Марта, 1992. Без обид, но девчонки странные

Дорогой друг,

Без обид, но девчонки странные. Просто никак по-другому и не скажешь.

Я был на ещё одном свидании с Мэри Элизабет. Во многом оно походило на танцы, разве что наша одежда была более удобной. Опять же, пригласила меня она, и я думаю, что это нормально; но мне, наверное, тоже иногда придётся её приглашать – нельзя же постоянно надеяться, что пригласят тебя. Кроме того, если я приглашу её, то буду уверен, что встречаюсь именно со своей избранницей, если она согласится. Всё так сложно устроено.

Хорошая новость в том, что на этот раз машину вёл я. Я попросил отца одолжить мне его машину. Это произошло за обедом.

– Зачем? – папа бережёт свою машину.

– У Чарли появилась подружка, – сказала сестра.

– Она не моя подружка, – сказал я.

– Что это за девочка? – спросил отец.

– Что такое? – спросила мама с кухни.

– Чарли хочет взять машину, – ответил папа.

– Зачем? – спросила мама.

– Вот это я и пытаюсь у него узнать! – ответил отец, повысив голос.

– Не надо так резко, – сказала мама.

– Извини, – ответил отец, в общем-то, раскаяния не чувствуя. Потом он снова повернулся ко мне.

– Ну, расскажи мне об этой девочке.

И я немного рассказал ему о Мэри Элизабет, опустив тот факт, что у неё есть татуировка и проколот пупок. Некоторое время он слегка улыбался, пытаясь понять, было ли у нас с ней что-то. Потом сказал «да». Я мог взять его машину. Когда мама вошла с кофе, отец всё рассказал ей, пока я ел десерт.

Тем вечером, когда я заканчивал читать свою книгу, вошёл отец и сел на край моей кровати. Он закурил и завёл со мной разговор о сексе. Несколько лет назад он уже говорил со мной об этом, но тогда тема больше касалась биологического аспекта. Теперь он говорил что-то вроде…

«Знаю, я твой старик, но… в наше время невозможно быть слишком осторожным», и «предохраняйся», и «если она против, пойми, что она действительно этого не хочет…», «если ты будешь принуждать её к тому, чего она не хочет, попадёшь в неприятности, молодой человек…», «и даже если она говорит «нет», но на самом деле согласна, то совершенно понятно, что она играет в игры и не стоит того, чтобы тратить на неё время».

«Если тебе нужно с кем-то поговорить, ты всегда можешь на меня рассчитывать, но если тебе по какой-либо причине не захочется обращаться ко мне, поговори со своим братом», и, наконец, «я рад, что мы поговорили».

Потом отец потрепал меня по волосам, улыбнулся и вышел из комнаты. Наверное, я должен тебе сказать, что мой отец не такой, каких обычно показывают по телевизору. Такие вещи как секс не смущают его. И он довольно много об этом знает.

Думаю, он особенно обрадовался, потому что, когда я был очень маленьким, я много целовался с одним соседским мальчиком, и хоть мой психиатр и сказал, что познавать такие вещи для малышей – нормальное явление, мне кажется, отец всё равно боялся за меня. Я считаю это нормальным, хоть и не уверен почему.

Так или иначе, мы с Мэри Элизабет приехали в город посмотреть кино. Смотрели мы, что называется, «арт-хаус». Мэри Элизабет сказала, что этот фильм получил награду на каком-то известном европейском кинофестивале; по её мнению, это впечатляет. Пока мы ждали начала фильма, она возмущалась, как стыдно, что столько людей предпочитают ходить на глупое голливудское кино, а наш зал насчитывает всего несколько человек. Потом она разглагольствовала, как ей не терпится уехать отсюда и пойти в колледж, где люди оценивают такие вещи по заслугам.

Потом началось кино. Оно было на иностранном языке, а внизу экрана появлялись субтитры, что было забавно, ведь я раньше никогда не читал фильмов. Само кино было интересным, но мне оно не показалось очень хорошим, потому что после его окончания я не почувствовал себя иначе, чем до просмотра.

А вот Мэри Элизабет почувствовала. Она постоянно повторяла, каким «выразительным» был этот фильм. Таким «выразительным». Наверное, так и есть. Дело в том, что я не понял его главной идеи, хоть она и была ясно «выражена».

После мы поехали в магазин дисков в подвале, и Мэри Элизабет устроила мне экскурсию по нему. Она любит этот магазин. Она сказала, что здесь чувствует себя самой собой. И сказала, что до того как кофейни стали популярными, ребятам вроде неё было некуда пойти, кроме как в «Большой парень», который до этого года был старым заведением.

Она показала мне раздел кино и рассказала обо всех этих культовых кинорежиссёрах и французах. Затем провела меня вниз, к разделу с дисками, импортируемыми из других стран, и поведала о «настоящей» альтернативной музыке. Далее мы прошли к разделу с фолк-музыкой, где она рассказала мне о женских коллективах вроде The Slits.

Она сказала, что неудобно чувствует себя, потому что ничего не подарила мне на Рождество, и хочет исправиться. И она купила мне диск Билли Холидей и спросила, не хочу ли я поехать к ней послушать его.

Я сидел один в подвале, пока она наверху готовила нам напитки. Я оглядел комнату, очень чистую и пахнущую так, будто здесь никто не жил. Здесь был камин с полкой наверху, на которой стояли трофеи побед в гольфе. Ещё здесь был телевизор и классная стереосистема. Мэри Элизабет спустилась с двумя бокалами и бутылкой коньяка. Она сказала, что ненавидит всё, что любят её родители, за исключением коньяка.

Она попросила меня разлить напиток, пока она разжигает огонь. Она была очень взволнована, что казалось странным – это на неё не похоже. Ещё она беспрерывно говорила, как любит огонь и как хочет однажды выйти замуж и жить в Вермонте, что тоже было странно, ведь обычно Мэри Элизабет о таких вещах не говорит. Когда она закончила с огнём, то поставила диск и, пританцовывая, подошла ко мне. Она сказала, что ей очень тепло, но не в смысле температуры.

Заиграла музыка, она чокнулась со мной, сказала «ура» и пригубила коньяк. Кстати говоря, коньяк был хороший, но на вечеринке Тайных Сант он был намного лучше. Мы быстро расправились с первыми бокалами. Моё сердце забилось очень часто, я начинал нервничать. Она передала мне другой бокал коньяка, осторожно дотронувшись до моей руки. Затем перекинула свою ногу через мою, и я смотрел, как она покачивалась. Потом я почувствовал её руку сзади на своей шее. Она просто медленно двигалась. Моё сердце забилось как сумасшедшее.

– Тебе нравится диск? – очень тихо спросила она.

– Очень.

Мне он и правда нравился. Красивая музыка.

– Чарли?

– Ага?

– Я тебе нравлюсь?

– Ага.

– Ты понимаешь, о чём я?

– Ага.

– Ты нервничаешь?

– Ага.

– Не нервничай.

– Ладно.

И тогда я почувствовал её вторую руку. Она дотронулась до моего колена и двинулась по боковой стороне ноги к моему бедру, животу. Потом она убрала свою ногу с моей и села на мои колени, лицом ко мне. Она посмотрела мне прямо в глаза и ни разу не моргнула. Ни одного разу. Её лицо выглядело совсем другим, немного туманным. Она наклонилась и стала целовать мою шею и уши. Потом щёки. Потом губы. И всё вокруг будто таяло в вечерней дымке. Она взяла мою руку и положила её себе на свитер, и я не мог поверить в то, что со мной происходило. И какой грудь была на ощупь. И, уже позже, как она выглядела. И как сложно было справиться с бюстгальтером.

После того как мы сделали всё, что только можно сделать выше пояса, я лёг на пол, и Мэри Элизабет положила голову мне на грудь. Мы оба очень медленно дышали и слушали музыку, а огонь потрескивал. Когда закончилась последняя песня, я почувствовал её дыхание на своей груди.

– Чарли?

– Ага?

– Ты считаешь меня симпатичной?

– Я думаю, ты очень красивая.

– Правда?

– Правда.

Тогда Мэри Элизабет ещё крепче обняла меня и следующие полчаса совсем не разговаривала. Всё, что я мог делать, – просто лежать там и думать, как сильно изменился её голос, когда она спросила, считаю ли я её симпатичной, и как сильно она изменилась, когда я ответил, и как Сэм сказала, что не любит такие вещи, и как моя рука начинала ныть.

Слава Богу, мы услышали, как открылась автоматическая дверь гаража.

С любовью, Чарли.