Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
ТЫГЫНА—ПОВЕЛИТЕЛЯ ЯКУТОВ 2 страница
|
|
Воины возразили шаману:
«Такая меткость нам не под силу. Если кто и может сделать это, то только ты сам!»
Вот Бёчёкё-Бёгё, сын Тыгына, сидя на этом коне, выступает впереди своего отряда, чтобы завязать бой перестрелкой.
Шаман Атарба выстрелил в коня; стрела, угодив как раз в лобное пятно, вышла через задний проход. После смерти коня Тыгын попросил мира. В возмещение прежде убитых им людей выдал одну девицу в полном брачном наряде и сто лошадей.
Этот рассказ я слышал от своего дяди Филиппа Козлова, 70-летнего старика.
Козлов Василий, 34 лет, 1-го Малтанского наслега. Июль 1921 г.
№ 72. Борьба Тыгына с намцами
В древности, как рассказывают, происходили постоянные войны. Кто был силен, тот и был прав. Тыгын же покорил и подчинил себе все остальные улусы. У него были три коня кроваво- красной масти; один из них поперек лба имел «туосахта» [так называется отметина на лбу у рогатого скота и лошадей иной масти, чем остальная шерсть. То же название имеет и круглая металлическая бляха спереди старинной женской шапки].
В ту пору в Намцах родился замечательный мальчик, который будто бы от рождения имел золотую серьгу в ухе. Когда ему исполнилось девять лет, Тыгын отправил в Намцы сына Бёчёка убить его. Бёчёк прибыл туда с девятью товарищами. В доме застали только одну старуху. Внутри юрты висел лук. Бёчёк попробовал натянуть его, но не смог. На вопрос, чей лук, старуха пояснила, что это игрушка ее мальчика. В этот момент неожиданно выбежал между людьми ребенок с серьгой в ухе, похожий на жеребца. Побежали за ним, догнали и убили. Бёчёк вынул сердце ребенка, разрезал на девять частей и съел. Это значило будто бы воспринять мужество убитого, когда удавалось доконать исконного врага.
Затем пришедшие подожгли один дом с бывшими там людьми. В это время из камелька появился человек с блестящими глазами, одетый в старый ровдужный плащ, ссохшийся вокруг талии. Он выскочил наружу с натянутым луком и тотчас же выстрелил, метясь в Бёчёка. Последний едва успел защититься своей пальмой, приставив ее к щеке. Стрела, пронзив клинок пальмы толщиной в палец, больно ожгла его щеку. Устрашившись этого человека, все пустились бежать. Стрелок с блестящими глазами был шаман.
По уходе врагов шаман совершил камлание и, провидя грядущее, сказал:
«Скоро прибудет войско Тыгына, вооружитесь и будьте наготове. Впереди будет ехать человек на лошади кроваво-красной масти. Если убьете этого коня, то отлетит от них Илбис-Кыыса. Только тогда ослабнет их сила!»
Вот выступает войско. Бёчёк впереди верхом на лошади кроваво-гнедой масти с отметиной на лбу. Шаман выстрелил, стрела его угодила как раз в лобную отметину лошади и выскочила через задний проход. Войско побежало назад. После этого шаман сказал своим людям:
«Скоро Тыгын пошлет трех всадников на конях белой масти, прося мира!»
Случилось так, как сказал. Мирятся. В возмещение убитых людей [«Ёлёрбют киси онньута». «Онньу» — вира, имущественное возмещение за учиненное преступление] Тыгын заколол сто коней для угощения, разостлал бересту. В конце раздачи мяса на долю шамана досталась голенная кость коня. Шаман взял эту кость, одним взмахом снял мясо, а голой костью, кинутой с размаху, пронзил спину раздатчика мяса... И тотчас же попятился назад, делая прыжки в пять и десять луков. [По-видимому, в старину длина лука служила мерой длины.] При этом он приговаривал:
«Теперь мы с тобой затеем игру, состязание...» [Запись здесь обрывается.]
Данилов Степан, 76 лет, 1-го Малтанского наслега. Июль 1921 г.
№ 73. Беженцы на Вилюй во времена Тыгына
В старину Тыгын, рассказывают, вел войну.
У него была младшая сестра, которая имела расслабленного сына; последний до 30-летнего возраста пролежал в постели, но тем не менее рос и полнел неимоверно. Про него-то Тыгын однажды сказал:
«Из этого парня выйдет после человек, который будет превосходить всех вас, поэтому не мешало бы его заранее умертвить».
Эти слова услышала мать расслабленного и передала ему. Сын, обращаясь к матери, сказал:
«Мама, нам необходимо бежать, запряги своего белого быка, мы выедем по вилюйской пади и тайком проберемся на запад!»
Дело было поздней осенью, когда земля уже подмерзла. Мать калеки запрягла быка в сани, посадила сына и ночью выехала по вилюйской дороге. Полозья саней бороздили промерзлую землю вглубь на два пальца — так тяжел был ее сын. Едут. Мать беспрерывно оборачивается назад [ожидая погони]. Доехали до места Багалаах в Одунинцах. [Название наслега Западно-Кангаласского улуса по Вилюйскому тракту.] Вдруг мать, обращаясь к сыну, сказала:
«Эй, паренек, уже настигает нас черный люд этого чудовища Тыгына! Что же станешь делать теперь?»
Сын громким гиканием «сай» понукнул быка, крикнул «ис» и несколько раз ударил его своим большим посохом. В это время преследующее войско было уже совсем близко, вот уже доехали до середины лесной поляны. Калека вдруг издал сильный крик и выдернул хвост у быка. Затем, подскочив к быку, стал высасывать его кровь из спины. Напившись крови быка, он неожиданно обрел способность ходить. Потом выдернул с корнем молодую лиственницу, одним взмахом счистил все ее ветки и, вооружившись ею, пошел навстречу преследователям. Но те, увидев его, со страху все побежали назад.
Парень не стал преследовать бегущих. Подойдя к убитому быку, он освежевал тушу. Из шкуры сделал большую суму, наложил туда бычьего мяса. Мать усадил к себе на спину, спереди навесил суму с мясом и в таком виде, не торопясь, валкими шагами направился дальше на Вилюй. Рассказывают, что он обзавелся там семьей и стал жить-поживать [дословно — стал человеком].
Этот рассказ я слышал от своего дедушки, а также и от других, между прочим и от Чыппыс-Петра.
Аммосов Константин, 35 лет, 1-го Малтанского наслега. Июль 1921 г.
№ 74. Беженцы на Вилюй во времена Тыгына
Тыгын был якутским царем. Он жил над озером Сайсары. У него был брат по имени Быркынгаа-Боотур, который позже стал предком вилюйских якутов. Последний имел местожительство около озера Ытык-Кюёл.
У Тыгына, как рассказывают, был конь кроваво-красной масти, на котором он выезжал на битву; второго его коня, служившего для постоянной езды, звали Харджас-Хара. Однажды Быркынгаа-Боотур с отрядом в сорок человек прибыл в стан Тыгына, похитил коня Харджас-Хара и заколол его на пищу.
Тыгын имел обыкновение в начале лета до Петрова дня устраивать ысыах, на который созывал народ. Устроив такой праздник, он пригласил Быркынгаа-Боотура. Тот прибыл с сорока воинами. Вошли в жилище Тыгына, завязалась обычная беседа... Тыгын, обращаясь к брату, сказал:
«Ну, скажи, на что похоже твое поведение, что значит этот поступок, зачем ты похитил и заколол моего коня?»
Брат на это ответил:
«Мои люди сказали, что застрелили твоего коня по ошибке, приняв за лося; хвост и грива его обгорели от лесного пожара, и, когда он в таком виде сбегал с западной горы, второпях признали его за дикого зверя. Сказать тебе об этом несчастье никто не решился, поневоле пришлось скрыть преступление, а мясо коня употребить в пищу».
Выслушав эти объяснения, Тыгын сказал:
«Мой приговор за это злодеяние таков: в уплату за четыре главные части туши ты должен немедленно сдать все сорок коней, на которых вы приехали; сейчас же расседлайте их и отведите в мой загон. А что касается платежа за мелкие части туши, то об этом мой приговор узнаете по прошествии праздника, ибо в эти дни, когда с высоты взирает на нас Юрюнг-Айыы и возвратился сам Уордаах-Джёсёгёй, будет грешно подвергать людей телесному наказанию!»
Услышав эти слова, люди Быркынгаа-Боотура ни на шаг от него не отставали. Улучив момент, начальник сказал им:
«Эй, парни, луки держите при себе, мы найдем, на что охотиться, не бросайте и седел, будут и кони... Чем здесь, подвергаясь телесному наказанию, позволять кромсать наше тело и портить нрав, лучше бежать. Пусть наши дети плачут, а жены остаются. Тайком проберемся мы туда, где Вилюй изливается, тремя протоками, где перелетной дичи видимо-невидимо, а разная рыба на берегах рек и озер просто гниет!»
И вот все они бежали по направлению восхода летнего солнца, взяв на плечи седла и захватив с собой луки. Их начальник был вместе с ними. На расстоянии трех дней пути от места жительства Тыгына жил один намский богач. Беглецы прибыли к нему и устроили привал на пригорке, поставив однобокий шалаш. Быркынгаа-Боотур послал к богачу двух человек с поручением рассказать ему, зачем и куда они направляются, и с просьбой прислать им кумыс для утоления жажды. Посланные передали богачу слова и просьбу своего господина, но тот сказал: «Грабителям и ослушникам якутского царя я не намерен оказывать какое-либо содействие; куда направились, туда и идите!» Услышав эти слова, его жена-старуха говорит ему:
«Давеча утром, когда я встала доить коров, слышала покашливание человека чрезвычайно внушительным голосом. Ведь весь кумыс предназначен для угощения народа в завтрашний день, задержи этих людей, дай им напиться!»
Муж на это сердито возразил:
«Разве утром с этими разбойниками ты вступила в любовную связь, что вздумала за них заступаться? Пусть скорее проваливают отсюда!»
Посланные вернулись и рассказали все, что слышали от богача и его жены. Начальник Боотур сказал:
«Теперь, когда сверху взирает на нас Юрюнг-Айыы и настало время возврата Уордаах-Джёсёгёя, будет грех идти разорять и убивать человека. Кто имеет какое имущество и запасы пищи — властен распоряжаться ими по своему усмотрению, пойдемте дальше туда, куда мы держим путь!»
Добрались до устья трех Вилюев. Одни стали промышлять, другие занялись сенокосом, приготовили все зимнее обзаведение.
Начальник осенью, еще до снега, снарядил 25 человек, вооруженных луками и пальмами, к намскому богачу с приказом истребить всех за исключением его жены-старухи, оставив для нее запас пищи. При этом он добавил:
«Если возьмете жен из среды своих кровных врагов, то не будет вам счастья!»
Посланный отряд исполнил приказ своего начальника: убили самого богача и всех его людей, оставили в живых только старуху и одну красивую девицу, а все имущество и скот забрали с собой. Когда они возвращались на Вилюй, начальник встретил их на расстоянии дневного перехода [от дома] и, увидев плененную девушку, приказал тут же заколоть ее.
Вслед за тем эти сорок человек взяли жен из местных тунгусов и стали родоначальниками четырех Вилюйских улусов.
Этот рассказ я слышал от Афанасия Корякина, которому приблизительно было 50 лет годов десять тому назад.
Козлов Василий, 34 лет, 1-го Малтанского наслега. Июль 1921 г.
№ 75. Потомок Тыгына у русского царя и его мудрые ответы (О Софроне Сыранове)
Софрон Сыранов, по прозванию Депутат, был якут Малтанского наслега. Он ездил к царю три раза. В первую поездку не мог добиться приема. Он спросил совета у одного русского сановника, каким способом добиться приема у царицы. Тот ответил ему:
«Закажи сшить себе одежду из шкуры белого зайца, а затем иди на то место, где государыня обычно гуляет. Увидев тебя в таком одеянии, она обязательно прикажет привести к себе».
Сделал так. Солдаты схватили его и привели к государыне. Та спрашивает.
Сыранов ответил: такой-то, приехал из Сибири. Тогда государыня Екатерина говорит:
«Будет депутатское заседание, приходи туда и будешь участвовать в обсуждениях!»
Ходил он на эти собрания и зарекомендовал себя с хорошей стороны. Отправили его на родину со званием депутата.
В первую поездку Сыранова государыня спросила:
«Какая у вас самая крепкая веревка?»
Он ответил:
«Черная ива».
«Что считается у вас самой лучшей пищей?»
«Вода».
«А для езды какой скот считается лучшим?»
На это он ответил:
«Из трех досок сколачиваем особую посудину, на ней плаваем по воде; она не просит пищи и не знает усталости».
Рассказывают, что он увез с собой голенную кость и кость от предплечья Чаллаайы. Кости эти будто бы громадной величины.
Паспортные данные те же, что и у текста № 74.
№ 76. Потомки Тыгына у русского царя
По приказу царя нашли одного якута Намского улуса, по имени Нохто, который будто бы происходил от дочери Тыгына. Вместе с ним напросился ехать к царю в качестве слуги и сопроводителя Масары. Он был прямым внуком Тыгына. После смерти своего отца Мёчёкё-Бёгё остался девятилетним. Поехали вместе, добрались.
Нохто получил свидание с царем, был принят с почетом. Виделся с ним два раза. Нохто уже стал умывать свои руки с мылом в особом тазу.
Масары начал выспрашивать у своего господина, как ему удается получить свидание с царем, но тот все время отмалчивался. Масары не вытерпел и в гневе воскликнул:
«Ты хочешь теперь угнетать меня!»
Однажды Нохто приказал ему принести воды в умывальный таз. Масары принес, но половину нарочно пролил, будучи в сильном гневе. Рассердился и Нохто, хотел побить его. Масары сказал:
«Твой дед и бабушка когда-то были в услужении у наших, когда мы хранили свое прежнее положение, а теперь, когда мы находимся в уничижении, ты хочешь угнетать нас. Вот я рассчитаюсь с тобой, кто кого возьмет!»
С этими словами он накинулся на своего господина, схватил его за шиворот и уже занес свой меч, чтобы отрубить ему голову, но был остановлен посторонними. Об этом поступке Масары сообщили царю. Последний приказал схватить его и привести для допроса. Царь спрашивает:
«Зачем ты вознамерился убить своего господина?»
Масары ответил:
«Я — прямой потомок Тыгына, сын его сына, а вот этот Нохто только сын его дочери. Он [его предки] у моих именитых дедов был слугой, а теперь, сделав меня своим работником, всячески угнетает. Поэтому, будучи в сильном гневе, поскандалил. Я прибыл сюда по своей доброй воле».
Царь спрашивает:
«Узнаешь ли ты своего отца и дядей?»
И показал ему их портрет. Признал их, переименовал и тут же с горя, думая, что ради насмешки сохранили портреты, заплакал. Дальше царь спрашивает:
«Какое же доказательство ты мог бы представить о своем родстве с ними?»
Масары ответил на это:
«Под кроватью, где сплю, я имею суму, сшитую из конской шкуры. Прикажи принести ее!»
Принесли. Там оказывается были привезенные им кости руки и голени его дяди Чаллаайы. Сравнили с теми костями, которые были привезены раньше. Кости оказались парными. Потому-то царь и решил, что он действительно кровный потомок Тыгына.
Затем царь задал Масары вопрос:
«Скажи мне, какая пища у вас, у якутов, считается самой лучшей?»
Масары ответил:
«Вода».
Спрашивает дальше:
«Какая же веревка считается у вас самой крепкой?»
Масары ответил:
«Тальниковая вязь».
Те же вопросы задали и Нохто. Тот на первый вопрос ответил:
«Масло и жир», — а на второй сказал:
«Из кожи пороза срезаем ремни, их крутим и сучим. Эта веревка считается самой прочной».
Царю больше понравились ответы Масары. Затем, находя неудобным сожительство двух врагов, расселили их по разным местам. Живут.
Масары думает про себя, каким бы способом добиться свидания с царем и получить от него разрешение ехать домой. Наконец нашел следующий способ обратить на себя царское внимание. Он сделал вид, что намеревается изнасиловать жену своего домохозяина. Поймали и привели к царю, сказав при этом, что он хотел совершить бесчестный поступок. Царь допрашивает:
«Как это ты осмелился на этот позорный поступок?»
Масары держит такой ответ:
«У себя дома с девятилетнего возраста я имел девять жен, с ними разлучился очень давно, потому, наверное, и появилось у меня непреодолимое желание. Только эта крайность могла быть причиной моего поступка».
Царь поверил, что он действительно мог иметь девять жен, и предложил ему выбрать одну жену из девяти женщин разных национальностей. Масары будто бы выбрал калмычку. В приданое за ней царь дал одного верблюда, подарил кортик и возвел его в княжеское звание.
Паспортные данные те же, что и у текста № 74.
№ 77. Потомки Масары — правнуки Тыгына
По возвращении Масары на родину у него от жены-калмычки родился сын Ырыа-Тэнийэ. Вторично он женился на якутке, от нее родились два сына: Баай-Баабыкый и Кюннэт-Кинээс.
Кюннэт-Кинээс имел двух жен, но они долгое время были бездетны. Поэтому он пригласил из Вилюя айыы ойуна, не причастного ни к чему нечистому, чтобы совершить моление о даровании детей. Из Намцев пригласили другого шамана небожителей, чтобы при совершении «айыысыт тартарар» [обряд испрошения женских родов] исполнять обязанности «кутуруксута» [помощник главного шамана].
Моление совершали летом до Петрова дня, устроив предварительно праздник кропления кумыса в честь Юрюнг-Айыы. Совершая священнодействие, оба шамана вознеслись к Юрюнг- Айыы.
Вот они добрались до Юрюнг-Айыы. Говорят ему [поют]:
«Кюннэт-Кинээс, ниспосланный по твоей воле на среднюю землю, не имеет детей. Его две жены лишились способности рожать. Он послал нас с просьбой к тебе даровать ему детей».
На это Юрюнг-Айыы ответил [рассказчик добавляет — «шаман говорит за него»]:
«Его именитый дед [т. е. Тыгын] мешал размножению хорошего скота, дочиста истребляя его, не давал размножаться родовитым людям, постоянно уничтожая их. Поэтому я живу, не чувствуя к нему [к потомкам его] расположения».
Шаман стал неотступно умолять божество. Наконец оно ответило:
«Ну, пусть будет так: дарую ему сына по имени Айанньыт- Ыстарыан, вторым — именитого Айгаан-Кюрююкю, который родится с назначением благоустроить землю» [дословно — поставить изгороди и построить жеребячьи хлева. Это выражение употребляется в разговоре в смысле управлять, привести в порядок].
Шаманы, обернувшись назад, стали спускаться. В это время задний шаман-намец, чуть приостановившись [как будто к чему- то прислушиваясь], бросил беглый взгляд куда-то в сторону.
Старший, вернувшись на землю, сказал:
«Я принес вам души двух детей, имена их должны быть такие-то».
И с этими словами он вдохнул их в темя старшей жены.
Старик Кюннэт-Кинээс вопрошает младшего шамана:
«Не узнал ли ты какие-либо добрые вести, что нам скажешь?»
Тот ответил:
«Я слышал голос живущей внизу, Айыысыт, она говорит:
«И я когда-то даровала им избранный, рослый скот, и я давала им плодовитое и знатное потомство. Почему вы ныне обходите меня сзади, как будто я увешана жертвенными шкурами для злых духов. Почему проходите мимо меня спереди, как будто сопку, населенную страшными духами? И теперь ведь не оскудела моя дающая рука!»
На следующий день попросили младшего шамана совершить моление к Айыысыт. Он пришел к богине, умоляет и просит. Айыысыт сказала:
«Я дарую им сына по имени Могой-Сыраан, вслед за ним крепкого и упрямого нравом, наподобие лиственничной крени, Кииллээйи-Сабарча, еще сына по имени Хара-Бытык Кётююнэп [Черная Борода Кетююнэп] и, наконец, четвертого по имени Тасыччы-Бэрт [свыше меры лучший, совершенный]. Затем, чтобы он не огорчался тем, что лишился удовольствия прибыть к коновязи иноплеменников [«омук» — иное племя, но обычно это слово употребляется и для обозначения людей иных улусов и дальних наслегов] свадебным гостем, я дам ему двух дочерей. Дарованные мною дети все будут счастливы».
С этими словами богиня дала шаману два камня «сата» [особые камни, якобы находимые во внутренностях разных животных, которые, по понятиям древних якутов, влияют на погоду] с особыми именами — «Кютэрчин» и «Тагыалай» — для прикрытия дороги детей. [Смысл последней фразы не удалось выяснить.] При этом она просила положить эти камни на полке боковой матицы юрты и обещала после убрать их сама.
Когда шаман вернулся от богини, на следующий же день выпал снег, образовавший покров толщиной на целую четверть [«харыс» — расстояние между концами растянутых большого и среднего пальцев руки]. Под тяжестью этого снега ветви всех деревьев поникли к земле. Через день весь снег растаял.
Как сказано было шаманами, родились шесть сыновей и две дочери. Сына Айгаан-Кюрююкю Кюннэт-Кинээс дал своему старшему брату Баай-Баабыкыю для усыновления.
Кииллээйи-Сабарча был любимым сыном отца. Когда он, плача, потягивался, будучи двухлетним, его колыбель, сделанная из лиственничных досок, давала трещины. Кормили его молоком семи коров-стародоек, но и такое количество молока было для него недостаточно. Когда он вырос, из него вышел необычайно сильный человек.
Паспортные данные те же, что и у текста № 74.
№ 78. Софрон Сыранов Джокутаат
От Могой-Сыраана родился Семен-Эмийэ, вторым сыном был Софрон Сыранов, которого сокращенно зовут Депутат [Джокутаат]. От второй жены Могой-Сыраана, по имени Мыылалаах- Тыкаа, родился сын Купча.
Софрон Сыранов три раза ездил в Россию [дословно «на юг»; югом, южной страной якуты называли по преимуществу европейскую Россию, вообще далекую страну высшей культуры]. Там он крестился, получил звание депутата и привез с собой особую грамоту. [Он ездил представителем от якутов в Екатерининскую комиссию по составлению нового уложения в 1762 г.] Затем он принял обязательство платить денежные подати за землю. Рассказывают, что до него якутские земли не облагались податями. Он также имел особое право подвергать своих якутов телесному наказанию. За смерть людей от налагаемых им наказаний он не отвечал до двух случаев, только при смерти третьего человека он обязан был давать ответ и объяснения самому царю.
Сын Депутата Додор еще при жизни отца по его грамоте ездил в Россию. С самим Сырановым ездил в качестве писаря Мордовской, а с Додором ездил якут Сатинского наслега Кылай- Бэлиэ. Депутат Сыранов был главой над всеми якутами. С ним никто из якутов не смел тягаться, на кого взглянет косо, того мог подвергнуть телесному наказанию. При нем был даже особый человек, Аврам Корякин, который по его приказам наказывал людей розгами. Местожительство Депутата было в местности Бюппют. Масары и все его потомки были нашего Малтанского наслега.
Паспортные данные те же, что и у текста № 74.
№ 79
Депутат решил породниться с таттинским богачом и шаманом Яковым-Кыпчыкыын, женив своего сына Сымыыт-Егора на его дочери. Сверх калыма при привозе невесты обязался заплатить «харамньы» в сто лошадей. При этом по старинному обычаю лошадей загоняли в специальную изгородь. Особо избранный сильный и ловкий человек с невестиной стороны голыми руками должен был схватить и остановить любого коня, кобылу или жеребца, из целого табуна. Отбирались лишь те, которых удалось поймать таким способом. Поимщик имел право накинуться на одно животное только три раза; если не удавалось ему остановить в третий раз, то животное оставалось за хозяевами.
Все сваты с невестиной стороны остановились станом в местности Кююлэ, раскинув урасу. Там же была построена новая изгородь на столбах для загона лошадей. Сначала загнали в изгородь табун, принадлежащий сыну Депутата Чюппюю. Его молодой жеребец имел гриву по всему хребту вплоть до хвоста. Поимщик харамньы три раза накидывался на этого жеребца, но каждый раз был опрокинут на землю.
Чюппюю, сын Депутата, не одобрял тороватости отца, дающего за невестку так много отборного скота. Когда он увидел, что поимщик свата ловит его любимого жеребца, вскипел и стал упрекать отца:
«Господин Депутат, ты у таттинского шамана Якова-Кыпчыкыына, видимо, выкрал сына или дочь и за эту покражу теперь отбываешь наказание уплатой дорогой виры?»
С этими словами он в сильном гневе опрокинул одну сторону изгороди и выпустил загнанные табуны.
Шаман-сват по поводу поведения Чюппюю сказал:
«Славный Чюппюю, хотя ты и сын Депутата, но на будущий год, в пору осеннего подмерзания земли, я прибуду дорого стоящим гостем». [Иносказательно говорит об отмщении.]
После свадьбы и установления родственных связей гости уехали.
Чюппюю был необыкновенно дороден, весил, говорят, 12 пудов. Из многочисленных коней Депутата мог его сдюжить только один конь темной масти в корпусе, но с белой мордой и с белыми, наподобие неочищенных березовых кольев, ногами. Повод этого богатырского коня был сделан из крепкой лосиной кожи в четыре пальца шириной. На следующий год поздней осенью Чюппюю поехал верхом на этом коне осматривать свои табуны.
Когда доехал до урочища Тангара-Ыйаабыт [в переводе — место, где висит икона, изображение чтимого божества], вдруг с западной стороны неба поднялась черная туча, загремел гром, неожиданно засверкала молния над деревьями... Испуганный конь с диким ржанием стал неистово биться. Неожиданно раздался с неба голос:
«Чюппюю, скорей сходи с коня!»
Чюппюю изо всей мочи сдерживал взбесившееся животное, но вдруг крепкий повод оборвался и конь сбросил его на землю. При падении он повредил себе спинной хребет. Захворал и умер.
[Дальше рассказчик подробно перечисляет всех потомков Депутата вплоть до ныне живущих поколений.]
Паспортные данные те же, что и у текста № 74.
№ 80. Потомок Тыгына у русского царя (Сказание о мудрых ответах)
Масары — потомок Тыгына. К русскому царю ездил якут Намского улуса по имени Нохто. Масары попросился ехать с ним в качестве слуги, варить для него пищу. Поехали. Масары, сварив пищу, нарочно опрокинул посуду с ней. Нохто побил его. Масары, выхватив нож, ткнул им несколько раз в своего господина, но каждый раз направляя удары вскользь. Спрашивают у Масары, зачем он напал на своего господина.
«Ответ я дам самому государю. Я внук якутского царя Тыгына, а этот питающийся гнилым муксуном намец Нохто притесняет меня!»
Царь спросил его:
«Какое у тебя имеется доказательство?»
Масары в ответ показал одну голенную кость и кость кисти руки Чаллаайы. Он, завернув их в берестяной мешок, привез с собой.
«Вот примета моего отца!»
Ему говорят:
«У нас тоже есть по одной кости от голени и кисти руки Чаллаайы».
Когда сравнили кости, они оказались парными. Отправили его, возведя в сан начальника, от наказания же освободили.
У Масары был сын, который известен под именем Джокутаата [Депутата]. Он тоже ездил к царю. На вопрос последнего:
«Какая у вас лучшая веревка?»
Он ответил:
«Тальник».
«А из пищи?» — задают ему вопрос.
Он ответил:
«Вода».
Дальше царь спросил:
«А сколько лет прошло с тех пор, как выпал первый снег на горе?»
На этот вопрос он сказал свой возраст. За его мудрые ответы ему дали звание депутата.
У Депутата был сын Чюппюю, который тоже ездил к царю.
Федоров Николай, 70 лет, Немюгинского наслега. Лето 1921 г.
№ 81. Тыгын и Бэрт-Хара
Отца Тыгына звали Мунньан. У Тыгына был сын Чаллаайы. Бэрт-Хара — предок Харанского наслега, сын бедной старушки.
Однажды Чаллаайы пришел к Бэрт-Хара и, увидев его игрушечный самострел, стал пробовать свою силу, но никак не мог довести тетиву лука до зарубки, хотя и тянул изо всей мочи.
Тыгын, отправив к Бэрт-Хара трех верховых послов на лошадях бело-молочной масти, пригласил его к себе. Тот пришел. Начались игры. Бэрт-Хара и Чаллаайы начали состязание в прыжках на одной ноге; первый вышел победителем. Чаллаайы при прыгании не оставлял никаких следов, а Бэрт-Хара уходил в землю по самую лодыжку. Состязались и в стрельбе из лука. Поставили в качестве мишени железное стремя: стрела Бэрт-Хара вылетела, пронзив стремя насквозь, а стрела Чаллаайы застряла в нем. Затем открыли стрельбу ввысь; оба пустили стрелы при восходе солнца. Стрела Чаллаайы упала в пору полуденного удоя, а стрела Бэрт-Хара — перед вечерним удоем.
Тыгын выдал за Бэрт-Хара свою дочь Тыасааны, но она, не желая выйти за него, убежала. Бэрт-Хара догнал ее в Немюгинцах, в местности под названием «Поганая Лиственница».
Федоров Афанасий, 43 лет, Немюгинского наслега. Лето 1921 г.
№ 82. Борьба Тыгына с хоринцами
Был человек по имени Хоро-Огонньоро; у него была красивая жена. Тыгын, желая овладеть его, приказал истребить всю семью этого старика. Когда к нему пришли воины Тыгына, он умолял оставить в живых малого ребенка, но те не согласились. Старик в своем предсмертном слове сказал:
«Наши луки издревле бывали вечно упругими, а тетива оставалась всегда напряженной. Ты, Бэрт-Хара, умрешь от хоринской стрелы!»
Истребили всю семью Хоро-Огонньоро, но бесследно исчез один из мужчин, который при входе воинов Тыгына в урасу спал, вздрагивая на целую ладонь при каждом напряжении спинной мышцы.
Бэрт-Хара со свадебным поездом направился домой. Когда доехали до северной Ытык-Хая, вдруг раздался свист летящей стрелы. Она вонзилась в середину его печени. Через два дня Бэрт-Хара умер от полученной раны.
|
|