Последний поход поручика Чернова

Продразверстка и раскулачивание, проводимые большевиками в Сибири, вынудили крестьян и казаков выступить против новой власти с оружием в руках. Они объединялись в многочисленные отряды под руководством опытных командиров и порой вступали в открытые бои не только с милицией и отрядами ЧОН, но и с регулярными частями Красной Армии. В каждой деревне, селе, улусе, станице повстанцы находили поддержку крестьян, и подавить это партизанское движение только карательными мерами было невозможно. Только во второй половине 1920 года в Восточной Сибири было убито более ста продагентов, отбиравших у крестьян хлеб, а число погибших сельских коммунистов, милиционеров и совслужащих не поддается подсчету. Хорошо вооружённые, маневренные отряды «бандитов» неизменно уходили от преследования. Стоило в округе появиться красноармейской части, как из ближайшего села в расположение банды уже мчался гонец: «Красные близко!» Крестьяне охотно давали «бандитам» продовольствие и лошадей, в то время как отряды частей особого назначения нуждались во всем, вплоть до боеприпасов. К весне 1921-го повстанческое движение приобрело такой размах, что угрожало самому существованию большевистской власти. Командиры повстанцев выдвигали разные лозунги и политические программы. Самыми популярными были эсеровское Учредительное Собрание и анархистские вольные Советы без большевиков, но в одном все повстанцы были едины: «Долой продразверстку, комбеды и чрезвычайки!»

В феврале 1921-го в селе Каменка началось восстание под руководством бывшего офицера Дмитрия Донского. Весной его многотысячный отряд был разбит в боях под Новой Удой и ушел на Евсеевские заимки, где соединился с отрядами Чернова, Бертеньева и Татаркина. К тому времени в объединенной банде насчитывалось до трехсот крестьян. Донской был избран атаманом, а начальником штаба у него стал бывший подпоручик царской армии Виктор Чернов. Крестьянин-середняк, он за свою храбрость на германском фронте дослужился до офицерского звания и получил несколько Георгиевских крестов.

К Донскому и Чернову стекались уходившие от преследования красных крестьянские отряды с Приленья и Ангарских островов, до той поры почти все они скрывались на таежных заимках.

Однажды ночью атаманы собрались на совет. Нужно было решать, что делать дальше. Открытая борьба с Красной Армией была партизанам уже не по силам, уходить от погони становилось все труднее. Чекисты в деревнях арестовывали любого, заподозренного в сочувствии к «бандитам», причем вместе со всей семьей. Поддержка местного населения начала иссякать. На совете Чернов предложил уходить в Монголию к барону Унгерну, но многим повстанцам не хотелось оставлять родные места. Мужики боялись чужой стороны и готовы были лучше пойти под расстрел, чем бросать семьи и дома на произвол красных. В конце концов атаман Донской не выдержал и предложил то, что в свое время сказал казакам Тарас Бульба: «Кто хочет остаться, стройся налево, кто за то, чтобы уходить, давай направо!» Всадники разделились. Большая часть решила остаться и биться до конца. Остался и атаман Донской. Он увел свой отряд на Евсеевские заимки, чтобы спустя некоторое время встретить смерть в бою. Чернов с меньшей частью пошел в Монголию.

Разгромив станцию Головинскую, расстреливая коммунистов, отряд Виктора Чернова через Аляты вышел к Троицкому заводу. Здесь черновцы запаслись провиантом и лошадьми, готовясь к долгому походу. Перебравшись через Саяны, повстанцы встретили бурятских охотников, которые сообщили им, что на границе действует другой партизанский отряд под командованием Шубина и что в Монголии красных нет. Через некоторое время в Тункинской долине Чернов узнал, что отряд Шубина разбит. Унгерн неизвестно где, в Монголии красные. Вскоре в Белой пади черновцев настигла погоня, и большая часть партизан была перебита. Путь в Монголию был отрезан, и Чернов решил пробираться в родные края. Обстановка в стране к тому времени изменилась. Напуганные народными восстаниями и бунтами в армии и на флоте, большевики сменили продразверстку продналогом, объявили амнистию участникам антибольшевистского движения, добровольно сдавшим оружие. Крестьяне уже не стекались в леса, а уходили, надеясь заняться, наконец, мирным трудом. Настал день, когда с Виктором Черновым остался только один человек – бурят Василий Хулугуров. «Едем в Иркутск, – сказал Чернов. – Там раздобудем документы и уйдем хоть на восток, хоть на запад». «Мне, однако, и в Иркутске ладно будет», – ответил Хулугуров.

На лошадях, впряженных в сани, груженные мукой и мясом, спутники добрались до Черемхово, где у Чернова жила тетка Мария Андреевна. В то время по сибирским дорогам много крестьян везло в города продукты на продажу, оставшиеся у них после выплаты продналога. У тетки Чернова уже ждали. Один из чекистов явился к ней, представившись дальним родственником из деревни. Когда Чернов увидел «двоюродного брата», то не сразу поверил, но выбора у него не было. Чекист предложил вместе ехать в Иркутск, купить на толкучке паспорта и уехать во Владивосток в буферную Дальневосточную республику. Там недалеко атаман Семенов и японцы, которые являются единственной реальной силой, способной противостоять большевикам.

В Иркутск два повстанца и чекист прибыли в начале декабря 1921 года, поселились на улице Иерусалимской (ныне Первая Советская) в доме бывшего колчаковца. Губернские чекисты уже знали об этой явке от «двоюродного брата». Чернов купил на старом мучном рынке, называемом Манчжуркой, документы и готов был уйти за Байкал. Уйти, чтобы вернуться. На квартире он был неожиданно схвачен и после недолгого следствия расстрелян. Та же судьба постигла его соратника бурята Хулугурова. Поход в Монголию закончился для Виктора Чернова в Иркутске, но пуля могла бы настигнуть его в любом другом месте. Большинство партизанских вождей погибло не в боях, а пало жертвами провокации, попадая в засады и ловко расставленные ловушки, получив пулю в затылок от своих соратников, перевербованных чекистами под страхом смерти членов их семей.