Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Муж моей жены






Миро Гавран

МУЖ МОЕЙ ЖЕНЫ

(КОМЕДИЯ)

(Перевод с хорватского Гирина Сергея)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: МУЖ МОЕЙ ЖЕНЫ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЖА МОЕЙ ЖЕНЫ

 

Tel. (098) 1724338

Www.mgavran2.htnet.hr

E-mail: miro.gavran@zg.htnet.hr

Гирин Сергей Викторович

Sergei_girin2001@mail.ru

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Креше

Жаркец

Драгица

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МУЖ МОЕЙ ЖЕНЫ

 

Перед нами помещение, одновременно служащее и кухней, и гостиной. Средиземноморский рай. На одной стене развешена рыболовная сеть, на другой – поплавки и полка с семью книгами. В углу печка. Кругом беспорядок: разделанные тушки рыбы, грубые деревянные стулья, кровать. Большая свадебная фотография: на ней Креше и Драгица. Когда поднимается занавес, зрители видят, что через всю комнату натянута веревка, на которой висят две простыни. За простынями кто-то есть, но не видно кто. Из-под простыни видна пара ног, а над ней - две руки, которые цепляют прищепки. Движения рук быстрые. Все это длится довольно долго. Судя по ногам, можно сказать, что это «хозяйка» вешает сушиться только что выстиранное белье. Из радиоприемника доносится мелодичная песня. Слышится стук в дверь. Никто не отвечает.

ГОЛОС: Есть кто-нибудь?

Человек за простыней не отвечает, продолжает цеплять прищепки и, видимо, сосредоточен на музыке, доносящейся из радиоприемника. Стук повторяется. Никто не отвечает. Дверь со скрипом открывается. В комнату входит Жаркец. На нем приличный костюм фабричного покроя и слишком широкий галстук. В кармашке пиджака платочек. В руке он держит тонкую папку. Волосы уложены с помощью большого количества геля, парфюма он тоже не пожалел. Жаркец смотрит на женские ноги, затем смотрит в зал, достает из внутреннего кармана очки, надевает их. Медленно нагнувшись, рассматривает женские ноги.

ЖАРКЕЦ: (со словенским акцентом) Извините за беспокойство, не могли бы вы сказать, где хозяин?

Из-за простыни появляется Креше. На нем матросская тельняшка и трусы, на ногах сандалии, на лбу завязан платок. Он явно плохо спал.

КРЕШЕ: Я здесь хозяин.

ЖАРКЕЦ: О, пардон, пардон. Меня ноги сбили с толку.

КРЕШЕ: Какие ноги?

ЖАРКЕЦ: Ваши ноги. Я подумал, что эти ноги принадлежат вашей домохозяйке или соседке, которая вам помогает стирать.

КРЕШЕ: Какая домохозяйка, какая соседка! Если бы я сам не стирал, уже ничего бы не осталось ни обуть, ни надеть.

ЖАРКЕЦ: Я так и предполагал.

КРЕШЕ: Что значит «так и предполагал»?

ЖАРКЕЦ: Что вы сами убираете дом, сами стираете белье… И я так же.

КРЕШЕ: (С подозрением смотрит на Жаркеца. Затем отходит к стулу, надевает штаны, застегивает их, снимает со лба платок, заправляет тельняшку в штаны, затягивает ремень. Подходит к Жаркецу, снова смотрит на него) А вы, товарищ, откуда знаете, кто я, если я не знаю, кто вы? Может, вы меня с кем-то перепутали.

ЖАРКЕЦ: Но вас же величают Креше?

КРЕШЕ: Меня величают?

ЖАРКЕЦ: Да.

КРЕШЕ: Нет, меня не величают, меня зовут Креше.

ЖАРКЕЦ: Значит, я прав.

КРЕШЕ: В чем прав?

ЖАРКЕЦ: Я вам позже объясню.

КРЕШЕ: А что вы собираетесь объяснять?

ЖАРКЕЦ: Не торопитесь. Когда узнаете, вам станет не по себе. Сейчас пока вы – счастливый человек, а уже через десять минут, когда я вам расскажу то, что собираюсь, ваша лодка сама пойдет на дно.

КРЕШЕ: Слушай, ты о какой лодке говоришь?

ЖАРКЕЦ: Не волнуйтесь, и моя пошла ко дну, когда я узнал. У нас с вами одна лодка.

КРЕШЕ: Ты кто?

ЖАРКЕЦ: Жаркец.

КРЕШЕ: Жаркец?

ЖАРКЕЦ: Да, Жаркец.

КРЕШЕ: (Старается вспомнить, но безуспешно) Я никогда тебя здесь в Сплите не видел.

ЖАРКЕЦ: А как же вы могли меня видеть, если я живу в Любляне, в столице.

КРЕШЕ: KREŠ E: И по какому делу вы приехали в Сплит?

ЖАРКЕЦ: Это длинная история.

КРЕШЕ: А вы ее коротко расскажите. Видите, у меня куча работы по дому. Мне за два часа надо приготовить ужин. И картошку почистить, и свеклу, и воду посолить. У меня через час жена возвращается из поездки в Любляну, а в доме беспорядок. А вы тут со своей длинной историей. У меня нет времени лясы точить.

ЖАРКЕЦ: Коллега, я знаю, что этот ваш монолог предназначен, чтобы выставить меня из вашего дома. Потому что и вы, и я знаем, что ваша жена через час не приедет.

КРЕШЕ: Откуда вы знаете?

ЖАРКЕЦ: Знаю. (Жаркец смотрит на свои часы) Сейчас семнадцать часов, шестнадцать минут. Ваша, как вы сказали, «жена» сейчас, как всякая проводница, находится в поезде «Марианский экспресс». И пока поезд едет, она тоже едет. Ее поезд отправился из Сплита в четырнадцать часов сорок пять минут. А в Загреб он прибудет только в двадцать часов двадцать минут. Драгица еще должна зайти в офис к шефу, а потом сядет на скорый поезд, который отправится в Любляну в двадцать два часа. В Любляну Драгица приедет ровно в час ночи. (Креше смотрит на него с удивлением и ничего не понимает).

КРЕШЕ: Так вы… значит… вы…

ЖАРКЕЦ: Я знаю о вас все.

КРЕШЕ: Вы все знаете?

ЖАРКЕЦ: Да, все.

КРЕШЕ: Неужели все?

ЖАРКЕЦ: Все.

КРЕШЕ: Значит, с ней работаете.

ЖАРКЕЦ: С кем?

КРЕШЕ: (испуганно) Ну, не с ней. А во внутренних.

ЖАРКЕЦ: Во внутренних?

КРЕШЕ: Да, во внутренних.

ЖАРКЕЦ: Как это?

КРЕШЕ: Во внутренних органах.

ЖАРКЕЦ: В органах?!

КРЕШЕ: Ну, так говорится. Извините, если...

ЖАРКЕЦ: Да выслушайте же меня, я вам…

КРЕШЕ: (вдруг встает на колени) Слушаю вас, слушаю вас… То, что я жульничал в картах, это ложь. Я никогда не жульничаю. Это они, мои соперники. Я никого никогда не обманул. Почти никого. Почти никогда. Вы не можете меня посадить только за то, что вчера я выиграл в карты три бутылки вина. Я, господин инспектор, никогда не играю в карты на деньги. Только на вино. А это совсем другое. Не забирайте меня. Я во всем признаюсь, хотя и не в чем признаваться.

ЖАРКЕЦ: Встаньте.

КРЕШЕ: Смилуйтесь, пожалуйста, смилуйтесь!

ЖАРКЕЦ: Да встаньте же вы!

КРЕШЕ: Не сажайте меня в тюрьму, господин инспектор, только не сажайте в тюрьму!

ЖАРКЕЦ: Да никакой я не инспектор.

КРЕШЕ: Вы не инспектор?

ЖАРКЕЦ: Нет.

КРЕШЕ: Идите вы у черту! Какого дьявола я тут стою перед вами на коленях, если вы не инспектор?! (злясь, поднимается с колен) Что ж вы сразу не сказали, что понятия не имеете ни о картах, ни обо мне, ни о моей жене.

ЖАРКЕЦ: Что ж я буду говорить, что я понятия не имею о вашей жене, если я знаю о ней все.

КРЕШЕ: Все? Что все? Значит, она опять возила в Загреб посылки? Знаете, это ведь никакая не торговля. Это просто для друзей. Сейчас так трудно что-то кому-то переслать, если что-нибудь не придумать.

ЖАРКЕЦ: Я знаю о вашей жене все. И пришел я, чтобы и о вас кое-что узнать.

КРЕШЕ: (опять падает на колени) Я ничего об этих посылках не знаю. Я сто раз ей говорил: тебя это до тюрьмы доведет. Не связывайся со спекуляцией. Это не для тебя. Но она не хотела меня слушать. Вы же знаете, как с женщинами! Если они себе что-нибудь втемяшат в башку, то уже ничто не поможет. Только не забирайте ее! Что я буду без нее делать? Она для меня – все на этом свете! Как я буду без нее? Останусь как сухой пень, если вы ее посадите в тюрьму! Это нужда ее заставила это делать! Сейчас так тяжело жить без подработки. То, что я зарабатывал в порту, ушло в прошлое. Налоги, дом. Ни на что не хватает.

ЖАРКЕЦ: Значит, вы приросли к ней всем сердцем?

КРЕШЕ: А как же? Она, конечно, слишком строгая, но такая красивая, хорошая. Когда она рядом со мной, у меня дом – полная чаша. Если вы ее посадите в тюрьму, я с тоски помру. Я очень поздно женился. Я так долго жил как отшельник, как моряк. Пока в мою жизнь не вошла эта красавица. Без нее я боялся старости, очень боялся. Я прощаю ей все. И что кричит на меня. Пусть кричит, только бы была жива и здорова. Знаете, у нас ведь идеальный брак: она сутки дома, а сутки в дороге. Я не смог бы жить с женой и видеть ее каждый день. А с другой стороны, я с ума сойду, если не увижу ее хотя бы два дня. Сейчас она на работе, моя королева. Не забирайте ее, если можно.

ЖАРКЕЦ: Я пришел не для того, чтобы ее забрать.

КРЕШЕ: A штраф?

ЖАРКЕЦ: Какой штраф?

КРЕШЕ: За посылки. Вы же торговый инспектор или полицейский в гражданке, или еще кто-нибудь такой. Я же вижу, что вы все знаете. Значит, вы за ней следите.

ЖАРКЕЦ: Никакой я не полицейский. Я обыкновенный гражданин.

КРЕШЕ: Вы не работаете на полицию?

ЖАРКЕЦ: Нет!

КРЕШЕ: Идите вы к черту! А я тут стою перед вами на коленях, как перед Господом! Сейчас ты у меня получишь!

ЖАРКЕЦ: Не подходите ко мне, если не хотите навредить Драгице! Не подходите!

КРЕШЕ: Чем это я могу навредить Драгице, если тебе вмажу?

ЖАРКЕЦ: Вы навредите ей и даже очень. Я вам все объясню, только не спешите.

КРЕШЕ: (удивленно) Кто вы вообще такой?

ЖАРКЕЦ: Подождите, сейчас все узнаете… (Подходит к большой свадебной фотографии Креше и Драгицы, смотрит на нее, дотрагивается рукой до рамки) Такая же рамочка, как и у нас.

КРЕШЕ: Как у вас с женой?

ЖАРКЕЦ: Да!

КРЕШЕ: У моей Драгицы есть вкус.

ЖАРКЕЦ: Да, есть. (Осматривает квартиру любопытным взглядом. Креше не спускает с него глаз.) Значит, Драгица живет здесь.

КРЕШЕ: Да, здесь.

ЖАРКЕЦ: Никогда бы не подумал. Знаете, у меня в квартире всегда порядок, нигде ни пылинки. Каждая вещь на своем месте. Знаете, моя жена любит порядок, уют…

КРЕШЕ: А, да? А мою жену эти глупости не интересуют. Моя Драгица говорит: «Креше, самое главное, что ты хорошо готовишь. А к этому свинарнику я привыкла, хотя он мне и мешает».

ЖАРКЕЦ: Да. Драгица любит и хорошо поесть, и чтобы порядок везде был. В одном доме у нее одно, в другом другое.

КРЕШЕ: О чем вы говорите?

ЖАРКЕЦ: О нашей Драгице.

КРЕШЕ: О «н а ш е й»?!

ЖАРКЕЦ: Да, о нашей.

КРЕШЕ: Да я тебя сейчас убью, я тебя задушу прямо на этом месте! (хватает Жаркеца за грудки, замахивается на него, но вдруг останавливается) А ты случайно не родственник Драгицы, если столько о ней знаешь?

ЖАРКЕЦ: Родственник. Мы из одной семьи.

Креше отпускает Жаркеца.

КРЕШЕ: Слушай, она мне никогда о тебе не рассказывала. Как ты сказал, тебя зовут?

ЖАРКЕЦ: Жаркец.

КРЕШЕ: Жаркец, Жаркец… На сколько я помню, она о вас никогда не вспоминала. Все, что я знаю, это то, что она осталась без родителей, когда была еще ребенком. А тетя, которая ее растила, умерла за три года до того, как мы познакомились.

ЖАРКЕЦ: И о вас Драгица никогда ничего не рассказывала. Если бы я не постарался, то и не узнал бы никогда, что вы существуете.

КРЕШЕ: Она вам обо мне никогда не рассказывала?

ЖАРКЕЦ: Нет.

КРЕШЕ: А когда в последний раз вы с ней виделись?

ЖАРКЕЦ: Позавчера.

КРЕШЕ: Позавчера?!

ЖАРКЕЦ: Да, в Любляне.

КРЕШЕ: В Любляне?! Ни сегодня перед тем, как ушла, ни вчера, когда приехала, она не рассказывала мне ни о каком родственнике.

ЖАРКЕЦ: И мне о вас тоже.

КРЕШЕ: И что она вам не говорила, что замужем за мной?

ЖАРКЕЦ: Нет.

КРЕШЕ: А вы часом не какой-нибудь «особый» родственник? А то я вам здесь сейчас устрою… Моя Драгица никогда мне не изменяла. А если бы только подумала, я бы ее наизнанку вывернул. Вы что с ней?..

ЖАРКЕЦ: У нас с ней такие отношения, как и положено в любой нормальной семье.

КРЕШЕ: Хорошо. Вы кем приходитесь моей жене?

ЖАРКЕЦ: Я ее муж.

КРЕШЕ: Чтооооооооо!?!

ЖАРКЕЦ: Я знал, что вас это удивит.

КРЕШЕ: Повторите, что вы сказали!

ЖАРКЕЦ: Я муж вашей жены. А вы – муж моей жены.

КРЕШЕ: Вы ненормальный!

ЖАРКЕЦ: И я был вне себя, когда узнал о вас. И моя лодка утонула.

КРЕШЕ: Вон из моего дома! Хватит порочить мою честную и верную жену!

ЖАРКЕЦ: Я совсем не за этим приехал!

КРЕШЕ: (грубо хватает Жаркеца за лацканы пиджака) Клеветник! Если ты не уберешь свою задницу из моего дома, я тебя сам выставлю. Обманщик!

ЖАРКЕЦ: Подождите, у меня есть доказательство моей правоты.

КРЕШЕ: Какое доказательство?

ЖАРКЕЦ: Доказательство того, что Драгица – моя жена.

КРЕШЕ: Показывайте!

ЖАРКЕЦ: Я не могу, пока вы не отпустите плащ.

Креше отпускает его.

КРЕШЕ: О каком доказательстве ты говоришь?

ЖАРКЕЦ: (из внутреннего кармана достает свидетельство о браке) Вот взгляните: черным по белому.

КРЕШЕ: Что это?

ЖАРКЕЦ: Свидетельство о браке. Официальный документ, подтверждающий, что мы с Драгицей пять лет назад поженились.

Жаркец в протянутой руке держит свидетельство. Креше как бы не решаясь взять предложенный документ, внимательно читает его, шевеля губами. Затем поднимает глаза и смотрит в зрительный зал. Потом вдруг, чтобы убедиться, читает свидетельство опять, шевеля губами, как будто бы только теперь до него доходит все, о чем говорил Жаркец. Кажется, что Креше окаменел. Его голос похож на голос, доносящийся издалека, откуда-то из могилы.

KРЕШЕ: Что-то я ничего не понимаю.

ЖАРКЕЦ: И я ничего не понимал, когда об этом узнал.

КРЕШЕ: По этому документу вы с моей женой состоите в браке уже пять лет.

ЖАРКЕЦ: Вы неправильно выразились. Наоборот, вы уже четыре года в браке с моей женой. Мы первые расписались.

КРЕШЕ: Мне что это снится? Если вам не сложно, ущипните меня, пожалуйста, чтобы я понял, что я не сплю. Ущипните.

ЖАРКЕЦ: Спасибо, конечно, но я не люблю это делать с мужчинами.

КРЕШЕ: Только чтобы я понял, что я не сплю.

ЖАРКЕЦ: Мне бы не хотелось менять ориентацию. Ущипните себя сами.

КРЕШЕ: (щипает себя за щеку и вскрикивает) На самом деле, грубая действительность. (Креше еще раз смотрит в свидетельство, затем начинает причитать) Скажите мне, объясните… Ой, проходимка, потаскуха! A-a-a, скотина бесстыжая! А я все эти годы был с ней хорошим и послушным, как собака! А-а-а, гадина двуличная! Осрамила меня, унизила! Где моя честь! Где мое счастье! Я покончу с собой, покончу!

ЖАРКЕЦ: Поберегите нервы.

КРЕШЕ: Я покончу с собой. Нет, сначала не с собой. Я убью ее. Затопчу ногами.

ЖАРКЕЦ: Успокойтесь.

КРЕШЕ: Я ей все зубы выбью. Ноги ей переломаю, зубы пересчитаю, буду выбивать по одному…

ЖАРКЕЦ: Голову ей…

КРЕШЕ: Голову ей о стенку разобью. Масло кипящее в лицо вылью…

ЖАРКЕЦ: Уксус…

КРЕШЕ: … уксус в глаза выплесну. Волосы своими руками повыдергиваю…

ЖАРКЕЦ: А глаза…

КРЕШЕ: … глаза выцарапаю, а раны солью засыплю…

ЖАРКЕЦ: (спокойным голосом) Ваши угрозы бессмысленны.

КРЕШЕ: Забью до смерти!

ЖАРКЕЦ: (таким же спокойным голосом) Это первая реакция, первый шок. Потом вы ей все простите, как будто бы ничего и не было.

КРЕШЕ: Никогда! Пока я жив, никогда!

Креше вдруг от крика переходит к плачу, начинает хныкать, как ребенок. Жаркец берет руками его голову, кладет себе на грудь, по-матерински гладит его по голове.

ЖАРКЕЦ: Успокойся, дружок, успокойся. Я знаю, как тебе сейчас.

КРЕШЕ: (сквозь слезы) Как мне тяжело, как мне тяжело! Мама, мне так тяжело!

ЖАРКЕЦ: Успокойся.

КРЕШЕ: Меня обманула моя верная жена, обмануло меня мое солнышко! Обманула меня сучка!

ЖАРКЕЦ: Успокойтесь.

КРЕШЕ: (Плачет, плачет, скулит и плачет. Вдруг замолкает и отстраняется от Жаркеца. Смотрит ему в глаза, потом опускает взгляд, затем снова смотрит на него. Произносит тихим голосом.) Как это вообще возможно?

ЖАРКЕЦ: Я узнал об этом две недели назад, а подозревать начал два месяца назад.

КРЕШЕ: Расскажите мне, все по порядку! Расскажите.

ЖАРКЕЦ: Слушайте. Жил я с ней такой же нормальной жизнью, какой живут все мужья, у которых жены работают проводницами. Драгица выезжала из Любляны в семь тридцать пять скорым «Арена». В Загреб приезжала в девять сорок четыре. Потом она была свободна до тринадцати пятидесяти пяти, когда экспресс «Медитеран» отправлялся в Сплит, где она по моему глупому предположению ночевала в Доме железнодорожника. На другой день она возвращалась поездом, который отходит ровно в…

КРЕШЕ: Не доставай меня сейчас с расписанием поездов! Я знаю его наизусть. Как она нас так ужасно обманула? Как ты понял? Как узнал, что у нее есть другой?

ЖАРКЕЦ: Я должен признаться, что я ни о чем не догадывался 4 года, 9 месяцев и 23 дня. Ровно 4 года, 9 месяцев и 23 дня я думал, что живу с самой верной, самой лучшей и самой уважаемой женой на свете. Я думал, что я самый счастливый человек на свете, и что Бог любит меня больше, чем всех остальных словенцев. Для меня, который всегда был самым лучшим сторожем на заводе, где производят винты, и который никогда не вынес ни одного инструмента, ни единого винтика, ни кусочка такни, ни кусочка мыла… Для меня, о котором и мой директор господин Стане Грум говорил, что я самый лучший и самый серьезный сторож на нашем заводе, да и не только… Для меня было большой честью, что в мою жизнь вошла Драгица и ее дочь Матильда.

КРЕШЕ: Дочь?! Господи, ты сказал «дочь»?! (Креше хватается руками за сердце)

ЖАРКЕЦ: Да, а что?

КРЕШЕ: Ты сказал «дочь» и еще сказал «ее дочь», что значит, что она не твоя дочь… Она что не твоя дочь?

ЖАРКЕЦ: Нет, не моя.

КРЕШЕ: О, Господи! Значит, у меня есть ребенок, а я и понятия не имею, что он есть. Это же можно сойти с ума!

ЖАРКЕЦ: Что с вами?

КРЕШЕ: Слушайте вы, муж моей жены! Все в Сплите знают, что я не люблю детей. Я говорил Драгице еще до того, как мы поженились, что у меня в жизни нет вещей, страшнее детского крика и касторки. Я был старшим ребенком в семье. У меня три брата и три сестры. А мой младший брат родился, когда мне было уже семнадцать лет. И всю мою юность обкакал и обписал вместе с младшими сестрами и братом. С того момента, как я себя помню, и до двадцати пяти лет я должен был ухаживать за малыми детьми и мыть обкаканные попки, пока моя мать работала на фабрике рыбных консервов. В двадцать пять лет я сбежал из дому в матросы, только чтобы не жить в доме, полном малых детей. Ты меня понимаешь? А она со мной так… Она родила от меня ребенка, и я об этом ничего не знаю. Но я не хочу на старости лет носиться с пеленками!

ЖАРКЕЦ: Это не ваш ребенок.

КРЕШЕ: Как не мой? А чей же, если не мой? Она родила его, когда я в последний раз, три с половиной года назад, плавал в Израиль. Меня не было дома семь месяцев. Это было мое прощальное плавание. Если бы она забеременела позже, я бы заметил ее живот.

ЖАРКЕЦ: Ребенок не ваш и не мой. Матильда родилась семь лет назад. Отец Матильды не вы, и не я, а кое-кто еще.

КРЕШЕ: Кто же?

ЖАРКЕЦ: Известно кто. Никола.

КРЕШЕ: Никола?

ЖАРКЕЦ: Да.

КРЕШЕ: Предыдущий муж нашей жены?

ЖАРКЕЦ: Ну, он не был ее мужем, но был предыдущим. Но это правда, что он вошел в жизнь Драгицы до нас и ребенка ей сделал еще до нас. КРЕШЕ: Идиот!

ЖАРКЕЦ: Прошу вас о мертвых говорить только хорошо.

КРЕШЕ: О мертвых?

ЖАРКЕЦ: Да. Никола умер через два месяца после рождения Матильды. Короче, Драгица когда-то давно работала у Николы в Новом Градишке, в кафе «Черная роза». Никола Драгицу долго добивался. И Драгица в результате полюбила его искренно и сильно. Драгица тогда мыла посуду и обслуживала гостей, когда одним летним вечером она поддалась его уговорам и пошла с ним. Потом забеременела. Она скрывала это. Но на пятом месяце это стало так видно, что скрывать дальше уже не имело смысла. И Никола выбросил ее на улицу. Затем она, несчастная, ушла к своей тете, которая была уже очень старая и больная, но которая помогала ей до самых родов. Матильда родилась семь лет назад. Никола ни за что не хотел признавать ее, как свою дочь. А через два месяца после этого с Божьей помощью он скончался от инсульта. Потом умерла и тетя Драгицы. Драгица вынуждена была освободить тетину квартиру, потому что она принадлежала какому-то предприятию, и стала переезжать с одной квартиры на другую, пока не встретила меня, ставшего для нее и Матильды настоящим спасителем.

КРЕШЕ: И ты женился на женщине с ребенком?!

ЖАРКЕЦ: Да я должен признаться, что в момент, когда мы познакомились, она не упоминала о том, что у нее есть дочь. Мы гуляли, четыре раза сходили в кино и шесть раз в кафе. А потом, когда мы в шестой раз были в кафе, она спросила, не буду ли я против, если она выйдет за меня замуж. А я сказал, что так счастлив, что она меня об этом просит, что буду ей преданным мужем до гроба. Через двадцать дней после этого мы обвенчались, а через полчаса после венчания она сказала, что пойдет в свою квартиру, которую снимает, за вещами.

КРЕШЕ: И?!

ЖАРКЕЦ: Она пошла и вернулась с вещами и с двухлетней девочкой.

КРЕШЕ: А ты?

ЖАРКЕЦ: Удивился.

КРЕШЕ: А она?

ЖАРКЕЦ: Она сказала: «Я надеюсь, ты не будешь против, если с нами будет жить моя дочь». А потом добавила: «Я тебе ничего не говорила о Матильде. Надеюсь, ты не будешь думать, что я это делала преднамеренно».

КРЕШЕ: И вы взяли чужого ребенка?

ЖАРКЕЦ: Матильда в тот момент подошла к моим ногам, схватилась ручонками за мои брюки, посмотрела на меня своими глазками и сказала: «Ты будешь моим папой?». И я ответил: «Буду». Вот так вдруг я стал ее отцом и забочусь о ней, как о своем родном ребенке. Мою ее, глажу для нее, одеваю, гуляю с ней, вожу в школу. Всегда готовлю для нее горячие завтраки. И зимой, и летом. Благодаря мне, Матильда закончила первый класс на отлично. Я все задания у нее проверяю и раз в месяц хожу на родительские собрания. Я уверен, что она и второй класс закончит на отлично.

КРЕШЕ: Я не могу поверить! У моей Драгицы муж и ребенок, а я об этом ничего не знаю. Но вы мне не рассказали, как вы обо всем этом узнали.

ЖАРКЕЦ: На сколько я помню, 4 года, 9 месяцев и 23 дня я был глуп и счастлив. Пока в один прекрасный день, вернее, ночь, когда мы спали, я не проснулся, чтобы сходить в туалет. Я встал с постели. Свет не зажигал, чтобы не разбудить Драгицу. Пошел к двери и ногой зацепился за тумбочку, на которой стоял ночник. Он упал. Драгица проснулась и говорит в темноте: «Креше, что случилось?» Я зажег свет. И когда она меня увидела, то так испуганно, как будто бы хотела кого-то другого увидеть, говорит: «О, Жаркец, это ты!». И тут меня прихватило. Я побежал в туалет. Но вернулся еще быстрее. Она назвала меня «Креше» да еще и удивилась, что увидела в своей комнате собственного мужа.

КРЕШЕ: А потом?

ЖАРКЕЦ: Потом в меня закрался червь сомнения. Я ничего ей не говорил, ни о чем не спрашивал, но мне все больше казалось, что в ее жизни есть еще кто-то. Я следил за ней в Любляне, когда она ходила по магазинам, подслушивал ее разговоры с соседками, но так ничего и не узнал. Но этот червь сомнения все больше меня грыз, и я впервые залез в ее сумочку. Потому что я прочитал в загребском «Мире», что мужу легче всего определить изменяет ли жена, если проверить содержимое ее сумочки. Но, к сожалению, это не дало своих плодов.

КРЕШЕ: И потом, как дальше проходило расследование?

ЖАРКЕЦ: Через месяца полтора ужасных сомнений, которые меня мучили, когда я уже подумал, что у Драгицы никого нет, я взял ее зимнее пальто и нащупал там за подкладкой какую-то бумагу. Я аккуратно распорол подкладку и нашел там свидетельство о браке. В тот момент я готов был ее задушить, убить, раздавить. Хотел вылить ей в лицо кипящее масло, выжечь ей глаза уксусом. К счастью, Драгица в тот момент была в поезде, а Матильда в школе. Через полчаса бешенства и слез, я взял себя в руки и сказал сам себе: «Подожди, Жаркец, ты – существо разумное. Обдумай все, прежде чем поднимешь револьвер или накинешь веревку». И я дал себе слово, что два дня не буду ничего предпринимать, но за это время должен взять себя в руки и выйти из депрессии.

КРЕШЕ: А через два дня?

ЖАРКЕЦ: Через два дня я убедился, что обманут и унижен, но должен подумать и о маленькой Матильде, и о себе, и о Драгице. Я решил, что сначала я должен поговорить с вами, как с мужем моей жены. Без эмоций и крика. Но я понимал, что в Сплит я могу поехать только тогда, когда Драгица будет в дороге, а моя двоюродная сестра сможет оставить у себя мою доченьку Матильду. И вот дождался сегодняшнего дня. Дня больших свершений. Дня, когда я смогу мужу моей жены сказать прямо в лицо, что он, извините за выражение, рогоносец, и что он обманут.

КРЕШЕ: Ой, Драгица, Драгица, несчастная! Драгица, сучка, как же ты меня обвела вокруг пальца, как же ты меня надула, как же ты меня уничтожила! Но я тебе дам!

ЖАРКЕЦ: Просветление!

КРЕШЕ: Что?!

ЖАРКЕЦ: Вторая моя мысль – это просветление. Я знаю, как бывает, когда муж обо всем узнает. Первая мысль – бешенство, вторая – просветление, третья – прощение.

КРЕШЕ: Прощение? Никогда!

ЖАРКЕЦ: Но по-человечески простить можно.

КРЕШЕ: Только теоретически.

ЖАРКЕЦ: Еще будете за нее бороться, будете ее хотеть еще больше, чем раньше.

КРЕШЕ: Это невозможно! Я и дня не останусь с ней в одной квартире. Я ей воды не подам. Она для меня умерла. Она для меня больше не существует. Она для меня могила, на которой нет ни цветов, ни свечей. Я больше не позволю делать из меня дурака. Я даже не поздороваюсь с ней. Я прокляну ее самыми страшными словами и выброшу из своей памяти. Меня и обмануть! Меня, моряка, которого ни одна женщина никогда не обманывала! Я ее на руках носил, во всем ей потакал. Все, что у меня было, отдавал ей. А она меня вот так! Я больше ничего не хочу знать об этой особе, о своей бывшей жене. (Продолжительная пауза) А зачем вы вообще ко мне приехали?

ЖАРКЕЦ: Чтобы договориться и все решить.

КРЕШЕ: О чем договориться?

ЖАРКЕЦ: О Драгице.

КРЕШЕ: В каком смысле?

ЖАРКЕЦ: О том, чья она.

КРЕШЕ: Что вы имеете в виду?

ЖАРКЕЦ: У одной женщины не может быть двух мужей. Это противозаконно.

КРЕШЕ: А-а, об этом. (Пауза) Вы действительно злитесь на нее?

ЖАРКЕЦ: Больше нет. Все в прошлом.

КРЕШЕ: Тяжело, когда об этом узнаешь, тяжело.

ЖАРКЕЦ: Я иногда думаю, что легче тем, кто никогда ни о чем не узнает. (Пауза)

КРЕШЕ: И что вы решили?

ЖАРКЕЦ: Я думаю, что было бы лучше всего для нас троих, господин Креше, чтобы вы оставили Драгицу.

КРЕШЕ: В каком смысле «оставили»?

ЖАРКЕЦ: В простом. Чтобы вы расторгли с ней брак. Чтобы вы сказали ей, что вы узнали, что у нее есть другой муж, и что не желаете с ней больше иметь дела.

КРЕШЕ: А вы?

ЖАРКЕЦ: А я бы и дальше оставался с ней в браке.

КРЕШЕ: Неужели после всего этого?

ЖАРКЕЦ: А что еще мне остается?

КРЕШЕ: Вы можете ей простить, что она вот так обманывала вас со мной?

ЖАРКЕЦ: Простить могу, но забыть не смогу. Как говорит один наш писатель: «Мы, словенцы, прощаем, но ничего не забываем».

КУРЕШЕ: И вы ждете от меня, что я с Драгицей расстанусь и выставлю ее из дому?

ЖАРКЕЦ: Конечно. Как вы можете жить с женщиной, которая свое тело предала греху! О которой вы знаете, что она делает из вас дурака! Она не имеет морального права посмотреть вам в глаза и сказать: «Здравствуй, мой ненаглядный муж. Хочешь, я поглажу тебя по спинке?» и все такое. Вы со мной согласны?

КРЕШЕ: Согласен.

ЖАРКЕЦ: Вы ее ненавидите?

КРЕШЕ: Конечно! Подождите, дайте немного подумать…

ЖАРКЕЦ: Да что тут думать?! Все ясно, как белый день. Она вас обманывала? - Обманывала. Вы не можете это перенести? – Не можете! Что лучше всего? Послать ее к черту? – К черту! Если все это так, тогда к чему все эти разговоры

КРЕШЕ: Подождите, а вы?

ЖАРКЕЦ: Что я?

КРЕШЕ: Неужели вы простите?

ЖАРКЕЦ: Прощу.

КРЕШЕ: Но как? После всего этого?

ЖАРКЕЦ: Я не далматинец.

КРЕШЕ: Но вы же мужчина.

ЖАРКЕЦ: Только иногда. (пауза) Что вы молчите?

КРЕШЕ: Думаю.

ЖАРКЕЦ: Не стоит.

КРЕШЕ: У меня голова кругом идет.

ЖАРКЕЦ: Что вам еще не понятно?

КРЕШЕ: Объясните мне, как вы можете жить с ней и дальше? Как вы можете переступить через все это?

ЖАРКЕЦ: Видите ли, человек – это существо разумное. Koitus ergo sum. Это разумное существо иногда может проявлять чувства, но разум все же побеждает. И я долго раздумывал по поводу меня и моей жены Драгицы.

КРЕШЕ: Нашей жены.

ЖАРКЕЦ: Нашей жены Драгицы и меня. И нашел несколько причин, из которых самая важная – это то, что я уже в годах. Проблемы с пищеварением, низкое давление, язва, ревматизм и так далее. Короче говоря, я не могу в такие годы начинать ухаживать за другой женщиной. Не смогу покупать цветы, писать любовные письма, цитировать Францета Прешерена. Это уже не серьезно. Не к лицу человеку моих лет.

КРЕШЕ: Ну, да. Было бы немного странно.

ЖАРКЕЦ: Я думаю, что больше уже не смогу полюбить. Мужчина должен идеализировать весь женский род, чтобы он смог заинтересоваться одним экземпляром. А с другой стороны, я слишком старый, чтобы снова начать привыкать к ворчанию, к болезням, к «трудным дням» новой женщины. Это привыкание – процесс, который требует нервов и воли, а у меня уже нет ни нервов, ни воли. Поэтому, как смягчающее обстоятельство, я принял то, что Драгица – проводница, и ее часто не бывает дома. Я подумал, как было бы ужасно, если бы каждый день рядом со мной была женщина, которая бы говорила «не делай того, не делай этого». И вот так в процессе погружения в новую проблему, я пришел к выводу: какая есть – такая есть, и изменить ее нельзя. Так уж лучше зло известное, чем неизвестное.

КРЕШЕ: Интересно вы смотрите на проблему. Ой, я совсем забыл, я даже не предложил вам выпить.

ЖАРКЕЦ: Не важно.

КРЕШЕ: Как это «не важно»! Вы первый раз у меня в доме. Вы должны выпить.

ЖАРКЕЦ: Я почти не пью. Вернее, не пил, пока две недели назад не нашел свидетельство о браке. Тогда и напился.

КРЕШЕ: Вот видите, всему – свое время. А я, когда перестал работать, перестал и выпивать, так что пью сейчас раз-другой в неделю. Так что вы будете, вино или ракию?

ЖАРКЕЦ: Ну, если это так необходимо, то ракию. Только немного.

КРЕШЕ: (выставляет бутылку ракии и две рюмки) Чувствуйте себя, как дома. Садитесь, как вам удобно.

ЖАРКЕЦ: Спасибо, спасибо большое.

КРЕШЕ: (протягивает Жаркецу рюмку ракии) Пожалуйста.

ЖАРКЕЦ: Спасибо.

КРЕШЕ: Я поднимаю этот тост за жизнь, которая нас обоих затрахала.

ЖАРКЕЦ: За жизнь.

КРЕШЕ: Ну, будем здоровы.

ЖАРКЕЦ: Будем здоровы.

Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и смотрят перед собой долго и сосредоточенно. Вдруг поднимают взгляды друг на друга. Креше кивком головы ставит вопрос Жаркецу. Тот кивает утвердительно. Креше наливает две рюмки, одну протягивает Жаркецу.

KРЕШЕ: Будем здоровы.

ЖАРКЕЦ: Будем.

Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и долго смотрят перед собой, не произнося ни слова. Вдруг снова поднимают взгляды друг на друга. Креше кивком головы ставит вопрос Жаркецу. Тот кивает утвердительно. Креше наливает две рюмки, одну протягивает Жаркецу.

ЖАРКЕЦ: Может, тормознем?

КРЕШЕ: Ни в коем случае! Выпьем… за судьбу-злодейку!

ЖАРКЕЦ: Если за судьбу, тогда можно.

КРЕШЕ: Будем здоровы.

ЖАРКЕЦ: Будем.

Они чокаются и выпивают до дна. Ставят рюмки на стол и смотрят перед собой долго и сосредоточенно. Вдруг поднимают взгляды друг на друга. На этот раз Жаркец кивком головы ставит вопрос Креше. Тот кивает утвердительно. Жаркец наливает две рюмки, одну протягивает Креше.

ЖАРКЕЦ: Будем здоровы.

КРЕШЕ: Будем.

Выпивают до дна. Ставят рюмки на стол. Вдруг вскакивают. На мгновение свет приглушается и комнату заполняет веселая мелодия. Это продолжается какое-то мгновение. Затем музыка стихает, свет снова становится прежним. С этого момента они оба находятся под воздействием алкоголя.

KРЕШЕ: Я думаю, было бы лучше, если бы вы… пардон, подождите, мне это «вы» кажется таким глупым… Могу я говорить вам «ты»? Мы можем перейти на «ты»?

ЖАРКЕЦ: Конечно.

КРЕШЕ: У нас столько общего! Было бы глупо друг другу говорить «вы».

ЖАРКЕЦ: Знаешь, я за эти дни очень часто о тебе думал.

КРЕШЕ: Да ладно!

ЖАРКЕЦ: Да. Старался тебя представить. У меня же не было ни фотографии, ни каких-то сведений, как ты выглядишь. Высокий ты или низкий, с усами или без усов. Короче, я сгорал от любопытства. И я очень боялся, что разочаруюсь. Думал: неужели моя Драгица все эти годы обманывала меня с каким-нибудь кретином, которого я и уважать не смогу. С кем я и за один стол не сяду. Ты понимаешь мои переживания, мои страхи?

КРЕШЕ: Понимаю. Ну, и ты разочаровался?

ЖАРКЕЦ: В каком смысле?

КРЕШЕ: Ну, во мне. Ты разочаровался в выборе Драгицы? Ты бы сел со мной за один стол?

ЖАРКЕЦ: Вопрос слишком уж в лоб.

КРЕШЕ: Ну и?

ЖАРКЕЦ: Ну… Ты мне нравишься. Вот так на первый взгляд. Я могу сказать, что ты хороший человек. У тебя есть душа. Понимаешь?

КРЕШЕ: Понимаю. Ну, за это еще по одной? (Креше наливает)

ЖАРКЕЦ: Теперь уже все равно. Рюмкой больше, рюмкой меньше.

КРЕШЕ: Будем здоровы.

ЖАРКЕЦ: Будем.

Выпивают до дна.

КРЕШЕ: Знаешь, эта твоя мысль простить Драгицу и жить с ней, как будто ничего и не было – очень интересная мысль.

ЖАРКЕЦ: Ты думаешь?

КРЕШЕ: Думаю. Знаешь, я полностью с тобой согласен. В наши годы разыгрывать любовные отношения и начинать все сначала не имеет смысла. Какая есть – такая и есть. Бери, что дают. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Одному только Богу известно, какие остальные бабы. Может, лучше, а может, и хуже.

ЖАРКЕЦ: Значит, ты согласен с моим взглядом на проблему?

КРЕШЕ: Абсолютно. Ты умный мужик. Большой интеллигент.

ЖАРКЕЦ: Спасибо. Тогда мы легко договоримся о том, чтобы Драгица осталась со мной, если ты смотришь на проблему моими глазами.

КРЕШЕ: Боюсь, что именно поэтому договориться будет трудно.

ЖАРКЕЦ: Почему?

КРЕШЕ: Потому что ты помог мне понять, что не стоит стареющему мужчине снова влюбляться, покупать цветы, цитировать стихи и привыкать к какой-нибудь новой женщине. Кроме этого, для меня нет женщины, красивее Драгицы. С тех пор, как она вошла в мою жизнь, я стал самым счастливым человеком на свете. Что бы я без нее делал? Я был бы никто и ничто. А так я – муж настоящей принцессы. Когда я болел, она меня и кормила и поила, да и я был с ней хорошим. Покупал ей все, что ей хочется, и носил ее на руках, как настоящий мужчина.

ЖАРКЕЦ: Что ты всем этим хочешь сказать?

КРЕШЕ: Я хочу сказать, что лучше всего для нас троих будет, если ты оставишь мою Драгицу, а я останусь с ней и дальше.

ЖАРКЕЦ: Подожди, подожди, как ты себе представляешь, что я оставлю Драгицу?

КРЕШЕ: Очень просто. Скажи ей, что ты на нее обижен, что у нее есть другой муж, и что твоя словенская гордость не позволяет тебе жить с такой сучкой.

ЖАРКЕЦ: Но ведь я пришел к тебе с этим предложением?

КРЕШЕ: А теперь я тебе предлагаю то же самое: откажись от этой женщины. Она тебе не пара.

ЖАРКЕЦ: А как же ты будешь с ней?

КРЕШЕ: Так я же Далматинец. Я не слишком серьезно выбираю женщин.

ЖАРКЕЦ: И ты ее простишь?

КРЕШЕ: Простить – не прощу, но забыть могу.

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Я чувствую, что меня обманули во второй раз.

КРЕШЕ: Почему?

ЖАРКЕЦ: В первый раз меня обманула моя жена, а теперь меня хочет обмануть и ее муж.

КРЕШЕ: Я никого не хочу обманывать. Я просто думаю, что для нас троих будет лучше, если ты оставишь мою жену.

ЖАРКЕЦ: Это МОЯ жена.

КРЕШЕ: С твоей точки зрения твоя, а с моей – моя. Короче, оставь нашу жену.

ЖАРКЕЦ: Слушай, коллега, с твоей стороны это неуважение.

КРЕШЕ: Что неуважение?

ЖАРКЕЦ: Что ты мое присвоил себе мое предложение.

КРЕШЕ: Послушай меня, коллега, мне еще никто никогда в жизни не говорил, что я неуважителен, и я не позволю этого делать какому-то индивидууму, который по стечению обстоятельств спит с моей женой. Господи, да как тебе только не стыдно смотреть мне в глаза! Унижать мою жену и говорить еще об уважении?!

ЖАРКЕЦ: Пардон, коллега, извините. Проанализируем ситуацию: я женился на Данице пять лет назад. А вы, коллега, четыре. Значит, юридически мой брак законный, а ваш – нет.

КРЕШЕ: Вы, словенцы, только и делаете, что анализируете. Вам легко говорить, кто прав, кто виноват. Посмотрим, что говорят эмоции: а эмоции говорят, что я полюбил Драгицу еще шесть лет назад.

ЖАРКЕЦ: А я пять. Значит, она уже тогда с тобой вертела?

КРЕШЕ: Вот, видишь.

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Попробуем поговорить откровенно.

КРЕШЕ: Пожалуйста.

ЖАРКЕЦ: Ты оставишь Драгицу?

КРЕШЕ: Нет. (Пауза) A ты?

ЖАРКЕЦ: Нет.

Пауза.

КРЕШЕ: И что теперь?

ЖАРКЕЦ: Получается, что мы в патовой ситуации.

КРЕШЕ: Получается.

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Но у тебя есть предложения, как решить с кем останется Драгица?

КРЕШЕ: Давай бросим кости! Кто выиграет, тому и жена в награду.

ЖАРКЕЦ: Как бы не так. Я знаю, кто выиграет.

КРЕШЕ: Может, в карты? Кто выиграет, тому и жена.

ЖАРКЕЦ: Господин Креше, мы же не на диком Западе.

КРЕШЕ: Тогда сам что-нибудь предложи.

ЖАРКЕЦ: Мне ничего в голову не приходит.

КРЕШЕ: И мои предложения не принимаешь. Давай тогда выпьем по рюмочке. Может, что-нибудь придумаем.

ЖАРКЕЦ: Давай.

Креше наливает, они чокаются и выпивают.

KРЕШЕ: А знаешь, ты мне нравишься.

ЖАРКЕЦ: И ты мне тоже. Я думаю, что Драгица – женщина с прекрасным вкусом. Мы с тобой - особый вид мужчин.

КРЕШЕ: Мы идиоты.

ЖАРКЕЦ: Что ты имеешь в виду?

КРЕШЕ: Я думаю, что мы относимся к тому виду, который называют идиотами. Если бы мы не были идиотами, она не водила бы нас за нос столько лет.

ЖАРКЕЦ: Ну, сейчас с одной стороны мы, может, и идиоты, но с другой – хорошие люди.

КРЕШЕ: По принципу: хороший и идиот – два родных брата.

ЖАРКЕЦ: Я не знаю такого принципа. Как ты сказал? Хороший плюс идиот равняется... что?»

КРЕШЕ: Два родных брата.

ЖАРКЕЦ: Очень интересно.

КРЕШЕ: Скорее, я бы сказал, очень грустно.

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Знаешь, меня очень подкосило, когда я узнал о твоем существовании. Это самый грустный день в моей жизни – День скорби. В тот день я впервые в жизни решил совершить самоубийство. Я даже уже стал думать, какой самый дешевый способ себя убить. Стал расспрашивать, сколько стоит пистолет, сколько стоит метр веревки.

КРЕШЕ: Не надо, дружище, не надо самоубийства. До этого еще далеко.

ЖАРКЕЦ: Сейчас я и сам знаю, что это слишком. Но в тот день ужасного осознания действительности мои чувства взяли верх. Только на следующий день я сумел все переоценить. Я даже сказал себе: «Лучше пусть она покончит с собой». А потом еще подумал: «Здесь речушка, там межа. Как же, жизнь, ты хороша!»

КРЕШЕ: Так и надо, правильно.

ЖАРКЕЦ: Но в тот первый день я даже думал, как убить ее второго мужа.

КРЕШЕ: Неужели меня?

ЖАРКЕЦ: Я же тогда еще не знал, что это ты.

КРЕШЕ: Неужели ты бы меня убил?

ЖАРКЕЦ: Ну, я же тебя не знал. Ты был каким-то существом, у которого там что-то есть с моей женой. Понимаешь, фантазия у меня разыгралась, и я представлял тебя таким красавцем, совсем другим. Ну, и ревность, конечно, проснулась. Это же нормально. Потом я и это проанализировал и сказал себе: «Я же не дурак, чтобы убить этого засранца, а потом сесть на пять лет в тюрьму!»

КРЕШЕ: Как ты меня назвал? Засранец?

ЖАРКЕЦ: Да не тебя, которого я сейчас знаю и уважаю, а тебя того, абстрактного, который снюхался с моей женой. Понимаешь?

КРЕШЕ: Понимаю.

ЖАРКЕЦ: Я так ревновал, когда представлял, как вы обнимаетесь. Это же так по-человечески. Думаю, ты меня можешь понять.

КРЕШЕ: Могу, могу. (Пауза) Я хочу кое-что у тебя спросить. Кое-что о тебе и Драгице. Надеюсь, ты не обидишься. Надеюсь, ты поймешь мою человеческую слабость под названием «любопытство»?

ЖАРКЕЦ: Ну, спрашивай.

КРЕШЕ: Как часто вы бываете вместе?

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Что «как часто»?

КРЕШЕ: Ну, как часто вы делаете это?

Пауза.

ЖАРКЕЦ: А, это.

КРЕШЕ: Да, это. Как часто?

ЖАРКЕЦ: Один раз.

КРЕШЕ: Один раз?

ЖАРКЕЦ: Да, один раз.

КРЕШЕ: В неделю?

ЖАРКЕЦ: Нет. В месяц.

КРЕШЕ: Один раз в месяц?

ЖАРКЕЦ: Да.

КРЕШЕ: Так вы не очень-то преуспели.

ЖАРКЕЦ: Ну, сейчас… (Пауза) Это обычно бывало в начале месяца, после зарплаты. Раз в месяц мы делали это. И два раза в месяц то, другое.

КРЕШЕ: Что другое?

ЖАРКЕЦ: Ну, то, другое. Понимаешь?

КРЕШЕ: (ничего не понимая) A, да. То другое. (Пауза) Значит, три раза в месяц?

ЖАРКЕЦ: Что три раза в месяц?

КРЕШЕ: Ну, делали это.

ЖАРКЕЦ: Нет. Это мы делали раз в месяц, а то, другое - два раза в месяц. (Пауза. Креше ничего не понимает, но не хочет в этом признаться) Понимаешь?

КРЕШЕ: А, понимаю. Это – раз в месяц, а то другое – два раза в месяц.

ЖАРКЕЦ: Ну, да. (Пауза) Наверно, и вы так же.

КРЕШЕ: Наверно. Ты что имеешь в виду?

ЖАРКЕЦ: И часто, и редко. (Пауза) Я бы хотел тебя еще кое о чем спросить, если ты не против.

ЖАРКЕЦ: Конечно, спрашивай, не стесняйся. Мы с тобой сегодня стали интимными братьями, как сказал бы наш хорватско-сербский писатель Крлежа.

КРЕШЕ: Мне интересно, каким был ваш брак. Как вы ладили? Я имею в виду каждодневные отношения. Только искренно.

Пауза.

ЖАРКЕЦ: Я отвечу тебе очень искренно, если ты мне пообещаешь, что и ты мне ответишь на мой вопрос.

КРЕШЕ: Конечно! Искренность за искренность. (Пауза) Давай, рассказывай.

ЖАРКЕЦ: Может, здесь и нечего рассказывать. Ты же знаешь нашу Драгицу: часто в дороге, редко дома. Когда я спрашиваю ее, почему ты так редко дома, она мне говорит: что ты меня спрашиваешь, кабан? Разве ты не знаешь, что такое эмансипация! Ты знаешь, что я зарабатываю в три раза больше, чем ты, и что у нас в доме ничего не было бы, если бы я столько не работала.

КРЕШЕ: Она никогда не выносила упреки.

ЖАРКЕЦ: Я всегда содержал в порядке дом. Наша квартира была чище, чем военный госпиталь. Каждый день после обеда я пылесосил, раз в неделю стирал и гладил белье. Посуду мыл и вытирал только я. А она еще была не довольна.

КРЕШЕ: Как это?

ЖАРКЕЦ: Говорила, что я плохой муж, потому что не умею готовить, и что она в три раза больше стоит. А с моей зарплатой мы бы уже давно померли с голоду.

КРЕШЕ: А ты действительно не умеешь готовить?

ЖАРКЕЦ: Не умею и не люблю. Я пробовал много раз, но у меня на самом деле не получается. У меня любое блюдо плохо выходит, без цвета, запаха и вкуса.

КРЕШЕ: А Драгица любит хорошо поесть.

ЖАРКЕЦ: Что самое страшное, если бы она постоянно была дома, то не пускала бы меня на баскетбол.

КРЕШЕ: Ты любишь баскетбол?

ЖАРКЕЦ: Очень. Это самый лучший вид спорта. А ты?

КРЕШЕ: Я не пропускаю ни один соревнования, когда желтые играют в Сплите. Единственно, когда Драгица дома, я не могу пойти. Она не пускает.

ЖАРКЕЦ: Когда я обо всем думаю, то понимаю, что Драгица отняла у меня лучшие годы моей жизни.

КРЕШЕ: Ох, да. Как мне грустно слушать твою исповедь. Много ты намучался с этой женщиной.

ЖАРКЕЦ: Много. (Пауза) Скажи мне, как ты познакомился с Драгицей?

КРЕШЕ: Ты что имеешь в виду?

ЖАРКЕЦ: Ну, как произошло ваше знакомство?

КРЕШЕ: А, ты об этом? Тебе действительно интересно?

ЖАРКЕЦ: Конечно.

КРЕШЕ: Ну, знаешь, это случилось в прекрасные весенние дни, когда ласточки готовились сорваться с ветвей деревьев и подняться в безоблачную высь. В моей душе тогда была какая-то тревога, сердце так сильно колотилось, а левая бровь все время подергивалась. Я чувствовал, что в эти дни должно что-то случиться, что изменит всю мою жизнь. И действительно, однажды утром, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь паутины ветвей сонных берез, искали пути к сердцам людей, и когда веселые птички своим щебетанием делали существование людей более-менее сносным, я тем судьбоносным утром шел медленным шагом, почти паря над землей, касаясь ее только кончиками пальцев ног. Когда я проходил вот так восторженно мимо одного туалета, ничего не видя, не думая ни о чем, но чувствуя все вокруг, я вдруг услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Но я не обернулся, подумав: «Я не тот счастливчик, которого женщины называют господином». Но этот голос, снова несясь по воздуху, произнес: «Эй, господин!» Я остановился. Оглянулся. И мои глаза увидели молодую женщину. В руке у нее был обычный кошелек. Это была Драгица, имя которой я тогда еще не знал. И она говорит: «Эй, господин, это вы потеряли кошелек?» Я говорю: «Нет, не я». А она мне: «Мне кажется, вы его уронили». Я говорю: «Нет, у меня никогда не было такого кошелька». А она мне: «А что же теперь делать? Вы единственный свидетель. Вы должны мне помочь». И тогда я предложил ей отнести кошелек в полицию. А она говорит: «Только если вы мне поможете. Вы же свидетель. В полиции могут подумать, что я что-нибудь взяла из кошелька, если там вообще что-нибудь есть». И вот так мы вместе открыли кошелек, в котором были только две каких-то мелких купюры. Потом вместе пошли в полицию, где полицейский сказал нам, что из-за такой мелочи мы могли вообще не приходить. А как только мы вышли из отделения, она мне предложила… Что же она мне предложила?

ЖАРКЕЦ: Пойти в кино.

КРЕШЕ: Откуда ты знаешь?

ЖАРКЕЦ: Да так.

КРЕШЕ: Она предложила мне пойти в кино, а мне казалось, что я умру от счастья. Сердце было готово вырваться из груди, выскочить и биться где-то на свободе.

ЖАРКЕЦ: Красиво!

КРЕШЕ: Да, красиво. (Пауза) A можно и я задам тебе интимный вопрос?

ЖАРКЕЦ: Конечно, спрашивай, что хочешь.

КРЕШЕ: Знаешь, я когда знакомлюсь с кем-нибудь, с мужчиной или с женщиной, меня начинает мучить любопытство: как у этого человека все случилось в первый раз.

ЖАРКЕЦ: Тебе это интересно?

КРЕШЕ: Да, интересно. Ответы на этот вопрос всегда такие интересные. А с другой стороны, эти истории бывают такие смешные, неожиданные. И грустные, и веселые, и необычные, и банальные.

ЖАРКЕЦ: Тебя интересует, как это было у меня?

КРЕШЕ: Да, именно у тебя.

ЖАРКЕЦ: Я об этом еще никому никогда не рассказывал.

КРЕШЕ: Ну, я же твой лучший друг.

ЖАРКЕЦ: Лучший?

КРЕШЕ: Ну, если не лучший, то особенный.

ЖАРКЕЦ: Знаешь, это…

КРЕШЕ: Неразглашение и секретность гарантированы. Рассказывай все сначала и подробно.

ЖАРКЕЦ: Это случилось, когда мы отмечали сдачу экзаменов после десятого класса.

КРЕШЕ: После десятого класса?

ЖАРКЕЦ: Да. Я не очень компанейский человек, редко выпиваю. Но в тот вечер все напились, как поросята. А я пил какой-то красный сок, а часов через шесть до меня дошло, что это ликер. И вдруг я опьянел так, как никогда в жизни. И попросил одну свою одноклассницу, чтобы она помогла мне выйти на свежий воздух. Ноги у меня вообще не шли. Она сидела напротив меня за столом, и было в ней килограммов сто, то есть видно было, что на нее можно опереться… в пьяной ситуации. Она взяла меня подмышки и понесла в сад. Но когда они шла по тропинке через сад, споткнулась о какой-то камень и упала в траву. А поскольку она держала меня подмышкой, я упал на нее. Вот так я невинность и потерял.

КРЕШЕ: С такой толстухой?!

ЖАРКЕЦ: Во всем был виноват камень.

КРЕШЕ: Думаешь, камень?

ЖАРКЕЦ: Да, камень. Да я еще и пьяный был. Поэтому мягко и упал. Она вся была такая мягкая. Короче говоря: провалился я в нее. (Пауза) A ты, как ты потерял невинность?

КРЕШЕ: Это было давно. В мой день рождения, когда мне исполнилось двенадцать.

ЖАРКЕЦ: В двенадцать лет?!

КРЕШЕ: Да, в день рождения.

ЖАРКЕЦ: Я читал, что вы, далматинцы, созреваете быстрее, чем европейцы. Но врать мне не надо.

КРЕШЕ: Я не вру, правда…

ЖАРКЕЦ: Только не надо! Мы же не подростки.

КРЕШЕ: Да, правда. Это было в день рождения. В двенадцать лет.

ЖАРКЕЦ: Может, я и поверю, что в день рождения, но что в двенадцать лет – никогда.

КРЕШЕ: Ладно. Не в двенадцать.

ЖАРКЕЦ: Вот так. А теперь рассказывай правду.

КРЕШЕ: Это было в мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать четыре года. За год до того, как я пошел работать.

ЖАРКЕЦ: Рассказывай.

КРЕШЕ: В тот год у меня было много халтуры. Пока длится туристический сезон, мы много работали. А потом, где-то осенью у меня появились хорошие бабки, и мы с другом решили поехать на неделю в Париж, на экскурсию.

ЖАРКЕЦ: И там это все и случилось?

КРЕШЕ: Да, там. Уже в первый день, когда мы туда приехали, я знал, что все будет очень необычно. Как-то я это чувствовал. Я тогда был каким-то молчаливым, мне хотелось узнать женщину, чтобы стать мужчиной, который эту тайну уже знает. И вот, как сейчас помню, во вторник мы познакомились с одной очень красивой студенткой из Англии. Она была там со своей сестрой. А мы все вместе завтракали. Все, конечно, было оплачено. И как раз тогда я впервые за завтраком ее и увидел. И улыбнулся ей, а она мне. Я едва смог дождаться завтрака в среду. Я снова на нее посмотрел и улыбнулся, и она тоже мне улыбнулась. Потом я чуть дождался четверга. В четверг мы снова с ней переглядывались и улыбались. Потом пятница: мы снова, не говоря ни слова, смотрели друг на друга и улыбались. Только в воздухе как будто возник какой-то электрический разряд. Что-то такое необычное и возбуждающее. Потом она вдруг положила свой бутерброд на стол, подошла к столику, где завтракали мы с другом, и спросила: «Здесь свободно?» Я сказал: «Да». И она присела к нам.

ЖАРКЕЦ: И?

КРЕШЕ: И начала разговаривать с моим другом, а он с ней. Потом они послали меня за сигаретами в магазин через дорогу, потом за спичками. А когда я пошел за газетами, они договорились вечером пойти в дискотеку. В тот вечер, когда мой друг и эта англичанка вернулись из дискотеки, они попросили меня куда-нибудь уйти из комнаты, чтобы они вдвоем могли… ну, ты понимаешь?

ЖАРКЕЦ: Понимаю.

КРЕШЕ: Я ушел и отправился в ближайший публичный дом. Вот так я и потерял девственность.

ЖАРКЕЦ: Грустная история. Очень грустная.

КРЕШЕ: Да нет. Правильный расчет – долгая любовь. А мой друг до сих пор этой англичанке платит алименты.

ЖАРКЕЦ: А, вот как…

КРЕШЕ: Да, вот так. (Пауза) А теперь ты расскажи, как ты познакомлся с Драгицей.

ЖАРКЕЦ: Думаю, тебе неинтересно будет.

КРЕШЕ: Будет.

ЖАРКЕЦ: Не будет.

КРЕШЕ: Обязательно будет, рассказывай.

ЖАРКЕЦ: Ну, ладно. Если ты настаиваешь. Это было в один прекрасный весенний день в Любляне, когда ласточки были готовы сорваться с ветвей деревьев, чтобы подняться в безоблачную высь. Я в то судьбоносное утро шел медленным шагом, почти паря над землей, мимо полицейского участка, когда услышал голос: «Эй, господин!» Это был женский голос. Я оглянулся и увидел Драгицу с обычным кошельком в руке. Она говорит мне: «Эй, господин, это вы уронили кошелек?» Я говорю: «Нет». Потом мы пошли в полицию, а потом в кино.

КРЕШЕ: Вот засранка! На один и тот же крючок поймала и тебя, и меня.

ЖАРКЕЦ: Это и есть те маленькие женские хитрости, без которых каждый тридцатый мужчина ни за что бы по собственному желанию не женился.

КРЕШЕ: Может, еще по стаканчику?

ЖАРКЕЦ: Давай. (Креше наливает. Они выпивают до дна) Можно я еще тебя спрошу?

КРЕШЕ: О чем?

ЖАРКЕЦ: Знаешь, о чем?

КРЕШЕ: Не знаю.

ЖАРКЕЦ: Об этом.

КРЕШЕ: А, об этом. Спрашивай.

ЖАРКЕЦ: Вот я и спрашиваю.

Пауза.

KРЕШЕ: А что тебя интересует?

ЖАРКЕЦ: Как часто вы это делали?

КРЕШЕ: Ты имеешь в виду это?

ЖАРКЕЦ: Да, это. Как часто?

КРЕШЕ: Один раз.

ЖАРКЕЦ: Один раз?

КРЕШЕ: Да, один раз.

ЖАРКЕЦ: В неделю или в месяц?

КРЕШЕ: Теперь – как когда.

ЖАРКЕЦ: Ты что имеешь в виду «как когда»?

КРЕШЕ: Когда раз в неделю, когда раз в месяц. (Жаркец ничего не понимает.) Понимаешь?

ЖАРКЕЦ: Да, в основном понимаю.

КРЕШЕ: А что тебе не понятно?

ЖАРКЕЦ: Понятно, только…

КРЕШЕ: Только что?..

ЖАРКЕЦ: Ты ее любил?

КРЕШЕ: Как положено мужу любить свою жену. Ни больше, ни меньше.

ЖАРКЕЦ: Как положено мужу?

КРЕШЕ: Да.

ЖАРКЕЦ: Ни больше, ни меньше?

КРЕШЕ: Да.

ЖАРКЕЦ: А что ты… я тебя понимаю.

КРЕШЕ: Я не виноват…

ЖАРКЕЦ: А я тебя и не виню.

КРЕШЕ: Годы прошли.

ЖАРКЕЦ: Да, конечно. (Пауза) A как ты с ней каждый день? Как твой брак? Как вы с ней жили все эти годы?

КРЕШЕ: А знаешь, я делал все, чтобы она была самой счастливой женщиной во всей Хорватии. Я готовил ей самые лучшие блюда на свете, самые вкусные в Сплите. Мой сахарный торт один венгр назвал чудом природы, сказал, что он вкуснее всего на свете. Я готовлю шестнадцать видов ромштекса. Одна китайская пословица гласит: «Человек счастлив на столько, на сколько вкусно он ест».

ЖАРКЕЦ: Китайцы – умный народ. Я знал одного китайца. Он по профессии быт танкист. Очень хороший человек!

КРЕШЕ: Гуляш с перцем я подавал с аргентинским соусом, который делает его вкус королевским. Голубцы я делал такие, что даже себе представить нельзя.

ЖАРКЕЦ: Если все так, то Драгице должно быть очень хорошо с тобой.

КРЕШЕ: Да ну ее к черту! Все время бурчала, что в доме беспорядок, что все вещи не на своих местах. Орала: «Если бы я не зарабатывала в три раза больше тебя, нам нечего было бы надеть!». А я так не люблю убираться в квартире. Не люблю ни пылесосить, ни посуду мыть. Когда мне надо убираться, у меня вся спина прыщами покрывается, лицо прямо красным становится. Врач говорит, что это на нервной почве. (Пауза) Не легко жить с Драгицей. Много плохого, мало хорошего. Все должно быть, как она скажет.

ЖАРКЕЦ: Грустно слышать, что ты говоришь.

КРЕШЕ: Знаю, знаю. А некому помочь. Нет ни конца, ни края этой пытке. Это крест, который я должен нести.

ЖАРКЕЦ: Я даже поверить не могу, что Драгица не ценит такого повара, как ты. Такого художника в приготовлении пищи!

КРЕШЕ: А я не могу понять, как она не ценит человека, который в таком порядке содержит квартиру! Который каждый день пылесосит, стирает и моет посуду.

ЖАРКЕЦ: Что говорит китайская мудрость? «Человек на столько счастлив, на сколько вкусно он ест». Ты делаешь ее такой счастливой, а благодарности никакой. В это даже поверить трудно. Ты заслуживаешь ее уважение.

КРЕШЕ: И ты заслуживаешь ее уважение за все то, что делаешь. (Пауза)

ЖАРКЕЦ: Знаешь, чем больше я думаю, тем больше прихожу к выводу, что наша Драгица – неблагодарный человек. (Пауза) Я снова подумал и пришел к другому решению.

КРЕШЕ: К какому?

ЖАРКЕЦ: Я расстанусь с Драгицей. Бери ее себе.

КРЕШЕ: Чего это ты?

ЖАРКЕЦ: Хватит с меня ее болтовни, ее запретов. Это нельзя, то нельзя. Я хочу, как человек сходить в гости к другу на шахматы, на баскетбол. Я не хочу остаток жизни провести за плитой, готовя блюда, которые не умею готовить.

КРЕШЕ: Ты серьезно?

ЖАРКЕЦ: Абсолютно серьезно. Надо каждый день прислушиваться к своему разуму. А в трудные минуты - и к разуму, и к сердцу. А сердце мне говорит, что в нем больше нет места для Драгицы.

КРЕШЕ: Подожди, ты же не собираешься под старость снова писать любовные письма и заводить другую женщину? Ты же не собираешься опять влюбляться и строить из себя дурака?

ЖАРКЕЦ: Не собираюсь. Хватит с меня женщин и этой жуткой жизни.

КРЕШЕ: Подожди. Не разрушай сейчас все, что сложилось в моей башке. Неужели лучше привыкать к какой-нибудь незнакомой новой фурии, чем принять Драгицу, такой, какая она есть?

ЖАРКЕЦ: Не будет больше ни привыкания, ни новой женщины. Я люблю свободу. Я всю жизнь искал свободы. Признаюсь, это правда. «О, чудная, о, дорогая, о, сладкая, свобода! Приди ко мне, как это угодно Богу!» Наконец-то, я дышу полной грудью. Наконец, я принадлежу сам себе. Без насилия, без принуждения. Моя жизнь с этой минуты – моя собственность.

КРЕШЕ: Интересно ты рассуждаешь. Если все действительно так, то ты очень любопытно смотришь на жизнь.

ЖАРКЕЦ: Ах, какой же я счастливый, какой свободный! Если бы у меня были крылья, я бы взлетел! Если бы были плавники, я бы поплыл! Будь и ты счастлив! Пусть Драгица будет твоя. Это то, чего ты хотел.

КРЕШЕ: Мне теперь надо немного подумать…

ЖАРКЕЦ: Так ты же уже подумал и решил, что тебе лучше остаться с ней, чем привыкать к новой беде.

КРЕШЕ: Да, я подумал, но только один раз. Правильное решение приходит не сразу. Нужно каждый день слушать свое сердце и свой разум.

ЖАРКЕЦ: Не надо сейчас опять сомневаться. Мы все здорово решили.

КРЕШЕ: Ничего мы не решили.

ЖАРКЕЦ: Как это ничего?

КРЕШЕ: Я не могу просто так остаться и жить с ней. Это серьезное решение. Я должен все хорошо взвесить.

КРЕШЕ: Что тебе еще взвешивать? Пять минут назад ты просил, чтобы я вас оставил в покое.

КРЕШЕ: Это было пять минут назад. А сейчас – это сейчас.

ЖАРКЕЦ: Не разрушай наш договор.

КРЕШЕ: Мы ни о чем не договаривались.

ЖАРКЕЦ: Как же ты можешь теперь отказываться от своих обязанностей и брачных обязательств?

КРЕШЕ: И я люблю свободу. И я хочу настоящей жизни, друзей и баскетбола. Ты понимаешь, я начинаю жить, только когда ноги кладу на стол и включаю телевизор. И я человек из плоти и крови! И я хочу выпить бокал вина без всяких там запретов, и в ботинках пройтись по лакированному паркету.

ЖАРКЕЦ: Что ты все усложняешь? Зачем ты теперь говоришь о ногах на столе и лакированном паркете?

КРЕШЕ: Ничего я не усложняю. У меня только сейчас раскрылись глаза. ЖАРКЕЦ: И что ты видишь?

КРЕШЕ: Я вижу мою жизнь с Драгицей в настоящем свете.

ЖАРКЕЦ: Романтические воспоминания, эмоции и тому подобное.

КРЕШЕ: Ничего не «тому подобное»!

ЖАРКЕЦ: И что теперь будет?

КРЕШЕ: Будет свобода. Будет новая жизнь. Я до сегодняшнего дня жил наперекор своей свободолюбивой природе. Я только сейчас вижу, что эта женщина отняла лучшие годы моей жизни!

ЖАРКЕЦ: И какое твое решение?

КРЕШЕ: Очень простое. Я думаю, что для нас троих будет лучше, если я оставлю Драгицу, а у вас все останется так, как было.

ЖАРКЕЦ: Ого! Значит вот так?!

КРЕШН: Вот так.

ЖАРКЕЦ: Это не корректно.

КРЕШЕ: Почему?

ЖАРКЕЦ: Ты присвоил мое решение. Я не согласен с этим и настаиваю, чтобы вы с Драгицей продолжали жить вместе.

КРЕШЕ: Ни за что.

ЖАРКЕЦ: Но ты должен.

КРЕШЕ: Не буду.

ЖАРКЕЦ: Ты должен!

КРЕШЕ: Слушай, коллега, я больше с ней жить не собираюсь. Это окончательно и бесповоротно. А ты, если хочешь, можешь жить с ней, а не можешь – меня это уже не касается.

ЖАРКЕЦ: Но не все так просто.

КРЕШЕ: Как это?

ЖАРКЕЦ: Кто-то из нас должен остаться в браке. Нас трое, а квартиры только две. Из материальных соображений кто-то из нас двоих должен остаться с ней.

КРЕШЕ: Об этом я не подумал.

ЖАРКЕЦ: Я больше не хочу с ней жить.

КРЕШЕ: И я больше не хочу с ней жить.

ЖАРКЕЦ: Значит, опять патовая ситуация.

(Он в задумчивости молчат, глядя в пол)

KРЕШЕ: Слушай… Давай взвесим все обстоятельства. Ты с ней в браке пять лет, а я только четыре. Ваш брак законный. А наш – нет.

ЖАРКЕЦ: Да, но ты с ней уже шесть лет, а я только пять. Кроме того, я твердо решил: я с ней больше не останусь! Это окончательное решение.

КРЕШЕ: Окончательное?

ЖАРКЕЦ: Окончательное.

КРЕШЕ: Значит, опять патовая ситуация.

ЖАРКЕЦ: Опять.

(Пауза)

КРЕШЕ: Двое мужчин, одна женщина, две квартиры, мужчины не хотят жить с женщиной. Где выход? Поставь задачу и найди выход. Ты же рационалист. Давай, придумай что-нибудь.

ЖАРКЕЦ: Это не так уж и легко. (Пауза) Два мужчины, одна женщина, две квартиры. Эта задача не имеет решения. Это безвыходная ситуация. Мы трагические фигуры. Счастье невозможно при любой комбинации. КРЕШЕ: Неужели нет выхода?

ЖАРКЕЦ: Нет.

КРЕШЕ: Ой, какой же я несчастный! Неужели я на всю жизнь останусь в рабстве с болью и ревностью?

ЖАРКЕЦ: Ох!

Оба замолкают. Оба смотрят в пол, обуреваемы черными мыслями. Молчание продолжается долго. До тех пор, пока Жаркец не вскакивает и не начинает кричать…

ЖАРКЕЦ: Эврика!!!

КРЕШЕ: Чего ты?

ЖАРКЕЦ: Я понял! Эврика!

КРЕШЕ: Какая «река»?

ЖАРКЕЦ: Я знаю выход!

КРЕШЕ: Точно?!

ЖАРКЕЦ: Есть!

КРЕШЕ: Говори, говори же!

ЖАРКЕЦ: Слушай. Пожалуйста, слушай и не перебивай.

КРЕШЕ: Говори скорее!

ЖАРКЕЦ: Смотри, ты человек хороший, положительный, нежный, правильно?

КРЕШЕ: Да.

ЖАРКЕЦ: Смотри, ты любишь готовить, но не любишь убирать квартиру, правильно?

КРЕШЕ: Да.

ЖАРКЕЦ: Смотри дальше, я человек положительный, добрый и серьезный, так?

КРЕШЕ: Так.

ЖАРКЕЦ: Я люблю убирать квартиру, пылесосить, мыть посуду, но не люблю готовить, так?

КРЕШЕ: Так.

ЖАРКЕЦ: Мне нужен кто-нибудь такой же, как и ты, а тебе – такой как я, так?

КРЕШЕ: Так.

ЖАРКЕЦ: Дальше, мы оба любим баскетбол, любим ходить в гости к друзьям, любим свободу.

КРЕШЕ: Господи, точно. Мне кажется, я начинаю понимать. Ты, значит, думаешь, что мы с тобой….?

ЖАРКЕЦ: Думаю, да.

КРЕШЕ: И ты уверен, что мы…?

ЖАРКЕЦ: Уверен.

КРЕШЕ: Если немного подумать, то становится ясно, что ты прав. А если еще немного подумать, то твоя идея – гениальна!

ЖАРКЕЦ: Ты как человек мне нравишься. У тебя есть какой-то огонек в душе.

KРЕШЕ: И ты мне нравишься. Я думаю, ты откровенный и заслуживаешь уважения.

ЖАРКЕЦ: Я буду содержать дом, мыть посуду, все буду делать. Ты будешь доволен.

КРЕШЕ: А я буду так готовить, что пальчики оближешь! Ты уже через год станешь похож на нормального человека, а не на скелет. Только ты должен будешь мыть посуду каждый день. Нельзя готовить в грязи и в беспорядке.

ЖАРКЕЦ: Нет вопросов!

КРЕШЕ: Значит, нам только остается расстаться с Драгицей.

ЖАРКЕЦ: И выбрать квартиру.

КРЕШЕ: Знаешь, что мне кажется? Что у наши






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.