Осенняя фантазия или же сказка ни о чем.

Краткая рецензия.

Это претенциозное описание, кишащее забавными прилагательными, наречиями и странноватыми существительными в третьем склонении, не лишенное, впрочем, оригинальности, принадлежит человеку явно нездоровому, человеку с серьезными психическими отклонениями. В тексте прослеживается тройная стилизация. Автор описывает свои видения примитивно-поэтически, замысловато-прозаически и художественно-прозаически. Нет, как-то неправильно выразился. Просто рассказ от первого лица попеременно ведут: поэт, прозаик и художник. Их голоса уточняют, дополняют, перебивают друг друга. И, как следствие, нескладный, путаный, прерывистый стиль. Чтобы избежать недоразумений, слова поэта выделены курсивом, художника – жирным шрифтом, а прозаика обычным. Больная фантазия автора рисует до смешного нелепые, но немного зловещие картины. Текст сквозит мрачноватой иронией, шутейной напыщенностью, надуманной образностью. Казалось бы происходящее несет какой-то внутренний смысл и должно по идее завершиться развязкой-объяснением, но таковой не следует. Понимайте каждый по-своему. Поэтому резонно предположить, что перед нами очередная псевдосимволическая бессмыслица. А, впрочем, судите сами.

Собственно рассказ:

Осенним тревожным вечером сидел я на лавочке скучной, читая роман незаконченный. Его нерожденные строчки таили открытия новые, дарили иные прозрения, печальные откровения. Задумчиво парк пленительный внимал тишине. Невольно казалось мне, что воздух немой волнуется дыханием гения.

Но только упали первые крап-капли дождя, листы, листы снежно-белые беспечно черня, возник из туманной влажности, лукаво возник, тот карлик, исполненный важности… Вынужден здесь добавить несколько быстрых миниатюрных зарисовок. Задумчивый скверик содержался в очаровательном беспорядке (неизменная особенность наших провинциальных сквериков). Шесть его мутно-зеленых лавочек хранили скорбное молчание. Стареющие клено-ясени роняли оранжевую листву.

- Читаете? – учтиво полувопросил чудаковатый карлочеловек, сопровождая свой ненужный невопрос-неутверждение глубокомысленным полупоклоном. Его широкополая мексиканская шляпа лениво качнулась, серебристая бородища хитровато улыбнулась.

- Да так, мечтаю.

- Тогда пойдемте, здесь недалеко.

- Но позвольте! … - восполупротивился было я.

- Оставьте сомнительность, - чеканно оборвал карлик, - Моя почтительность.

И хватко подхватил под руку, и потащил, уводя, чуждаясь парковых дорожек, вглубь тернистого лесосквера. Его ножки противненько семенили, глухо бряцал в крокодиловых ножнах меч короткий. А листья шептались кротко. Седое небо же оплакивало безоблачную юность свою.

Мы уходили все дальше и дальше. Скверик задумчивый стал лесом сумрачным. Сухие древостволые лианы смущали путь наш, но карлик невозмутимо рассекал их острым клинком своим. Доверчиво я шел за ним. Любопытно разглядывал вычурные его башмаки с высоко загнутыми носами, длиннополый пепельно-серый сюртук, узорчатую рукоятку меча (черный всадник на белом коне и белый всадник на черном коне сцепились в жестокой схватке). Неожиданно карлик остановился возле дуба необхва тного, сказал приватно: «Это здесь», согнулся неуклюже весь, разгреб пушистую листву, являя взору моему дощатый люк, подвальный люк с массивным бронзовым кольцом; потом поддел его клинком, скрипуче отворил с трудом (скрежетом мучаясь жалобным рыжая ржавость жаловалась. Мышиные глазки-бусинки загадочно суетились). Рик Лак извлек из кармана обширного рогатый трехсвечник массивный, утвердил его на шляпе, шагнул на призывно блеснувшую мраморность первой ступеньки (мраморность отозвалась легким скольжением) и пригласил меня красноречивым жестом. Я шел за ним. Трижды тридцать три ступеньки вели нас, уводили и вдруг открыли узкий туннель. Старые рельсы чертили его поверхность, летучие мышиные стайки смущали его покой язвительными посвистами, неверно мерцающие свечи озаряли ноздреватость стен его, а своды терялись во мгле. Мы крались. Беззвучно, воровато, молчаливо. Тревожным трепетом стеснилось сердце, но вскоре преградила дверца… наш путь. Маленькая такая, узкая, карличья, с кодовым замком. Невозмутимый Лик Рак набрал трижды тридцать три цифры, произнес невнятное бормотание, толкнул. Скрежещуще она отворилась… И взору моему предстал высокий и просторный зал. Он синим сумраком мерцал и одиноко в нем блистал… безумный глаз.

Краски.

Пол теплился бронзово-красным. Стены бледно серели. Чудовищный, около полутора метров в диаметре, глаз был слизисто-желтый, отмеченный частыми вкраплениями багровых прожилок, с чернильным зрачком. Витиеватым ореолом вились вокруг него студенистые щупальца, источая премерзкое зловоние, синеватые огоньки которого хороводом обступили нас.

- Вот он! – провозгласил карлик-проводник, прикинулся летучей мышью, вспорхнул, пропищал что-то напоследок и скрылся. Трехрогий подсвечник мягким шлепком наградил пол пружинистый, «Берегись!» - прошипел, мигнул тоскливо и погас, но я успел все-таки заметить, что вязкая субстанция под ногами, служившая мне опорой, облепила его со всех сторон и поглотила беззвучно. Жуткий ужас сковал мое тело. Безумный глаз же, едва различимый во тьме, тлетворно светясь, смердя, подгребая суетливыми псевдощупальцами, неумолимо приближался. Потом многозначительно застыл. Липкие прикосновения чужого сознания физически ощутились, проникли троичными мыслеформами.

ФормаI