Голубые плащи 28 страница

стоить ничего, кроме советов.

- Нет, нет! - заверил его Кексон. - Никто не думает, что ваша милость

станете драться сами или дадите хоть грош той или другой стороне.

- Гм!.. Таково, значит, мнение " дымокрадов", как ты их называешь. А

что говорит остальной Фейрпорт?

- Право, - ответил откровенный докладчик, - тоже мало хорошего.

Капитан добровольцев Кокит, тот, что будет у нас сборщиком податей, и

другие джентльмены из клуба Голубых говорят, что напрасно позволяют

папистам, у которых много друзей-французов, к примеру - графу Гленаллену,

расхаживать где ему нравится, и еще... Но ваша милость, может,

рассердитесь?

- Нет, нет, Кексон! Пали, словно в тебе сидит весь взвод капитана

Кокита. Я выдержу.

- Ну хорошо. Так вот, они говорят, сэр, раз вы не поддержали петицию о

мире, и не стояли за новый налог, и были против вызова йоменов во время

хлебных беспорядков, а за то, чтобы управлялись с народом одни констебли, -

значит, говорят они, вы не друг правительству и встречу между таким

могущественным человеком, как граф, и таким умным человеком, как вы, нужно

расследовать; а еще некоторые считают, что вас обоих надо отправить в

Эдинбургский замок.

- Честное слово, - сказал антикварий, - я бесконечно обязан моим

соседям за хорошее мнение обо мне! Выходит, что от меня, никогда не

вмешивавшегося в их дрязги и только рекомендовавшего спокойствие и

умеренность, отреклись обе стороны как от человека, от которого можно

ожидать государственной измены королю или народу? Дай мне сюртук, Кексон,

дай мне сюртук, какое счастье, что я не живу в их судебном округе! Да,

скажи еще, ты ничего не слыхал о Тэфриле и его корабле?

Лицо Кексона вытянулось.

- Нет, сэр, а тут еще были сильные ветры. У нашего берега очень опасно

крейсировать при восточном ветре. Мысы так далеко выступают в море, что

судно может очутиться в западне между ними скорее, чем я успею бритву

наточить. И потом, в наших местах нет ни одного порта, чтобы укрыться, одни

утесы да рифы. Если корабль выбросит на скалы, он разлетится, как пудра,

когда тряхнешь пуховкой, и его потом так же не соберешь. Я всегда говорю

это моей дочке, когда она долго ждет письма от лейтенанта Тэфрила. У него

всегда это законное оправдание. " Не брани ты его, - говорю я ей, -

голубушка, ты ведь не знаешь, что могло случиться".

- Эх, Кексон, ты такой же хороший утешитель, как и камердинер! Дай-ка

мне белый галстук. Не могу же я спуститься к гостю с платком на шее!

- Дорогой сэр, капитан говорит, что теперь в моде шейные платки, а

галстуки, мол, хороши для таких старомодных людей, как ваша милость или я.

Прошу прощения, что упомянул нас обоих вместе, но так именно он и сказал.

- Капитан - щенок, а ты - простофиля, Кексон!

- Наверно, так оно и есть, - согласился покладистый парикмахер. -

Вашей милости лучше знать.

Перед завтраком лорд Гленаллен, который был гораздо бодрее, чем

накануне, подробно разобрал все обстоятельства, выясненные прежним

следствием Олдбока. Перечислив бывшие в его распоряжении средства для

полного доказательства факта его бракосочетания, он выразил решимость

немедленно приступить к тягостной задаче сбора и восстановления

свидетельств, касающихся рождения Эвелин Невил, которые, по словам Элспет,

хранились у его матери.

- И все-таки, мистер Олдбок, - сказал он, - я чувствую себя как

человек, который получил важные известия, когда он еще не совсем проснулся

и не уверен, относятся ли они к действительной жизни или составляют лишь

продолжение его сна. Эта женщина, эта Элспет, невероятно стара и почти

невменяема. Не поторопился ли я - какой мучительный вопрос! - поверив ее

теперешним показаниям, опровергающим то, что она показывала раньше совсем в

иных целях?

Мистер Олдбок на миг задумался, но затем твердо ответил:

- Нет, милорд, не думаю, чтобы у вас было какое-либо основание

сомневаться в правдивости того, что она вам недавно сказала. Ее побуждала к

этому только совесть. Признание ее было добровольным, нелицеприятным,

ясным, последовательным во всех частях и согласующимся со всеми известными

нам обстоятельствами дела. Поэтому я, не теряя времени, просмотрел бы и

привел в порядок все документы, на которые она ссылалась. А кроме того, я

думаю, что следовало бы, если возможно, записать и официально заверить ее

показания. Мы с вами собирались произвести это вместе. Но вашей светлости

это было бы тяжело, а кроме того, все носило бы более беспристрастный

характер, если бы я предпринял расследование один, в качестве мирового

судьи. Я это и сделаю, по крайней мере попытаюсь, как только застану ее в

таком состоянии, чтобы ее можно было допросить.

Лорд Гленаллен пожал руку антиквария в знак благодарности и согласия.

- Не могу выразить вам, мистер Олдбок, - сказал он, - какое облегчение

приносит мне ваша поддержка в этом темном и столь печальном деле и какую

веру в успех она мне внушает. Я не могу нарадоваться тому, что поддался

внезапному порыву, который побудил меня, так сказать, почти против вашей

воли, посвятить вас в мои дела. Этот порыв вызвало мое прежнее знакомство с

вашей твердостью при выполнении обязанностей мирового судьи и друга,

чтившего память несчастной женщины. Каков бы ни оказался исход этого дела,

- а я склонен надеяться, что над судьбой моего дома занимается светлая

заря, хотя я и не доживу до того, чтобы наслаждаться ее светом, - да, каков

бы ни был исход, я сам и мой род будем бесконечно вам обязаны.

- Милорд, - ответил антикварий, - я не могу не питать самого глубокого

уважения ко всему роду вашей светлости, одному из самых древних в

Шотландии, как я отлично знаю. Он, несомненно, ведет свое начало от Эймера

де Джералдина, заседавшего в Пертском парламенте во времена правления

Александра Второго; Эймер же, - по вполне вероятному, но менее достоверному

преданию, - был потомком Мармора Клохневенского. Но, при всем моем почтении

к вашему древнему роду, я должен признаться, что чувствую себя еще более

обязанным оказать вашей светлости всякое содействие, доступное моим

ограниченным силам, из самого искреннего сочувствия к вашим горестям и

негодования на тот обман, который вас так долго окружал. Однако, милорд, я

вижу, что уже готова утренняя трапеза; поэтому разрешите проводить вашу

светлость по запутанным переходам моего caenobitium'a, который представляет

собой скорее нагромождение кое-как слепленных между собой келий, чем

настоящий дом. И я надеюсь, что вы хоть немного вознаградите себя за

скудость вчерашней диеты.

Но система лорда Гленаллена не допускала таких отклонений. После того

как он приветствовал общество со строгой и меланхолической вежливостью,

отличавшей его манеры, слуга поставил перед ним тарелку с куском

поджаренного хлеба и стакан чистой воды - еду, соответствующую его

неизменному посту. В то время как молодой воин и старый антикварий

завтракали гораздо более существенным образом, послышался шум колес.

- Вероятно - экипаж вашей светлости, - сказал Олдбок, подходя к окну.

- Честное слово, отличная quadriga*, ибо таков, согласно лучшим схолиям,

был у римлян vox signata** для обозначения колесницы, влекомой, как у вашей

светлости, четырьмя конями.

______________

* Квадрига, колесница, запряженная четверкой лошадей (лат.).

** Термин, точное выражение (лат.).

- А я позволю себе сказать, - воскликнул Гектор, с восхищением глядя в

окно, - что четверки таких красивых и так хорошо подобранных гнедых еще и

на свете не было. Какая грудь! Какие строевые лошади вышли бы из них!

Разрешите спросить: это кони с завода вашей светлости?

- Кажется... кажется, да, - сказал лорд Гленаллен. - Но я так

пренебрегал своими домашними делами, что, к моему стыду, должен спросить об

этом у Калверта.

И он взглянул на слугу.

- Они с завода вашей светлости, - пояснил Калверт. - Их отец - Шальной

Том, а матери - Джемайма и Йерико, лучшие племенные кобылы завода.

- Есть у нас еще лошади от тех же производителей? - спросил лорд

Гленаллен.

- Две, милорд: одна - четырех, другая - пяти лет, обе очень хороши.

- Скажи Докинсу, чтобы он завтра привел их в Монкбарнс, - промолвил

граф. - Надеюсь, капитан Мак-Интайр примет их, если они ему пригодятся.

У капитана Мак-Интайра засверкали глаза, и он рассыпался в

благодарностях, в то время как антикварий, схватив графа за рукав, пытался

отклонить этот дар, не суливший ничего хорошего его закромам и сеновалу.

- Милорд, милорд!.. Мы очень обязаны... Очень обязаны, но Гектор

пехотинец и никогда не сражается в седле. Кроме того, он горец, и его

одежда мало приспособлена для кавалерийской службы. Даже Макферсон никогда

не сажал своих предков на коней, хотя имел наглость болтать, будто их

возили на колесницах. Мысли об этом и бродят в голове Гектора. Он завидует

такой езде, а не скачке верхом:

Sunt quos curriculo pulverem Olympicum

Collegisse juvat*.

______________

* Есть такие, которым нравится взметать колесницей пыль олимпийского

ристалища (лат.).

Он мечтает о кабриолете, на который у него нет денег и которым он не

умеет управлять. И я уверяю вашу светлость, что обладание такими двумя

четвероногими может причинить ему большую беду, чем любая из его дуэлей,

будь его противником человек или мой друг phoca.

- Мы обязаны повиноваться вам, мистер Олдбок, - вежливо сказал граф. -

Но я уверен, что вы все же не запретите мне доставить молодому другу

какое-нибудь другое удовольствие?

- Пусть это будет что-нибудь полезное, милорд, - отозвался Олдбок, -

но только не curriculum*, а то он сразу же пожелает иметь квадригу. Кстати,

что это за почтовая карета с таким дребезжанием подъезжает сюда? Я за ней

не посылал.

______________

* Беговая колесница (лат.), здесь - кабриолет.

- Я посылал, сэр, - угрюмо произнес Гектор. Ему не слишком понравилось

вмешательство дяди, лишившего его щедрого подарка графа, да и от замечания

старика, поставившего под сомнение репутацию Гектора как возничего, и от

обидных намеков на печальный исход дуэли с Ловелом и встречи с тюленем он

тоже не получил особого удовольствия.

- Ты? - сказал антикварий в ответ на его лаконичное сообщение. - А

скажи, пожалуйста, зачем тебе понадобилась карета? Этот великолепный

экипаж, эта biga*, как я мог бы ее назвать, не должна ли она служить

предисловием для quadriga или curriculum?

______________

* Парная повозка (лат.).

- Если необходимо особое объяснение, сэр, - ответил молодой воин, -

так я еду в Фейрпорт по небольшому делу.

- Не разрешишь ли ты мне узнать, какого рода это дело, Гектор? -

осведомился дядя, любивший иногда проявлять власть над своим родственником.

- Мне кажется, что любое служебное дело можно было бы уладить через твоего

сержанта, почтенного джентльмена, который был так добр, что, прибыв сюда,

расположился у нас как дома. Да, мне кажется, что он мог бы выполнить любое

твое поручение и избавить тебя от уплаты за день пользования двумя клячами

и той комбинацией из гнилого дерева, битого стекла и кожи, одним словом -

тем скелетом почтовой кареты, что стоит у дверей.

- Меня призывает не служебное дело, сэр! И, раз вы непременно хотите

знать, я вам скажу. Кексон сообщил мне, что нынче утром будут допрашивать

старого Охилтри для предания его суду. Я отправляюсь присмотреть за тем,

чтобы с ним обошлись справедливо. Вот и все.

- Вот как! Я что-то слышал об этом, но не думал, что дело так

серьезно. А скажите, капитан Гектор, готовый быть секундантом при всех

столкновениях гражданских и военных, на суше, на воде и на морском берегу,

почему вас так трогает судьба старого Эди Охилтри?

- Он был солдатом в отряде моего отца, сэр! - ответил Гектор. - А

кроме того, однажды, когда я готов был совершить большую глупость, он

вмешался, чтобы остановить меня, и дал мне почти такой же ценный совет,

какой могли бы дать вы сами, сэр!

- И, могу поклясться, с такой же пользой. А, Гектор? Ну-ка, признайся!

- Признаюсь, сэр! Но я не вижу, почему моя глупость должна лишать меня

чувства благодарности к нему за добрые намерения.

- Браво, Гектор! Это самые разумные слова, какие я когда-либо от тебя

слышал. Все же расскажи мне без утайки, как ты будешь действовать. А

впрочем, я поеду с тобой. Уверен, что старик не виноват, а я лучше твоего

могу помочь ему в такой передряге. Кстати, мой милый, ты сэкономишь на этом

полгинеи - вот о таких вещах я от души желаю тебе вспоминать почаще!

Когда пререкания между дядей и племянником показались лорду Гленаллену

слишком оживленными для уха постороннего человека, свойственная ему

деликатность побудила его отвернуться и вступить в разговор с дамами. Но

как только благодушный тон антиквария вновь возвестил о том, что мирные

отношения восстановились, граф опять примкнул к мужчинам. Выслушав краткий

рассказ о нищем и о выдвинутом против него обвинении, которое Олдбок не

замедлил приписать злобе Дюстерзивеля, лорд Гленаллен спросил, не был ли

этот нищий когда-то солдатом. Ответ был утвердительный.

- Не носит ли он, - продолжал граф, - голубой пелерины или плаща с

бляхой? Это такой высокий старик внушительного вида, с седой бородой и

волосами? Держится он удивительно прямо и разговаривает непринужденно и

независимо, что идет совершенно вразрез с его профессией.

- Точный его портрет, - ответил Олдбок.

- В таком случае, - продолжал лорд Гленаллен, - хотя я едва ли могу

быть ему полезен в нынешнем его затруднении, я очень ему обязан и

благодарен, так как он первый принес мне известия чрезвычайной важности.

После того как удастся выручить его из этой скверной истории, я охотно

предложу ему тихое прибежище.

- Боюсь, милорд, - сказал Олдбок, - трудно будет преодолеть его

привычку к бродяжничеству и уговорить принять ваше великодушное

предложение. По крайней мере, насколько мне известно, такие попытки

предпринимались, но без успеха. Просить милостыню у всего населения - вот

что он считает основой своей независимости, и он не хочет жить за счет

благотворительности какого-либо одного лица. Это настоящий философ,

презирающий все обычные правила распределения времени. Он ест, когда

голоден, пьет, когда испытывает жажду, спит, когда устал; и все это с таким

безразличием к обстановке и удобствам, о которых мы так хлопочем, что, я

уверен, он никогда не бывает недоволен обедом или ночлегом. Кроме того, он

в известной мере оракул той округи, по которой скитается, знаток местной

генеалогии, поставщик новостей; он председательствует на пирушках, а при

нужде заменит и доктора и духовника. У него, скажу вам, столько разных

обязанностей, и он так ревностно их выполняет, что его нелегко убедить

отказаться от своего призвания. Но я был бы искренне огорчен, если бы

бедного старика вздумали несколько недель держать в тюрьме. Я уверен, что

заключение сломит его.

На этом совещание окончилось. Попрощавшись с дамами, лорд Гленаллен

повторил свое приглашение капитану Мак-Интайру свободно охотиться в его

угодьях. Это приглашение было с радостью принято.

- Могу лишь добавить, - сказал граф, - что, если вас не страшит

скучная компания, Гленаллен-хауз всегда открыт для вас. Два дня в неделю,

по пятницам и субботам, я не выхожу из своих покоев, что для вас будет

только лучше, так как вы можете тогда пользоваться обществом моего

капеллана, мистера Гледсмура, человека ученого и светского.

Гектор, сердце которого радостно забилось при мысли об охотничьих

прогулках по заповедникам Гленаллен-хауза, по хорошо охраняемым болотам

Клохневена и - верх наслаждения! - по лесу Стретбоннела, где водились

олени, всячески благодарил графа за оказанную ему честь. Мистер Олдбок

также оценил внимание графа к его племяннику; мисс Мак-Интайр была рада за

брата, а мисс Гризельда Олдбок восторженно предвкушала, как она будет

жарить целые ягдташи болотной дичи и тетеревов, большим ценителем которых

был мистер Блеттергаул. И, как всегда бывает, когда высокопоставленный

гость покидает скромную семью, где он старался быть возможно любезнее, все

принялись хвалить его, как только он откланялся и был увезен в своей

колеснице четырьмя великолепными гнедыми. Но этот панегирик был тут же

прерван, так как Олдбок и его племянник уселись в фейрпортскую колымагу.

Одна лошадь пошла рысью, другую заставили скакать галопом, и влекомое ими

сооружение, скрипя, дребезжа и раскачиваясь, тронулось в сторону

прославленного морского порта, являя резкий контраст с экипажем лорда

Гленаллена, который, катясь очень плавно и быстро, мгновенно исчез из вида.

Глава XXXVII

Да, справедливость, как и вы, люблю я.

Но пусть она, слепая, мне простит,

Коль иногда невольно промолчу.

За эти передышки пусть меня

Не вздумают потом лишить дыханья.

Старинная пьеса

Благодаря милосердию горожан и той провизии, которую Эди Охилтри в

большом количестве принес с собой в заточение, он провел здесь два дня, не

испытывая особого нетерпения и не жалея об утраченной свободе, тем более

что погода была непостоянная и дождливая.

Тюрьма, говорил он себе, не такое уж скверное место, как многие

думают. Над головой у тебя крепкая крыша, которая защищает от непогоды, а

если б к тому же окна были без стекол, в летнюю пору воздух тут был бы

свежий и приятный. Здесь есть с кем перекинуться шуткой, и хлеба пока

хватает, так о чем еще беспокоиться?

Однако бодрость духа нашего нищего философа стала заметно убывать,

когда солнечные лучи упали прямо на ржавую решетку его камеры, и несчастная

конопляночка, клетку которой какому-то бедному должнику разрешено было

повесить на окне, приветствовала его своим свистом.

- Тебе, видно, лучше, чем мне, - обратился Эди к птичке. - Я вот не

могу ни свистеть, ни петь - все думаю, как бы я в этакую погоду шел берегом

красивого ручейка или зеленой рощей. Ага, вот крошки! Сейчас я тебя угощу,

раз ты такая веселая. Тебе-то есть отчего петь, ты ведь знаешь, что не по

своей вине сидишь в клетке, а я вот самому себе обязан тем, что меня

запрятали в эту дыру.

Монолог Охилтри был прерван полицейским чиновником, который пришел,

чтобы отвести его к судье. Это была удручающая процессия: Эди меж двух

жалких стариков, куда более хилых, чем он сам, шествовал к следственным

властям. При виде престарелого узника, которого вели два дряхлых стража,

люди говорили друг другу:

- Ого! Погляди-ка на этого седого деда. Одной ногой в могиле, а туда

же - занимается грабежами!

Ребятишки поздравляли обоих стражей, Пегги Оррока и Джока Ормстона,

внушавших им попеременно то страх; то желание позабавиться, с тем, что им

попался в руки такой же молодец, как они сами.

Торжественное шествие закончилось тем, что Эди наконец предстал

(отнюдь не в первый раз) перед достопочтенным судьей Литлджоном. Вопреки

своему имени* это был высокий и дородный мужчина, которому не напрасно были

пожалованы знаки его корпорации. Строгий блюститель законов той строгой

эпохи, несколько суровый и самовластный при исполнении своих обязанностей,

он изрядно пыжился от сознания своего могущества и высокого положения, а в

остальном был честным, благонамеренным и полезным гражданином.

______________

* Little John - маленький Джон (англ.).

- Введите, введите его! - воскликнул он. - Честное слово, настали

времена страшных, противоестественных дел, когда даже привилегированные

нищие его величества первые нарушают его законы! Вот и Голубой Плащ учиняет

грабеж! Я думаю, что следующий, кого король облагодетельствует одеждой,

пенсией и разрешением собирать милостыню, отблагодарит его тем, что

окажется замешанным в государственной измене или по крайней мере в бунте.

Однако введите его!

Эди отвесил поклон и остановился, как всегда, статный и прямой, слегка

склонив голову набок, словно стараясь не пропустить ни одного слова, с

которым обратился к нему судья. На первые вопросы, касавшиеся его имени и

рода занятий, нищий отвечал охотно и точно. Но когда судья, велев писцу

отметить эти сведения, начал спрашивать, где Охилтри находился в ту ночь,

когда так пострадал Дюстерзивель, нищий отказался отвечать.

- Скажите мне, судья, вы ведь знаете законы: какая мне польза отвечать

на ваши вопросы?

- Какая польза? Никакой, конечно, мой друг, только что, если ты не

виновен и правдиво расскажешь о том, что делал, я могу выпустить тебя на

свободу.

- Но, мне сдается, было бы разумнее, если бы вы, судья, или кто

другой, кто знает за мной что-нибудь, доказали мою вину, а не требовали,

чтобы я доказывал свою невиновность.

- Я заседаю здесь, - ответил судья, - не затем, чтобы обсуждать с

тобой статьи закона. И я спрашиваю тебя, если ты согласен отвечать мне, был

ли ты в указанный день у лесника Рингана Эйквуда?

- Право, сэр, не берусь припомнить, - ответил осторожный нищий.

- А также, - продолжал судья, - видел ли ты в тот день или в ту ночь

Стивена, или Стини, Маклбеккита? Я полагаю, что ты его знаешь?

- Ох, беднягу Стини я очень хорошо знал! - ответил арестованный. - Но

только не могу припомнить, когда я его в последний раз видел.

- Был ли ты в тот вечер возле монастыря святой Руфи?

- Судья Литлджон, - заявил нищий, - если вашей чести угодно, давайте

положим этому сразу конец. Я прямо скажу вам, нет у меня охоты отвечать на

ваши вопросы. Я стреляный воробей и не допущу, чтобы мой язык втянул меня в

беду.

- Запишите, - сказал судья, - что он отказывается отвечать на

какие-либо вопросы, опасаясь, что, сказав правду, может попасть в беду.

- Ну нет, - возразил Охилтри. - Я не желаю, чтобы так записывали мой

ответ! Я ведь хотел только сказать, что, по моему опыту, если кто отвечает

на пустые вопросы, это не приводит к добру.

- Запишите, - распорядился судья, - что, будучи, на основании личного

опыта, знаком с судебными разбирательствами и потерпев ущерб оттого, что в

подобных случаях отвечал на вопросы, арестованный отказался...

- Нет, нет, судья, - перебил его Эди, - на этом вы меня никогда не

поймаете.

- Ну, так диктуй свой ответ сам, приятель, - сказал судья. - Писец все

запишет прямо с твоих слов.

- Вот это так! - воскликнул Эди. - Это я называю честным обхождением.

Я сейчас все скажу, не теряя времени. Значит, сосед, можешь записать, что

Эди Охилтри стоит за свободу... нет, этого мне тоже не следует говорить. Я

ведь не из тех, кто бунтует ради какой-то свободы, и сам сражался против

таких во время мятежа в Дублине. Кроме того, я много лет ел хлеб короля...

Погоди, давай подумаем... Да, пиши... что Эди Охилтри, Голубой Плащ, стоит

за правомочия (смотри, правильно напиши это длинное слово!)... за

правомочия подданных нашего государства и не проронит ни одного слова, о

чем бы его нынче ни спрашивали, разве что увидит надобность в ответе...

Запиши, молодой человек!

- В таком случае, Эди, - сказал судья, - раз ты не даешь мне никаких

показаний по этому делу, я отправлю тебя назад в тюрьму, и ты останешься

там, пока тебя не выпустят в законном порядке.

- Слушаю, сэр! - ответил нищий. - Раз такова воля неба и воля

человека, я, конечно, должен подчиниться. Да я особенно и не возражаю

против тюрьмы, худо только, что из нее нельзя уйти. Но если бы вы

согласились, судья, я дал бы вам слово явиться перед лордами окружного суда

или иным судом в день, который вам угодно будет назначить.

- Я считаю, друг мой, - ответил судья Литлджон, - твое слово слишком

слабым обеспечением, когда дело может идти о твоей шее. Склонен думать, что

тебе что-нибудь помешает явиться. Вот если бы ты мог представить мне

достаточный залог...

В этот миг в помещение суда вошли антикварий и капитан Мак-Интайр.

- Доброе утро, джентльмены! - приветствовал их судья. - Вы застаете

меня за моим обычным занятием: разбираю беззакония людские, тружусь для res

publica*, мистер Олдбок, служу нашему государю королю, капитан Мак-Интайр,

ибо, как вы, наверно, знаете, я взял в руки меч.

______________

* Общественного блага (лат.).

- Это, несомненно, одна из эмблем правосудия, - ответил антикварий. -

Но, я думаю, вам более подошли бы весы, судья, тем более что вы можете

взять их прямо из своего амбара.

- Очень хорошо сказано, Монкбарнс, превосходно! Но я берусь за меч не

как судья, а как солдат. Точнее было бы сказать - за мушкет и штык, вот они

стоят у спинки моего кресла. Нынче ведь я инвалид и пока не слишком годен

для муштровки: легкий приступ нашей старой знакомой - подагры. Впрочем, я

могу стоять на ногах, и наш сержант заставляет меня проделывать артикулы. Я

хотел бы знать, капитан Мак-Интайр, учит ли он меня точно по правилам. " На

караул" мы берем пока еще недостаточно четко. - И он заковылял к своему

оружию, чтобы объяснить, в чем он сомневается, а заодно похвастать тем,

чему уже научился.

- Я в восторге, что у нас такие ревностные защитники, судья, -

промолвил Олдбок. - И я уверен, что Гектор не откажется высказать свое

мнение о ваших успехах на новом поприще. Право, вы, дорогой сэр,

соперничаете с Гекатой древних: на рынке - вы купец, в ратуше - судья, на

плацу - солдат, quid non pro patria? * Но я пришел сюда по делу правосудия,

поэтому коммерция и война пусть дремлют!

______________

* Чего не сделаешь для отечества? (лат.).

- Отлично, дорогой сэр, - сказал судья. - Что же вам угодно?

- Да видите ли, у вас тут находится мой старый знакомый по имени Эди

Охилтри. Его сцапали и упрятали в тюрьму ваши мирмидоняне из-за мнимого

нападения на, вероятно, известного вам Дюстерзивеля. Я не верю ни одному

слову этого обвинения.

Тут судья напустил на себя самый суровый вид.

- Вам следовало бы знать, что он обвиняется не только в нападении, но

и в грабеже. Это очень серьезное дело. Должен сказать, что мне редко

попадаются подобные преступники.

- И поэтому, - заметил Олдбок, - когда представляется такой случай, вы

стараетесь выжать из него все, что можно. Но неужели дело бедного старика

действительно выглядит так скверно?

- Это будет против правил, - сказал мистер Литлджон, - но, раз вы сами

судья, Монкбарнс, я покажу вам жалобу Дюстерзивеля и прочие документы

дознания.

Он тут же передал бумаги антикварию, и тот, надев очки, сел в уголок,

чтобы их просмотреть.

Тем временем стражи получили приказание увести арестованного в другую

комнату. Но Мак-Интайр успел воспользоваться представившейся возможностью,

чтобы поздороваться со старым Эди и сунуть ему в руку гинею.

- Да благословит господь вашу честь! - сказал старик. - Это дар

молодого солдата, и он, наверно, принесет удачу старому. Не могу от него

отказаться, хоть и нарушаю этим свои правила. Но если меня будут держать

здесь взаперти, друзья понемногу забудут старого Эди. С глаз долой - из

сердца вон, - это верная поговорка. Не к лицу же мне, королевскому нищему,

которому дано право просить милостыню словом уст своих, выуживать монетки,

спуская на веревочке чулок из тюремного окна.

Не успел он договорить, как его увели из зала заседаний.

Жалоба мистера Дюстерзивеля содержала преувеличенный отчет о

нанесенных ему побоях и убытках.

- Хотел бы я порасспросить его, - сказал Монкбарнс, - зачем ему было

околачиваться в руинах монастыря святой Руфи, в таком уединенном месте, в