ГЛАВА XII. Я повторно попал на экзамены в Матфея и сдал их, вернувшись туда спустя десять дней к началу учебного года

Я повторно попал на экзамены в Матфея и сдал их, вернувшись туда спустя десять дней к началу учебного года. Оказалось, что мать и Барри поженились за то время, пока занимались поисками новой квартиры. Период между экзаменами и учёбой был занят покупкой одежды и беспокойством матери по поводу переезда на новое место. Я было приготовился к многочисленным вопросам, на которые не хотел отвечать ни матери, ни в обычных «между-двумя-мужиками» тупых разговорах, как это пытались проделать два моих предыдущих отчима. Но никто ни о чём не спросил.
Я не вспоминал о Джастине ни тогда, ни позже в школе. Я был очень занят, меня полностью поглотила учёба. Иногда, когда мы в классе касались темы, которую он и я обсуждали вместе - я чувствовал его присутствие уголком своего сознания. Но я быстро переключался на что-нибудь другое. Это не беспокоило меня примерно два месяца.
И вот однажды, примерно в ноябре, я сидел в классе, глядя в окно на серое небо и коричневые заросли деревьев. Совершенно неожиданно, я перестал их видеть. Небо стало ярко-синим, и золотые лучи солнца приникали сквозь зелёные листья в окно, а снизу я услышал море. Я ощутил запах обугленной древесины из камина, запах Микки, неуклюже развалившегося перед ним, острый запах соли снаружи. Я услышал голос Джастина и увидел его лицо...

Я пришёл в себя, услышав негодующий окрик преподавателя.

Той ночью я увидел сон о Джастине. Он походил на мой прежний сон. Только на этот раз там был Барри. В руках он держал маленький снимок моего отца и говорил: «Но, Чак, тут Человек без Лица. Не Джастин». Я посмотрел на фотографию, и это оказалось правдой. Там вообще не было никакого лица. Там вообще ничего не было. Только я думал, что было.
Когда я проснулся, то понял, что должен увидеться с Джастином. Должен сказать ему, что был настоящим придурком, жалея себя тем утром. Я должен был заставить его поверить в то, как сильно он мне симпатичен. Слово, которое я всегда недолюбливал, всплывало во всех моих мыслях: как сильно я любил его. Я больше не боялся повторить это снова, просто тошнило от стыда за свой побег. Нужно было немедленно найти Джастина, и высказать ему всё это.
После утренних занятий, перед обедом, я ушел. Перекличек до вечера больше не ожидалось. Из ворот я вышел никем не замеченным. Добравшись до главной дороги, я принялся голосовать в сторону ближайшего города. К вечеру, после нескольких попуток и долгого пути пешком, я добрался до дома Джастина. Мне стало не по себе.

Микки не выскочил навстречу, а значит, не было и Джастина. Дом стоял запертым. Я пошел в сарай, который тоже оказался закрытым.
Я обошёл дом, нашёл незапертое окно, и влез.
Через него не проникало много света, и я отправился из комнаты в комнату. Теперь я точно знал, что Джастина здесь нет, и не было уже довольно давно. Трудно сказать, как я это понял. Обстановка была всё та же. Его кровать стояла с простынями и покрывалом. Но в доме была пустота, не имеющая ничего общего с обстановкой. Было ужасно холодно. Когда стемнело, я зажег масляные лампы, потому что электричество оказалось отключённым. Я нашел на кухне несколько банок консервированного супа, взял дрова из большой поленницы, развел огонь и разогрел суп. После чего съел его с крекерами, обнаруженными мной в жестяной коробке.
Я не могу описать, как ужасно себя чувствовал, хуже, чем когда-либо в своей жизни, словно весь холод мира оказался внутри меня. И я не мог никого винить в этом. Думаю, это была одна из причин, заставляющая меня чувствовать себя так плохо. Другой причиной было понимание, исходящее от каждой стены и угла комнаты: то, что я пришел сказать, не скажу уже никогда, по крайней мере, Джастину.
Поев, я уселся читать мою любимую книгу Теренса Блейка. Когда я открыл ее, выпала бумажка. Я поднял её и развернул. Это оказалось письмо от Джастина.

«Дорогой Чарльз.