Глава 5 5 страница. Ощущение было такое, что Фредди сразу родился бабочкой

Ощущение было такое, что Фредди сразу родился бабочкой. Он никогда не был куколкой и, уж конечно, не помнил о стадии гусеницы. Он с отвращением думал о собственной старости, и, на мой взгляд, это была одна из причин, по которой Фредди переживал меньше, чем мог бы, узнав о том, что болен СПИДом. А что касается своих детей, то тут у Фредди было один ответ: «В жареном или вареном виде?»

Хотя Фредди и не одобрял Мика Джаггера, Элтона Джона и группу The Who, которые продолжали выступать, будучи уже далеко не молодыми, я все же думаю, что при всем своем неодобрительном отношении к не сходившим со сцены людям в возрасте, Фредди не смог бы наступить на горло собственной песне и избежать той же участи. По крайней мере, ему было не суждено испытать унижение от появления перед публикой в качестве молодящегося старичка. Фредди всегда выглядел моложе своих лет, за исключением той поры, когда он был очень болен, а до болезни выглядел гораздо лучше своих ровесников.

Женщины Фредди нравились всегда, но он находил их еще приятней, если они были способны быть «своим парнем». Фредди не делил людей на мужчин, женщин и детей... Для него все люди делились на две категории: те, с кем ему нравилось общаться, и те, с кем не нравилось. Он не питал предпочтений к мужчинам, женщинам или детям определенного пола или возраста. Не было такого, чтобы Фредди предпочитал мужскую компанию женской. Это даже не обсуждалось.

У меня такое странное чувство, будто в этой связи я должен сказать что-то еще, но на самом деле мне больше нечего добавить. Фредди был тем, кем он был, поэтому в каком-то смысле именно его суть определяла и людей, с которыми он общался. Главное было в том, чтобы окружающие развлекали его независимо от того, в каком настроении он находился; а какого пола или сексуальной ориентации будут эти люди, Фредди было не важно. Фредди считал, что все люди, с кем он был связан, были свободны от всяких пунктиков и запретов. Раз уж он не мог нормально общаться со своими родными, ему приходилось делать это с друзьями. И он был нормальным. Его не мучили, не напрягали, не заставляли страдать... Фредди всегда соответствовал своим представлением о том, каким должен быть нормальный человек.

Что касается некоторых его друзей, то, если не придерживаться какого-то порядка в рассказе о них, можно сказать, что его дружба с Дейвом Кларком началась с профессиональных отношений, а именно с участия Фредди в работе над саундтреком к мюзиклу Дейва «Time». Фредди много думал о Дейве, восторгаясь деловой хваткой, с какой Дейв выпускал свои записи. Наделенный настоящей предпринимательской жилкой, Дейв никогда не пользовался услугами менеджеров, что безмерно восхищало Фредди. Дейв всего добился собственными силами. Он принадлежал к поколению шестидесятых, особенно что касалось рок- н-ролла. Плюс ко всему, Дейв не только сохранял заработанные им самим деньги, но и приумножал их, что в глазах Фредди было достойно всяческих похвал. Фредди несколько раз говорил; что, будь у него мозги, как у Дейва Кларка, он был бы куда богаче. Впрочем, для Фредди, с учетом его обстоятельств, было достаточно знать, что его хотя бы не обкрадывают. Больше всего в личной жизни и в бизнесе Фредди боялся, что его обманывают, что у него воруют и что им пользуются... Это был его вечный кошмар.

Но первая же встреча Фредди с Дейвом Кларком положила начало их особой дружбе. Для Фредди отношения с Дейвом означали возможность поговорить с человеком, находившимся в таком же положении, что и он, то есть вынужденным жить своей работой, а значит, и вместе со своей популярностью. Они могли говорить на равных — они и были равны друг другу на самом деле. Во всяком случае, Фредди выяснил, что ему легче справляться с жизненными трудностями, чем Дейву. Этим Фредди и был так интересен Дейву; Фредди был этакой современной копией его самого. В последний год жизни Фредди они очень сблизились: Дейв был одним из немногих, кому Фредди разрешил стать свидетелем ухудшения своего состояния. Дейв сидел с Фредди во время переливаний крови и плазмы, а это был долгий, нелегкий и угнетавший процесс, поверьте мне.

Именно Дейву Фредди был обязан одним из самых, по его собственному мнению, важных званых вечеров в его жизни. Через Дейва он получил приглашение па обед у лорда и леди Оливье. У тех самых Лоуренса и Джоан Оливье. Фредди был в таком волнении, что мы, его домашние, так и не поняли, что было на этом обеде. Что Фредди замечательно провел время, в этом сомневаться не приходилось. Но он не смог воспроизвести ни один из разговоров или хотя бы сказать, кто что делал, хотя не думаю, что там танцевал и на столах.

Для Фредди, который в школе наверняка прослушал множество драм Шекспира в исполнении этого известного актера, это был памятный вечер. Быть может, именно потому, что обед у Оливье имел для него особое значение, Фредди не захотел делиться ощущениями этого вечера. Чем больше людей услышат от тебя твою заветную историю, тем быстрее исчезнет ее неповторимая прелесть.

В последний год или два многим друзьям Фредди было отказано в общении с ним. Должно быть, им было очень тяжело оттого, что, зная о происходящем с ним, они не могли говорить об этом, поскольку предполагалось, что им ничего не известно, ведь Фредди не сообщал им о своей болезни лично. К своей чести, они дорожили его дружбой и не выдали его тайны, тем самым доказав, что в целом Фредди довольно хорошо разбирался в людях, хотя, должно быть, многие его друзья чувствовали себя так, словно их не уважают, не подпуская к Фредди.

Будет справедливо заметить, что Фредди влюблялся в города и страны так же, как он влюблялся в людей. На начало восьмидесятых пришелся нью-йоркский период, который сменил немецкий, а точнее мюнхенский, продолжавшийся с 1983 по 1987 год. Относительно того, что было до Нью-Йорка, думаю, можно сказать, что тогда для Фредди был интересен весь мир, ибо до того, как я начал у него работать, Фредди разъезжал по всему свету и записываясь, и гастролируя. До знакомства со мной он работал на порядок больше, если считать дни и часы, проведенные па сцене и в студии.

Кроме Тора Арпольда, в нью-йоркскую «семью» Фредди входили Ли Нолаи, Джон Мерфи и Джо Скардилли, заслуживающие того, чтобы о них было рассказано подробнее. Хотя они и были знакомы между собой, именно Фредди скрепил их отношения, после чего они стали значить друг для друга намного больше. Высокий и темноволосый, Ли работал официантом в каком-то итальянском ресторане. Мы все были примерно одного возраста — где-то между двадцатью пятью и чуть за тридцать. Ли всегда был полон жизни и к тому же большой шутник. Сам он был не местный, но в восьмидесятых поселился на Манхэттене, влившись в здешнюю «голубую» тусовку. Ли всегда был готов веселиться. Джо и Джона связывала крепкая дружба: они работали вместе стюардами на самолетах компании American Airlines. Из-за своего рабочего графика они не всегда могли присутствовать на маленьких вечеринках, которые устраивал Фредди, но, оказываясь в городе, они приходили к нему с удовольствием.

Вот так в Нью-Йорке и появился «Мамочкин клуб» — сплоченная группа единомышленников, дышавших пьянящим воздухом свободы, которым был пропитан Нью-Йорк тех лет. Для такого человека, как Фредди, выросшего в школе-интернате и в семье, где свобода подавлялась, а потом в течение долгих лет вынужденного жить с подрезанными крыльями ради Queen, это была возможность дать себе волю. Я не видел ни одного намека на его интимные отношения с Тором и Ли. Эти два человека имели совершенно особое значение для Фредди, а он всегда выделял то, к чему питал особые чувства, — так крупный котяра метит свою территорию. Чтобы порадоваться этому единству и в каком-то смысле обнаружить его, постоянно покупались какие-то небольшие подарки. Быть может, делая подарок другу, Фредди бессознательно пытался сделать видимым то, что существовало лишь как неуловимое чувство. Как-то раз Фредди купил всем членам этого братства маленькие серебряные коробочки от Tiffany, чтобы каждый из нас мог хранить там «таблетки счастья», которыми подогревались наши выходные в городе.

Мюнхенский период был отмечен для Фредди двумя дружескими привязанностями — Винни Кирхбергером и Барбарой Валентин. Как-то мы останавливались в мюнхенском «Хилтоне», где одну ночь Фредди провел с очень приятным мужчиной по имени Хорст. В конце концов тот стал бойфрендом Джо Фанелли. Именно от Хорста Фредди получил коричневую ковбойскую шляпу, в которой его можно было иногда видеть.

Пару дней спустя в одном из гей-баров, возможно, в баре «New York» Фредди познакомился с Винни, а на следующий день нам предстояло возвращаться в Англию. Никогда не забуду, как Фредди спросил у меня: «Ну и кого же мне теперь выбрать, когда вернусь обратно?» Так что пока мы летели в Лондон, единственное, что обсуждалось, были «за» и «против» Винни и Хорста.

Что касается Барбары Валентин, то здесь Фредди не нужно было выбирать. С самого начала было попятно, что у них много общего, в том числе и чувство юмора. К тому же с Барбарой было намного легче, так как она знала английский. Мы провели в ее компании немало долгих ночей, сопровождаемых алкоголем и смехом, знакомясь с развлечениями, которыми мог похвастаться Мюнхен.

Фредди нравилось отношение Барбары к тому, что она звезда, ибо в то время в Германии Барбара была как раз на пике своей популярности. Нравилось ему и то, как она обходилась с обожавшими ее поклонниками, даже после того, как ее терпение истощалось. В этом случае она просто отбривала очередного обожателя: «Да отвали ты! Ты же никто!»

В каких-то ситуациях Фредди и сам хотел бы повести себя с таким же царственным высокомерием, но у него никогда это не получалось.

Фредди импонировала прямота Барбары, хотя в отличие от него она ожидала, что с ней будут обращаться, как со звездой, везде, где бы она ни появлялась. Но в то же время, как и Фредди, который действительно был признанной звездой мировой величины, оказываясь за пределами своей родной страны, Барбара уже не ожидала, что с ней будут носиться. Они с Фредди настолько поладили, что даже решили купить вместе квартиру в Мюнхене. Вначале, когда район еще был не очень обжит, Фредди пришел в ужас, увидев, что рядом обретаются бродяги. «Должно быть, им что-то здесь приглянулось, — заметил он. — Бродяги поселились здесь еще до того, как сюда переехали мы, сладкие мальчики!»

Вообще-то Фредди никогда не жил в этой квартире, хотя в то время Барбара играла в его жизни огромную роль. Будучи популярной сама, она, как и Дейв Кларк, прекрасно понимала, что приходится испытывать Фредди в повседневной жизни. Барбара всегда его поддерживала и, по понятным причинам, была очень задета, когда Фредди отвернулся от нее. Было там что-нибудь на самом деле или нет — неясно, но так или иначе Фредди был очень недоволен тем, что в колонках про светскую жизнь, печатавшихся в немецких газетах, например, The Evening Times, с какого-то момента все чаще и чаще стали мелькать статьи про их с Барбарой взаимоотношения. Больше всего против Барбары действовал тот факт, что в прошлом она не раз упоминала о своем знакомстве с автором светских сплетен.

После очередной статьи, в которой говорилось о его женитьбе на Барбаре, Фредди решил, что с него хватит, и не без помощи сплетников, подливавших масла в огонь, пришел к выводу, что подобной информацией могла поделиться с журналистом лишь сама Барбара.

Нашлись и те, кто говорил, что на закате своей славы Барбара сделала ставку на Фредди (к тому времени после их знакомства прошло три-четыре года). Рядом с Фредди всегда находились люди, не желавшие ждать подходящего момента и потому сами создававшие такие ситуации, которые позволяли им сойтись с Фредди поближе. Подобные случаи имели место всегда с тех самых пор, как он стал популярным. То и дело находились личности, пытавшиеся тайно манипулировать жизнью Фредди, чтобы втереться к нему в доверие. Нельзя сказать, что им можно было легко вертеть, но ведь есть же старая пословица: если что-нибудь часто повторять, то человек в это поверит. Фредди не выносил, когда близкие ему люди начинали о нем сплетничать.

Победивший Хорста Винни стал еще одним из тех, кто много значил для Фредди. Мне кажется, Фредди прямо- таки тянуло участвовать в содержании ресторана «Sebastian Stub'n». На баварском языке слово «Stub'n» означало находившийся по соседству ресторанчик, где подавали традиционные баварские блюда. Это и было бизнесом Винни. У него можно было отведать Schweinhax'n (свиные ножки), Kartoffelknudel (Фредди называл их «чертовыми футбольными мячами»), различные Bratwurst25 и, разумеется, капусту — куда же без нее. Обычно у Винни подавали что-нибудь острое, приготовленное из фарша и вкусное. Да и сам он был темноволосый, усатый, пять футов десять дюймов ростом и коренастенький, в общем, такой, как любил Фредди.

На мой взгляд, эти отношения завязались исключительно благодаря Барбаре Валентин, потому что Фредди говорил по-немецки так же, как Винни — по-английски. Как можно было догадаться, отношения Фредди с Винни во многом держались на сексе. Ни тот, ни другой не пытались выучить язык другого, так что общаться им помогал «пиджин» и размахивание руками. Что-что, а махать руками Фредди умел.

Эти отношения продолжались весь мюнхенский период при непременном участии Барбары, служившей для Фредди и Винни связующим звеном и переводчиком. Хотя официально связаться с Фредди можно было через студию Musicland или через меня (а я жил либо в «Хилтоне», либо в отеле «Арабеллахаус»), очень скоро Фредди перебрался в квартиру Винни. Их отношения прекратились из-за того, что любовь Фредди к Мюнхену постепенно увядала, вытесняемая страстью к новому дому в Лондоне и, параллельно, к Джиму Хаттону. Все любовники Фредди были самого что ни на есть обычного происхождения. Все они вышли из провинций, а он — при том, что сам был провинциалом, хотя и ни за что не признался бы в этом — хотел родовитости, что всегда в той или иной степени сказывалось на отношениях.

Питер Стрейкер занимал большое место в жизни Фредди на протяжении очень долгого времени. Они крепко сдружились еще до того, как я стал работать на Queen, и Питер был первым давним другом Фредди, с которым я познакомился. Питер приносил с собой смех. Кроме того, он всегда был рядом с Фредди, is каком бы гот ни находился состоянии или жизненной ситуации. Будучи артистом, хотя и другого плана, чем Фредди, Питер мог понять и разделить с ним бремя его славы. Питеру можно было поплакаться, па его поддержку всегда можно было рассчитывать, и с ним можно было повеселиться. Не раз Фредди, Питер и я решали вселенские проблемы всю ночь напролет. Я так и вижу, как мы сидим в Гарден-Лодж. Фредди обычно устраивался на трехместном диване, Питер присаживался в кресло, стоявшее у двери на кухню, а я занимал другое кресло с противоположной стороны.

Я часто удивляюсь, почему мы сидели именно так, ведь это я бегал на кухню за шампанским из холодильника. Если дело доходило до водки и коньяка, то я выставлял бутылки на кофейном столике, чтобы каждый из нас наливал себе то, что хотел. Вот что помогало нам думать: пара-тройка бутылок шампанского (по особым случаям «Cristal», а так — «Moet»), полбутылки коньяка «Remy Martin», бутылка водки «Столичная», всевозможные коктейли, тоник для Фредди, кока-кола для меня, ну и ведерко со льдом.

Такой вечер мог начаться, скажем, с обсуждения реверансов Ферджи. Всем было что сказать. Тот факт, что герцогиня Йоркширская, которой недавно был пожалован этот титул, раскланивалась направо и налево, можно было раздуть до невероятных размеров. Вовсе не делая из мухи слона, мы битый час решали выдуманную от начала до конца проблему, которая была для нас так же реальна и важна, как следующий бокал шампанского, и в конце концов все заканчивалось тем, что мы как следует перемывали косточки сумасбродной герцогине.

Мы не говорили о важных вещах. Мы не обсуждали ничего, что действительно имело значение. Стоило кому-нибудь из нас заговорить о чем-то серьезном, как через пять минут мы уже переставали беседовать па эту тему. Это время не предназначалось для серьезных разговоров. В другой раз предметом обсуждения стала новая песня Фредди. Он хотел, чтобы в ней прозвучал звук, раздающийся от шлепка по бедру. Часа два или три мы втроем хлопали себя по ляжкам, и все без толку. Зато проснулись мы на следующий день с синяками на ногах и с горевшими ладонями.

Стрейкер разряжал обстановку. Он всегда мог рассмеяться в нужный момент. Если копнуть глубже, то в основе отношений Фредди со Стрейкером лежал своего рода братский конфликт. И тот, и другой были склонны к соперничеству. Они слишком дорожили друг другом, чтобы ссориться по мелочам, но их совместная жизнь была отмечена стремлением превзойти другого. Дружба Фредди с другими рок-исполнителями (кстати, он не выносил, когда его считали звездой поп-музыки) и постоянная возможность знакомить Фредди с еще более известными людьми из мира театра и кино, которая была у Питера, тоже вызывали у нас неподдельный интерес.

На протяжении всех двенадцати лет, что я знал Фредди, не прекратились лишь его отношения с Питером. Через него Фредди обзавелся множеством друзей в конце своей жизни: Питер познакомил его с Пэм Феррис, Сюзанной Йорк, Анитой Добсон, Стефани Бичем, Анной Николас и многими другими.

И впрямь кажется странным, что в последний год жизни Фредди и Барбара Валентин, и Питер Стрейкер, входившие в число самых дорогих ему людей, отошли на задний план. На то были свои причины. Приведу те, которые мне известны. Но на самом деле их могло быть намного больше.

Во-первых, Фредди действительно не хотел, чтобы близкие ему люди видели, как он чахнет день ото дня. Ему не хотелось причинять боль тем, кого он любил, заставляя их смотреть, как он умирает, и сознавать, что они бессильны. Фредди провел с этими людьми множество восхитительных часов, развлекаясь вместе с ними и даря им незабываемые удовольствия, так что меньше всего он хотел, чтобы те же самые люди видели его таким слабым и измученным. К тому же они напоминали Фредди о его прежней жизни — жизни, которой он больше не мог наслаждаться.

Если посмотреть, с кем Фредди отказался общаться, то выяснится, что все они были частью его «сумасшедшей» жизни — так мне придется ее назвать. Вполне понятно, что

Фредди завидовал своим друзьям, тем, кто составлял ему компанию в лучшие времена, ведь они могли продолжать наслаждаться жизнью. Если бы они изменили свой образ жизни ради него, то компромисс был бы возможен. Но чего ради им было менять свою жизнь, даже если бы Фредди попросил их об этом? Еще в пору своей «сумасшедшей» жизни Фредди перестал поддерживать отношения с еще одним персонажем по имени Уэйн Слип, который, напившись, менялся гак же, как в истории про доктора Джекила и мистера Хайда, считал Фредди. Ему не нравилось, как вел себя пьяный Уэйн, так что... Еще одному дали от ворот поворот.

У Фредди хватило силы воли, чтобы выполнять предписания врачей. Не курить, не пить и, конечно, никаких развлечений. Его перестали интересовать люди, желавшие поразвлечься за его счет у него дома. Фредди никогда не испытывал желания, чтобы кто-нибудь сделал для него что- то такое, за что он будет обязан. Он не хотел чувствовать себя обязанным своим друзьям. Фредди хотел, чтобы ему говорили все как есть, и, разумеется, ни на мгновение не верил, что кто-нибудь захочет изменить ради пего свой образ жизни.

С Майком Мораном Фредди начал общаться по работе, но потом их профессиональные отношения переросли в близкую дружбу. Фредди считал Манка виртуозным музыкантом, отдавая ему должное точно так же, как и Питеру Стрейкеру, голос которого Фредди очень ценил. Фредди познакомился с Майком во время работы над проектом, связанным с постановкой Дейва Кларка «Time», и они так спелись, что их отношения обогнали по размаху даже саму эту постановку! Майк Моран получает немалые суммы за альбом «Barcelona», а также за последний альбом Queen «Innuendo», во время работы над которым он помог Фредди записать пару композиций.

Их дружба расцвела, и Фредди провел немало времени у Майка в Хертфордшире. Песня «The Great Pretender» была записана на студии Майка, и Фредди очень этим гордился. У меня всегда было такое чувство, будто Майк на все готов ради Фредди и что они восхищались друг другом. После записи саундтрека к мюзиклу «Time» Майк участвовал в каждом проекте Фредди. Без него не обошлись съемки клипа на песню «Barcelona» и все мероприятия, связанные с этой песней, — выступления Фредди в клубе «Ки», на церемонии «La Nit» и в самой Барселоне. Майк помогал Фредди в творчестве, когда на Фредди надвинулась болезнь. Майк видел ход мыслей Фредди, и они достигли такого взаимопонимания, что Фредди мог позволить себе отдыхать чуть больше обычного и не взваливать на себя одного все заботы, связанные с его последним творением.

Не умаляя оригинальных идей Фредди и его мятущегося гения, скажу, что, по-моему, Майк не получает тех отчислений, которых он заслуживает. Майк был способен довести мысль Фредди до блестящего завершения точно гак же, как отдельные нити сплетаются в красивейший ковер. Уверен, что сойдись Фредди с Майком пораньше, их сотрудничество продолжилось бы дольше.

_________________________

25 - Жареные колбаски (нем.)

Фредди никогда не претендовал на звание великого пианиста. Если он ошибался, исполняя «Bohemian Rhapsody» на репетиции, то потом страшно боялся играть эту песню на концерте. Зато когда Майк Моран наигрывал на клавишных какие-нибудь три ноты, то у него они звучали просто бесподобно. Майк никогда не пытался претендовать на что-то большее, чем ему положено официально, но по большому счету именно он не давал Фредди останавливаться, всегда поощряя Фредди сделать чуть больше.

Майк сразу же стал одним из членов большой семьи Фредди. Фредди очень полюбил его жену Линду и с явным удовольствием бывал у них в гостях. Когда Фредди стал все больше и больше времени проводить дома, поездка к Моранам превратилась для него в целую загородную прогулку, на которую было не жаль потратить сил.

В конце жизни Фредди волей-неволей пришлось завести отношения с медицинским персоналом. Раньше он панически боялся ходить к врачам. В целом Фредди обладал очень крепким здоровьем, вообще-то необходимым для того, чтобы выдерживать невероятно изнурительные гастроли, на которые ездила Queen. Он всегда успешно проходил медицинские осмотры, как того требовали страховые компании, выдававшие медицинские полисы на время гастрольных туров. Фредди считал, что он обязан быть здоровым, это дело чести, ибо, если он не сможет петь перед двадцатью тысячами зрителей, то лишит множество людей немалых денег. Так что визиты Фредди к его врачу Гордону Аткинсону на Шеферд-Маркет носили скорее показательный характер, чем были вызваны необходимостью.

Но в последний год-два у Фредди установились отношения с различными докторами и медсестрами, что вызывало крайнее удивление, по крайней мере, у меня. Чаще всего у Фредди бывал Грэм Мойл, связывавший Фредди с Гордоном Аткинсоном и больницей. Грэм работал терапевтом в больнице Челси и Вестминстера, где лечился Фредди. Они прекрасно ладили друг с другом, эти два настоящих профессионала.

Кто бы мог подумать, что он сможет так спокойно и легко общаться с этими; в общем-то, чужаками. Но, разумеется, у Фредди не было от них никаких секретов, да он бы и не стал что-либо скрывать от них. Он понимал, что с врачами не было никакой необходимости сохранять хорошую мину при плохой игре, как он делал со всеми остальными. Они-то знали, чем все для него закончится. Единственное, чего не мог сказать ни один специалист, — когда...

Даже с нами Фредди всегда делал вид, что все хорошо и что ничего такого не происходит, в надежде, что ему это удается. Общаясь с врачами и медсестрами, Фредди мог позволить себе сбросить маску, зная, что его жизнь была в их руках. Я понимаю его. При встрече с медиками у Фредди словно гора сваливалась с плеч, потому что с ними ему не нужно было притворяться, что все в порядке. Он даже ждал прихода врачей с нетерпением.

Его регулярно навещали различные специалисты: онколог, дерматолог и врач-консультант Брайан Газзард. Кроме того, у Фредди были особые отношения с медсестрой из больницы Челси и Вестминстера, приходившей к нему делать переливания крови. Джо и меня научили вводить Фредди все лекарства (об этом я расскажу позже), но вот из-за большого риска, связанного с переливанием крови, было решено, что этим займется опытная медсестра. Тогда- то я и узнал обо всех необходимых предосторожностях при переливаниях крови и о возможных опасных последствиях, вызванных нарушением процедуры. Можно было все сделать слишком быстро или слишком медленно...

Мне кажется, чтобы лучше представить, насколько изнурительной была эта процедура, нужно описать, как она проходила. В начале переливания необходимо очень внимательно следить за реакцией пациента. С этой целью проводятся обычные наблюдения, то есть через определенные промежутки времени пациенту измеряют температуру, пульс и давление. Сначала каждые пять минут в течение четверти часа, потом каждые пятнадцать минут в течение первого часа, а потом каждые полчаса до окончания процедуры, один цикл которой обычно занимает четыре часа. Несмотря на тщательные проверки, которые делаются для того, чтобы убедиться в совместимости крови, всегда существует возможность, что что-то пойдет не так, как надо, и у пациента может наступить анафилактический шок. Обычно Фредди делали три цикла. Несложно подсчитать, что в общей сложности он проводил под капельницей по двенадцать часов кряду. Он и без того был очень слаб, что и послужило одной из главных причин для проведения переливаний крови, но поначалу эти процедуры еще больше ослабляли его, потому что из-за всех проверок он мог подремать не больше нескольких минут.

О СПИДе тогда было известно немного, но тем не менее Фредди уже мог задавать врачам какие-то вопросы, как только медики стали навещать его. С ними он мог поговорить о том, что не мог обсудить с друзьями и родственниками. Когда ты тяжело болен, вполне понятно, что болезнь берет верх над всем остальным. Болезнь завладевает всей твоей жизнью, и если рядом с тобой нет никого, кто мог бы дать ответы на мучающие тебя вопросы, то ты с удовольствием будешь ждать прихода человека, который поможет тебе и с кем ты сможешь поговорить по душам. По каким- то своим причинам Джо тоже отдавал много времени поискам информации о СПИДе. Фредди постоянно следил за новыми открытиями, сделанными в-рамках множества исследовательских программ. О них писали в медицинских и научных журналах, которые штудировал Джо. Пришлось выучить немало сведений из области медицины за очень короткий срок.

Завершая эту главу, не могу не рассказать об отношениях Фредди с участниками группы и с Джимом Бичем... С последним у Фредди сложились очень хорошие профессиональные отношения. Когда Queen только-только образовалась, Джим был молодым адвокатом в конторе Harbottle & Lewis. Пожалуй, в то время Джим был единственным юристом в Лондоне, игравшим в джаз-банде и способным понять хоть что-то, что творилось в душе музыканта. Пока у группы не было директора и она справлялась своими силами, Джима пригласили для того, чтобы следить за коммерческими делами группы, то есть ездить с ней на гастроли, заключать договоры с записывающими компаниями и т. п. Когда пора «самоуправления» закончилась, Джим стал полноценным менеджером Queen. Потом участники группы стали увлекаться сольными проектами, и Джим начал все больше работать с каждым из них индивидуально, поскольку он представлял их и по отдельности, и как коллектив.

Хотя в шоу-бизнесе Джима знали как человека, скажем, резковатого, в то же время он был хорошо известен своей способностью добиваться желаемого. На деловых переговорах он твердо стоял на своем. Фредди знал, что при заключении сделки Джим Бич добьется самых лучших условий из возможных, поэтому в их отношениях присутствовало и немалое доверие, и взаимное уважение. Они стали довольно близки, поскольку личные отношения способствовали улучшению деловых. Кроме того, как я уже отмечал, Фредди всегда требовалось, чтобы коллега по работе становился его другом. Фредди с неизменно огромным удовольствием выбирал какие-нибудь особые подарки для Джима и его жены Клаудии. Со временем Фредди догадался, что Джим очень ценит английскую акварельную живопись.

Вдобавок Джим показывал Фредди, что принято в «высшем свете», организуя для него походы в рестораны, подобные ресторану Фредди Жираде в Лозанне, который в то время считался самым лучшим в мире. Благодаря Джиму Фредди учился ценить превосходные швейцарские вина, включая и то, которое станет его любимым, — вино «St. Saphorin». Однажды он выписал себе двенадцать ящиков этого вина через фирму Питера Пагсона, занимавшуюся поставками вин. Если Фредди не мог соревноваться в знании самых распутных сторон бомонда, то Джим, получивший основательное английское воспитание, которое Фредди признавал, отличался разборчивым вкусом. Фредди понимал, что может многому научиться у Джима, и извлекал из этого пользу, как и всегда в подобных ситуациях. Фредди был очень доволен, что Джим Бич руководил его карьерой, притом, что его слово все равно было решающим. Последнее слово всегда оставалось за Фредди.

На протяжении моего знакомства с Фредди у него были прекрасные профессиональные отношения с Джоном Диконом, но, похоже, они так и не переросли в личные, потому что семейные обязательства и соответствующий образ жизни Джона были далеки от представлений Фредди о социальной жизни человека. Я точно знаю, что Фредди относился к Джону с большим уважением и любовью. Поведение Роджера и Брайана куда больше соответствовало образу рок-суперзвезды. Когда Queen была на пике своей популярности, имя Роджера мелькало в газетных заголовках так же часто, как имя Фредди. Роджера было легче заставить ходить на те «светские мероприятия», где его могли «заметить». Лишь в последние годы имя Брайана тоже начало появляться в таблоидах, чем он был почти полностью обязан положительным влиянием, которое оказывала на него Анита Добсон. Фредди же явно не любил «светиться гам, где надо». Он был настолько поглощен своим выступлением, что даже не задумывался о том, чтобы, к примеру, подняться в Королевскую ложу на концерте «Live Aid». Он был не из тех, кто вечно стелется перед другими.