Глава 4

1.

В каждый храм, при построеньи, Бог по Ангелу дает, и находится в служеньи в новом храме Ангел тот. Он, бесплотный и незримый, до скончанья века тут, и крылом его хранимы люди — Богу воздают. И молитвы, и обряды, и причастий благодать — под его небесным взглядом, хоть его и не видать. Даже если храм разрушен — кирпичи да лебеда, воли Божией послушен Ангел будет здесь всегда. И на месте поруганья, где безбожник храм крушил, слышно тихое рыданье чистой ангельской души. И в мороз, ив дождь, и в слякоть, все грядущие года будет бедный Ангел плакать, вплоть до Страшного Суда.

2.

Был когда-то храм Успенья на селе Петровский Скит, полусгнившее строенье до сих пор еще стоит. Рухнул купол и приделы, лишь бурьян да лебеда в Божий храм осиротелый поселились навсегда. Как давно все это было, позабыт и час и день — приезжало, приходило из окрестных деревень в церковь множество народа, и исправно службы шли до семнадцатого года... А потом усадьбы жгли, и помещиков с попами отправляли в «мир иной», пятилетними шагами отмеряли рай земной. «Счастья» вдоволь нахлебались, слез — моря, а не ручьи! Так в итоге оказались и не Божьи, и ничьи. Не земной, не рай небесный, а смертельная тоска воцарилась повсеместно и скрутила мужика.

3.

От колхозного правленья, где Иван сторожевая, в сотне метров —храм Успенья, запустенье и развал. По ночам в окошко часто сам Иван смотрел туда равнодушно, безучастно и не думал никогда ни про Веру, ни про Бога, только, может, вспоминал, с кем, когда и как он много возле храма выпивал. Не отыщешь места лучше - на пригорке у реки, в будни, в праздник и с получки дули водку мужики. Жены к ночи их искали, гнали с криком по домам: — Хоть бы церкву доломали, чтоб вы меньше пили там! Утихали споры, драки, кратким был ночной покой... И беззвучно Ангел плакал над беспутностью людской.

ГЛАВА 5

1.

Над остывшею землею плыл предутренний туман, тихо брел тропой лесною изменившийся Иван. Старцем мудрым потрясенный, к жизни новой стал готов, словно заново рожденный, человек — Иван Ростов. Непонятной, чудной силой изгнан был с души дурман — не во сне ль все это было? — Не во сне, — шептал Иван. Словом праведным согретый, ощутил он Божий Страх, и впервые в жизни этой шел с молитвой на устах. Пусть нескладно, неумело смог ее произнести, но наверх уже летела просьба: Господи, прости! Стыд, раскаянье, тревога и надежда жить опять... Боже правый... Как же много можно сразу испытать!

2.

Лесом, садом, огородом, не взглянув по сторонам, в темноте, перед восходом он вошел в свой сельский храм. Он вошел — и ужаснулся — груды хлама, гниль, развал, оступился, поскользнулся, и... с размаху в хлам упал. И о ржавый гвоздь «двухсотку» пол-лица избороздил, кровь течет по подбородку. Боль и стыд. И нету сил. Дождь за стенами закапал, зашумел, дохнул грозой, а Иван — сидел и плакал, и смывалась кровь — слезой. — Где вы, прадеды и деды? Где ты, род угасший мой? Что ж мне в жизни только беды? Что ж я брошенный такой? Поднимитесь-ка стеною все родные мужики, полюбуйтесь-ка страною, храмом, внуком без руки! — Вдруг Иван запнулся словом и наверх свой взгляд вознес — Весь в крови, в венце терновом, на него смотрел - Христос... Все ушло, что было рядом, — жизнь — исчезла, стала взглядом, только взгляд - и встречный взгляд. Первый раз за полстолетья в этой жуткой пустоте человека взглядом встретил Бог, распятый на Кресте. Невозможным оказалось взгляд от взгляда отвести, и тисками сердце сжалось в мысли: «Господи, прости!» Если я не умираю, — смог Иван проговорить, — стыд свой знаю, грех свой знаю, дай мне время искупить! Нет руки - нельзя креститься, дай же время хоть чуть-чуть, и сумеешь убедиться, что к Тебе лежит мой путь. Не суди меня сурово, если я по простоте слишком прямо понял слово о земном моем Кресте».