Убежище

Женщина увидела лес еще издалека. Ей так и рассказывали – сначала, мол, увидишь дремучий лес, дорога прямо в него упирается, и там еще на дороге будет шлагбаум с будкой… Да, вон и шлагбаум, и будка – все наблюдается.

У шлагбаума прохаживался молоденький охранник в камуфляже, бравый такой, только в руках вместо автомата почему-то метла. «Стильная дамочка, видать, столичная штучка», — отметил охранник, заметив вновь прибывшую.

- Эй, парень! Эта дорога ведет в Убежище? – спросила женщина, останавливаясь у шлагбаума.

- Эта, — подтвердил «сынок». – Вы к кому?

- К кому надо, — и женщина стала обходить шлагбаум. – И вы меня не остановите, даже танками.

- Да погодите вы, — попросил охранник. – Не останавливаем мы никого. И танков у нас не водится. Мы инструкции выдаем.

- Не нуждаюсь, — гордо ответила женщина. – Сама кого хошь проинструктирую. Расскажите, куда идти – и все.

- Туда, — махнул метлой охранник в сторону леса. – Идите, ради бога. Все равно ведь за инструкциями вернетесь. Ничего, мы здесь круглосуточно. Дождемся. Метлу только возьмите!

- Да на черта мне твоя метла? – с досадой отмахнулась Столичная Штучка и нырнула в чащу.

Женщина вернулась часа через два. Вид она имела помятый и несколько обескураженный. На коже наблюдались свежие царапины от веток, к юбке прилипли репьи.

- Ну и что вы меня не предупредили, что он такой непроходимый? – накинулась она на охранника.

- Я ж говорил – сначала надо инструкции, — вздохнул охранник. – Идите сюда, в будку, я вам царапины сначала обработаю, а то мало ли что?

- Я сама, — дернулась было женщина, но самой оказалось несподручно, и она дала смазать ссадины какой-то мазью.

В будке было чистенько и уютно, и даже стояли два удобных кресла – очевидно, для посетителей.

- Выпейте, это чай на травах, он силы восстанавливает, — подал ей охранник дымящуюся кружку.

Женщина неодобрительно посмотрела на парня, но кружку взяла. Чай и правда оказался хорош – вроде и бодрил, и успокаивал одновременно.

- У вас кто там, в Убежище? – участливо спросил охранник.

- Сын. С семьей, — чуть помедлив, ответила женщина. – С женой и двумя малышами.

- Давно?

- Уж скоро два года, — голос женщины чуть дрогнул.

- А про Убежище от кого узнали?

- Подруга моя… У нее дочь там жила. Долго, почти 10 лет. Она ее нашла – и вернула. Ничего, сейчас все хорошо у них.

- Это хорошо, что хорошо… Что вы знаете про Убежище?

- Что знаю? Ну, это место такое, куда дети от родителей убегают. Труднодоступное… Дойти туда нелегко, но можно. И вернуть своих домой – тоже можно. Вот, пожалуй, и все.

- Негусто… Ну да ладно. На то и Убежище, чтобы скрываться от любопытных глаз.

- Это вы про меня так? – возмутилась женщина. – Да как вы смеете! Какие я вам «любопытные глаза»??? Я – мать! Я эту сволочь выносила, в муках родила, кормила, поила, растила, кусок недоедала, а он – в Убежище!

- Мамаша, а если бы вас кто-нибудь называл «сволочью», да еще кучу претензий предъявлял, вы бы к нему стремились? – спросил охранник.

- Ничего страшного! От матери и стерпеть можно! Не убудет!

- Убудет, — твердо сказал охранник и посмотрел ей в глаза так, что она поперхнулась на полуслове. – С каждым унижением у человека убывает частичка его достоинства.

- Достоинства! – фыркнула женщина. – Знаете что мужики «достоинством» называют?

- Знаю, — спокойно кивнул охранник. – Вы правильно понимаете. Когда женщина унижает мужчину, она вроде как кастрирует его. Даже если мать. Нет, особенно – если мать. Это так.

- Что несешь-то, мальчик? – насмешливо бросила Мать. – Неужели я свое дитя вот этими руками… того! Ну, что ты там сказал… Да он, если хочешь знать, единственный мужчина, кого я в жизни любила! Остальные для меня – так, серая масса, шелупонь, прах! Все они – слабаки, предатели и мерзавцы.

- А ваш сын – тоже мужчина, между прочим, — заметил охранник. – Хоть и любимый… Это и про него вы сейчас вот так: «серая масса, шелупонь, предатель, мерзавец и слабак».

- Никогда я ему такого не говорила! – взвилась женщина.

- Об этом говорить не надо, — тихо сказал охранник. – Это так чувствуется, без слов. Вокруг вас такая аура витает… недоверия к мужчинам.

- А чего им верить? Чего я от них хорошего видела? Да глаза бы мои на них не смотрели.

- Так сбылось ваше желание. Сын – в Убежище. Вы его не видите. Чего ж пришли?

- Пусть он мне отдаст свой сыновний долг! Это – его святая обязанность!

- Так… Сколько он вам задолжал и чего? Говорите, я запишу и передам.

- Он мне жизнь задолжал! – взвыла женщина. – Я на него всю жизнь положила, а он… Предатель, такой же, как все!

- Жизнь, говорите? — сказал охранник. – Стало быть, жизнь за жизнь… Круто задолжал, мамаша… А вы его, стало быть, на счетчик поставили?

- А хоть бы и так! – запальчиво сказала женщина. – И я до него все равно доберусь!

- Это вряд ли, — покачал головой охранник. – Убежище – надежная штука. Если сам не выйдет, никогда вы до него не доберетесь. Лес не пропустит. Ну, вы уж, судя по ранениям, и сами поняли…

- Изверг! Палач! Убийца! – заголосила женщина, царапая подлокотники кресла. – Все вы такие! Все! Я – мать, значит, я права! Это еще Горький сказал!

- Да я ж не спорю, — пожал плечами охранник. – Горький, он, конечно, классик и все такое… Только жизнь, она тоже свои поправки вносит. Каждый, знаете ли, в своем праве. Вы – долги требовать. Он – в Убежище скрываться. Жить-то охота, да? Каждому свое.

Дверь будки скрипнула. На пороге появилась еще одна женщина – постарше, попроще.

- Здравствуйте… Мне бы в Убежище попасть.

- Здравствуйте, мамаша, — вежливо отозвался охранник. – Вы к кому там?

- Сын у меня… С семьей, — стыдливо призналась женщина.

- Давно?

- Да уж два года почти…

- Про Убежище что-нибудь знаете?

- Да много что знаю, сыночек. Я ж не просто так сюда шла, готовилась, людей поспрошала… Сама думала много, жизнь свою перетряхивала. Свой путь к Убежищу искала…

- А что у вас случилось, что сын в Убежище спрятался?

- Да я, сыночек, сама его туда загнала, своими руками. Заботой своей чрезмерной. Он же у меня один рос – ну, я на него надышаться не могла. Все хотелось его уберечь, поддержать, на путь истинный наставить. Уж я его, хоть любила, но в строгости держала, и уроки проверяла, и в свободное время присматривала, чтобы, значит, не встряпался никуда.

- Выходит, вы каждый шаг его контролировали? – подала голос Столичная Штучка.

- Ну, не то чтобы так, но пилила, конечно. Он у меня хороший мальчик вырос, уважительный. Но вот взрослеть стал – и я вроде как лишняя оказалась. А мне-то обидно! Мне ж хотелось ему всегда нужной быть. А он все «сам» да «сам».

- И что, что вы сделали? – живо заинтересовалась Штучка.

- Решила, что надо быть еще нужнее! Появилась у него жена – я стала и ее опекать. Все время им подсказывала, что лучше, да как надо. Ох, и надоела я им, наверное, со своими советами! Они со мной совсем недолго пожили – стали квартиру снимать. А я и туда – то еду, то звоню! Если не знаю, где они сейчас и что делают – так на сердце неспокойно.

- Да, я вас понимаю, — сочувственно сказал охранник. – Если у вас сын как свет в окошке, так без него вроде и темно, да?

- Ой, правду говоришь! – обрадовалась женщина. – А как в глазах потемнеет – я сразу болеть начинаю. И звоню ему: приезжай, мол, спасай старуху-мать. Он все бросит, приедет – мне сразу и лучше.

- Неужели вот так все сразу бросал? – восхитилась Штучка.

- Бросал… Пока его самого молодая жена не бросила. «Извини, — говорит, — но ты женат на своей маме, и мне с ней не тягаться». В общем, разошлись. Я, конечно, переживала, но не понимала тогда, что здесь и моей вины чуть не половина… Не дала я им семью крепкую создать, все время клином вбивалась.

- А что потом было? – спросил охранник.

- А потом он с другой девушкой познакомился. Ну, я обрадовалась: внуков-то ой как хотелось! И опять кинулась их семью по своему понятию строить, порядки устанавливать. Оооох…не могу…

- И тогда ваш сын ушел в Убежище? – помог ей охранник.

- Ушел… Все ушли. И внуков увели. Одна я осталась, совсем одна.

- Ох, и обиделись, наверное?! – предположила Столичная Штучка.

- Поначалу – да, а как же… Очень обиделась! Прямо таки смертельно. А потом думаю – ну, помру я, и никто обо мне не вспомнит, и на могилку не придет. Что толку помирать? Может, лучше все-таки подумать – что я не так делала? Почему сыну пришлось Убежище искать?

- И что, додумались?

- Додумалась. И люди добрые помогли. Теперь я знаю, что даже мать родная может захватчиком стать, если границы постоянно нарушает. Чужая семья – государство суверенное. Надо уважать.

- Но он же сын вам! Он вам по гроб жизни обязан! – возмутилась Штучка.

- Нет, милая. Не хочу никаких «гробов жизни» — ни ему, ни себе. Пусть просто жизнь будет! У них – своя, у меня – своя, а встречаться будем, когда сердце попросит, и по обоюдному согласию.

- Правильно решили, мамаша, — снова одобрил охранник. – Когда по зову сердца – оно ведь всем в радость.

- А про то, что обязан… Он же меня не просил его рожать, я сама так решила – для радости, для счастья! Чем же он мне обязан, скажите на милость? Нет уж, я за радость и счастье, что в жизни получила, плату требовать не намерена. Хоть и пыталась. Но теперь – ни за что не стану. Вот решила пойти, повиниться. Может, поймут.

- Обязательно поймут, мамаша! – горячо пообещал охранник. – Вот увидите! Пойдемте, я вам метлу дам.

- А зачем метлу-то?

- А как по лесу пойдете, вы перед собой ею метите. Она все преграды сметет, и мысли плохие как поганой метлой выметет. Не заметите, как до Убежища доберетесь.

- А мне чего метлу сразу не дал? – обиделась первая мамаша.

- Так вы ж от инструкций отказались! – удивился охранник. – Кто ж вам виноват?

- А я возьму, чего ж от возможностей отказываться? – рассудила вторая мамаша.

- А если ваш сын с вами и разговаривать не захочет? – засомневалась Столичная Штучка. – Все ж таки столько времени прошло, столько обид…

- И такое может быть, — спокойно ответила ей женщина. – Только я готова. Если надо будет, еще приду, и еще. Объяснюсь, повинюсь. А если не захочет – ну что ж, значит, так тому и быть. Лишь бы он был счастлив!

- Ну, пойдемте, а то скоро вечер, а вам еще по лесу идти, — поторопил охранник. – А вы, дамочка, еще к Убежищу пойдете? Может, и вам метлу дать?

- Нет. Если только улететь на ней, — неуверенно улыбнулась Штучка. – Я домой пойду. Кое-что поняла, надо обдумать. Рано мне к Убежищу, я так полагаю…

…Охранник провожал взглядом двух женщин – одну попроще, постарше, с метлой наперевес, отважно идущую исправлять свои ошибки. Другую – Столичную Штучку, у которой лоску и амбиций заметно поубавилось, зато задумчивость в глазах появилась, а это – хороший знак…

А в Убежище тем временем дежурный кричал:

- Эй, народ! Вы там Витьке передайте! К нему маманя идет! С метлой! По чистой дороге!

И все радовались, потому что даже в Убежище все, каждый час и каждую минутку, втайне ждут, что однажды придут родители, и наконец-то они сумеют поговорить и понять друг друга, и можно будет обнять и сказать заветные слова: «Мама, нам тебя так не хватало!».