Часть 1 1 страница

STEPHEN CHBOSKY/ Стивен Чбоски

THE PERKS OF BEING A WALLFLOWER/ КРУТО БЫТЬ ТИХОНЕЙ

Часть 1

25-ое августа 1991

Дорогой друг!

Пишу тебе это письмо, потому что одна девчонка сказала, что ты умеешь слушать и понимать, и ты не пытался переспать с ней на вечеринке, хотя вполне мог бы. Пожалуйста, не пытайся вычислить, кто это «она», потому что тогда ты, возможно, поймёшь, кто я, а я на самом деле этого не хочу. Я буду называть всех другими ну или выдуманными именами, потому что не хочу, чтобы ты меня нашел. По той же причине не пишу обратный адрес. Я не замышляю ничего такого. Честно.

Мне просто нужно знать, что кто-то еще слушает и понимает и не пытается с кем-то переспать, хотя и мог бы. Мне нужно знать, что такие люди еще есть на свете.

Я думаю, ты как никто другой поймешь это, потому что ты, в отличие от других, настоящий и ценишь это. По крайней мере, я надеюсь, что ценишь, потому что люди вокруг тебя нуждаются в твоей силе и дружбе... ну, это просто. По крайней мере, так я слышал.

Что ж, вот моя жизнь. И я хочу, чтобы ты знал: внутри меня счастье и грусть, всё вместе, и я все еще пытаюсь понять, как такое могло случиться.

Я пытаюсь понять, является ли моя семья причиной того, каким я стал, особенно после того, как прошлой весной мой друг Майкл не пришел в школу, и мы услышали мистера Вона по системе оповещения: «Мальчики и девочки, с прискорбием сообщаю, что один из наших учеников скончался. Служба в память о Майкле Добсоне состоится на большой перемене в пятницу».

Я не знаю, как новости распространяются по школе, и почему очень часто это всё правда. Возможно, это было в столовой. Сложно вспомнить. Но Дэйв в этих его нелепых очках сказал нам, что Майкл совершил самоубийство. Мама Дэйва играла в бридж с одной из соседок Майкла, и они слышали выстрел.

Точно не помню, что случилось потом, разве что помню, как старший брат пришёл за мной в кабинет мистера Вона в здании моей школы и попросил не плакать. Потом он приобнял меня и сказал, чтоб я бросил реветь до того, как папа вернется. Потом мы пошли в Макдональдс поесть жареной картошки, и он научил меня играть в пинбол. Он даже пошутил насчет того, что из-за меня пропустил дневные уроки и спросил, не хочу ли я помочь ему чинить его «Камаро». Думаю, выглядел я реально фигово, потому что раньше брат никогда не позволял мне чинить свой «Камаро».

На собрании у школьных психологов нас, тех немногих, кому действительно нравился Майк, попросили рассказать о своих чувствах. Думаю, они боялись, что кто-то из нас попытается совершить самоубийство или что-то еще в этом роде — и выглядели они так напряженно, а один вообще все время теребил бороду.

Чокнутая Бриджет ляпнула, что она думает о суициде, когда по телику идет реклама. Она говорила это искренне и смутила наших психологов. Карл — он так мил со всеми — сказал, что ему очень грустно, но он не смог бы убить себя, потому что это грех.

Так вот один этот психолог опросил всю группу и добрался до меня.

- А ты что думаешь, Чарли?

Странно, что он знал мое имя, а на мне ведь не было бэджика, как у них всех на дне открытых дверей, и я никогда раньше не видел его в школе.

- Ну, я думаю, Майкл, он был хороший парень, и не знаю, почему он так поступил. Мне очень грустно, но что меня реально тревожит — это то, что я не знаю причину.

Только вот перечитал письмо, и понял, что я совсем не так говорю. Особенно в том кабинете. Потому что я тогда все еще плакал. Все никак не мог остановиться.

Психолог сказал – у него были подозрения, что у Майкла могли быть «проблемы в семье» и ему не с кем было обсудить это. Возможно, поэтому он почувствовал себя таким одиноким и выстрелил в себя.

А потом я заорал на психолога — Майкл мог бы поговорить с мной! И я снова разрыдался. Он еще пытался меня успокоить, говорил, что имел в виду кого-то взрослого, учителя или психолога. Но ничего не помогало, и снова за мной приехал брат в своем «Камаро».

До конца учебного года учителя обращались со мной как-то по другому, и даже завышали оценки, хотя я и не становился умнее. По правде говоря, думаю, я их заставлял понервничать.

Похороны Майкла были каким-то странными, потому что его отец вообще не плакал. А три месяца спустя он бросил мать Майкла. Ну, по крайней мере, так болтал Дэйв за обедом. Иногда я об этом всем думаю. Интересно, что происходило у Майкла дома за ужином и когда начинались все эти телешоу. Майкл не оставил предсмертной записки, ну или его родители никому ее не показывали. Может, это и были «проблемы в семье». Хотелось бы знать. Может, я бы тогда лучше понимал, как мне надо скучать по нему. Во всем этом тогда был бы хоть какой грустный смысл.

Я точно знаю одно — все это заставляет меня думать о том, а есть ли у меня «проблемы в семье», но, кажется, у многих других людей все еще намного хуже. Это как когда первый парень моей сестры начал гулять с другой девчонкой, и сестра проплакала все выходные.

Папа сказал тогда:

– У других людей все еще намного хуже.

А мама промолчала. Так все и получилось. Через месяц сестра встречалась с другим парнем и снова слушала «счастливые» песни на кассетах. Папа все так же работал. А мама все так же подметала во дворе. А брат все так же чинил свой «Камаро». Ну, до тех пор, пока он не свалил в колледж в начале лета. Он сейчас играет в футбольной команде Пеннсильванского университета, но за лето ему надо было подтянуть оценки, чтобы быть принятым в команду.

Не думаю, что в семье у нас есть любимчик. Нас трое. Я самый младший. Брат самый старший. Он очень классно играет в футбол и любит свою машину. Моя сестра очень красивая, но с парнями ведет себя как стерва. Она средняя. У меня высшие баллы по всем предметам, как и у сестры, и поэтому меня особо не достают.

Моя мама плачет, когда смотрит телик. Папа много работает; он честный. Тетя Хелен говорила, что папа слишком гордый, чтобы страдать от кризиса среднего возраста. До меня только сейчас дошло, что она имела в виду, потому что папе как раз исполнилось сорок, а он ни разу не изменился.

Во всем мире я больше всего любил тетю Хелен. Она была маминой сестрой. В старших классах у нее были высшие баллы по всем предметам, а еще она давала мне читать книжки. Папа говорил, что те книжки были для меня уже немного устаревшими, но мне они нравились, так что он пожимал плечами и отставал от меня.

Последние несколько лет тетя Хелен жила у нас в доме — с ней что-то произошло, что-то плохое. Мне никто ничего не говорил, хотя мне и хотелось знать. Примерно в семь лет я перестал спрашивать — я делал это настойчиво, как все дети, и тетя Хелен начала рыдать.

Вот тогда папа отшлепал меня и сказал, что я раню чувства тети Хелен. Я ничего такого не хотел, поэтому перестал спрашивать. Тетя Хелен сказала папе, чтобы никогда в ее присутствии он меня больше не бил, а папа сказал, что это его дом и он будет делать все, что пожелает, а мама промолчала, и брат с сестрой тоже промолчали.

Плохо помню все остальное — я разревелся, и потом папа сказал маме отвести меня в мою комнату. Уже потом, гораздо позже, гораздо, мама, после нескольких бокалов белого вина, рассказала мне, что случилось с ее сестрой. Да, у некоторых реально все намного хуже. Намного.

Наверно, мне уже следует спать. Очень поздно. Не знаю, почему я так много всего тебе написал. Причина, верно, в том, что завтра я иду в старшую школу, и я боюсь туда идти.

С любовью,

Чарли

7-ое сентября 1991

Дорогой друг!

Что-то не нравится мне старшая школа. Столовая называется весьма странно - «Центр Питательности». На уроки «продвинутого английского» ходит одна девочка, Сьюзен. В средних классах с ней было здорово общаться. Она любила кино, а ее брат Фрэнк записывал ей кассеты с суперскими саундтреками, и она нам давала послушать. Но вот прошло лето, она сняла брекеты с зубов, стала выше и симпатичнее, и грудь выросла. Сейчас, когда я ее вижу в коридоре, она ведет себя просто тупо, особенно с парнями. Думаю, это грустно, потому что выглядит она не очень счастливой. По правде говоря, она не любит говорить, что занимается «продвинутым английским», да и здороваться со мной в коридоре она не стремится.

Когда Сьюзен была на той встрече у психологов, насчет Майкла, она рассказала, что Майкл однажды назвал ее самой красивой девушкой во всем мире, даже несмотря на брекеты. Потом он попросил ее «быть его девушкой», а это великое дело в любой школе. В старших классах это называется «гулять вместе». Они целовались и говорили про кино, и она ужасно по нему скучала, потому что он был ее лучшим другом.

Забавно, но обычно в моей школе мальчики и девочки не были лучшими друзьями, но не в случае с Майклом и Сьюзен. Навроде меня с тетей Хелен. О, прости. «Как тетя Хелен и я». Я выучил, как правильно, на этой неделе. И еще как по правилам расставлять запятые.

По большей части я веду себя спокойно, и только один пацан, Шон, обратил на меня внимание. Он поджидал меня возле спортзала и нес всякую фигню о том, как устроит мне «мочилово», ну это когда твою голову суют в унитаз и нажимают на слив, чтобы волосы закручивались с потоком воды. Выглядел он как-то паршиво, и я ему так и сказал. Он взбесился и ударил меня, ну и я сделал все, как меня брат научил. А он классно дерется.

«Старайся попасть в колено, горло и глаза».

Я и постарался. И как следует уделал Шона. А потом начал плакать. И моей сестре пришлось уйти с урока для выпускников-отличников и отвезти меня домой. Меня вызвали к директору, мистеру Смоллу, но не исключили на время, вообще ничего, потому что какой-то парень рассказал директору правду о драке:

- Все начал Шон. Так что это самооборона.

Так и было. Не понимаю, с чего Шону было бить меня. Я ему ничего не делал. Да, я маленький, правда. Но просто Шон не знал, что я умею драться. А еще — я б его мог гораздо хуже отделать. И, пожалуй, следовало бы. Я бы точно на это решился, если бы Шон набросился на того парня, что сказал всю правду директору, но Шон так на это и не отважился. Так что все было забыто.

Некоторые ребята бросают на меня странные взгляды: я не украшаю свой шкафчик для личных вещей, а еще я побил Шона и после этого ревел без остановки. Думаю, я весьма эмоциональный.

Мне очень одиноко, потому что сестра занята собой, оставшись за самую старшую. Брат занят футболом в универе. После тренировочного лагеря тренер поставил его в запас, но после того, как он начнет соображать, что к чему, то будет играть в основном составе.

Папа очень надеется, что однажды брат перейдет в профи и будет играть за «Стилерс». Мама просто рада, что он учится в колледже бесплатно, потому что сестра не играет в футбол, а за деньги их обоих послать в колледж не получилось бы. Поэтому она так хочет, чтоб я старался и смог получить стипендию на обучение.

Вот этим я и занят, пока не подружусь здесь с кем-нибудь. Я надеялся, что тот парень, который сказал правду, мог бы стать моим другом, но, думаю, он просто вел себя как «пай-мальчик», потому и рассказал.

С любовью,

Чарли

11-ое сентября 1991

Дорогой друг!

У меня не так уж много времени, потому что учитель «продвинутого английского» дал задание прочитать книгу, а я люблю читать два раза. Кстати, это книга «Убить пересмешника». Если ты ее еще не читал, то обязательно прочитай, потому что она очень интересная. Учитель задал читать по несколько глав за один раз, но мне так не нравится. Я уже половину проглотил.

В любом случае, пишу тебе, так как видел своего брата по телевизору. Я вообще-то не очень люблю спорт, но тут особый случай. Мама начала плакать, а отец положил ей руку на плечо, а сестра улыбалась, и это прикольно, потому что брат с сестрой всегда на ножах, когда тот поблизости.

Но моего старшего брата показывали по телику, так что это было самое яркое событие первых двух недель в старшей школе. Я жуть как по нему скучаю, и это странно — ведь мы не так уж много и болтали, когда он был дома. Мы и сейчас, если честно, не болтаем.

Я бы сказал, на какой позиции он играет, но я уже говорил, что не хочу открываться перед тобой. Надеюсь, ты все понимаешь.

С любовью,

Чарли

16-е сентября 1991

Дорогой друг!

Я прочитал «Убить пересмешника», и это моя самая любимая книга, хотя, как и прежде, думаю, что это до тех пор, пока я не прочитаю что-нибудь еще. Учитель «продвинутого английского» попросил называть его «Билл», когда мы не на уроке, и дал еще одну книгу. Он говорит, что я отлично умею читать и понимать язык, а еще он захотел, чтобы я написал сочинение по «Убить пересмешника».

Я сказал об этом маме, а она спросила, почему Билл не посоветовал мне заниматься английским по программе на год или два вперед. И я ответил, что, по словам Билла, там практически все то же самое, только книги более сложные, так что это мне не поможет. Тогда мама сказала, что она все равно не уверена насчет всего этого и поговорит с Биллом на дне открытых дверей. А потом попросила помочь перемыть посуду. И я помог.

Честно - не люблю мыть тарелки. Люблю есть пальцами и с кучей салфеток, но сестра говорит, что это наносит вред окружающей среде. Она ходит в клуб «День Земли» в старшей школе, и вот там она и крутит с парнями. Она им нравится, вот не пойму почему, ну разве что она красивая. Потому что она реально с ними ведет себя как стерва.

А с одним из них вообще вышло круто. Не скажу, как его зовут. Но все расскажу про него. У него очень красивые темные волосы, и он делает длинный хвост на затылке. Думаю, он будет об этом жалеть, когда начнет в старости вспоминать свою жизнь. Он всегда записывает сестре классные кассеты с очень необычными темами. Одна называлась «Осенние листья». Он записал туда много песен «Смитс». Даже разрисовал обложку. Сестра дала мне эту кассету, когда он ушел после кино.

- Хочешь послушать, Чарли?

Я-то взял, но было как-то неловко — ведь он для нее записывал. Но я послушал. И мне так понравилось! Там есть песня «Asleep» («Засыпая»), здорово, если ты ее послушаешь. И я рассказал сестре. А через неделю она сказала «спасибо», потому что когда этот парень ее спросил про кассету, она ответила моими словами, и парню это было приятно. Надеюсь, когда придет время, у меня на свиданиях все будет классно.

Так, нужно придерживаться темы. Мне это говорит учитель, Билл, потому что я как говорю, так и пишу. Думаю, поэтому он и хочет, чтобы я написал сочинение по «Убить пересмешника».

Тот парень, ну, которому нравится моя сестра, всегда почтителен с нашими родителями. Поэтому он очень нравится маме. Папа думает, что он какой-то... нежный. Наверно, поэтому сестра с ним так себя ведет.

В тот вечер она говорила ему всякие гадости насчет того, что он не навешал главному хулигану в их классе, когда ему было пятнадцать лет. По правде говоря, я просто смотрел фильм, который он принес, так что не очень-то следил за их ссорой. Они вечно ссорятся, и поэтому я просто смотрел фильм. Думал, что он из новинок видеопроката, но это был какой-то сиквел.

Где-то спустя четыре эпизода, то есть минут десять, сестра к нему прижалась, а он начал плакать. Прямо рыдать. Тут я обернулся, а сестра на меня показала:

- Вон, даже Чарли, и то врезал хулигану из своего класса.

И тут парень так покраснел. Посмотрел на меня. Потом на нее. И тут он размахнулся и ударил ее по лицу. Прямо врезал. Я так и застыл, не веря, что он это сделал. Не в его стиле было бить кого бы то ни было. Он был обычным парнем, который записывал моей сестре кассеты и раскрашивал для них обложки, до тех пор пока не ударил сестру и не перестал плакать.

А самое странное — сестра вообще ничего не сделала. Она просто так тихо на него посмотрела. Сестра из себя выпрыгивает, если начинаешь есть рыбу неправильно, а здесь парень ей врезал, а она промолчала. Вдруг стала такой милой. И сказала мне уйти, я и ушел. А когда и тот парень свалил, она сказала, что они гуляют вместе, и что маме или папе не нужно обо всем рассказывать.

Что ж, вот он и ответил своему хулигану. И в этом есть свой смысл.

В те выходные сестра провела много времени с этим парнем. Они смеялись больше обычного. В пятницу вечером я читал новую книгу, но тут мозг закипел, и я решил посмотреть телик. Толкнул дверь в гостиную, а там сестра и тот парень совсем голые.

Он лежал на ней, а она широко развела ноги. И выкрикнула шепотом:

«Вали отсюда, ты, извращенец!»

Я и свалил. А на следующий день мы все смотрели, как мой брат играет. И сестра пригласила этого парня. Не уверен, уходил ли он от нас вчера ночью. Они держались за ручки и были такими счастливыми. Парень сказал что-то вроде того, что школьная команда уже не та с тех пор, как брат выпустился, и папа сказал «спасибо». А когда парень ушел, папа сказал, что он становится прекрасным молодым человеком, который может себя преподнести. А мама промолчала. А сестра посмотрела на меня, чтобы я чего не ляпнул.

- Да, он такой, ̶ вот и все, что ответила сестра. А я представил, как тот парень делает домашку и думает о моей обнаженной сестре. И вспомнил, как они держались за руки на футбольном матче, за которым и не следили вовсе. И представил, как парень блюет в кустах на вечеринке. А сестра ничего с этим не может поделать.

И почему-то мне их стало так жалко.

С любовью,

Чарли

18-е сентября, 1991

Дорогой друг!

Я никогда не говорил, что хожу на уроки труда, да? Ну так, я хожу на уроки труда, и это мой самый любимый урок после продвинутого английского у Билла. Вчера вечером я написал сочинение по «Убить пересмешника», а сегодня утром отдал свое творение Биллу. Завтра на обеденном перерыве мы обсудим то, что я написал.

А веду я вот к чему — на уроки труда ходит парень, его зовут «Никак». Я не шучу. Его зовут «Никак». И он потрясный. Его стали звать «Никак» еще в средних классах (сейчас-то он в старших, я думаю). Дети стали называть его Пэтти, хотя он вообще-то Патрик. И «Никак» сказал:

— Эй, или называйте меня Патрик, или вообще никак.

Вот его и стали звать «Никак». И прозвище прямо прилипло. Он был новенький в то время, потому что его отец женился во второй раз на женщине из этого района. Пожалуй, я не буду больше брать Никак в кавычки — это как-то раздражает и мешает спокойно писать. Надеюсь, тебе не трудно будет это воспринимать. Я уж что-нибудь придумаю, чтобы не запутать тебя.

Так вот, на уроке труда Никак очень забавно пародировал нашего учителя, мистера Каллахана. Он даже нарисовал себе бакенбарды восковым карандашом. Потрясно! Когда мистер Каллахан увидел, что Никак вытворяет возле шлифовального станка, он просто рассмеялся, потому что Никак пародировал его необидно. Это было просто весело. Хотел бы я, чтобы и ты это видел, потому что я хохотал как сумасшедший, и я так не смеялся с тех пор, как брат уехал в колледж. Брат рассказывал анекдоты про поляков, а это нехорошо, я знаю, но я просто не слушал про поляков, а слушал шутки. Потрясно.

И кстати, сестра попросила вернуть кассету с «Осенними листьями». Всё время теперь ее слушает.

С любовью,

Чарли

29-е сентября 1991

Дорогой друг!

Так много всего случилось за прошедшие две недели. Много хорошего, но и много плохого. И опять я не знаю, почему так получается.

Во-первых, Билл поставил мне «трояк» за сочинение по «Убить пересмешника», сказал, что я леплю предложения друг на друга, без точек или там запятых. Сейчас я пытаюсь так не делать. Он также сказал, что нужно использовать слова из книг, которые мы учим на уроке, вроде «корпулентный» и «желчность». Я бы их здесь написал, но не уверен, что они годятся для письма.

По правде говоря, не знаю, где они вообще годятся. Я не имею в виду, что их вообще не следует использовать. Конечно, следует. Но я просто никогда, ни разу в своей жизни не слышал, чтобы кто-то использовал слова «корпулентный» и «желчность». Включая учителей. Так что какая польза от слов, которые или никто не знает, или не может нормально выговорить? Не понимаю, просто не понимаю.

И точно так же не понимаю некоторых кинозвезд, на которых порой ужасно смотреть. Наверняка у некоторых из них есть по меньшей мере по миллиону долларов, а они все равно снимаются в фильмах. Они сердятся на всяких придурков. Орут на частных детективов. Дают интервью для журналов. Каждый раз, когда я вижу одну такую звезду в журнале, мне ее ужасно жалко, потому что никто ее вообще не уважает, но все равно берут у нее интервью. А во всех интервью — одно и то же.

Все начинают с описания еды в ресторане: «В то время как … аккуратно расправлялась с китайским салатом с цыпленком, она говорила о любви». И на всех обложках одно и тоже: «... раскрывает секреты звездной жизни, любви, и представляет свой новый фильм/телешоу/альбом».

Думаю, для звезд это неплохо — давать интервью, потому что мы тогда думаем - «о, они же такие, как мы», но по правде говоря, у меня такое чувство, что все это большое вранье. Проблема в том, что я не знаю, кто тут врет.

И я не знаю, почему у этих журналов такие большие продажи. И почему эти журналы так любят посетительницы в зубоврачебных кабинетах. В прошлую субботу я был у дантиста, и там я услышал этот разговор.

- Видела этот фильм? - указывая на обложку.

- Да. Ходила с Гарольдом.

- И что думаешь?

- Она просто прелесть.

- Да, точно.

- О, у меня есть этот новый рецепт.

- Обезжиренное?

- Ага.

- Завтра время есть?

- Нет. Почему бы Майк не переслал факс Гарольду?

- Окей.

Потом они стали говорить о той звезде, я о ней уже рассказывал, и они обе были очень категоричны.

- Думаю, это неприлично.

- А ты читала интервью в «Домоводстве»?

- Несколько месяцев назад?

- Ага.

- Неприлично.

- А в «Космо» читала?

- Нет.

- Господи, практически везде одно и то же.

- Не знаю, чего они с ней так носятся.

Дело в том, что одной из этих посетительниц была моя мама, и мне было особенно грустно, потому что мама красивая. Но всегда сидит на диете. Иногда папа говорит, что она красивая, но она его не словно не слышит. Кстати, мой отец очень хороший муж. Он просто прагматик.

После дантиста мы с мамой поехали на кладбище. Там похоронены многие ее родственники. Папа не любит ездить на кладбище — у него там мурашки по всему телу. Но я вовсе не против — ведь там похоронена тетя Хелен. Мама всегда была красоткой, а тетя Хелен... ну она была другого сорта. Но здорово, что моя тетя никогда не сидела на диете. И тетя Хелен была «корпулентная». Эй, я сделал это!

Тетя Хелен всегда разрешала нам, детям, не ложиться и смотреть «Прямой эфир в субботу вечером», когда она с нами нянчилась или когда уже жила у нас, а папа с мамой шли в гости к друзьям опрокинуть стаканчик и сыграть в настольные игры. Когда я был еще совсем маленьким, меня точно отправляли в кровать, а тетя Хелен с братом и сестрой смотрели по Эй-Би-Си Love Boat («Корабль любви») или Fantasy Island («Остров фантазий»).

*Love Boat — cериал на американском ТВ (шел по каналу АВС с 1977 по 1986)

** Fantasy Island - cериал на американском ТВ (шел по каналу АВС с 1977 по 1984)

Я вечно засыпал, когда еще был таким маленьким, а жаль, потому что брат с сестрой иногда вспоминают те вечера. Наверно, грустно, что сейчас это лишь воспоминания. А, может, и не грустно. А, может, все дело в том, что мы просто любили тетю Хелен, особенно я, и тогда мы вместе проводили время.

Я не буду пересказывать все сериальные воспоминания, кроме одного, потому что это как раз в тему, и, кажется, у каждого есть подобные воспоминания. А раз я тебя не знаю, наверно, я могу написать тебе о чем-то, что ты и сам, возможно, пережил.

Вся семья сидела возле телевизора и смотрела финальную серию «МЭШ»*, и я никогда это не забуду, хотя был еще маленьким. Мама плакала. Сестра плакала. Брат крепился изо всех сил, чтобы не заплакать. А папа на самых последних сценах пошел на кухню сделать сэндвич. Я не очень-то помню сам сериал, в силу возраста, но папа никогда не выходил из комнаты за сэндвичем, разве что во время рекламы, и то он обычно просил маму. А тут я пошел на кухню и увидел, как папа делает сэндвич и … плачет. Он плакал даже громче, чем мама. Я не верил своим глазам. Когда он сделал-таки сэндвич и положил всё обратно в холодильник, он перестал плакать, вытер глаза и увидел наконец-то меня.

Он подошел, похлопал меня по плечу и сказал - «Это наш маленький секрет, да, чемпион?»

«Да», ответил я.

И папа подхватил меня свободной рукой и принес в комнату, и я сидел у него на коленях, пока не закончился сериал. Потом он поднял меня, выключил телевизор, повернулся ко всем и заявил: «Это был великий сериал!»

И мама сказала: «Лучший!»

И сестра спросила: «А сколько времени он шёл?»

И брат ответил: «Девять лет, тупица».

И сестра ему ответила: «Сам тупица!»

И папа сказал: «Сейчас же прекратите!»

И мама сказала: «Слушайтесь отца».

И брат промолчал.

И сестра тоже промолчала.

И только годы спустя я выяснил, что брат ошибался.

Я пошел в библиотеку уточнить данные, и оказалось, что та последняя серия, которую мы смотрели, поставила рекорд по количеству зрителей за всю историю телевидения. И я считаю, это изумительно, потому что мы впятером были вместе со всеми.

Знаешь, многие дети в школе ненавидят своих родителей. Некоторых детей бьют. Кого-то застали за чем-то постыдным. А некоторые дети — как призы для своих родителей, как звездочки или ленточки, которые нужно показывать соседям. А некоторые дети просто все время тихо-мирно напиваются.

Что же касается лично меня, хоть я и не понимаю папу с мамой и иногда мне их очень жалко, я все равно их очень-очень люблю. Моя мама ездит на кладбище к тем, кого любит. Мой папа плакал, когда смотрел «МЭШ» и доверил мне этот секрет, а еще разрешил посидеть у него на коленях и назвал «чемпионом».

Кстати, у меня нашли в зубе только одну дырку, и как бы не просил дантист, я ниткой зубы чистить не буду.

С любовью,

Чарли

* МЭШ — M*A*S*H — сериал на американском телевидении (1972-1983), последняя серия которого собрала самую большую в истории американского телевидения аудиторию (125 миллионов человек) (по данным Википедии).

6-ое октября 1991

Дорогой друг!

Мне очень стыдно. Не знаю, почему я пошел на футбольный матч старшеклассников вчера. В средней школе мы с Майклом иногда ходили на футбол, хотя с нами так никто особо не общался. Просто нужно было куда-то ходить по пятницам, когда не хотелось смотреть телевизор. Иногда мы там встречали Сьюзен, и они с Майклом все время держались за руки.

Но в этот раз я пошел один, потому что Майкла больше нет, а Сьюзен встречается с разными мальчиками, Бриджет все такая же чокнутая, а Карла мать перевела в школу для католиков, ну а Дэйв в нелепых очках переехал. Я там просто наблюдал за людьми, видел, кто влюблен, а кто просто болтается без дела, и тут я увидел того парня — помнишь, я о нем говорил? Его зовут Никак. Никак был на матче, и он был одним из тех немногих подростков, пришедших ради игры. То есть он дейстительно смотрел матч. Он еще все время кричал кричалки.

«Давай, Брэд!» Так зовут нашего нападающего.

Обычно я очень застенчивый, но Никак как раз такой парень, к которому можно вот так запросто подойти на стадионе, даже если ты на три года младше и с тобой никто не хочет дружить.

- Эй, ты же со мной ходишь на уроки труда! - Он очень дружелюбный.

- Я — Чарли, - представился я, не так уж и робко.

- А я — Патрик. А это — Сэм. - И он махнул в сторону очень красивой девушки, сидевшей рядом. И она помахала мне рукой.

- Привет, Чарли. - Сэм мне очень мило улыбнулась.

Они оба предложили мне сесть, действительно предложили, так что я присел. Я слушал, как Никак кричит игрокам. И слушал, как он анализирует каждую игру команды. И я понял, что он очень хорошо разбирается в футболе. Так же хорошо, как и мой брат. Может, теперь мне следует называть Никак Патриком, раз уж он представился, да и Сэм его так называет.

Кстати, у Сэм темные волосы и очень, очень красивые зеленые глаза. Такой особый зеленый цвет — вроде бы и ничего особенного. Я бы раньше мог сказать тебе об этом, но под стадионными прожекторами все кажется каким-то блеклым и размытым. Я внимательно рассмотрел Сэм и ее чудесные зеленые глаза, когда мы пошли в «Биг-Бой» и Сэм с Патриком стали курить одну сигарету за другой. В «Биг-Бое» было здорово, потому что Сэм и Патрик не перебрасывались понятными лишь им самим шуточками и не заставляли меня чувствовать себя неловко. Вовсе нет. Они все время задавали мне вопросы.

- Сколько тебе лет, Чарли?

- Пятнадцать.

- А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

- Еще не знаю.

- Какая у тебя любимая группа?

- Думаю, «Смитс», потому что мне нравится «Засыпая», но я не уверен, я не много слушал их другие песни.