Глава 50. Быстроногую молодую кобылицу по кличке Стрела Бурцев получил в ту же ночь

Быстроногую молодую кобылицу по кличке Стрела Бурцев получил в ту же ночь. Оружие и прочее снаряжение – на следующей стоянке.

Кольчуга покойного Федора и куполообразный шлем с наносником пришлись впору. Щит Бурцеву Дмитрий тоже вручил из новгородских запасов – не треугольный, рыцарский, а круглый, какими пользевались в бою русские дружинники. А вот вместо меча Бурцев подобрал себе татарскую саблю – крепкую, гибкую, не очень длинную, зато легкую. В конных схватках рубиться такой – одно удовольствие, да и пешего противника сечь сверху сподручнее.

Только оружием дальнего боя ему обзавестись не удалось. Арбалеты в татарском войске почти не использовались, ну а луки…

Дмитрий дал подержать один. Да уж! Жалкие самоделки стрелков из лесной ватаги дядьки Адама не шли ни в какое сравнение с этой убойной машиной. Сила, скрытая в упругих изгибах, казалось, способна метать стрелы без участия стрелка. За долгие века нескончаемых степных стычек кочевники создали поистине идеальное орудие убийства на расстоянии.

Гуннская – с двумя изгибами – форма; накладная – из дерева, усиленного рогом основа; звенящая тетива сложного плетения… Лук был покрыт специальным лаком, предохраняющим оружие от влаги и пересыхания. А длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, закаленными особым образом в солевом растворе, выглядели весьма впечатляюще.

Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. Причем опытные лучники накладывают на тетиву и метают в бою по две‑ три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.

– Татары учатся стрелять из лука, так же как и ездить на лошади, сызмальства, – пояснил новгородец. – Первые малые луки‑ игрушки они получают от родителей уже в три‑ четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.

Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам – тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, больше привыкший палить на стрельбищах из автомата, – никак. Арбалет – еще куда ни шло, но вот лук степняка…

Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удерживать ноющими пальцами тугую тетиву и стрелу, как прицелиться, да на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания.

– Ладно, не пытайся. – Дмитрий забрал лук. – Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.

Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Хан Кхайду не требовал от союзников вооружаться по монгольскому образцу. Зато прочая амуниция оказалась унифицирована в лучших традициях регулярной армии. У каждого воина была палатка или хотя бы пара теплых шкур. Кроме того, в походе ему полагалось иметь два кожаных мешка‑ турсука. Мешки эти использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и его поклажу.

Походное меню в войске кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо да сухой кислый сыр‑ крута. Ну и, конечно, провиант, что доставался им по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней. Степняки просто пускали кровь лошадям и пили ее. Впрочем, польские княжества – не безжизненные выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока еще никому не приходилось.

Кроме запасов провизии и воды, каждый воин хана вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки для затачивания оружия.

– Кстати, – заметил Дмитрий. – За отсутствие любого из этих предметов Чингисхан мог казнить своего воина. Кхайду не столь строг, особенно с союзниками, и из‑ за потерянной иголки головы не лишает. Но вот трусость в бою карается без пощады. Побежит с поля брани один человек – казнят весь десяток. Побежит десяток – казнят сотню. Казней не будет лишь в том случае, если в бегство обратится все войско. Но такого, по крайней мере при мне, еще не случалось.

Еще бы! Трудно обратить в бегство армию, каждый солдат которой знает, что, спасая собственную шкуру, он обрекает на неминуемую смерть себя и своих товарищей после сражения. Ни шагу назад, в общем… Законы военного времени покруче сталинских расстрелов на передовой.

– Поэтому предупреждаю сразу, Василь, – продолжал Дмитрий. – Коль увижу, что ты начинаешь пятиться перед супостатом, зарублю вот этим самым мечом.

Бурцев промолчал. Но раз уж на то пошло, то же самое вправе сделать и он, стоит десятнику смалодушничать в бою.

– Зато можешь быть спокоен, – Дмитрий подмигнул. – В полон тебя ни поляки, ни тевтоны не возьмут. Мы не позволим. С этим тоже строго: если кого‑ нибудь пленят, татары опять‑ таки убивают весь десяток.

Бурцев вспомнил брата Себастьяна с его пыточным арсеналом. Пожалуй, татаро‑ монгольский вариант круговой поруки – не такая уж и плохая вещь.

Знакомое уже «Бр‑ р‑ рум‑ бам‑ п» громыхнуло вдруг где‑ то на краю лагеря. И еще раз, и еще.

– В чем дело? – встревожился Бурцев. – Нападение?

– Нет, – мотнул головой десятник. – Сигнал сбора на казнь. То, о чем я тебе говорил. Смерть – она легка на помине.

– И часто у вас такое происходит?

– Не‑ а. С тех пор, как вошли на польские земли, – в первый раз. Так что, думаю, стоит посмотреть. Особенно тебе, Василь. Оно полезно будет. Идем!

В «полезности» предстоящего зрелища Бурцев сомневался. Но последнее слово десятника прозвучало как приказ. А в войске, где царят столь крутые нравы, пререкаться с командиром – себе дороже. Он предпочел не ерепениться. Пока, по крайней мере.