Геленджикского города-курорта! 3 страница

Сгорел закат в полночный час,

И старый марш волнует нас,

Грохочет шаг, солдатский шаг,

Идет отряд, и вьется флаг,

И блеск кирас

Завидев раз,

Сдается враг.

Теперь для нас

Седой Кавказ —

Родной очаг!

Затем идет отряд кубанских казаков. Пляшут и поют (мас­совый номер Краснодарского ансамбля песни и пляски):

Взвейтесь, соколы, орлами,

Полно горе горевать,

Нам пора на карнавале

Песню спеть да и сплясать,

Да и сплясать!

Ой, вновь пора на карнавале

Спеть и русского сплясать,

Да, эх! Сплясать! И тут же переходят на более близкую нашим дням мелодию.

Казаки! Казаки!

Пляшут вновь на карнавале

Наши казаки!

Поднимают плакат: «Если нельзя поднять врага на штык, надо поднять его на смех!» Уходят с песней.

Едет машина, декорированная под фрегат. Надпись на носу «Иоанн Златоуст». На корабле — матросы, солдаты, пушки. Текст по радио.

И вот тому полтораста лет,

Как бухта Геленджика

Встретила первый русский корвет,

Русского моряка.

В том далеком суровом году

Дул, как всегда, норд-ост, —

У иностранных держав на виду

Был построен форпост.

Корабль медленно едет по площади. Матросы (хор Дома культуры) поют:

Море — наша сила,

Море — наша жись!

Веселись, Россия,

Англия, держись!

Иноземный глянь-ка

С берега народ, —

Скоро русский Ванька

В гости приплывет!

Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая, сама пойдеть!

Подернем, подернем,

Да и ухнем!

Турку воевали

Видно мы не зря,

Крепко поминали

Батюшку-царя!

Иноземный глянь-ка

С берега народ, —

Здеся русский Ванька

В крепости живет.

Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая, сама пойдеть!

Подернем, подернем,

Да и ухнем!

Накладываясь на припев, звучит твердый голос:

— Его сиятельству, наместнику государя-императора на Чер­ном море, графу Воронцову от генерал-аншефа Раевского:

«Сего июля 23 дня в бухте был высажен десант в составе 4138 человек под командованием генерал-майора Берхмана. Сим оказаны важнейшие услуги Отечеству: он первый из рус­ских генералов стал твердым копытом на восточном берегу Чер­ного моря и основал форпост Геленджик...»

По флагштоку корабля медленно ползет вверх андреевский флаг.

Звучит трехкратный орудийный салют. Палят все пушки ко­рабля. Солдаты и матросы машут шапками, кричат «Ура!». Звучат стихи:

Взвился над крепостью русский флаг,

Грянул салют. И там

Сам государь устроил парад —

Смотр русским войскам.

Начинается парад духовых оркестров. Каждый исполняет номер на ходу, шагая вокруг площади. Все оркестры в форме различных родов русских войск того времени.

Едет телега. На ней — позорный столб. У столба в офицер­ском мундире — Бестужев-Марлинский. Вокруг — солдаты, ба­рабанщики. Сухая барабанная дробь и текст:

— Штабс-капитан лейб-драгунского полка Бестужев Алек­сандр. 27 лет. Умышлял на цареубийство и истребление импе­раторской фамилии. Привлекал к бунту товарищей и сочинял возмутительные стихи и песни...

Издалека возникает песня. Поет звонкий юношеский голос.

Вот идет кузнец да из кузницы.

Что несет кузнец? Да три ножика.

А как первый нож — на злодеев-вельмож,

А другой-то нож — на попов-святош,

А молитву сотворя — третий нож на царя!

Кому вынется, тому сбудется!

Кому сбудется — не минуется...

Стихает песня, на нее накладывается вновь сухой, чиновни­чий голос:

—...сочинял возмутительные стихи и песни. Лично действо­вал в мятеже и возбуждал к оному нижних чинов...

Властный голос перебивает:

— Лишить всех чинов и званий, забрить в рядовые, сослать навечно в Кавказскую армию, местом службы положить кре­пость Геленджик!

Снова барабанная дробь. Офицер ломает над головой осуж­денного шпагу. С него сдирают офицерский мундир с эполета­ми, натягивают солдатский кафтан, протягивают сквозь строй солдат — наказание шомполами, шпицрутенами. А в это время снова звучит песня:

Ах, и тошно мне

Во чужой стороне,

Все в неволе,

В тяжкой доле,

Видно, век вековать.

Долго ль русский народ

Будет рухлядью господ,

И людьми,

Как скотом,

Долго ль будут торговать?

Кто же нас закабалил,

Кто нам барство присудил,

И над нами,

Бедняками,

Кто их с плетью посадил?

Они кожу с нас дерут,

Мы посеем — они жнут.

Они воры,

Живодеры,

Они кровь из нас сосут.

Чтобы нас наказать,

Царь решил нас сослать

В поселенье,

В разоренье,

Где не выживет трус.

Здесь до бога высоко,

До царя далеко,

Да мы сами

С усами,

Так мотайте на ус.

Пока звучит эта песня Бестужева, его группа уже проехала, а под ту же мелодию идет следующая. Полуголые босые рабо­чие тянут на канатах платформу. Она декорирована под бога­то накрытый стол с блюдами, вазами, яствами, напитками, бокалами. Вместо ножек стола — мешки с надписью «цемент». Прямо на скатерти среди больших бутафорских бутылок и блюд возлежат и гуляют купцы, разбогатевшие на местном цементе. Они едят, пьют, играют в карты, целуют женщин. Тут же цыгане поют им и пляшут (самодеятельность Дома куль­туры). Вокруг стола нищие, слепцы, калеки. Бредут, просят милостыню.

Едет коляска курортников XIX века. В ней дамы в длинных платьях, в широкополых шляпах, с кружевными зонтиками в руках. Здесь же кавалеры в канотье и с тросточками. На фоне томной мелодии звучит текст:

Элегантная коляска

В элегическом томленьи

Эластично шелестела

По курортному песку,

В ней две дамы с кавалером

В быстро-темном устремленья,

В страстно-встречном упоеньи

Ехали к Геленджику!

Звучит трубный сигнал — первая строчка песни «Смело, то­варищи, в ногу!». Идет духовой оркестр в форме бойцов 1-й Конной. Следом идут Крестьянин, Рабочий, Красногварде­ец, везут на тачках Помещика, Фабриканта и Генерала (боль­шие куклы на крестовинах, как в «Окнах РОСТА»). Следом за ними идет машина с круглой афишной тумбой, обклеенная плакатами первых лет революции и декретами. В машине ко­миссар в кожанке. Он читает в мегафон:

«Москва. Кремль. 4 апреля 1919 года.

Декрет о лечебных местностях государственного значения.

...Лечебные местности, или курорты, где бы таковые на тер­ритории РСФСР ни находились и кому бы ни принадлежали, отныне составляют собственность Республики и используются для лечебных целей... В отношении снабжения продовольстви­ем, жилищами и топливом все учреждения в лечебных мест­ностях или курортах приравниваются к больницам. Все курор­ты — трудящимся!

Председатель Совета Народных Комиссаров

Ульянов-Ленин».

Следом въезжает несколько подвод, запряженных лошадьми и волами. К одной из них привязана пушка. На стволе — лю­лька с младенцем. В одной телеге — на пирамиде из винто­вок— котелок над костром. В другой — копна сена, в третьей — зарядные ящики, на них граммофон. Звучит «Блоха» Мусорг­ского в исполнении Шаляпина. Вокруг бойцы и бабы. Оборван­ные, одетые кто во что горазд. Один — во фраке и дамских кружевных панталонах. На всех красные банты. Несколько ра­неных с перевязанными руками и головами, старики, дети. Двое матросов, комиссар в кожанке на коне. У матросов — пу­леметные ленты через плечо, у комиссара — маузер. Одна баба кормит ребенка грудью. Гармошки, балалайки, танцы. Подпе­вают Шаляпину, хохочут вместе с ним. Все очень похоже на табор, но в то же время все вооружены и готовы к отпору. Над телегой плакат: «Поход Таманской армии от Геленджика до Туапсе — «Железный поток».

Следом едет конная казачья сотня. Все — в волчьих папахах. Белые маски вместо лиц, шашки, пики. Впереди офицеры. За ними едет телега с виселицами. Под виселицами надпись: «Для краснопузой сволочи!» На одной болтается труп в мешке. Над­пись на мешке: «Комиссар».

Под «Марш Буденного» скачет по площади отряд бойцов 1-й Конной. Сзади — тачанка (прогулочный фаэтон с подлин­ным «максимом» из музея). Один боец лежит у пулемета, вто­рой стоит с красным флагом. И сразу — лихой танец «Тачан­ка» (Кировский ансамбль «Дымка»).

Звучит «Марш энтузиастов». Идут физкультурники, одетые, как на физкультурных парадах 30-х годов. Четкие перестрое­ния, пирамиды с лозунгами: «Пятилетку в 4 года!», «Все — в Осоавиахим!» Среди физкультурников — машина с «Окнами РОСТА» 30-х годов.

В это время фоном звучат стихи Маяковского:

Я планов наших люблю громадье,

Размаха шаги саженьи,

Я радуюсь маршу, которым идем

В работу и в сраженья!

Я с теми, кто вышел строить и месть

В сплошной лихорадке буден,

Отечество славлю, которое есть,

Но трижды — которое будет!..

Такую страну и сравнивать не с чем, —

Где еще мыслимы подобные вещи?

И думаю я обо всем, как о чуде.

Такое настало, а что еще будет!..

Пронзительно воет сирена воздушной тревоги. Замерло все на площади. И вот мощно вступает мелодия песни «Священная война». Марширует по площади духовой оркестр в форме бой­цов 1941 года. За ним идут представители всех родов войск, ополченцы. Девушки в черных шалях провожают их на священ­ный бой. Едут машины, обклеенные плакатами первых лет вой­ны: «Родина-мать зовет!», «Наше дело правое, победа будет за нами!»

На площади — танец-пантомима «Вечно живые» (Кировский ансамбль танца «Дымка»).

Едет на нескольких машинах «тюлькин флот» (шаланды, баркасы, шлюпки, ялы). На борту-—десантники. В бушлатах и бескозырках, с гранатами и автоматами, некоторые перепоя­саны пулеметными лентами, некоторые перебинтованы.

Лихой свист. Отчаянное «Полундра!». Моряки прыгают с машин на землю. Звучит «Яблочко». Лихая матросская пляска.

Песня:

Эх, яблочко,

Куды котисси?

Фрицу в пасть попадешь

Не воротисси! Ох, яблочко, Да больно хитрое, Скоро силой вобьем В горло Гитлеру.

Ух, яблочко,

Цвета красного,

Будеть жизнь у немца

Ужасная.

Ах, яблочко,

Вернусь с победою

Вместе с милкой тебя

Я отведаю.

С песней идут вдоль трибун моряки. Звучит текст диктора:

— В годы войны на катерах-охотниках, сопровождавших «тюлькин флот» во время десанта на Малую землю, служил старший лейтенант Анатолий Луначарский, сын наркома Ана­толия Васильевича Луначарского, близкого друга Ленина, чле­на первого Советского правительства. Толя Луначарский был молодым писателем. В своей повести о Малой земле он писал:

«Каждый вечер... эти маленькие кораблики-герои, «тюлькин флот», выходили из бухты и шли к Малой земле — туда, где взвивались столбы огня и воды от бомб, снарядов и мин, туда, где бесновался враг, не в силах сбросить наших десантников с захваченного ими клочка побережья. И знал я, что на Малой земле восхищаются «тюлькиным флотом», что каждую ночь ты­сячи людей ждут прихода смешных, нескладных суденышек, которые каждую ночь, идя под смертью, над смертью, сквозь смерть приносят им, советским десантникам, и жизнь, и силы...»

Свист снаряда. Взрыв. И смолкла на полуфразе песня. Все замерло. После паузы — глухой голос диктора:

— 12 сентября 1943 года во время высадки Новороссийско­го десанта погиб старший лейтенант, сын наркома культуры, начинающий писатель Анатолий Луначарский.

Звучит реквием Р. Щедрина на слова А. Твардовского «Вам, павшие в той битве роковой...». Расступаются солдаты и мат­росы, снимают пилотки, шлемы и бескозырки. Медленно едет военная машина. На ней — скромный фанерный обелиск — пи­рамидка со звездочкой. Возле нее солдат и матрос. У одного в руках каска, у другого — автомат. Они опускаются на одно ко­лено, кладут каску и автомат у пирамидки. А пока все это происходит, по радио на фоне реквиема звучит текст:

— Из последнего письма Толи к матери и жене: «Любимые мои! Сейчас я стою перед важным моментом мо­ей жизни: иду в сложную морскую операцию. Чем она кончит­ся для меня?.. Мне хочется сейчас, когда все готово к битве, когда от рева пушек, грохота бомб и воя мин меня отделяют несколько часов, сказать вам, как безмерна моя любовь к те­бе, мама, к тебе, Аленушка, к моей Родине, к жизни. Я люблю вас! Эти слова твержу, как девиз. Я люблю вас — и поэтому я иду на опасность, я хочу быть достойным своего счастья... И такого народа, как мой народ!..»

Пауза. Тишина. Бьет метроном. Звучит вокализ Глиэра. Де­ти несут к обелиску цветы. Матросы и солдаты, опустившись на одно колено, поднимают к небу автоматы, винтовки и пис­толеты. Звучит троекратный салют. Текст по радио:

Словом чеканным вбил точку поэт, —

Сколько пройдет нескончаемых лет,

Силы своей не утратит оно,

Лучше сказать никому не дано, —

«Гвозди бы делать из этих людей,

Крепче бы не было в мире гвоздей».

Моряки встают. Звучит песня Шостаковича «Ветер мира ко­лышет знамена побед». Солдаты уходят, а над стадионом зве­нит детский голос:

Снова мир и весна!

И решила страна —

Будут здравницы, пляжи и порт!

В этих древних местах

На морских берегах Образцовый построим курорт.

Звучит веселая детская мелодия. На площади — массовый детский номер (песня, танец, спорт, цирк).

Затем снова звучит песня Э. Колмановского «Люди в белых халатах». И вновь идет колонна врачей в белых халатах и ша­почках (но не та, что в первом представлении). На фоне песни звучит текст:

Трубачи полковые протрубили отбой.

Снова мир на земле!

Снова море огней!

Только нет нам покоя, не кончился бой,

Бой за счастье, здоровье советских людей!

Звучит музыка. Все машины и колонны уезжают в той же последовательности, чтобы сыграть все снова на следующей площади. Герои представления прощаются со зрителями.

Гиппократ.

Вот и все... Прощаемся мы с вами...

Мы свою уже сыграли роль.

Пирогов.

Непростое все-таки призванье —

Сердцем ощущать чужую боль.

Парацельс.

Мы хотим, чтоб дни любой болезни

Были до секунды сочтены.

Авиценна.

Мы, наверно, будем

вам всего полезней,

Если станем вовсе не нужны!

Смeхapь.

Мы не только смеемся и шутим,

Мы умеем всегда и везде,

Добираться до самой сути

Самых важных и сложных дел.

Королева.

И на Марсе, и в невесомости

Нам придется рассветы встречать,

Мы за твердую руку,

Мы за чистую совесть,

Мы за доброе сердце врача.

Все, кроме Королевы и Смехаря, уезжают, а на площади начинается третье представление.

«СМЕЙТЕСЬ НА ЗДОРОВЬЕ!»

(Сатирико-оптимистическое представление)

Вновь раздаются позывные (фонограмма). Но теперь в ис­полнении не фанфар, а саксофонов — с визгом и хохотом. На площадь вступает седьмая колонна. Впереди, как обычно, уни­формист. На штандарте надпись: «Геленджик — город здоро­вья». За ним оркестр — «Бременские музыканты» (куклы). Осел, собака, кот и петух, играя, на ходу выстраиваются перед подмостками. К микрофону выходят Королева карнавала и Смехарь.

Королева. Дорогие друзья! Только что в адрес нашего праздника пришла срочная, заверенная, международная телеграмма-«молния» с уведомлением о вручении. (Читает.) «В оз­наменование десятилетия достославного геленджикского кар­навала и учитывая огромную роль смехотерапии в укреплении здоровья советских граждан, присвоить городу Геленджику звание первого смехокурорта Советского Союза! От имени и по поручению всех веселых людей на свете — Царевна Несме­яна».

Музыка. Аплодисменты.

Смехарь. Еще в семнадцатом веке английский врач Си-денхелл писал: «Прибытие в город комедиантов важнее для здоровья его жителей, чем прибытие обоза с лекарствами». Смех — это лучшее в мире лекарство от многих болезней, осо­бенно социальных. Поэтому мы и говорим вам: «Смейтесь на здоровье!»

Королева. И мы решили по случаю десятилетнего юби­лея нашего карнавала пригласить нам в помощь консилиум виднейших смехоцелителеи всех времен и стран.

Смехарь.

Всех веселых, остроумных и смешливых,

Клоунов, шутов и арлекинов,

Юмористов, пародистов и паяцев

Мы зовем смехолечением заняться!

Слышен клаксон машины. Въезжает допотопный автомо­биль, влекомый запряженным в него ослом. На автомобиле плакаты: «Скорая юмористическая помощь!», «Главное — иметь смеющихся на своей стороне!» и т. д. Королева и Смехарь объявляют, и из машины на сцену поочередно поднимаются на­званные персонажи, каждый со своим номером. Это большие шаржированные куклы, надетые целиком на человека.

Королева. Представляю вам первого великого смехоцелителя. У него очень много заслуг перед медициной. В кино­фильме «Огни большого города» он вылечил слепую девушку, а в кинофильме «Огни рампы» поставил на ноги тяжелоболь­ную балерину. А скольким людям он помог в зале? Итак — академик смехотерапии Чарли Чаплин.

Звучит знаменитая мелодия из кинофильма «Новые време­на». Чарли Чаплин танцует так же, как в фильме (с разлета­ющимися манжетами и т. п.). Впоследствии он во всем пред­ставлении не произносит ни одного слова, а действует молча, средствами пантомимы, так как является героем немого кино.

Смехарь. Вместе с Чарли Чаплиной на наш праздник прибыл человек, который совмещает в себе одновременно про­фессии короля и шута. Король смеха и шут Его Величества Народа, профессор смехолечения Олег Попов!

Звучит цирковой марш. Появляется кукла в знакомой клет­чатой кепке, жонглирует картошкой. В это время по радио звучат стихи:

Унынье — прочь!

И скука — прочь!

На сцене — клоунада!

Пускай смеются надо мной —

Обиды в этом нет.

Ведь смех для клоуна звучит,

Как лучшая награда,

Хотя любой из нас в душе

Немножечко поэт!

Попов. Здравствуйте, дорогие друзья! Я имею самое не­посредственное отношение к вашему солнечному городу, пото­му что я — солнечный клоун.

Все мы любим, обожаем циркача —

Акробата, силача и трюкача,

Вместе с нами он шагает по земле.

Музыканты, гряньте марш!

Парад-алле!

Звучит «Выходной марш» Дунаевского. Идут вставные но­мера артистов цирка. Это могут быть профессионалы из цир­ков Новороссийска или Краснодара, могут быть участники дет­ских самодеятельных цирковых коллективов Анапы и Туапсе, наконец, могут быть и пародийные номера: жонглеры, которые крутят тарелочки на палочках (пластмассовые тарелочки при­биты к палке гвоздями), атлеты-культуристы, демонстрирую­щие невероятные бицепсы (мячи под тельняшками), номер «борьба с удавом» (удав сделан из пожарного шланга) и т. д. и т. п. Упражнения с цветными зонтиками, с хулахупами, не­сложные пирамиды и т. д.

Королева. Известный специалист восточной медицины, доктор сатирического осмысления действительности Ходжа Насреддин.

Появляется Ходжа Насреддин. Это такая же кукла. Ходжа.

Тут одни помирают от смеха,

А другие родятся — ей-ей!

Смех беспутный, себе на потеху

Наплодил незаконных детей.

И пустил их по жизни скитаться,

Будоражить умы и сердца.

Дети смеха — шуты и паяцы

Славят по миру имя отца.

Пожелаем им в жизни успеха,

Безмятежных, безоблачных лет.

Чтобы мы помирали от смеха

И от смеха рождались на свет!

Смехарь. Салям алейкум тебе, о мудрейший из мудрых. А где же твой досточтимый осел, с которым ты раньше никог­да не расставался?

Ходжа. Мой ишак получил персональную машину, по­чтеннейший. (Показывает на осла, впряженного в драндулет.) И клянусь Аллахом, это не единственный ишак с персональной машиной!

Веселье ругают у нас то и дело,

Хоть лечит веселье и душу и тело,

Пусть тот, кто не любит веселого слова,

Уходит от нас подобру-поздорову!

Королева. И наконец, самый правдивый человек на свете, барон Карл Фридрих Иероним Мюнхгаузен.

Раздается залп пушки и неизвестно откуда появляется барон Мюнхгаузен. Это тоже кукла, но чуть сложнее. Дело в том, что барон сидит на половине лошади, так что ноги актера-ку­кловода вставлены в ноги лошади, а ноги барона привязаны к поясу и болтаются в стременах.

Барон.

Клянусь, ради единого правдивого словца

Не пожалею брата и любимого отца!

Ведь я — самый правдивый на свете человек,

И режу правду-матку я на лапшу весь век.

А после ту лапшу я на уши вам вешаю,

И пудрю вам мозги, и проедаю плеши вам,

И голову морочу, рассказываю байки,

Но искренне и честно, без лжи и без утайки!

Попов. Правильно, барон! Чего путного можно ждать от человека, если он даже толком соврать не умеет?

Ходжа.

Ври, Мюнхгаузен!

Выдумывай, барон!

Выдавай за чистую монету!

Не стесняйся, старый пустозвон, —

Все равно на свете правды нету!

Смехарь. Простите, барон! А что общего у вас с медици­ной?

Барон. То есть как это что? Да знаете ли вы, что русское слово «врач» произошло от слова «враль», а «врачевать» озна­чало «заговаривать зубы». Доктор обязан был успокоить паци­ента, убедить его, заговорить, утешить, наконец, просто рассме­шить!

Смехарь. Психотерапевт, значит.

Барон. Вот-вот! А зачем вы нас всех сюда собрали?

Королева. Друзья! В связи с десятилетием нашего досто­славного карнавала мы решили, что ему не помешает получить дополнительную инъекцию юмора и сатиры.

Барон. О, сколько всего ушло навсегда за истекшие десять лет! Первая любовь, второе дыхание, третья молодость, чет­вертая высота, пятый угол, шестое чувство, седьмое небо, вось­мая жена...

Ходжа. Да... Десять лет — это большой срок. Даже если провести его на свободе...

Попов. А сколько воды утекло за эти десять лет?.. Целое Аральское море!..

Смехарь. Итак, коллеги по веселому цеху, мы оставляем вам все, что нажили тяжелым совместным трудом за десять карнавальных лет.

Королева. Не теряйте юмора. А то подберут!..

Провожаемые смехоцелителями Королева и Смехарь уезжа­ют. (Им ведь надо догнать предыдущие колонны, чтобы в фи­нале сказочного представления, начавшегося на следующей площади, вновь «родиться на свет».)

Ходжа. Ну что же, пошутили — и будя, как сказал Аллах, создав женщину. Пора за работу.

Барон. Начинаем с приема пациентов?

Попов. Нет. Сначала проведем переаттестацию геленджик-ского медперсонала. Поглядим, что они стоят в плане юмора и сатиры и в свете последних постановлений.

Барон. Поехали!..

«Бременские музыканты» играют веселую музыку. Чарли Чаплин дирижирует. На площадь въезжают различные медицинско-юмористические машины. Олег Попов, Ходжа Насред-дин и барон Мюнхгаузен принимают этот парад, выбрасывают оценки, как в фигурном катании, из шести баллов. Иногда вме­шиваются.

Первой выезжает машина рентгенологов. На ней — аппарат с экраном и врач. Надпись иа борту: «Просвечивание сердца и души». По радио текст:

Наш аппарат сконструирован ловко:

Передвижная рентген-установка.

Эта машина видит насквозь,

Не спрячешь камень за пазухой,

Жена ль надоела, как в горле кость,

Медведь ли наступит на ухо, —

Машина не лечит ни горло, ни уши,

Берет на просвет она сердце и душу

И ставит сама диагноз, то есть

Пишет рецепт: «Имейте совесть!»

Машина останавливается. За экран по очереди входят «боль­ные».Первым входит заядлый курильщик с сигаретой. На эк­ране — сердце в виде урны, полной окурков. Текст:

Ни на Кавказе, ни в Крыму

Здоровья не будет, коль все в дыму.

Бросай, товарищ, курить табак,

Иначе скоро подцепишь рак!

Следующий!

Входит пьяница с бутылкой. На экране — - сердце в виде бо­кала, из которого вылезает «зеленый змий».

Товарищи! Граждане! Водка — яд!

Пьяница может пропить все подряд, —

Зарплату! Имущество! Отчий дом!

Лучше, товарищи, пить боржом!

Следующий!

Входит картежник с колодой карт. На экране — сердце в виде туза червей.

Правей прошу вас! Теперь левей!

У вас не сердце, а туз червей!

Сам на себе ты поставил крест —

Казенный дом, Пустой интерес!

Следующий!

Входит человек в черном костюме, в шляпе, с портфелем. На экране — сердце, опутанное цепью и на замке.

У нас человек человеку — друг!

Не хмурь лицо, оглянись вокруг,

Идем все вместе, рука в руке.

Не надо сердце держать на замке.

Следующий!

Входит легкомысленная девица, накрашенная и весьма фри­вольно одетая. На экране — сердце, пронзенное десятком раз­ноцветных стрел.

От этой болезни хоть век лечи,

Но тут не могут помочь врачи.

Любовь — зараза, и плачь не плачь,

Но ей заразиться может и врач.

Врач сам уходит за экран, на нем возникают два сердца, пронзенные общей стрелой. Голос врача:

Прием окончен!

Барон. Это не врач, а шпион-просветитель. Зачем просве­чивать в людях камни? Я всегда говорил — не держи камень за пазухой, брось его в чужой огород, и у тебя никогда не будет камней ни в почках, ни в печени.

Ходжа. Но юмор высвечивает не только камни. Как гласит восточная мудрость:

Порок воспитания, недоразвитость скромности,

Недержание слова, искривление совести, —

Любой изъян обнаружит мгновенно,

Не скрыться, не смыться тебе от рентгена!

Попов. Переаттестация пройдена. Следующий! Выезжает машина кардиологов. На ней какой-то фантасти­ческий аппарат. Текст по радио:

Мы решаем проблему вечную,

Наиболее актуальную—

Укрощаем болезнь сердечную,

Возвращаем вам жизнь нормальную.

Открываем в сердце дверцу

И снимаем камень с сердца,

Чтоб больному помогло,

Чтоб от сердца отлегло

И чтоб был его пробег

Без ремонта целый век.

Врачи направляют аппарат на трибуны.

— Внимание! Предъявите ваши сердца!

По радио — стук сердца. Из аппарата ползет огромная лента. Врачи разворачивают ее, на ней надпись: «Сердце! Тебе не хо­чется покоя?..?..?..» И ритм стука сердца переходит в ритм пес­ни Дунаевского. Звучит песня о сердце из кинофильма «Весе­лые ребята», а на фоне музыки говорит Ходжа Насреддин. Ходжа.

Сердца — не камни.

Им знакома боль.

Удары жизни их страшат порою.

И часто, утомленные борьбой,

Сердца людей мечтают о покое.

Но каменеют лучшие сердца,

Когда они в покое пребывают.

А камни под ударами резца

И красоту, и душу обретают.

Попов. Переаттестация пройдена!

Барон. А интересно, коллеги, как с этим делом обстоит у них (делает жест пальцем через плечо), «за бугром»? Говорят, там вообще уже не лечат сердце, а просто вставляют новое, чик-чик и готово!

Попов. Пожалуйста, могу вам показать! Он делает жест. Вступает современный рок. Въезжает машина западной медицины. Супермаркет. За прилавком — типичный гангстер, хоть и в белом халате. Вывеска «Внешторгбанк внутренних органов. Продажа в рассрочку и в кредит, оптом и в розницу, по чекам и за наличные». Далее — прейску­рант, выставка разнообразных сердец и цены в долларах. На бортах надписи: «Коль денег нет на лечение — ты обречен от рождения», «Наш паралич — самый прогрессивный!» Звучит песня.

Пересадка сердца,

Пересадка сердца,

Пересадка сердца нынче очень модная!

Открывают дверцу,

Вынимают сердце,

Взамен его, горячего, вставляют холодное.

И человек доволен:

Он — живой.

Не чувствует боли

Своей и чужой.

Исправно сердце служит,

Хоть мир сокрушись,

Пусть смерть снаружи,

В середке — жизнь!

Закон несовместимости,

Закон несовместимости,

Закон несовместимости преодолен!

Закон несовместимости?

Лишь надо совесть вымести —

И станет совместимостью любой закон.

Не ноет и не колет,

Не рвется в бой.

Не чувствует боли

Своей и чужой.

И ни о чем не тужит —

Хоть мир вокруг гори:

Ведь все — снаружи,

Оно — внутри!

Машина уезжает без остановки.

Барон. Безобразие! Это просто какая-то белая халатность!

Ходжа. Как гласит восточная мудрость:

Пускай в больнице работает врач,

И никогда палач!

А то чуть запор,

Он схватит топор, —

И нет живота, хоть плачь!

Попов. А теперь посмотрим на последние достижения на­шей медицины.

Делает знак. Звучит космическая музыка.

Выезжает машина, опутанная проводами, повсюду какие-то мелькающие лампочки, экраны... На машине — робот в белом халате. Вместо глаз — фары, вместо рук — разводные ключи, на квадратной голове — антенны. Сидит, болтает ногами, ло­пает бутерброд из гаек и болтов и поет. Робот.

Чтобы вашу болезнь в пять минут угадать

И, не видя больного, диагноз узнать,

Пригодится практикующему медику

Очень важная наука — кибернетика!

А чтоб помнить о том, чем болел пациент

В яслях, в детском саду и в текущий момент,

Пригодится нашим медикам в их практике