Из дневника пожилой леди, чье имя осталось не известно.

Часы на Круглой башне пробили полночь. Двенадцать ударов, каждый из которых проламывает морозную тишину ночи. Здесь все иначе, чем в зале, которого словно бы и нет. Разрисованные инеем стекла и седые стены отгораживают Тиссу от людей.

И музыку запирают внутри.

Снаружи холодно, но Тисса скорее понимает это, нежели чувствует.

Она разучилась чувствовать.

И кажется, ей самой нужен клей из рыбьих костей и водорослей, тот, который подходит для тончайшего фарфора.

-...очаровательное платье, - леди Амелия Андерфолл удивительно хороша собой. Наверняка, многие сочтут ее столь же красивой, как леди Лоу. Тем более, что леди Лоу не явилась на бал.

- Благодарю вас.

- Не стоит благодарности. Сколько оно стоило?

Тисса не знает. И ей странно, что леди Амелия позволяет себе задавать подобные вопросы. Тисса ведь не интересуется стоимостью ее наряда, который, признаться, выглядит слишком уж вызывающим. Нет, Тисса не вправе осуждать кого-то, и если леди Амелии дозволили надеть это платье, более того, никто не спешит отвернуться, выказывая презрение, то стало быть все в рамках приличий... но Тисса не представляла себя в чем-то подобном.

Слишком облегающем.

Слишком... прозрачном. Как будто леди Амелия позабыла надеть нижнюю сорочку.

- А где кольцо? Тебе не подарили или ты не надела? Ты понимаешь, что кольцо придется вернуть?

Кольца не было. Урфин о нем словно забыл, а Тисса не решалась напомнить.

- Чего вы от меня хотите? - Тисса заставила себя смотреть в глаза леди Андерфолл и улыбаться, потому что людей это злит. Но Амелия не спешила злиться, напротив, ответила с искренней улыбкой.

- Хочу, чтобы ты мне помогла, а потом исчезла. И папа это устроит. Ты знаешь, кто мой папа?

Глава Гербовой палаты.

И человек с на редкость неприятным взглядом. Аль-Хайрам тоже смотрел на Тиссу так, что она не знала, куда спрятаться, но тогда ей не было противно. Сейчас же ощущение, что кожи касается нечто жирное, липкое, несмываемое.

- Мой папа первым узнает обо всех изменениях в Родовой книге. Иногда это очень полезно.

- Я вас не понимаю.

- Потому что дура, - Амелия не собиралась быть вежливой. Вежливость - для равных. А Тиссу ровней себе она не считает, скорее уж злится оттого, что вынуждена снизойти до этого разговора, без которого Тисса прекрасно обошлась бы. - Этот... теперь Дохерти. Мормэр. И хорошая партия. Не для тебя, конечно.

Взмах рукой. Брезгливо сморщенный носик, и Тисса окончательно теряется.

Этот... про Урфина?

- Папа сказал, что если я за него выйду, то стану второй леди Протектората. Лучше бы первой, но... посмотрим. Скажи, с ним очень противно спать? Конечно, он выглядит лучше, чем я ожидала... что ему нравится? И вообще, как лучше себя вести. Не молчи.

Амелия легонько ударила по руке веером, подталкивая к ответу. Она не привыкла к отказам.

- Боюсь, вас разочаровать, но этот брак вряд ли возможен, - Тисса не верила, что говорит подобное.

- Почему? Уж не из-за тебя ли? - смех-колокольчик, вернее горсть стекла, которое в душу сыпанули. Она так уверена в своем отце... а тот - глава Гербовой палаты. И знает больше остальных. Он богат, родовит и... и Амелия действительно лучшая партия. - Не переживай. Папа найдет тебе кого-нибудь подходящего. Ему многие обязаны... вот увидишь, он к вечеру разрешит все проблемы... ты только не плачь. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в чьих-то слезах.

Двенадцатый удар и тишина.

Но длится она недолго, Тисса не успевает ничего решить, хотя вряд ли от нее что-либо зависит. Ей просто надо собраться с силами, чтобы улыбаться, когда ей скажут...

- Бестолковый ребенок, я же велел ждать меня. А ты сбежала. Неужели вправду думаешь, что я тебе сбежать позволю?

Зачем он пришел? Лучше бы прислал кого-нибудь... например, лорда Андерфолла. Он бы известил Тиссу об " изменившихся обстоятельствах", кажется, так принято говорить. И был бы настолько неприятен, что Тисса улыбалась бы единственно из нежелания показать этому человеку слабость.

- На мороз. В одном... злости на тебя не хватает, - на плечи ложится что-то большое и мягкое. Теплое. - Идем.

Тисса не спрашивает, куда, она идет, но кажется, слишком медленно, и Урфин злится. На него и смотреть не надо, чтобы понять - точно злится. Опять. И на руки подхватывает, окончательно позабыв о приличиях.

- Что вы... куда вы...

- Заговорила. За шею держись.

Выражение лица такое, что Тисса предпочла подчиниться.

- Руки ледяные... еще одна такая выходка, ребенок, и я точно за розги возьмусь.

Перед ними расступаются. Наверняка, смотрят. Шепчутся, обсуждая новость... какую именно? О да, сегодняшний бал будет богат на сплетни. Их хватит даже не на год - на годы.

Ложная портьера. Неприметная дверь. Комната для двоих с полукруглым потолком. Почти все пространство занимает низкий диван весьма преклонных лет. И железная стойка с короной свечей. Пахнет пылью, плесенью и лавандой, сухие веточки которой лежат на изголовье дивана.

Тиссу положили на диван, и он заскрипел, возмущаясь тем, что кому-то вздумалось тревожить его многолетний покой.

- Вашей Светлости не следует...

...вести себя подобным образом, потому что вряд ли это поведение придется по вкусу новой невесте. А Тиссе его и вовсе не простят. Ей ничего не простят.

Единственный выход - уехать.

Куда?

Попросить Аль-Хайрама, чтобы украл? Безумная мысль, и Урфин точно возьмется за розги, если узнает.

- Прекрати. Пожалуйста, - шелковые перчатки полетели в угол, туда же отправились туфельки. - Забудь все, что наговорила тебе эта сучка. Вот знаешь, что меня бесит?

Тисса не знала и не уверена была, что хочет узнать.

- Твоя покорность. Ты даже не пытаешься сопротивляться.

- Что мне следовало сделать? - Тисса порадовалась, что голос звучит ровно.

- Для начала дождаться меня. И спросить, что я думаю по поводу этого балагана.

Надо же, как она замерзла. Руки. И ноги тоже. И кажется все тело до самого нутра, которое тоже в ледышку превратилось. Наверное, еще немного и Тисса стала бы ледяной статуей. Сейчас холод впивался в ступни тысячами иголок, и Урфин, растирая их, причинял почти невыносимую боль.

- И... что вы думаете?

Урфин не ответил. Он оставил ноги Тиссы в покое, и взялся за руки.

- Ты понимаешь, что могла умереть? Или ты этого и добивалась?

- Там... просто воздуха не было.

Не стало как-то и вдруг. И даже на балкончике Тисса не сразу смогла вдохнуть. А потом ей было страшно возвращаться.

- И... и вообще, что вам от меня надо?

Пожалеть? Она обойдется как-нибудь. У нее тоже гордость есть. Наверное. Где-то.

Урфин поднялся, неторопливо расстегнул сюртук, повесил его на подлокотник дивана, и плащ сдернул. Холодно же! Но жаловаться Тисса не станет.

- Встань, радость моя, - он сел к огромному неудовольствию дивана и, похлопав себя по ноге, велел. - А теперь садись. И не спорь, я сейчас не в настроении спорить.

Он вообще не в настроении.

И отпустить не отпустит. Но хотя бы теплый... как печка, только лучше.

- В ванну бы тебя отправить. Потом в постель. А потом, как отогреешься, в угол, - ворчит, но уже не зло. И плащом накрывает. - И я тебе говорил, что мне надо. Дом надо, чтобы можно было вернуться и забыть обо всей мерзости, которая творится снаружи. Тебя надо. Целиком. От макушки до пяток. И пятки тоже, они у тебя чудо как хороши.

Врет. Обыкновенные у Тиссы пятки. Круглые и розовые. А на левой шрам - когда-то давно на острую раковину наступила. Неделю потом хромала...

- Еще надо, чтобы ты мне дочку родила. Когда-нибудь потом. Можно и сына, но дочку лучше.

- Почему?

- Ну... сына придется воспитывать. Характер у меня скверный. И у него будет не легче. Станем ссориться. А дочку я буду баловать...

- Нельзя баловать детей.

- Можно. И нужно. Иначе вырастают вот такими, пугливыми, в себя не верящими.

Он гладит спину горячей рукой, и дрожь унимается. Еще холодно, но этот холод не опасен.

- Ну так как, согласна? А то у меня аргументы закончились. Во всяком случае те, которые на словах, - он дует на шею, и дыхание обжигает.

- А как же...

- Забудь.

- Но... если все так, как она сказала, то вам действительно следует... подумать.

- Вот в кого ты такая упертая, а?

В папу. Мама во всяком случае так утверждала, а дедушка говорил, что как раз-то характера папе и не хватает, иначе в жизни бы с мамой не связался. И Тисса в него, в деда пошла. Значит, с нее будет толк.

Наверное, он был бы разочарован.

- Да, Магнус меня усыновил. Я согласился на эту авантюру ради тебя. И твоей сестры. Еще Гавина. Детей, которые будут. Сейчас мне плевать на титул, но раз уж здесь без него не выжить, пусть будет. Я собирался тебе сказать сам...

...но не успел. И теперь все получилось не так, как должно было быть.

- И да, Андерфолл предложил мне свою дочь. А с нею деньги, связи и поддержку в Совете. Тисса, даже если бы не было тебя, я бы отказался. Меня однажды в жизни продали. И второго не будет.

Если прижать ладони к его груди, то они согреются быстрее.

- Ледышка. Больше так не делай, ладно?

- Не буду.

- Вот и умница. Знаешь, почему опасно брать деньги у ростовщика?

Потому что вернуть придется вдвое, а то и втрое. Так дедушка говорил. И Урфин с дедушкой согласился.

- Именно. Он предлагает поддержку, но на самом деле защищает собственные интересы. Каким бы честным ни был титул, но Андерфолл не забудет, кто я есть. И мне не позволит. Моя роль - озвучивать в совете его пожелания. И следить, чтобы они исполнялись. Он заставит меня отрабатывать этот долг каждую минуту оставшейся жизни. Что до его дочери, то из маленьких сучек вырастают большие злобные суки... суки с возможностями.

Он замолчал, явно задумавшись о чем-то важном. И Тисса сидела тихо, боясь помешать этим мыслям.

- Ребенок... скажи, у многих женщин есть тени? Из тех, кто постоянно в Замке обитает?

- У леди Лоу. Ингрид. Тианны. Сольвейг... наверное, почти у всех.

- Кроме тебя? Почему у тебя нет? Денег не хватило?

- Я... не знаю. Наверное. Я их только здесь увидела.

- И как?

- Очень страшно, - первая встреча с тенью, кажется, принадлежавшей леди Лоу, обернулась для Тиссы ночными кошмарами. В них она переставала быть собой, как будто кто-то вытаскивал душу, заполняя пустоту пухом, и вот Тисса больше не человек, но подушка. Пух был мягким, уютным, Тисса радовалась, что ей так хорошо, ничего больше не надо... а просыпалась с криком.

Других будила.

Потом привыкла, научилась не замечать, как делали остальные.

- Забудь, - Урфин поцеловал ее в висок. - И я все еще жду ответа. Ты выйдешь за меня замуж?

А разве у нее есть выбор?

Наверное, если он спрашивает. Но Тисса не желает выбирать.

- Да.

- Правильный ответ.

- А если бы...

- Мне пришлось бы тебя совратить... - он поглаживал шею, и не только шею, явно намереваясь исполнить угрозу, а Тиссе совершенно не хотелось его останавливать, - или шантажировать... или еще что-нибудь сделать. Но добровольное согласие - наилучший вариант. Этот воротник мне жутко мешает... твой портной мне мстит. Определенно.

Прикосновение губ к плечу. Дыхание по коже.

И кажется, Тисса окончательно потеряла стыд, если ей нравится. Рука, которая скользит по чулку, и добравшись до края, останавливается.

- Тэсс, ты понимаешь, что еще немного и...

- Да.

Она знает, что произойдет. Теоретически. Рисунки в книге Аль-Хайрама были крайне познавательны... ей ведь разрешили смотреть. Правда, Тисса решилась не сразу. И дважды книгу закрывала, но всякий раз возвращалась. Стыдно. Странно. Интересно. Рисунки порождали на редкость непристойные сны, в которых Тисса сама себе признаться стеснялась.

- Я... - говорить, глядя ему в глаза, было сложно. - Так хочу.

Кивок. И в ответ короткое:

- Не здесь.

Урфин поправил подвязку, и юбку тоже... он снова был деловит и сосредоточен, что вызывало у Тиссы желание отвесить ему пощечину, хотя поводов он и не давал.

Странно быть женщиной.

- Вставай, - он спихнул Тиссу с колен. - Пойдем.

- Куда?

- Жениться. Погоди... забыл совсем.

Тисса не поняла, откуда появилось кольцо. Тонкий ободок с угольно-черным камнем. Он был небольшим, но завораживал совершенством граней и неестественно глубоким цветом. Словно кусок бездны заключили в платиновую оплетку.

- Вот так лучше, - Урфин надел кольцо на палец Тиссы. - Алмаз из огненного мира. Первая вещь, которую удалось перенести.

Камень был горячим. Не обжигающе, но ощутимо, чего не бывает с камнями. И если так, то не выйдет ли однажды, что из кольца родится дракон?

Но Урфин опасения отверг со смехом.

- Зачем тебе дракон? У тебя есть я.

О да, Тисса согласилась, что это стоящая замена.

Особой необходимости в присутствии Сержанта не было. И он держался в стороне от разряженной толпы, привычно подмечая тех, кто в теории мог представлять опасность. Сержант и сам не понимал, по какому принципу он выделяет этих людей среди прочих, собравшихся в великом множестве, но просто привык полагаться на чутье.

Следовало признаться, что наблюдать за людьми было интересно.

Парень в синем камзоле с подбитыми ватой плечами - тщетная попытка придать сутулой его фигуре необходимый мужественный вид - слишком долго смотрит на Изольду. И скалится. Что-то говорит приятелю, который поспешно отворачивается, словно опасаясь быть причастным к непристойной фразе.

Девица в белом платье раздраженно обмахивается веером. Страусовые перья. Алмазная крошка. И алмазный же холодный взгляд... поклонники держатся послушной стаей. Но девице мало.

Кого упустила?

Кто бы это ни был, но его не простят.

Мальчишка паж пристроился у шлейфа тучной дамы, слишком занятой поучением дочери, чтобы замечать кого-либо. Что он делает? Если Сержант правильно понял, то привязывает к шлейфу дохлую крысу на веревочке.

Не следует мешать чужому веселью.

Троица рыцарей, явно больше увлеченных выпивкой, нежели поиском невест, окружила ледяного быка, которого изваяли весьма натуралистично...

- Доброй ночи. Вам тоже здесь скучно?

Рыцари подталкивали друг друга и, наконец, решившись, самый пьяный потянулся к бычьим яйцам. Поскольку скульптура возвышалась на постаменте, то вожделенные яйца были не такой простой целью.

- Меня зовут Меррон.

Справедливая, значит.

Высокая. Для женщины. Пожалуй, одного с Сержантом роста, что позволяет глядеть прямо, и во взгляде читается вызов.

Нескладная. Для женщины. Сухопара. Резковата. Прямая шея. Слишком широкие плечи. И сильные руки с очерченными мышцами, что по местным меркам вовсе неприемлемо. Грудь отсутствует, но она не пытается скрыть этот недостаток, восполняя пустоту за корсажем ватными подкладками. Скорее уж выпячивает его, надев платье с довольно откровенным вырезом.

Некрасивая. Для женщины. Вытянутое лицо с плоскими скулами. Нос длинный. Рот большой.

Но что-то в ней есть.

- Сержант.

- Это не имя, - девушка не уходила.

Глаза у нее темно-карие, вызывающе узкие, вздернутые к вискам.

...в дворцовом саду росла дикая вишня. Вызревала поздно, собирая скворцов со всей округи. И ягоды у нее были точь-в-точь такого же цвета. Сладко-горькие, терпкие.

- Какая разница? - Сержант отвернулся, чтобы увидеть бесславное отступление рыцарей. Бык сохранил свое достоинство.

- Никакой, - согласилась Меррон.

Платье красное. Какая дебютантка наденет на Зимний бал красное платье? И столь откровенно подчеркивающее недостатки фигуры? Та, которой отчаянно не хочется выходить замуж.

Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать?

Еще не понимает, что внешность - это лишь одно из условий сделки. И как бы она ни старалась, избежать свадьбы не выйдет.

- От кого прячешься?

- От тети, - Меррон почесала веером спину. - Извините, но жутко неудобно... а вы тоже считаете, что девушке неприлично надевать красное? А женщине - иметь мозги?

- Сколько тебе лет?

- Двадцать!

И поэтому считает себя взрослой, опытной и умудренной жизнью. Тетушка же слишком любит племянницу, если до сих пор не сбыла с рук. Наверняка, возится, увещевает, терпит стоически глупые выходки вроде этого платья.

- Мозги есть у всех, - сказал Сержант. - Вот только пользуются ими немногие.

Надулась. Уставилась, не зная, о чем еще говорить. Уйти гордость не позволяет...

- Вы... против равноправия?

- Кого и с кем?

- Всех. Со всеми. Люди рождаются одинаковыми. И значит, они равны! Имеют одинаковые права!

Сколько эмоций. И румянец вспыхивает во всю щеку.

- Какие, например?

- Всякие, - Меррон сунула кончик веера в рот. - Право на свободу. И право на власть...

В висках заломило. Ну уж нет, этот разговор пора прекращать, но девушка была рада поделиться мудрыми мыслями.

-...право жить так, как хочется!

- Кому?

- Каждому свободному гражданину!

- Девочка, - Сержант позволил себе наклониться и обнять ее. Тощая. Ребристая. И довольно-таки сильная. Вырывается молча и уперто. - Мне вот, свободному гражданину, хочется взять тебя и отнести на конюшню. Задрать тебе юбку и...

- Вы не посмеете...

-...выпороть. Хорошо помогает от всякой дури. Хотя не исключаю, что другим свободным гражданам может захотеться чего другого... ты уже взрослая, понимаешь. А есть еще третьи, которые охотно выдерут из твоих ушей серьги. И четвертые, им просто нравится убивать... пятые... ты себе не представляешь, сколько всяких разных желаний появляется у людей, когда они думают, что свободны от всего. Чести. Совести. Закона. Абсолютная свобода - страшная вещь.

Сержант все-таки выпустил ее, только придержал, чтобы не упала.

- Вы... вы не понимаете! - отступать Меррон не собиралась. И глаза сверкают гневно. Почти красивая даже. - Есть высшая справедливость!

- Где?

- Благо для всех! Люди вместе решают, как им быть! И...

- И всегда найдется кто-то, кем пожертвуют. Не бывает блага для всех, Меррон. Для большинства - еще возможно. Но не для всех.

- То есть, свободы выбора нет?

- Есть. В определенных рамках. Ты можешь выйти замуж. А можешь остаться старой девой и разводить кошек.

Не отшатнулась, не зашипела возмущенно, но взяла за руку и сказала.

- Идем.

- Куда?

- На конюшню... или еще куда-нибудь.

Более чем откровенное предложение, от которого в кои-то веки не хотелось отказываться. Грудь у Меррон имелась, очень чувствительная, с темными крупными сосками. И впалый смуглый живот, который нервно вздрагивал от каждого прикосновения. И еще кое-что, о чем Меррон забыла предупредить.

С другой стороны, почему бы и не жениться... хуже не будет.

Наша Светлость все-таки с предубеждением относятся к людям, которые разглядывают ея столь откровенно. Ощущение, что просто облизывают взглядом.

- Ваша Светлость выглядят неимоверно очаровательно, - у толстяка, обвешанного золотыми цепочками, как елка гирляндами, потные руки и влажные губы. Перчатка и та промокает. - Ваш стиль одежды... многое открыл.

...лорд Андерфолл.

...родственник той девушки?

...отец. Получил отказ от Урфина и пришел взывать к моему разуму.

- Ваша Светлость, - верноподданнический взгляд устремлен на Кайя. - Не соблаговолите ли вы уделить мне толику вашего драгоценного времени.

- Внимательно вас слушаю.

- Но...

Он готов говорить, однако присутствие Нашей Светлости считает излишним. Государственные дела не для женских ушей, а судя по выражению лица, дело было из найважнейших.

- Говорите, - Кайя не в настроении играть в тайны. Их Светлость тоже не любят сальных взглядов. - Или не говорите. Ваше дело.

- Это касается вашего...

- Кузена?

...это с каких пор?

...дядя давно хотел усыновить Урфина. А тот сопротивлялся. Но дядя всегда добивается того, чего хочет.

Усыновил, значит. Дитятко двадцати осьми годочков от роду. Сиротинушку горькую...

...в законе нет ни слова о возрасте. И честно говоря, я рад. Они ведь похожи.

- Он поступает крайне необдуманно, отвергая поддержку, которую я мог бы оказать вам... - обтекаемые фразы, но смысл понятен: продайте вашего мальчика в заботливые руки, и будет вам счастье.

...ты думаешь, что...

...молодость у дяди была бурной. Но он никогда бы не бросил своего ребенка. Тем более не позволил бы продать.

- Если вы хотите оказать мне поддержку, то я с огромной благодарностью приму ее, - Кайя говорит, глядя поверх головы лорда Андерфолла. - Но вы пытаетесь меня купить.

Угадал. Но гордиться здесь нечем.

Лорда Андерфолл привык покупать, не важно что, на все цена найдется. И он считает, что предложил достойную.

- Что до моего кузена, то он вправе сделать свой выбор. И он его сделал. Обернитесь.

Все-таки жаль, что я лишена удовольствия видеть выражение лица многоуважаемого лорда.

Да, Наша Светлость мелочны и мстительны. Бывает.

...Кайя, а почему только сейчас? Он ведь мог и раньше.

...мог. Магнус старший в роду. Не в протекторате, а в семье, понимаешь? И он несет ответственность за поступки всех членов семьи. Возможно, он не готов был отвечать за Урфина. Но точно будет зол, что пропустил свадьбу. Наверняка заставит повторить.

Повторим. Я буду рада.

На Тиссу смотрели. Все. Она считала взгляды, сбивалась, начинала счет наново. Презрение. Удивление. Зависть. И раздражение. Возмущение тоже...

Оркестр смолк.

Толпа окружила. Им любопытно, просто-напросто любопытно.

- Я, - голос Урфина звучит достаточно громко, чтобы слышали все, - Урфин Дохерти, беру Тиссу Ольгрейф в жены. И здесь, перед всеми...

Плащ, уже знакомый, согретый ее же теплом, опускается на плечи.

-...клянусь беречь и защищать ее.

Под тяжестью плаща Тисса опускается на колени. Она представляла свою свадьбу совсем другой, но... эта тоже чем-то неплоха.

Урфин помогает подняться. Этот его поцелуй злой и жадный, и Тисса понимает причину, лишь поймав на себе еще один взгляд. Насмешливый.

Гийом де Монфор салютует кубком, поздравляя со свадьбой.

О нет! Только не сейчас.

- Не бойся. Сегодня я не уйду, - Урфин сжал руку, скорее сам успокаиваясь, чем успокаивая Тиссу.

Сегодня. А что будет завтра?

Тисса не знала.

Но Зимний бал недаром проводят в самую длинную ночь, и сегодняшняя все продолжалась и продолжалась... Их поздравляли. Леди Изольда и Их Светлость - искренне. Остальные - из вежливости, но тоже было приятно. Потом был темный коридор и лестница, которую Урфин не смог пропустить, потому что репутацию надо оправдывать... и другой коридор.

Его прежняя комната, в которой появилась новая кровать.

Вино. Камин.

Клубника, как маленькое чудо зимой. И шпильки, одна за другой выскальзывающие из волос.

- Если ты передумала, я уйду.

- Нет.

Тисса не передумала. Ей немного не по себе, но... это ведь пройдет. А у него на груди новые шрамы, мелкие, что рисовые зерна, они складывались в знакомый рисунок. Синий щит и белый паладин. Шрамы только-только зажили, и Тисса прикасается к ним осторожно. От кожи неуловимо пахнет розами.

Платье опускается на пол. И сорочка отправляется следом.

Зима опускает флаги.

- Ты очень красивая. Не надо бояться.

Ее изучают. Шершавыми подушечками пальцев. Губами. Языком. Убивая остатки стыда. Загоняя сердце влет. До вздоха, до всхлипа, до стона, который не получается удержать в себе.

Разве должно быть вот так? Выходит, что да... и почти не больно. Разве что неудобно самую малость.