Часть первая 2 страница. Ева дергает меня за руку.

Ева дергает меня за руку.

Светает. Проклятье - в темноте у нас был бы шанс! Мы бежим, как не бегали никогда в жизни. Разлетаются из-под ног ошметки, огрызки, черепки, консервные банки; свалка огромная. Мы мечемся между штабелями канистр, пробираемся сквозь чащу покореженной арматуры, нам нужен выход, выход, выход, а выхода нет, только новые горы мусора, огромное динамо-колесо, завалившееся набок, гнилые лужи, горы черных сплавившихся покрышек...

- Помогай!

Ева не сразу понимает, что я хочу сделать. Но я наваливаюсь плечом на башню из вонючей резины, и Ева, догадавшись, кидается мне на помощь. Раз... два... глаза лезут на лоб. Три! Башня из покрышек падает, заваливая проход между двумя тяжелыми блоками - отслужившими свое аккумуляторами. Он не пройдет! Он тут не пройдет!

С противоположной стороны завала бьет синяя дуга. Покрышки плавятся и проседают. Поднимается черный дым...

Мы снова бежим очертя голову.

Направо. Налево. Нам надо бы разделиться, тогда у одной из нас был бы шанс... Я думаю об этом отстраненно, будто не моя судьба решается, а чужая. Впрочем, выбора все равно нет: дорога вперед одна, без развилок. Направо, налево...

Ева сдавленно вскрикивает. По инерции пробежав еще несколько шагов, поворачиваю голову; Ева лежит на земле, над ней возвышается черная фигура контролера.

- Беги! - кричит Ева из последних сил.

Я и рада бы не послушаться, но не могу. На губах металлический привкус. Я бегу, как затравленный зверь, я лечу, и вдруг передо мной открывается выход!

Последним рывком прорвавшись сквозь пролом в бетонном заборе, выбегаю на улицу...

И в этот момент меня хватают за волосы. Сзади.

***

Комната, где мы расстались с деньгами, пуста. На столе по-прежнему стоит банка со светлячками: они больше не светятся.

Контролер стряхивает нас с Евой на пол. Именно стряхивает: до этого он нас тащил. Я приземляюсь на руки и колени. Ева падает на бок - неуклюже, будто набитая ватой. Стукается головой о стену, но не перестает улыбаться странной бессмысленной улыбкой.

Контролер быстро оглядывается. В опустевшей комнате нет никого и ничего: только светлячки по-прежнему шуршат. При свете утра зеленые искорки превратились в отвратительных насекомых. Вогнутое зеркало внутри банки искажает их отражения, и от этого они делаются еще гаже. Просто чудовища.

- Конечно, он ушел, - говорит контролер сам себе. И оборачивается к нам. - Допрыгались, козы?

Мы молчим.

Контролер вздергивает Евину руку вверх. Рукав скатывается к плечу: выше локтя ясно виден след от манжеты.

- Сколько заплатили? - спрашивает контролер.

Ева тяжело дышит. Я называю сумму.

- Откуда у вас такие деньги?

Странный вопрос. Мы просто отдали все, что было, до копеечки. Теперь будем питаться бесплатной синтетической вермишелью... пока не помрем от недостатка энергии - Ева завтра, я послезавтра.

Контролер пристально смотрит на Еву. Потом переводит взгляд на меня.

Он немолод. Вернее, он вне возраста. Лицо в бороздках, но это не старческие морщины. Это будто стыки бронированных плит. Глаза смотрят из черных провалов, будто из глубоких дюз. Я вспоминаю, как он разделался с тремя нападающими. Они там до сих пор, наверное, лежат...

- Вы заплатили за дрянь, - говорит он неожиданно мягко. - За фальшь. Это не энергия.

Я смотрю на Еву. Она улыбается.

- Это не энергия, - говорит он с нажимом. - Это заменитель. Две-три таких заправки - и привет, сумасшествие.

Ева улыбается. Как будто все, что происходит с нами, - шутка. Игра. Я смотрю на нее с ужасом. Потом перевожу взгляд на контролера; он кивает:

- Эти сволочи травят вас за ваши деньги.

- Но иначе она не дожила бы до утра! - вырывается у меня.

Бронированные плиты его лица чуть заметно сдвигаются - он хмурит брови.

- Многие не доживают. Энергии не хватает на всех. Ее все равно не хватает! Поэтому... такие людоедские штрафы.

Становится тихо. Ева молчит. Я молчу. Светлячки в банке понемногу затихают.

- Иди, - говорит контролер. - Забирай ее... И чтобы духу вашего здесь не было.

Я смотрю на него, не веря своим ушам.

- Иди! - повторяет он громче. - Считаю до пяти. Раз...

Я вскакиваю, будто меня ткнули шилом. Ева отстает только на одну секунду. Мы с ней сталкиваемся в дверях, прорываемся, плечом к плечу бежим по темному коридору... И вырываемся под небо. Справа - стена покинутой башни. Слева - ограда свалки.

- Четыре, - говорит контролер где-то там, позади, в пустой комнате.

Я слышала о такой забаве. Отпускают жертву, а потом догоняют - и убивают якобы при попытке к бегству. Такое полицейское развлечение.

Мы бежим. Проносимся через площадь. Вылетаем на улицу, ныряем в подворотню, пробегаем ее насквозь. Из-под ног шарахаются крысы. Нам слышится погоня за спиной - этот контролер бегает так, будто и не человек вовсе...

Начинают попадаться люди. Дворник вертит педали уборочной машины: из-под круглой щетки разлетаются фантики и упаковки от энерджи-дринка. Он смотрит на нас, как на бешеных, и тогда мы немного сбавляем темп.

При свидетелях контролер не станет нас убивать...

Или станет?

Мы наконец-то решаемся оглянуться.

Погони нет. Давно отзвучал счет " пять", но преследователь так и не появился.

Мы валимся на край тротуара. Садимся, пытаясь отдышаться. Подползает разносчик дринка и с ним - гусеничная тележка с бутербродами. Бездумно сую в прорезь тележки свою кредитную карточку - загорается возмущенный красный глаз. Я забыла: денег-то нет...

Зато дринк нам полагается бесплатно. Мы выпиваем по две банки.

- Как ты?

Ева с минуту молчит, будто прислушиваясь к собственным ощущениям.

- Странно... Голова кружится. Слюна горькая. Но вроде живая... Как ты думаешь, он врал?

Может, и врал. Я пожимаю плечами.

- Он нас отпустил? - осторожно спрашивает Ева.

- Да вроде.

- И гражданский код не записал?!

- Нет.

- Не бывает, - говорит Ева, подумав.

Я с трудом поднимаюсь - все мышцы ноют, все суставы болят.

- Слушай, подруга... Утро наступило. Мы живы. Чего еще? Пойдем поспим, а то ведь вечером на работу.

Я поднимаюсь и бреду по улице, верчу головой, пытаясь сориентироваться. Теперь-то нам рикша не светит, придется на своих двоих добираться...

Ева догоняет меня и кладет руку на плечо.

- Знаешь...

- Чего?

- Спасибо тебе, - говорит она еле слышно.

***

Проходит несколько дней. Каждый вечер, входя в сеть и проверяя, есть ли пакет, я трясусь, как мышь на барабане: будет у меня энергочас? Или... официальное сообщение о штрафе?!

Но ничего не происходит, и я понемногу перестаю дергаться. В конце концов, если бы контролер вздумал искать нас, уже нашел бы.

Чем больше я о нем думаю, тем больше замечаю странностей. Вот, например, он даже не спросил, как мы вышли на дилера, кто назвал нам адрес и пароль. Говорят, у контролеров есть специальные методы дознания - утаить от них что-то просто невозможно...

Однажды ночью, сразу после энергетического часа, я иду в магазин со светящимися рыбами. За прилавком вместо парня с птичьими глазами стоит хмурая некрасивая девушка.

- Привет, - говорю небрежно. - А где тут... такой работал молодой человек? С черными глазами?

- Тут я работаю, - говорит она мрачно. - Больше никто. И вакансий нет, не надейся.

- Послушай, мне очень надо его найти.

- Такого тут нет и не было, - говорит она упрямо. - Будешь покупать - покупай. А нет - убирайся. Ходят тут всякие.

В других обстоятельствах я бы объяснила ей, что быть такой грубой - нехорошо. Доходчиво объяснила бы, на всю жизнь. Но теперь нет желания с ней связываться. Я просто разворачиваюсь и выхожу.

На перекрестке танцуют парень с девушкой. Хорошо танцуют, с душой. Толпа стоит кружком и хлопает - ничего особенного в этом ритме нет, проще не придумаешь. Я останавливаюсь рядом и от нечего делать начинаю отбивать синкопы.

Арестовали связного? Или он сам ушел от греха подальше? Может, его и в живых уже нет?

Смотрю на смеющиеся лица вокруг. Вспоминаю слова контролера: " Многие не доживают. Энергии не хватает на всех".

Ловлю на себе чей-то внимательный взгляд. Мимолетно. Поворачиваю голову - его уже нет: человек отвел глаза. Спрятался. И не найти его в сутолоке.

Может, мне мерещится?

Да ну вас всех! Не стану я от каждого взгляда шарахаться!

Звенят по булыжнику металлические подковы. Сама не сознавая, выдаю последовательности из своей пиксельной программы: " Кра-си-че-бе! Кра-си-че-бе! Жел-кра-кра-жел! " Потом и этого ритма мне становится мало. Я все усложняю и усложняю его, то сливаясь с мерным ритмом толпы, то снова выныривая в свой собственный, никем не повторимый рисунок. Стучит кровь в висках, стучат каблуки. Сыплются искры...

Я в кругу. В центре свободного пространства. Оказывается, у меня были зрители, сейчас они хлопают, визжат от восторга, что-то кричат...

Из памяти всплывает непонятное: пой, будто никто не слышит. Танцуй, будто никто не видит. Живи так, будто на земле рай...

И я ныряю в толпу. Ухожу.

***

Ева перехватывает меня на подходе к дому.

- Где ты ходишь? Тут у Длинного собирается классная компания!

Длинный живет на соседней улице. Его дом когда-то был девятиэтажный, но потом в подземных коммуникациях что-то просело, и дом, как стоял - так аккуратно и ушел под землю. Бывший пятый этаж Длинного - теперь второй подземный. Говорят еще, что из этого дома есть выход в старое метро.

Мы с Евой приходим последними, и Длинный запирает за нами двери.

У него огромная комната - когда-то прямоугольная, а теперь в виде ромба. Целая стена занята беличьими колесами - динамические белки дороже мышей, но и света от них куда больше. У Длинного этих белок - штук пятьдесят, все породистые, почти лысые, очень мускулистые и без хвоста (хвост ухудшает динамические характеристики, потому и вывели такую породу). Когда все белки бегут в колесах - в комнате светло, как днем. Даже ярче.

Сейчас белки спят. Колеса неподвижны. Посреди комнаты горит единственная свечка. Вообще-то жечь открытый огонь в помещениях запрещено, но Длинный на то и Длинный - у него денег достаточно, чтобы пренебрегать правилами.

В комнате человек десять. Все сидят кружком на полу. Длинный вытаскивает щепку (настоящую деревянную щепку!) и сует в огонь свечи. Приятно пахнет натуральным дымом. У меня раздуваются ноздри.

Щепка тоненькая. Красный уголек пожирает сухие волокна, ползет по направлению к пальцам Длинного.

- У меня был огонь, - говорит он монотонно. - Огонь ушел! Золу не тронь!

И передает щепку Еве, которая сидит рядом. Ева осторожно сжимает пальцы:

- У меня был огонь. Огонь ушел, золу не тронь!

И передает щепку мне. Завороженно глядя на уголек, я шепотом говорю:

- У меня был огонь. Огонь ушел, золу не тронь!

И передаю щепку девушке слева, которую я впервые вижу. У нее хриплый простуженный голос:

- У меня был огонь. Огонь ушел, золу не тронь!

Щепка движется по кругу. Кто-то быстро проговаривает слова, спеша избавиться от щепки, кто-то, наоборот, хочет подержать ее подольше. А огонек все ползет и ползет, подбирается к пальцам. Все труднее удерживать щепку в руках.

- У меня был огонь, - это опять Длинный. И, очень быстро проговорив вторую часть фразы, сует щепку Еве.

- У меня был огонь... - Она говорит медленно, несмотря на то, что уголь почти касается ее пальцев, сложенных щепоткой. - Огонь ушел... золу не тронь...

Она хочет, чтобы щепка догорела в ее руках. Но слова закончились, и по правилам затягивать нельзя.

Я получаю в руки крохотный огарок. Щепка трещит и сильно жжет.

- У меня был огонь, - начинаю я. - Огонь ушел... А-а-а!

Проклятый уголь так больно впивается в кожу, что я выпускаю прогоревшую щепку. Дую на пальцы. Все смеются.

- Ты проиграла, - говорит Длинный.

Сама знаю. Теперь, по правилам, я должна целоваться со всеми, кто сидит в кругу. Девчонки хихикают. Парни довольны, переглядываются, ухмыляются: и Длинный. И Фикус из корпуса " Б". И незнакомый крепыш с пухлыми щеками. И Игнат... вот уж кого видеть не желаю.

А раньше я никогда не проигрывала, когда мы играли в огарчик!

- Давай, - говорит Длинный. - Кто первый?

- Никто, - говорю я, не раздумывая. - Я не буду.

Длинный поднимает брови:

- Ты знаешь правила.

- Знаю!

Я отыскиваю на полу уголек - он еще светится, он горячий. Вытаскиваю из волос стальную заколку, подхватываю уголь, будто щипцами. Подношу уголь к лицу...

В последний момент спрашиваю себя: может, ну его? Перецелую их всех, ничего от меня не отвалится?

Прижимаю к губам то, что осталось от щепки. Очень важно не заорать. Меня окатывает потом, всю передергивает от боли. Я выпускаю уголь, он опять летит на пол.

Все молчат. Даже девчонки притихли. Ева смотрит с сочувствием. Игнат так разочарован, что становится смешно.

- Вот дикая, - говорит Длинный вполголоса. - Ну что, играем дальше?

Дальше играть никто не хочет. Ева предлагает рассказывать страшные истории.

Длинный задувает свечу. Теперь мы сидим в полной темноте, и это к лучшему: никто не видит, как на губах у меня вздувается волдырь.

Считаемся. Первой выпадает рассказывать хриплой девчонке слева от меня.

Она начинает нарочно глухим, заунывным голосом:

- Жила одна девочка. У нее в районе пропадали люди. То один пропадет, то другой... Но она об этом не задумывалась. Однажды после энергетического часа она познакомилась с парнем. У него были очень красивые глаза, а лицо повязано платком. И он этот платок никогда не снимал... Вот пошли они гулять. А парень и говорит: давай залезем на башню! Она и согласилась. Стали они подниматься на башню, дошли до пятидесятого этажа. Девочка говорит: я больше не могу. А парень: выше! Выше! Дошли они уже до сотого этажа, а девочка села и говорит: ну все, теперь точно не могу. А парень ей: прыгни вниз. Она: да ты что?! А парень: прыгни, прыгни! И снимает с лица платок...

Кто-то из девчонок негромко визжит.

- А рот у него, - продолжает рассказчица, - такой огромный и круглый, что видно череп изнутри. Девочка тогда поняла, что это за парень. Но она не растерялась - прыгнула в лифтовую шахту и зацепилась за противовес. Трос не был блокирован, противовес пошел вниз и опустил девочку до самой земли невредимой... И это не сказка, - вдруг закончила она совершенно нормальным, хотя все еще и простуженным голосом. - Это со мной было.

- Врешь, - вырывается у кого-то. Кажется, это Игнат.

- В старых башнях лифтовые тросы прогнили давно, - это Длинный.

- В некоторых прогнили. А в некоторых они железные.

Становится тихо. Если бы не дыхание - казалось бы, что комната пуста.

- Жизнеедов не бывает, - тихо говорит Ева. - Ну как это человек может питаться жизнью самоубийцы? Непрожитой жизнью? Как?

- А кто сказал, что они люди? - резонно возражает простуженная девчонка.

- У нас в блоке трое пропали неизвестно куда, - задумчиво говорит кто-то из парней. - За полгода - трое.

- Им просто энергии не хватило, - хмыкает Длинный. - Когда кого-то из знакомых штрафуют... или работу теряют, а запаски нет... Ты, что ли, знаешь об этом? Как-то не принято о таком трепаться.

- А мне говорили, - еле слышно шепчет Ева, - что пропавшие люди уходят на Завод.

Тишина. Возня. Сопение. Я толкаю Еву локтем в бок.

- Да, на Завод, - повторяет она упрямо. - И там полно энергии для всех. Никто не дрожит над своим пакетом. Там даже слова нет такого - " пакет". Просто энергия льется, как... как ветер. Или как вода, когда водопровод работает.

- Жизнееда я своими глазами видела, - говорит простуженная девушка. - А Завод... ты меня извини, но это все равно, что загробный мир. Есть он, нет его - мы все равно не сможем проверить.

***

На другой день мои губы уже не так болят. Пузырь лопнул. Я могу разговаривать.

Выспавшись как следует, за час до заката подхожу к проходной у подножия холма. Пиксели стекаются ручьями со всего города.

Переодеваюсь в раздевалке и вдруг вижу, что в шкафчике две пары наушников. Ошибка техников - новые положили, старые забыли забрать. Я невольно оглядываюсь: никто не видел? Никто. Все надевают робы.

Тогда я перепрятываю старые наушники - с полки кладу к себе в башмак. Если засекут - скажу, что случайно. В конце концов, из шкафчика-то они не выходили!

Надеваю новые наушники. Надеваю черные очки. Застегиваю липучку - сзади, напротив четвертого позвонка.

И отправляюсь на рабочее место.

Иду вверх, пока не добираюсь до отметки " 401", и тогда сворачиваю налево. Пробираюсь по узкому проходу. У Евы пятьсот тринадцатое место, у меня - пятьсот двенадцатое, Ева всегда приходит раньше...

Но сегодня ее нет. Я так удивляюсь, что наступаю на край робы и чуть не падаю.

На пятьсот тринадцатом месте нет никого! Неужели она опоздает?!

Я сажусь на свое место, скрестив ноги. Спокойно, говорю себе. Лишние тридцать секунд ничего не значат. Когда я в последний раз видела Еву? Вчера. Сегодня я проспала весь день, а когда выходила из дому - ее уже не было в комнате...

Время идет. Я верчу головой, вглядываясь в лица последних пикселей, рысью бегущих по местам. Евы среди них нет.

Незнакомый парнишка, белобрысый и молоденький, вскакивает на платформу номер 401/513. На Евино место!

- Заблудился? - спрашиваю резко. Он улыбается - рот до ушей, глаза часто моргают.

- Привет! Меня поставили сюда работать! С крайней линии, представляешь? Был конкурс, я победил! Как думаешь, справлюсь?

Смотрю на него, как на пришельца с Луны. Его слова до меня не доходят.

- Это место...

- 401/513! - Он показывает новенький жетон, который болтается у него на запястье.

- Конкурс? Когда?

- Да сегодня же! С полудня!

Значит, Еву перевели на окраину. Куда-нибудь в угол экрана. На место этого... живчика. За что?

Не ныть! Дело поправимое. Главное - пакет у нее будет. Ночью после энергочаса сядем рядышком на кухне, выпьем чаю...

Я не успеваю додумать: в наушниках начинается отсчет. Пришло время шоу.

***

После работы собираюсь домой впопыхах - думаю о Еве. Белобрысый парнишка справился (я, если честно, в глубине души желала ему провала). Его зовут Никола. Теперь он будет работать рядом со мной... А Ева где же?

Сую ногу в ботинок - и наталкиваюсь на преграду. Лишние наушники. Я про них совсем забыла.

Положить их обратно на полку? Еще не поздно...

Руки действуют сами, без участия разума. Раз - надеваю наушники на ногу повыше колена. Два - опускаю сверху широченную штанину. И нет наушников.

Запираю свою ячейку. Сердце колотится. Зачем мне это надо?!

Медленно выхожу из раздевалки. Еще не поздно вернуться и положить на место. На лестнице меня подхватывает толпа - теперь вернуться назад сложнее. Но все еще возможно.

У выхода сидят полицейские. Скучают. По дороге на работу мы проходим через рамку-металлоискатель. А с работы - валим толпой мимо рамки. И полицейские сидят на входе просто так, на всякий случай...

- Девушка!

Это не меня. Иду дальше. Даже головы не поворачиваю.

- Эй, ты! Оглохла?

Меня хватают за рукав. Сосчитав до трех, медленно оборачиваюсь.

Полицейский раздражен: почему это я не подбежала к нему послушно по первому требованию?

- Что случилось? - спрашиваю очень спокойно и вежливо. Сердце лупит, как в барабан, где-то в районе желудка. Нас, вообще-то, предупреждали о такой фишке: выборочный обыск. Кого-то из ребят в самом деле трясли, но меня - никогда. Ну почему, почему именно сегодня?!

Теперь все зависит от моей выдержки. Если он учует, что я трясусь и потею... Это конец.

Он разглядывает меня. Я смотрю ему в глаза.

- Ну-ка, пройди через рамку, - говорит он. Я киваю: такие, мол, пустяки. Отчего же не пройти через рамку? Всегда с удовольствием...

На секунду замираю перед створом металлоискателя. Я не знаю, сработает рамка на мои наушники или нет. Делаю шаг вперед...

Рамка пищит! Орет на всю проходную: поймали вора! Поймали вора!

Полицейский крепко берет меня за руку повыше локтя.

- Что там у тебя?

- Браслет, - говорю спокойно.

Судорожно вспоминаю: по дороге на работу я всегда снимаю широкий металлический браслет с правой руки и кладу на лоток перед контролером. А пройдя через рамку - забираю обратно.

- Сними и пройди еще раз.

Я стягиваю браслет. Снова замираю перед рамкой. Если она сейчас сработает...

Делаю шаг - будто в пропасть. Рамка молчит. Я выхожу из опасной зоны... рамка молчит! Полицейский смотрит испытующе.

У меня трясутся колени. Наушники медленно начинают сползать вниз по ноге. Я чувствую, как они соскальзывают на колено, потом на голень...

- Я могу идти? - спрашиваю чуть быстрее, чем надо.

Полицейский молчит целую секунду.

Проклятые наушники лежат теперь на башмаке, ненадежно прикрытые штаниной. Только бы они не свалились!

- Иди, - говорит полицейский.

Я разворачиваюсь и очень быстро иду к выходу. Чуть подволакивая правую ногу.

- Стой!

Я оборачиваюсь.

Полицейский ухмыляется. Что это, игра в кошки-мышки?!

- Браслет забыла, - говорит полицейский.

На его ладони лежит мой металлический браслет.

***

Вернувшись домой, я валюсь на койку и несколько минут ни о чем не думаю. Вот дура, а?! Зачем мне новые неприятности, разве старых было мало? Меня же чуть не сцапали, все висело на волоске - из-за каких-то там наушников?!

Отдышавшись, вытаскиваю свой трофей. Внимательно разглядываю.

Сами наушники - мембранки-проводки - меня интересуют мало. А вот плоская коробочка, припаянная с правой стороны - ритм-блок...

Вообще-то, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Я же не инженер - я просто пиксель. Но любой пиксель знает, что на входе в ритм-блок наших наушников - какой-то совсем простой сигнал. А уж дело блока - преобразовывать его в тот самый ритм, который заставляет нас так быстро и точно менять цвета. О небесном экране говорят, что он красочный, что в нем бездна оттенков, что изображения перетекают друг в друга почти незаметно... Поглядела бы я на наше энергошоу, если бы каждый пиксель вместо ритма получал тупой приказ: " Синий! Желтый! Белый! "

Опомнившись, я прячу наушники в тайник за вентиляционной решеткой. Мне надо найти Еву. Сейчас это самое главное.

Евина комната не заперта. Там пусто. Вещи валяются как попало - на Еву не похоже, она аккуратная.

Иду на кухню. Там сидит Игнат - в одиночестве. Волей-неволей приходится с ним заговорить.

- Еву не видел?

Он смотрит настороженно.

- Я думал, она с тобой... Ее с утра нет.

- И с работы не возвращалась?

Игнат вертит головой. Я присаживаюсь на край железной табуретки.

- Ее не было на месте, - говорю, сама не зная зачем.

Игнат широко раскрывает глаза:

- Да?! А где...

И умолкает.

***

Приближается энергетический час. Евы нет в комнате. По идее, она может подключиться к своему пакету где-нибудь в другом месте... Но я в это не верю.

Как всегда перед энергочасом, думается о плохом. Становится страшно. От жизни ждешь одних только бед и неприятностей.

За пятнадцать минут до двенадцати я вспоминаю, что не проверила почту. Сажусь в велосипедное седло, нажимаю на педали... загорается монитор на руле.

Письмо единственное. От Евы. Вытаращив глаза, читаю: " Завод есть. Он на самом деле есть! Спасибо тебе за все".

И все. Конец.

Это письмо так выбивает меня из колеи, что я чуть не забываю подключиться. Без двух минут двенадцать застегиваю манжету на левой руке, щелкаю разъемом... И тут вспоминаю, что не успела проверить: есть у меня на сегодня пакет или нет? Может, меня за что-то оштрафовали?!

На городской башне начинают бить часы: раз... два... три...

Двенадцать!

От манжеты разливается тепло - к сердцу. К горлу. Перед глазами вспыхивают золотые искры, мерцают, танцуют...

Я улыбаюсь.

Все в порядке. Все живы. И у Евы все хорошо. Даже лучше, чем можно было представить: Ева нашла дорогу на Завод! Она об этом всегда мечтала! Я за нее рада.

И еще я все могу. Петь, танцевать, конструировать...

Я кормлю динамо-мышь специальным кормом из баночки. Запускаю в колесо. Мышь бежит. Колесо вертится. Загорается лампочка над столом.

Я запираю дверь, сажусь за стол и кладу перед собой унесенные с работы наушники.

***

Через два часа становится понятно, что нужен барабан. Или бубен. Что-то такое просто необходимо. Я прячу в тайник разобранные наушники и стучу в комнату Игната.

Он так рад мне, что готов, кажется, руки целовать.

- Ты?! Заходи... Выпьем чаю... У меня есть вино...

- Некогда, - говорю. - Одолжи-ка мне ролики. Очень надо.

Он разочарован.

Ролики Игната - его сокровище. Он хранит их, чистит, смазывает, сам редко пользуется и другим никогда не дает. Они очень старые, могут сломаться и ремонта не переживут.

- Зачем тебе? - спрашивает Игнат, отводя глаза. Но я уже знаю, что отказать не решится.

- Съездить кое-куда. Я очень спешу, понимаешь?

***

Я качусь по тротуару, перепрыгивая через канализационные решетки. Ролики - замечательная вещь, но мне на них никогда не накопить денег. Особенно после того, как мы с Евой потратили все сбережения на нелегальный пакет.

Я снова думаю о Еве. Сейчас, когда после счастливого энергетического часа прошло некоторое время, ее письмо уже не кажется мне таким однозначным. " Завод есть"... Могла Ева уйти, не попрощавшись? Слова не сказав? Бросив все? Некрасиво с ее стороны. После того, как мы вместе побывали в такой переделке...

Я вспоминаю контролера, который нас отпустил. Может быть, исчезновение Евы как-то с ним связано?

Я вылетаю за поворот. Посреди площади ребята на роликах играют в гамбу - ухватившись друг за друга, катятся паровозиком. Ведущий резко поворачивает то вправо, то влево, и все за ним. Цепочка извивается змеей, уцепившихся последними мотает из стороны в сторону. Играют обычно до тех пор, пока кто-то не упадет и цепочка не развалится.

Я выжидаю секунду - и присоединяюсь к паровозику последним вагончиком.

Скорость невиданная. Я едва успеваю перебирать ногами, чтобы не налететь на край тротуара. Сороконожка, сложенная из людей на роликах, проносится через площадь и резко разворачивается перед большой витриной. Меня заносит, я бьюсь о витрину плечом: она гудит, как бубен, но не бьется. Гамба катится дальше. Летит вверх тормашками разносчик бутербродов. Катятся упаковки с дринком. Дворник поспешно сворачивает в сторону. Вдалеке слышен полицейский свисток...

Впереди кто-то падает, и на него валятся все остальные. Я успеваю разжать руки, по инерции качусь вперед и чуть вправо: мимо кучи-малы. Ребята пытаются встать, кто-то ругается, кто-то смеется. Полицейский свисток все ближе. Я успеваю махнуть рукой парню-заводиле (он, как и я, сумел удержаться на ногах). Он машет мне в ответ.

На полной скорости влетаю в темный переулок. Асфальт здесь неровный. Грохот роликов отражается от низких сводов. Поворот, еще поворот; пустынная улица, тихая, только лопочут ветряки на крыше. И - освещенная витрина. Я притормаживаю.

Вся витрина уставлена барабанами. Здесь огромные ударные установки и маленькие детские бубны. Тамтамы, Тулумбасы. Кожи и ткани натянуты на рамы всевозможных свойств и очертаний. Я очень люблю это место, но не могу тут часто бывать. Слишком далеко от дома.

Дверь закрыта. Я безнадежно дергаю ручку. Который час? Скоро рассвет, неудивительно, что магазин закрыт...

Из глубины, из-за барабанов-чудовищ в человеческий рост медленно выходит чья-то тень. В полутьме я не вижу лица.

Скрежещет замок. Открывается дверь.

- Входи.

***

Хозяина барабанного магазина зовут Римус. Он гораздо старше всех моих знакомых - ему лет сорок. Для меня он зажигает в магазине все огни: будит мышей и белок, выпускает светлячков, тормошит единственного электрического ската в глубоком, но тесном аквариуме. Я осматриваюсь, будто вижу все это в первый раз.

Барабанов тысячи. У каждого свой голос. Но сейчас все они молчат. Я протягиваю руку, несмело постукиваю пальцем по жесткой, странно теплой коже. Звук очень глубокий, низкий, таинственный: бум-м...

- Простите, что потревожила вас так поздно.

- Ничего. Я тебя ждал.

От удивления я оборачиваюсь:

- Меня?!

- Я тебя запомнил, Дикая. Ты часто приходишь. Посмотреть на барабаны.

- Не очень часто, - теперь я смущаюсь по-настоящему. - Я далеко живу. И... у меня нет денег. Только на очень маленький... самый маленький барабан.

Он кивает, будто так и знал. Жестом зовет меня за собой - в глубь магазина. Там стоит странная установка - что-то вроде клетки из грубо спаянных арматурных прутьев. Внутри клетки закреплены и развешены барабаны - на первый взгляд, как попало. На самом деле в их расположении есть система. Не могу понять, какая.