Большие циклы Евразии, Маятник Старого Света и Колодец Истории

В прошлом Евразии мы видим миграции и нашествия, движения огромных масс людей. Это, например, монгольские завоевания, крестовые походы, Volkwanderung IV–VI вв. н.э., «Drang nach Osten» Александра Македонского. До сих пор, однако, странным образом три особенности движения этих великих людских волн не замечаются. Странным – поскольку они лежат на поверхности.

Первое. Исходный импульс великих миграций зарождался в ЦЕ, точнее в ее восточной, азиатской кочевой части, и распространялся оттуда в западном направлении.

Второе. Эти экспансии в западном направлении вызывали реакции в виде контрэкспансий с запада в восточном направлении, т.е. последние носили реактивный характер. Чередующиеся движения с востока на запад и с запада на восток напоминают действие маятника, и я так и называю этот феномен – Маятник Старого Света (МСС).

Третье, наиболее интригующее. Колебания МСС носили циклический характер – 700–800 лет; в результате возникало то, что я называю Большими циклами Евразии. Приглядимся к ним повнимательней.

В XIII–XII вв. до н.э. в Северное Причерноморье, на Дальний Запад великой евразийской степи, ворвались на своих колесницах индоевропейские племена. По-видимому, это была миграционная волна, зародившаяся на 100–200 лет раньше в Центральной Азии в результате острой межплеменной борьбы. С юга Восточноевропейской равнины индоевропейцы двинулись на Балканы, дав старт процессу, именуемого историками «кризис XII в. до н.э.». По сути это было первое крупное переселение народов, древний Volkwanderung. Оно разрушило старый средиземноморский мир, открыв эпоху «темных веков» в ранней Античности – так же, как переселение народов IV–VI вв. открыло эпоху «темных веков» раннего Средневековья. Даже Египет – североафриканская, а не евразийская часть Старого Света – подвергся нападению и разрушениям «народов моря». Аргонавты, подвиги Геракла, Троянская война – все это происходило в период затухающей фазы кризиса XII в., было его элементом. Кризис XII в. ударил по восточному Средиземноморью, однако бикфордов шнур подожгли на востоке ЦЕ.

Прошло 800 лет, и маятник двинулся на Восток: Александр Великий начал свой Drang nach Osten; за ним последовали римляне. Греко-римская (западная того времени) экспансия достигла предела при императоре Траяне (98–117 гг. н.э.). В течение почти столетия римляне пытались удерживать limes, однако после смерти Марка Аврелия стало ясно: сил не хватит, и хотя до захвата Рима Алариком оставалось 230 лет, а до падения Рима – 286 лет, тенденция, пусть пунктиром, уже наметилась, а на Дальнем Востоке Евразии «Аннушка макроистории» уже пролила масло.

Марк Аврелий умер в 180 г., а в следующем году в монгольских степях умер Таньшихай, великий хан квазиимперии Сяньби. Именно Сяньби сокрушили, а затем нанесли смертельный удар великой державе Хунну (конец III в. до н.э. – II в. н.э.), современнице китайской династии Хань. Держава Сяньби по сути не пережила смерти своего великого хана, в степи начался очередной виток борьбы – и очередная миграция на запад. В III–IV вв. н.э. Хунну смерчем пронеслись по евразийской степи, превратившись в гуннов – конгломерат разных народов и племен различного этнического происхождения. Столица, Гуннигард, находилась где-то в районе нынешнего Киева.

В IV в. н.э. – 800 лет спустя восточного похода Александра – Европа ощутила новый страшный удар с востока. Переведя свои войска через Дон и разбив и обратив в бегство готов, вождь гуннов Баламир (славянское имя?) начал второе, на этот раз по-настоящему, великое переселение народов. Держава гуннов распалась в 453 г. после смерти великого Аттилы, однако великое переселение народов на этом не закончилось – оно только начиналось. К концу V в. западная часть Римской империи была разрушена, и в VI–VII вв. на ее руинах возник «brave new world» Барбарикума – жестокий и кровавый. Картину довершили своими завоеваниями арабы в VII – начале VIII вв. и викинги в IX в. На запад Евразии опустилась вторая эпоха «темных веков» или, если пользоваться толкиновской метафорой, «завеса мрака» (впрочем, опустилась она не только на запад, но и на восток).

Прошло еще 800 лет, времена Баламира, Аттилы, Одоакра Теодориха и первых Меровингов не только уже стали легендами, но и легенды успели превратиться в мифы, и маятник качнулся на запад – с крестовыми походами. Однако в истории не бывает буквальных повторений – мир начала II тысячелетия н.э. стал на порядок сложнее и многомернее, чем мир I тысячелетия до н.э. – I тысячелетия н.э.; мир менялся, в нем появлялось нечто новое. Речь идет о том, что во время и после шестого крестового похода на Западе (1228–1229) новая волна покатилась с востока; словно пройдя лишь половину пути, маятник Старого Света начал возвратное движение. Я имею в виду великие монгольские завоевания. Если до монголов нашествия на запад с востока Евразии носили стихийный характер «снежного кома», то монголы – отражение более сложного и плотно населенного мира – были первыми (и последними) «имперскими», «державными» номадами, чьи нашествия носили не стихийный, а плановый, систематический характер, характер запланированного завоевания всего известного монголам мира («до последнего моря») и создания мировой державы. Отсюда – некоторый сбой в «работе» маятника.

По сравнению с великими монгольскими завоеваниями два последних крестовых похода, ассоциирующиеся с Людовиком Святым, выглядят хлипко – не только потому что провалились, но прежде всего из-за различий в масштабе и, главное, в исторических последствиях. В нахлесте двух волн более мощной по геоисторическим последствиям оказалась восточная, кочевая. В известном смысле, с некоторым упрощением, можно сказать, что ситуация XIII в. – это антипод ситуации второй половины I тысячелетия до н.э., когда скифская, а затем сарматская «восточные» волны натолкнулись на превосходящие их силы греческую, а затем и римскую стену. Монголы будто распространили ЦЕ на весь Хартленд, создав нечто вроде Великой (Большой) ЦЕ далеко за ее пределами собственно ЦЕ.

Прошло 700–800 лет со времен крестоносцев и великих «имперских» монголов, и мы видим новое движение маятника. Но мир за время четвертого евразийского цикла (XII/XIII–XIX/XX) стал еще на несколько порядков сложнее, и в колебаниях маятника, естественно, появились новые черты: он опять двинулся на восток, но уже из Европы – эмиграция из Старого Света в Новый в XIX в. (сюда, по данным П. Бэрока с 1851 г. по 1915 г. прибыли около 41 млн. европейцев, с 1915 г. по 1951 г. к ним добавились еще 12–13 млн., а затем поток резко сократился); в XX в. к этому добавилась массовая миграция Юг–Север (тот же Бэрок дает цифру 27 млн. иммигрантов из «третьего мира» в «первый» между 1950 и 1989 гг., но это только легальная миграция; в 1990-е годы и в новом веке процесс продолжается; за полтора столетия с начала XIX в. и до начала II мировой войны в Европу и в меньшей степени в Америку мигрировали всего 1–2 млн. человек, главным образом китайцы). Обе эти миграции, однако, выходят за рамки Евразии, они разворачиваются в мировом масштабе, логика евроазиатского развития начинает подчиняться мировой. Причина проста: в середине четвертого евразийского цикла на Дальнем Западе Евразии возник капитализм, который сформировал внеевразийский – североатлантический – мир и начал интегрировать в этот мир Евразию, прежде всего с юга азиатской части ее Прибрежного Пояса (Индия). То была первая не континентальная, а морская экспансия Европы в восточном направлении.

Довольно быстро в XVI в. «из двух океанов» (Атлантического и Индийского) возникла европейская мир-система, в середине XIX в., когда, как заметили Маркс и Энгельс, мировой рынок заново переживал свой XVI в., превратившаяся в (капиталистическую) мировую систему. Ее ритмы, тренды и циклы начали взаимодействовать с евразийскими, стремясь подчинить их. Поэтому с середины четвертого евразийского цикла, с «длинного XVI в.» (1453–1648), возникает качественно более сложная чем прежде, включая усложнившуюся ситуацию взаимоналожения западной и восточной евразийских волн в XIII в., картина. Она была обусловлена взаимодействием двух миров, двух систем, капиталистической и «докапиталистической» («паракапиталистической»), океанической и континентальной (впрочем, как это будет показано чуть ниже, XVI «мировой век» обусловлен XIII «евразийским веком»). С момента своего возникновения североатлантический мир, лицо и суть которого почти с самого начала были англосаксонскими, начал борьбу с гигантами на континенте.

Сначала это были западноевропейско-полуостровные государства – Испания, Франция, Германия, а затем – евразийско-континентальная Россия/СССР, которая в течение двух веков была самым серьезным противником англосаксов (Россия – Великобритания, СССР – Великобритания и США). Сегодня на роль противника англосаксов объективно выталкивается азиатский гигант Китай, но это отдельная тема. В то же время и сама североатлантическо-евразийская борьба, и подъем в середине четвертого цикла капитализма как качественно новой социальной системы с североатлантическим (англосаксонским–англо-американским) ядром хорошо вписываются во внутреннюю логику Больших Циклов Евразии, суть ее проявления, воплощающие в себе одновременно преемственность и разрыв с евразийскими циклами.

Преемственность видна в следующем. Самая интересная особенность самих геоисторических циклов Евразии заключается в том, что с точностью часового механизма в середине циклов происходили крупные, макроисторические изменения, часто менявшие ход истории. Они выражались в появлении новых крупных держав («империй»), а в Европе, на Дальнем Западе Евразии – в великих социальных революциях, в появлении новых исторических субъектов, создававших качественно новые социальные системы.

В VIII–VI вв. н.э., посреди первого цикла, в Древней Греции произошла полисная революция, обеспечившая социальную основу для новой системы, основанной на рабстве. Несколько раньше произошла «железная революция» – тоже косвенное последствие великого переселения народов рубежа II–I тысячелетий до н.э. Именно «железная революция» во многом обеспечила материально-техническую базу полисной революции в Греции. На Ближнем Востоке она стала основой появления новых военных («марширующих» – “march states”) держав все в той же середине первого цикла. Во второй половине VIII в. до н.э. при Тиглатпаласаре III резко усиливается Ассирия, а в Иудее появляются пророки; в начале VII в. до н.э. наступает расцвет Нововавилонского царства при Набопалосаре; в VI в. до н.э. возникает персидская держава; в VII в. до н.э. в Китае на руинах Чжоу оформляется система, именуемая в традиционной китайской истории “Уба” (“Пять гегемонов”) – государства Ци, Сун, Цзинь, Чу и У.

В I–II вв. н.э., в середине второго евразийского цикла, в Средиземноморье происходит величайшая духовная и социальная революция в истории человечества – возникает христианство. Эта революция не привела к оформлению новой социальной системы, однако ее результат был серьезнее, масштабнее и долговечнее любой социальной системы – индивидуальный субъект, вступавший в индивидуальные, а не коллективно предписанные отношения с Абсолютом (именно то, за что афинский полис обрек на смерть Сократа), а следовательно с людьми, т.е. личность как снятие в одном отдельно взятом человеке противоречия «коллектив – индивид».

Одновременно с христианством в Евразии возникли две мощные державы – Римская империя, которую в V в. н.э. сметет, пользуясь термином А.Тойнби, «внешний пролетариат» – варвары, и Младшая (Поздняя) Хань в Китае, которую в начале III в. н.э. сметет «внутренний пролетариат» – крестьянские восстания «Жёлтых повязок» и «Армии Чёрной горы». Показателен и хронологический параллелизм кризисов: кризис Рима начала III в. н.э. при Северах (193–233 гг. н.э.) и Китая в эпоху Троецарствия (220–265 гг. н.э.). Такое впечатление, что словно по «принципу домино» с запада на восток Евразии распространялся кризис великих держав того времени, ведь помимо кризиса III в. н.э., после которого Рим уже так и не стал прежним, и крушения Поздней Хань в 220 г., в начале III в. н.э. рухнула еще одна великая империя – парфянская, главный противник Рима на Ближнем Востоке: в 226 г. в Персиде поднял восстание Ардашир, будущий основатель государства Сасанидов, которое заложило институциональный фундамент ближневосточной государственности на тысячу лет.

В VII–VIII вв. н.э., в середине третьего цикла – генезис феодализма, Каролинги, подъем ислама (халифат Умайядов), взлет Второго тюркского каганата, расцвет Танского Китая.

Наконец, в XV–XVII, в середине четвертого цикла по всей Евразии почти одновременно возникли и (или) расцвели великие империи – Карла V Габсбурга, Ивана IV Рюриковича – Мамаевича – Палеолога (после присоединения Казани и Астрахани), Османская империя, Сефевиды в Иране, Моголы (Тимуриды) в Индии, Цин в Китае, сегунат Токугава в Японии. Кроме того, в «Европейской Евразии» возникли две принципиально новые социальные системы: на Западе, в «атлантикизированной» Европе – капиталистическая (англосаксонская), на Востоке – самодержавная (русская).

Изменения середины циклов были результатом и конкретной региональной формой перестройки той или иной части Евразии, обусловленные новым раскладом сил, новой «пересдачи Карт Истории» (Ф. Бродель), состоявшейся в самом начале цикла. Эти изменения определяли и выражали суть и качество цикла, спусковой крючок которого находится в ЦЕ, в кочевом сердце Хартленда. Циклы, о которых идет речь, отражают центральность ЦЕ в течение 2, 5–3 тыс. лет. Именно она была настоящим геоисторическим ядром континента и Старого Света, именно из этого ядра вылетали полчища всадников, менявшие ход истории; именно здесь была создана величайшая степная и первая евразийская держава – Монгольская, которая открыла четвертый цикл и во многом определила развитие мира аж до 1991 г. до крушения СССР, – как прямо, непосредственно, так и косвенно, опосредованно.