времени, неиссякаемо.

- У... у нее есть предрасположенность. Но она ведь женщина!

Беспокойная. Своенравная.

Не похожая на других.

А предрасположенность - это замечательно.

Вспомнился Дерек, бестолковый рыцарь, прибившийся к отряду Сержанта. Он чудесно играл на скрипке, которую повсюду возил с собой, не забывая каждый вечер протирать дерево особым средством. А вот о мече он вспоминал куда как реже.

Он был чужим среди рыцарей, хотя никогда не жаловался на словах.

Играл только, музыкой разгоняя и ночь, и холод. Среди наемничьего сброда не находилось того, кто отказал бы Дереку в месте у костра, пусть бы прочие гербовые кострами брезговали.

И Дереком тоже. Как можно меч предпочесть какой-то скрипке?

Он продержался до весны. И погиб как-то совсем уж по-глупому... ни подвигов, ни славы. Ничего, чем было бы гордиться роду. Этот рыцарь был миру не нужен, а скрипач, глядишь, и пригодился бы.

Пожалуй, леди Элизабет поняла бы, сумей Сержант рассказать эту историю. Только вот с историями у него получалось еще хуже, чем с женщинами. Поэтому Сержант предпочел сменить тему беседы.

- Вчера я ждал от Меррон несколько... иной реакции.

Пинка. Пощечины. Возмущенного вопля. Или фарфоровой кошечки в голову...

- Объясните, что случилось?

Сомнения.

Сержанту все еще не верят. Он чужак, а дело внутрисемейное. Грязное. И непристойное настолько, насколько возможно быть непристойным давным-давно похороненной семейной тайне. Но Сержант не отступит. Он помнит выражение лица Меррон, ужас в ее глазах и беспомощную попытку заслониться.

Она лепетала, что будет вести себя хорошо.

Честное слово.

И тетушкино упрямое молчание не к месту. Почему она не понимает, что делает лишь хуже?

- Леди, я не хочу допустить еще одну ошибку. Мне нужно знать, что с ней было, чтобы не позволить этому ей навредить.

Запертый страх, однажды выбравшись на свободу, опасен. Сержанту ли не знать.

- Моя сестра... вышла замуж довольно рано... и этот человек часто... воспитывал ее...

- И не только ее?

- Да.

- Все закончилось плохо?

- Кэтрин умерла, когда Меррон было пять лет. Два года он держал девочку при себе... я хотела забрать, но... а потом он нашел новую жену. И Меррон стала не нужна. Мы... мы заключили сделку. Я отдала мамино ожерелье, а он мне - Меррон... и она была такой тихой. Боялась буквально всего! Особенно мужчин. Но не плакала. Она у меня никогда не плакала. Вы не представляете, какое это было счастье, когда она впервые улыбнулась!

И ради того, чтобы удержать улыбку, Элизабет позволяла племяннице куда больше, чем принято позволять детям. Эту женщину нельзя было упрекать.

- Меррон почти ничего не помнит о... о том, что с ней было.

Такое тоже случается, Сержант знал людей, которые вычеркивали из памяти то, что не в силах была принять их душа.

- Ее отец еще жив?

- Да, - и ручка в шелковой перчатке касается губ, подсказывая, что не следует обрывать разговор. Леди знает больше, чем сказала.

- Он имеет какие-то права на Меррон?

- Я... не знаю. Я не очень хорошо разбираюсь в документах! Несколько месяцев тому он написал письмо. Спрашивал, замужем ли Меррон. Я не стала отвечать! А недавно... опять... он хочет ее забрать. Выдать замуж. За младшего брата супруги. Мальчику всего пятнадцать.

...и дело в наследстве, которое тот получит или, вернее будет сказать, не получит.

- Он поставил меня в известность, что... подписал договор.

И вероятнее всего, данный договор будет обладать куда большим весом в глазах закона. Отец имеет полное право распоряжаться судьбой дочери.

На что леди Элизабет рассчитывала, замалчивая факт?

На удачу? Или не рассчитывала, но просто использовала шанс? И теперь не в состоянии выбрать, какое из зол - злее.

Женщины! Есть ли более бестолковые существа?

- Я не знаю, что мне делать, - призналась леди Элизабет.

- Дождаться Меррон, найти свидетелей и устроить свадьбу. Ее опротестовать куда сложнее, чем договор.

А если этот будущий родственник решится-таки вызвать Сержанта на дуэль, тем лучше. Смерть на дуэли убийством не считается. На случай же, если решимости не хватит, Сержант выяснит имя.

Потом, когда разберется с любителями литературы.