Вторник, 2 мая 1944 г. В субботу вечером я спросила Петера, согласен ли он с тем, чтобы я

Дорогая Китти,

В субботу вечером я спросила Петера, согласен ли он с тем, чтобы я

рассказала о нас папе, и после некоторых колебаний он ответил, что да. Я

была рада: ведь это доказательство его искренних чувств. Я спустилась вниз и

вскоре пошла с папой за водой. На лестнице я сказала ему: " Папа, ты,

конечно, понимаешь, что когда мы с Петером вместе, то не сидим на расстоянии

метра друг от друга. Не считаешь, что это плохо? ". Папа ответил не сразу:

" Нет, не считаю. Но мы живем здесь в закрытом пространстве, так что, Анна,

будь осторожна". И прибавил еще что-то в этом роде, когда мы поднимались

обратно. В воскресенье утром он подошел ко мне и сказал: " Анна, я хорошо обо

всем подумал (тут я испугалась!) и решил, что Убежище -- не самое лучшее

место для вашей дружбы. Петер влюблен в тебя? "

" Вовсе нет", - ответила я.

" Видишь ли, я вас хорошо понимаю, но ты должна быть сдержанной. Не ходи

наверх так часто и не слишком поощряй его. В таких делах мужчина всегда

активен, а женщина должна держаться в рамках. На воле, когда ты свободна,

все иначе: ты встречаешься с другими мальчиками и девочками, можешь пойти,

куда хочешь, заняться спортом и так далее. А здесь вы всегда вместе, тебе

некуда уйти, вы видите друг друга слишком часто, собственно, постоянно. Будь

осторожна, Анна, и не принимай ваши отношения слишком серьезно! "

" Я и так не делаю этого, папа. Но Петер -- порядочный человек и очень

милый мальчик! "

" Да, но он слабохарактерный, легко поддается как хорошему, так и

плохому влиянию. Надеюсь, что хорошее в нем победит, потому что таков он в

сущности".

Мы еще поговорили и решили, что папе надо побеседовать с Петером.

В воскресенье днем он спросил меня на чердаке: " Ну, как, Анна, говорила

с папой? ". " Да, -- ответила я, - сейчас расскажу. Папа относится, в общем,

нормально, но считает, что мы здесь слишком близко друг другу, и это может

легко привести к столкновениям".

- Но мы ведь договорились, что не будем ссориться, и я не собираюсь от

этого отступать.

- Я тоже, Петер. Но папа не знает всей правды, он думает, что мы просто

дружим. Как ты считаешь: имеем мы право?

- Считаю, что, да. А ты? "

- И я. Я сказала папе, что доверяю тебе. Я, действительно, доверяю тебе

полностью, не меньше, чем самому папе, и думаю, что ты этого достоин. Ведь,

правда?

- Надеюсь. (он смутился и покраснел)

- Я верю тебе, Петер, - продолжала я, - верю в твой хороший характер и

что ты в жизни чего-то добьешься.

Мы поговорили еще на другие темы, и позже я сказала: " Знаешь, когда мы

отсюда выйдем, я тебе совсем не буду нужна". Он весь вспыхнул: " Это

неправда, Анна, нет! Как такое могло прийти тебе в голову? ".

Тут нас позвали.

Потом папа поговорил с ним, и сегодня Петер рассказал мне об этом.

" Твой отец думает, что дружба легко может перейти во влюбленность, - сказал

он, но я ответил, что на нас можно положиться".

Теперь папа хочет, чтобы я не так часто ходила по вечерам наверх. Но я

с этим не согласна не только из-за того, что хочу быть с Петером, но и

потому что (как я уже говорила) ему можно доверять. И самому Петеру я хочу

доказать свое доверие, а это нельзя сделать, оставаясь -- как раз из-за

недоверия -- внизу. Нет, все останется, как прежде!

Между тем драма " Дюссель" завершилась. Вчера за столом он в изысканных

выражениях попросил прощения. Наверно, целый день учил эту речь наизусть.

Так что мир с Ван Дааном восстановлен. День рождения Дюсселя в воскресенье

прошел спокойно. Мы подарили ему бутылку хорошего вина 1919 года, Ван Дааны

(решили побаловать именинника) -- баночку пикулей и бритвенные лезвия,

Куглер -- бутылку лимонада, Мип -- книгу, а Беп -- цветок в горшке. Дюссель

раздал всем по яйцу.

Анна Франк