РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЯКУТОВ-ОЛЕНЕВОДОВ

В якутах-оленеводах мы усматриваем раннее население бассейна средней Лены, отодвинувшееся на север в связи с переселением из областей Прибайкалья якутов-скотоводов. Для определения исторических путей постепенного отхода на север этого якутского авангарда очень важно установить на­звания их родов или мелких административных подразделе­ний. Наличие тех же родовых названий среди южных яку­тов поможет нам отыскать районы их раннего оседания, ибо не все роды в полном составе могли выселяться на новые места. Отсталые части, сохраняя свои прежние родовые на­звания, служат как бы вехами на исторических путях их главных отделов. С другой стороны, параллелизм родовых имен может образоваться и в тех случаях, когда незначитель­ные части южных родов позже вселялись в среду северных.

В предыдущем изложении мы чаще упоминали якутов Жиганского и Усть-Янского улусов, исходя из того сооб­ражения, что их принадлежность к якутскому племени является бесспорной. Во всех официальных документах и в этнографической литературе они постоянно фигурируют в качестве якутов, за исключением бекетовского донесения, о котором мы говорили раньше. Эти улусные наименования для нашего исторического исследования не интересны, ибо они оба географического происхождения. Якуты Якутского и Верхоянского округов название «Эджигээн» присваивают вообще всему понизовью Лены. Ламуты Верхоянского окру­га пояснили мне, что Эджигээн’ом они называют всю ту об­ширную страну, которая с водораздела Яны и Лены имеет покатость к последней. Является ли это слово ламутским и таково ли его действительное происхождение, для нас не имеет большого значения. Важно лишь то, что это имя не имеет никакого отношения ни к племенному и ни к родовым наименованиям оленных якутов. Таково же, конечно, и название «Усть-Яны» и «устьянский». Следовательно, исто­рическое значение можно придавать лишь названиям родов или наслегов в упомянутых улусах. Названия наслегов Жи­ганского улуса мы уже знаем: четыре наслега с общим названием «Хатыгын» с порядковыми номерами, два с назва­нием «Боотулу», один «Тумат» и один «Хангалас». Таким образом, в восьми наслегах констатируется всего четыре родовых названия. Из них наиболее важным является назва­ние Хатыгын, ибо при общей численности якутов Жиганского улуса в 1372 д. об. п. (офиц. данные 1916 г.), принадлежа­щих к хатыгинской родовой группе было 918 душ об. п., т. е. ровно две трети всего населения улуса. Роды тумат и боотулу проживают в обоих улусах. Первых было 399 д., а вторых — 205 душ.

Род ногой проживает в Усть-Янском улусе. В нем зна­чилось 415 душ. В том же улусе есть ещё один Юдюгейский наслег со 144 д. об. п.

Роды хангалас в Жиганском и кююрэ (куринский) в Усть-Янском мы признали позднейшими примесями из юж­ных округов.

В обоих улусах, по данным 1916 г., значилось всего 2458 д. об. п.

Теперь мы обратимся к рассмотрению одного кардиналь­ного недоразумения, прочно укоренившегося в этнографиче­ской литературе в отношении самого главного отдела север­ных якутов. Не устранив его, мы рискуем не понять ни про­исхождения и ни роли северных якутов в древнейших ста­диях исторической жизни всего якутского племени. Мы име­ем в виду довольно многочисленное якутское население бассейна реки Оленека, которое совершенно неосновательно зачисляется в разряд тунгусов. Это недоразумение объяс­няется тем, что обитатели Оленека ещё ни разу не были объектом научного исследования, если не считать мимолет­ных замечаний о них двух натуралистов прошлого века, Маака и Чекановского. В этнографической и демографиче­ской литературе обычно автоматически повторяется устано­вившееся в административной практике воззрение на оби­тателей Оленека как на тунгусов. Этот взгляд нельзя при­знать благонадежным источником при решении довольно сложного этнологического вопроса.

Как мы уже отмечали выше, якуты-оленеводы по своему экономическому быту и образу жизни очень мало отличают­ся от тунгусов-оленеводов и охотников. Поэтому и якуты- скотоводы своих северных собратьев называют не иначе, как тунгусами, исходя из их образа жизни и господствующих за­нятий. Первичное значение слова «тунгус» вопрос очень спор­ный, но одно несомненно, что оно не исходит из языка тех народов, которые этим именем обозначаются, ибо ни одно тунгусское племя не называет себя «тунгусами».

Якуты южных округов, приезжая в Жиганский улус, его аборигенов чаще называют тунгусами или омуками, несмотря на то, что последние сами себя величают якутами и в своей среде различают тунгусов по происхождению, эженцев и кюпцев. На тех же основаниях и вилюйские якуты оленево­дов и охотников бассейна Оленека обычно называют «Елёён тонгустара» — тунгусы р. Оленека. Привычка якутов причис­лять своих северных родичей к тунгусам могла сложиться ещё в глубокой древности, когда основное ядро этих оленево­дов действительно было тунгусским и по своему происхожде­нию. Культурное и этническое перерождение этих тунгусов путем постепенного прилива якутской крови за очень дли­тельный период для народной массы могло остаться и неза­меченным. О коренном перерождении их свидетельствует тот факт, что повсюду среди бесспорных аборигенов севера они неизменно слывут за якутов — «саха». Так верхоянские ла­муты обитателей Жиганского и Усть-Янского улусов всегда причисляют к якутам. Наверное, также относятся и юкагиры, хотя мы лично и не имели возможности проверить это об­стоятельство.

Часть населения Оленека в эпоху объясачения казаками укочевала на запад и заняла район озера Есей в верховьях Котуя, вытеснив оттуда местных тунгусов. Эти обитатели озера Есей среди последних также известны под именем яку­тов. Под той же этнической маркой они были зарегистриро­ваны и туруханскими властями, каковыми остаются и по сие время. Нам удалось просмотреть старинные документы, отно­сящиеся к концу 18-го столетия, в архиве Туруханского райисполкома. В них обитатели озера Есей отмечаются как якуты. Например, одно наставление о принятии мер пред­осторожности против эпидемии оспы, датированное 1 апреля 1798 г., адресуется «Есейской волости новокрещенных яку­тов князцу Никифору Поротову». Эта административная практика считать обитателей Есея частью якутского племени, конечно, усвоена от тунгусов Туруханского края. Между про­чим, не так давно в период советизации тунгусов Илимпейской тундры, последние составили протокол, в котором деклари­руют свои исторические права на земли в районе озера Есей и обидчиков своих называют «богатыми якутами». Ввиду важности этого документа для истории якутов при­ведем его точный текст:

«Мы, тунгусы Илимпейской тундры, район озера Есея считаем землею тунгусов со времен захвата нас казаками, выезжавшими из Туруханска во главе Сотникова. При взятии Есея тунгусами было убито семь человек казаков из лука, после чего стали появляться якуты, которые впоследствии оттеснили тунгусов и кочуют в настоящее время по Есее- Илимпейской тундре».

Протокол озаглавлен «О захвате богатыми якутами райо­на Есея» и датирован 28 марта 1925 г.

Хотя в приведенном выступлении илимпейских тунгусов и чувствуется налет новых советских настроений, что сказы­вается в разоблачении прошлых деяний «богатых якутов», но, несомненно, эта идея реванша у них питалась какими-то смутными отголосками их устных преданий.

И. И. Майнов в своей статье «Население Якутии»[297] обита­телей Есея, не приводя никаких доводов, причисляет к тунгу­сам. В этнографической литературе они всегда упоминаются как якуты[298].

Сопоставляя приведенные данные, нельзя не придти к выводу, что еще в эпоху русского завоевания оленеводы озера Есей, несомненно, говорили по-якутски.

Что есейские якуты являются неотъемлемой частью оленекских «тунгусов», ясно устанавливается сопоставлением их родовых наименований. По показанию Островских, есейские якуты принадлежат к трем родам — чорду, бэти и хатыгын. Долгих приводит следующие родовые имена: хатыгын, боотулу, осогостоох, бэти, эспек и маймага. Те же самые роды за исключением эспек и маймага зарегистрированы среди «оленекских тунгусов». По Патканову, разработавшему данные переписи 1897 г., оленекские тунгусы распадаются на роды: бетинский (бэти), чордунский (чорду), осогостохский (осогостоох), хатыгынский (хатыгын), 1 и 2 шологонские (сологоон), келтекский (кэлтээки), жахутский (джооху), тобуйский (туобуйа) и угулятский (югюлээт).

Приведенные данные бесспорно устанавливают, что есейские «якуты» и оленекские «тунгусы» образовались из частей одних и тех же родовых группировок. Поэтому зачисление из частей одних и тех же родовых группировок. Поэтому зачисление одних к тунгусам, а других к якутам нельзя не признать простым недоразумением. Мало того, из перечисленных родовых имен есейских и оленекских якутов род хатыгын, имеющийся по частям в составе тех и других, как нам уже известно, составляет две трети якутского населения Жиганского улуса, а род боотулу, констатированный среди есейских якутов, существует как в Жиганском, так и в Усть-Янском улусах. Иначе говоря, оленные обитатели озера Есей, бассейна Оленека, Жиганского и Усть-Янского улусов в дорусскую эпоху должны были составлять один народ.

Если в эпоху русского завоевания есейские якуты пользовались якутским языком, то тот же язык не мог не господствовать и среди их оленекских собратьев, а тем более среди жиганцев и устьянцев. Об якутском языке «жиганов» Петра Бекетова мы можем судить и по имени их князя, объясаченного его казаками. Он носил имя «Каптагай», в якутском происхождении которого трудно сомневаться. («Хаптагай» значит плоский). О большой древности якутского языка в бассейнах Оленека, Анабара и Хатанги свидетельствует так­же обилие географических имен чисто якутского происхож­дения. Хотя составители карт безбожно искажают туземные названия, но тем не менее не трудно убедиться, что в указан­ном районе на первичную тунгусскую основу географической номенклатуры лег густой слой якутских названий. Тунгус­ские названия чаще оканчиваются на «гда», «кта», «нда», «да», «гна», например: Гинангна, Маыгда, Кукухунда, Джалингда, Омнундакта, Мюрюкта, Арбангда, Биректа, Чирингда, Куянгна, Чангада; типичны также и названия Горками, Курали, Угоян и т. д. Якутские названия очень часто в оконча­нии принимают суффикс принадлежности — лаах, лээх, лоох, наах, ноох, узнаются также и по значению. Так в верховьях Оленека мы находим названия Аргаа-Салаа, Мастаах, Хоппо, Апка, Сордонгноох, Силигир, в системе Анабара — Хапчаан, Хатырык, Бииллэх, Тогой, Хантагыннаах (искажено), Эбэлээх, Куранах и т. д. Немало якутских имен и на Хатанге: Чааккылаах, Кыыллаах, Кюёх, Суруктаах, Суон-Юрях, Эсэлээх, Амбаардаах, Дыргалаах, Арылаах, Дьелах, Сомор- солоох, Урасалаах, Тюёкэй, Тукулан, Улахан-Хабыда, Солур и т. д.

Эти топонимические названия свидетельствуют о давнем обитании в этих местах по-якутски говорящего народа.

Наконец, и родовые имена оленекских тунгусов большею частью звучат по-якутски, а некоторые из них образованы из слов с бесспорным якутским значением, например, осогостоох, кэлтээки. «Осогостоох» — беременная, брюхатая, брюхан, толстопузый, «осогос» — кишки, потроха, живот, брюхо, «кэлтээки» — хромоногий, приседающий на одну ногу, часто служит прозвищем человека. А имя «джооху» есть ни­что иное как племенное название якутов, общепринятое у тунгусов — «джоко», «джокуо» (откуда и русское «якут»). Иными словами, род «джоко» очень рано поселился среди тунгусов, ещё не утративших свой родной язык, и получил от них родовое имя «якут». Огромный процент родовых имен и у самих якутов-скотоводов не может быть объяснен с точки зрения их современного языка, например: джер, мытаах, Эр­гис, тыыллыма, нёёрюктээйи, нёмюгю, качыкаат, хоро, хах- сык, тулагы, хатылы, ёспёк, бахсы, тыарасы, кёдосю, атамай, кёбёкён, елтёк, бологур, наахара и т. д. Приведенные имена носят не более якутский характер, чем и остальные родовые имена оленекских «тунгусов» — хатыгын, чорду, бэти, сологоон, маймага, эспэк, (возможно, что это имя точно совпада­ет с родовым именем ёспёк, встречающимся в быв. Дюпсюнском улусе), первоначальное значение которых не может быть восстановлено.

Если некоторые родовые имена обитателей Оленека и озе­ра Есей и были когда-то тунгусского происхождения, то они во всяком случае не принадлежат местным тунгусам, ибо у всех тунгусских племен на запад и на восток от оленных якутов родовые имена сконструированы довольно однообраз­но с преобладанием окончания «гир»: кюндэгир, удыгир, йолдогир, комбагир, гургугир, чапогир, панкагир, сирагир, сутокогир (по Ниж. Тунгуске и у илимпейских тунгусов), тюгэсиир, кюркэгир (верхоянские ламуты), баягир, никягир и т. д.

Родовые имена оленных якутов Анабаро-Хатангского района, в официальных документах именуемых обычно «затундренным якутским родом», нам неизвестны. Однако, нель­зя сомневаться в том, что и они принадлежат к составу северных якутов, образуя среди них одно самостоятельное ответвление.

К той же группе оленных якутов нужно причислить и долган, обитающих в низовьях Хатанги и на Таймыре. Если они и представляют иноплеменную примесь к якутам, то утрату ими своих первичных культурно-этнических призна­ков нужно относить к фактам весьма отдаленной древности, ибо в настоящее время они в полной мере ассимилировались с северными якутами по языку, нравам и обычаям. Якутские купцы, выезжавшие к ним из Булуна, почти единогласно ут­верждали, что они называют себя «дулгаан сахата», т. е. яку­тами местности или рода дулган. Точно также самоопреде- лял себя и один молодой долганин, встреченный нами в Булуне. Наши контрольные вопросы по важнейшим признакам культуры северных якутов обнаружили полное единство долган с последними. Между прочим, в этнографической карте Сибири, изданной Академией наук (труды Комиссии по изучению племенного состава населения СССР) в 1929 г., долгане предпочтительно пред якутами обозначены как «саха».

Таким образом, весь северо-западный угол Якутского края, отграничиваемый в меридианальном направлении ниж­ним течением Лены (за исключением территории Усть-Ян ского улуса, выдвинувшейся на восток от Лены), в широт­ном 65-ой параллелью (водораздел Вилюя и Оленека), на западе местами обитания илимпейских тунгусов и самоедов и на севере Ледовитым океаном, может быть признан об­ластью сплошного распространения оленных якутов. В этих пределах нельзя обнаружить ни единого человека, который владел бы тунгусской речью. Эта картина полной якутизации коренного тунгусского населения красноречиво свиде­тельствует о глубокой давности появления здесь якутского элемента. Нигде в других районах Якутской республики, где сталкиваются тунгусский и якутский элементы, нельзя констатировать подобное явление полной капитуляции тунгусов пред якутами. Это было бы абсолютно не мыслимо, если якуты впервые перешагнули через Вилюй лишь со вре­мени появления русских. Те историки, которые область рас­пространения якутов к моменту прихода русских ограничи­вают пределами одного Якутского округа, чтобы объяснить исчезновение тунгусского элемента к северу от реки Вилюя, должны допустить ряд чудесных явлений. Так как якуты до русских, по их мнению, размножали только коров и лоша­дей, то они на территорию обитания современных оленных якутов должны были вступить пешочком, чуть не голые и бо­сые. Эти босяки должны были отобрать у местных тунгусов их оленные стада. Дальше, чтобы объяснить исчезновение тунгусского языка, нужно допустить поголовное истребление всех говорящих по-тунгусски или изгнание их куда-то в не­ведомую страну, ибо триста лет срок крайне недостаточный, чтобы в порядке естественной эволюции якутский язык одер­жал столь решительную победу. Мы знаем, что в момент при­хода русских якуты занимали все среднее течение Яны, однако, все ламуты (эвены) по сие время говорят на своем языке. Тунгусы «семи кангаласских родов», несомненно, бродят между Леной и Алданом со времени появления якутов в пределах Якутского округа. Однако, и они до настоящего времени не подверглись полной якутизации, продолжая гово­рить на своем родном языке. Правда, объякутели тунгусы быв. «Майского ведомства», усвоившие якутское скотовод­ческое хозяйство, но, однако, большая половина их родов, занимающихся оленеводством и охотой по Мае, в полной неприкосновенности сохранила свой родной язык, нравы и обычаи. В пределах Олекминского края тунгусы живут в бли­жайшем соприкосновении с якутами, несомненно, со времени появления якутов на Лене, но, однако, и они не заменили свою родную речь якутской.

Само собой разумеется, что никаких чудес под луной не бывает. Ларчик открывается довольно просто: северные оленные якуты в пределах Якутского края появились задолго раньше якутов-скотоводов и вошли в тесное соприкосновение с местными тунгусами. Они пришли не скотоводами, а оленеводами, и по этой самой причине они интенсивно стали смешиваться с местными тунгусами, растворяя их в своей среде.

В верховьях р. Вилюя между устьем р. Чоны и терри­торией быв. Хочинского улуса мы находим один тунгусский наслег «Брангатский» с 624 д. об. п. И эти тунгусы обнару­живают картину полной якутизации, несмотря на то, что они занимают совершенно обособленную от якутских посе­лений территорию. Утрату ими своего родного языка нужно отнести ко временам незапамятной древности, ибо на заня­той ими территории все географические имена за весьма малым исключением якутского происхождения. Весной 1925 г., проезжая через их поселения, вытянувшиеся вдоль Вилюя на протяжении 400 км, мы записали имена речек, озер и других географических пунктов. Приведем их пере­чень: Укукыыт, Туойдаах, Кураанах, Буруустаах, Холумалаах, Хаапыча, Кюёллээх, Харыйалаах, Усун-Кюёл, Сунньукур, Киэнг-Юрэх, Билиилээх, Сордонгноох, Кюрчюгюнююр, Дуудар, Олгуйдаах, Ааллаах, Оросу, Анамджак, Ахтарынгда, Бииллээх, Нэнгэбил (по левому берегу Вилюй); Тарын- Юрэх, Дэлбиргэ, Куччугуй Ботуобуйа, Бэс-Юрях, Курунг- Юрэх, Улуу-Тогой, Улахан-Ботуобуйа, Мундулаах, Кусаган- Юрэх, Оруктаах (по правому берегу Вилюя). Названия поро­гов: Отонноох Уораана, Юёсэ-Хана, Аллара-Хана. Из этих 35-ти названий только три подчеркнутые нами являются чуж­дыми для якутов. На этой территории якуты-скотоводы прожи­вать не могли ввиду её физико-географических условий. Оче­видно, что эта местность со времен глубочайшей древности бы­ла занята оленеводческим народом, говорящим по-якутски. Брангатские тунгусы, по всей вероятности, унаследовали её от северных якутов-оленеводов, которые раньше оседали здесь.

Итак, в пределах Вилюйского округа не осталось ни одного тунгуса, говорящего по-тунгусски (за исключением тунгусов, забредающих из района Ниж. Тунгуски), а на правом берегу Лены все тунгусские роды, начиная от олек минских и вплоть до берегов Ледовитого океана говорят на своем языке за исключением части майских. Это обстоя­тельство говорит о том, что якуты-оленеводы в своем дви­жении с юга на север прошли через Вилюйский округ и что Якутский округ очень долгое время находился во владе­нии местных тунгусов.

Мы вправе задать вопрос, в каком направлении должны были расширять свои кочевья якуты-оленеводы, которые когда-то овладели бассейном Вилюя? Во всяком случае, не в сторону современного Якутского округа, ибо с охотой на дикого оленя в полосе тундры по своей продуктивности ни одна другая охота не может сравниться. Изучая героический эпос северных якутов, мы можем легко убедиться, что в их легендарных рассказах о своих предках охотничий азарт все­гда связывается с избиением целых стад диких оленей. Приведем небольшую иллюстрацию в подтверждение этого положения. Два брата-витязя, собираясь на войну, хотят приготовить запас провизии для своих домочадцев и идут промышлять.

«Утром чуть занялась заря, оба они уже были на ногах и, надев обитые шерстью лыжи, пошли. Вышли на обшир­ную равнину «алыы» и видят стадо диких оленей. На глаз было не меньше сорока голов. Юнгкээбил говорит: «Пере­бьем это стадо и довольно с нас, хватит!». Начали избивать, стараясь не пропустить стадо в лес. Когда братья обежали равнину три раза, гоняясь и поражая оленей, в живых остал­ся лишь один годовалый теленок»[299].

В другом случае сражавшиеся воины из сушеного оленье­го мяса сооружают целый амбар, чтобы за его прикрытием защищаться от вражеских стрел[300].

Съедание целой туши дикого оленя выставляется в иных случаях как признак особого молодчества излюбленного ле­гендарного героя[301].

Эти образы доказывают, что северная тундра давно при­влекала внимание якутов-оленеводов, как богатый промыс­ловый район. Если дело обстояло так, то вилюйские оленеводы, и не расставаясь со своим Вилюем, могли очень рано овладеть бассейном Оленека и совершать туда сезон­ные перекочевки для охоты за дикими оленями. Вместе с тем становится понятным полное исчезновение в этом районе тунгусского элемента. Когда якуты-оленеводы под давлением надвигающейся следом за ними якутской скотоводческой колонизации отодвинулись в свой охотничий район на постоянное жительство, то ассимиляция последних остатков тунгусов-аборигенов должна была идти ещё более ускоренным темпом.

В связи с изложенным мы вправе утверждать, что турецкая языковая стихия в лице якутов-оленеводов докатилась до берегов Ледовитого океана весьма возможно значите раньше, чем якуты-скотоводы успели добраться до Сайсарской равнины, где теперь стоит г. Якутск.

Борьба якутов-оленеводов с аборигенным населением полярного севера, конечно, облегчалась тем, что первые с представителями железного века, тогда как их противники должны были пользоваться костяными, роговыми или каменными орудиями. В героическом эпосе полярных якутов этот мотив столкновения двух разных культур тоже нашел свое отражение. На этом вопросе мы остановимся несколько позже.

Вероятно, задолго раньше нашествия русских якуты- оленеводы достигли современных пределов своего распространения по полярному северу, периодически прикочевывая в район якутских оседлых поселений. Те из них, которые владели большими стадами оленей и забирались в дальние углы западной или восточной тундры, могли возвращаться и в несколько лет раз. К событиям порусской истории мы отнесли выше лишь захват оленекскими якутами района озера Есей, где часть их возможно и раньше обитала совместно с тунгусами.

В связи с устранением недоразумения с обитателями бассейна Оленека, озера Есей, и долганами, искусственно, в силу русских административных порядков, выделенных от якутского населения Жиганского и Усть-Янского улусов, численность северных якутов может быть представлена в следующем виде[302]:

Якуты Жиганского улуса - 1372 д. об. п.

Якуты Усть-Янского улуса -1085

Оленекских якутов, числящихся «тунгусами»

Вилюйского округа- 3286 д. об. п.

Якутов озера Есей - 1062

Якутов затундринского рода Туруханского края - 1635

Долган - 1118

Эженцев и кюпцев Жиганского улуса - 368

Итого - 9937 душ. об. п.

Общая численность якутов-оленеводов без малого де­сять тысяч душ обоего пола по сибирским масштабам при существовании многих самостоятельных племен, не насчиты­вающих в себе и полной тысячи душ, как, например, карагассы-тубалары, енисейские остяки-кето, гиляки, алеуты, юкагиры и т. д., дает нам основание говорить о них, как о довольно внушительной культурно-этнической группировке, которая могла фигурировать с очень давнего времени наряду с якутами-скотоводами, составляя их северный авангард. Исчезновение с горизонта этнографической науки царского периода этого вполне самостоятельного отдела якутского племени, сыгравшего заметную роль в его прошлых пере­селениях на север, объясняется исключительно условиями их порусского существования. Якуты Есея и Хатанго-Ана­барского района были приписаны к б. Енисейской губернии.

Оставшиеся в пределах быв. Якутской области тоже были разорваны пополам между Вилюйским и Верхоянским округами. Затем одна часть оленных якутов с развитием песцового промысла осела по берегам Ледовитого океана и оторвалась от других родичей, сохранивших свой прежний перелетный образ жизни с посещением тундры только в летнее время.

Благодаря лодочному сообщению по Лене и богатому песцовому промыслу между Яной и Индигиркой якуты Жиганского и Усть-Янского улусов были учтены сравнительно рано и получили правильно организованное улусное управление. Якуты же бассейна Оленека, по-видимому, никогда не имели своего административного центра и письмоводства. Поэтому и их населенные пункты, распределение занятой ими терри­тории по родам и порядок их внутреннего управления, суда и расправы до советской эпохи оставались никому неиз­вестными. Статистические данные об их численности, имею­щиеся в центрах Вилюйского края, вероятно, тоже являются весьма проблематичными, отражая картину «времен Очакова и покорение Крыма». О состоянии их административного управления в царские времена можно судить по одному мимолетному замечанию барона Майделя. Он пишет, что Кларк (один из немногих окружных управителей, выступив­ший в печати с довольно интересными очерками о вилюйских якутах) был долго исправником Вилюйского округа и не знал, что Жиганский улус принадлежал к его округу[303]. Тем более обитатели захолустного Оленека не могли привлекать внимания царских администраторов.

В составе Хатыгинских наслегов Жиганского улуса нами констатированы ещё мелкие родовые подразделения, наиме­нования которых тоже могут быть использованы при разрешении исторических вопросов. Эти роды суть: омолдоон (97 душ), эмис, архат, асыыкай, тюмэти, джобулга, хатыгын, эджигээн, ньымчаал (36 д.) и дулгаан (31 д.). В Кангаласском наслеге мы имеем ещё род эджээн (69 д.). По этим названиям можно установить позднейшие тунгусские примеси. Определенно тунгусы члены рода эджээн в Кангаласском наслеге, не говоря, конечно, об эджээнцах и кюпцах, образующих в составе жиганцев самостоятельные роды. И о роде ньымчаал среди самих жиганцев сохраняется живое воспоминание об их тунгусском происхождении. Таким образом, тунгусские вкрапления сравнительно незначительны, всего 105 душ, или 6% общего числа населения.

Остальные родовые имена звучат по-якутски, а некоторые из них совпадают с родовыми именами в Якутском и Вилюй­ском округах, как, например, омолдоон и асыыкай, которые известны как названия наслегов в Мархинском улусе (Вилюйского окр). Эмис и тюмэти встречаются в Якутском округе, первый в Амгинском улусе, а второй в Восточно- Кангаласском. Эти имена, вероятно, указывают на очень дав­ние вкрапления небольших групп из южных якутов задолго раньше нашествия русских. Эпоха освоения самими якутами Вилюя и Якутского округа, несомненно, сопровождалась ожесточенной борьбой более ранних и поздних переселен­цев. По установлении власти одних могли возникать и восстания покоренных старожильческих родов, как и в эпоху нашествия русских. В эти смутные времена побежденные роды или усмиряемые повстанцы также могли частично спасаться на север к оленным якутам, чтобы избежать суда и расправы новых господ. В этом отношении особенно ин­тересно для нас народное предание, связанное с именем «Омолдоон»: к нему жиганцы обычно присоединяют эпитет — «охсусуулаах», т. е. воинственные, драчливые. В народных пре­даниях среднего и южного Вилюя, а также и Амгинского улуса Якутского округа легендарное имя Омолдоон принад­лежит к числу самых знаменитых и громких именно по военных подвигам. Перейдя к истории южных якутов, мы убедимся, что омолдонцы принадлежат к более ранним пе­реселенцам из числа якутов-скотоводов, которые долго были господами Вилюя и Амгино-Ленского плоскогорья. Поздние волны якутских переселенцев, само собой разумеет­ся, положили предел самовластию воинственных омолдонцев. Поэтому и не мудрено, что наиболее строптивая часть этих вояк, не пожелавших уступать свои земли новым переселен­цам, очутилась среди рыбаков и оленеводов дальнего севера. Это же имя, между прочим, застряло в названии реки в пре­делах Колымского края, где мы находим северо-восточный предел распространения колонизации якутов-скотоводов. Это река Омолон — один из правых значительных притоков р. Колымы.

На этих частных примерах кангаласцев и омолдонцев, очутившихся среди оленеводов в эпоху смут и борьбы за власть в центре Якутского края, мы можем уяснить и понять секрет происхождения северных оленных якутов вообще. Вероятно, со времен глубочайшей древности жалкие остатки побежденных родов, утратив свою власть, земли и скот, были вынуждены эмигрировать на тунгусскую территорию, где не оставалось иного выхода, как добывать себе пропитание охотой и рыболовством среди дружественных тунгусских родов. Спасались бегством к тунгусам, конечно, не рядовые бойцы, а главари больших и малых родовых объединений со своими ближайшими приверженцами. За время своего предыдущего владычества и богатства они должны были установить де­ловые связи и дружбу с сопредельными тунгусскими родами в порядке обычной эксплуатации отсталых или колониальных народов. Когда же их территория подвергалась нашествию более сильных задних родов, то эти князья окраин после отчаянного сопротивления, потеряв все свои земли и живот­ных, должны были думать лишь о спасении жизни. Тунгусский князь, этот рыцарь без страха и упрека, конечно, не вы­даст своего старого приятеля его заклятым врагам. Как в Ев­ропе все политические эмигранты спасались среди горцев свободной Швейцарии, так издревле политические изгои якутского феодального общества могли свободно вздохнуть, лишь очутившись на территории своих друзей из тунгусов.

Анализ родовых имен северных якутов бесспорно уста­навливает наличие среди них значительного количества собственно якутских родов, очень рано усвоивших оленеводческое хозяйство и тунгусский образ жизни. Если в их составе имеются тунгусские роды, то утрата ими своего этниче­ского самосознания и родного языка, а также причисление их к якутам аборигенами севера свидетельствуют о том, что они вступили в бассейн Лены уже объякученными по языку. В связи с этим мы должны допустить, что якутским пере­селениям из Прибайкалья в бассейн средней Лены предшествовало переселение какого-то тунгусского племени в сильной степени задетого якутской культурой, весьма возможно, и со значительной примесью окраинных якутских родов. Эта гипотеза тем более представляется вероятной, что в момент русского завоевания северобайкальские буряты находились в тесном кольце многочисленных тунгусских племен, окружавших их по преимуществу с севера. Полную исчерпывающую карту распространения тунгусских племен в пределах современного Восточносибирского края дает «роспись против чертежу рекам и порогам от Енисейского острогу до Ленского волоку» — первых якутских воевод Петра Головина и Матвея Глебова от 1640—1641 г.[304] По данным этого документа тунгусские племена занимали весь бассейн Верхней Тунгуски, начиная от устья до впадения Илима, весь Илим до его вершины, верховья Лены со всеми мелкими речками, впадающими в неё почти вплоть до современного Верхоленска и даже выше по Куленге. Бурятские кочевья начинались лишь с Качуга, с устья «Онги реки» (Анги). Даже в верховьях Илги совместно с бурятами кочевали и тунгусы. Верховья самой Лены около Байкала тоже были заняты тунгусами — «камчагирами». Река Киренга целиком была во владении тунгусов же. По «Ламе и Байкалу» жили тунгусы «кумкагиры и чилкагиры», и по ту сторону Ламы (т. е. Байкала) жили «оленные тун­гусы».

Здесь мы имеем дело лишь с юго-западной границей распространения тунгусской территории. По существу же вся восточная половина Сибири по Енисей, по тундре до р. Ха­танги, за исключением северо-восточного угла, занятого палеоазиатами и камчадалами, должна быть показана как исконная тунгусская территория. Часто повторяемое в лите­ратуре мнение о распространении всех тунгусских племен по Сибири из пределов Северной Манчжурии в исторические времена нужно признать скороспелой научной гипотезой. Что из пределов Амура и Манчжурии шло переселение в Сибирь тунгусских племен — факт бесспорный, но, если исключить тунгусов-оленеводов из числа коренных обитате­лей таежной Сибири, то последнюю пришлось бы представ­лять нам совершенно пустою в недавнюю дотунгусскую эпоху, ибо нет никаких данных о том, чтобы северные палеоазиаты когда-то заходили далеко на юг. Гораздо проще допустить, что юго-восточная ветвь тунгусов со времен незапамятной древности вторгалась в Манчжурию со стороны Амура и, смешавшись с туземными племенами, образовала новые разновидности тунгусской народности. Разбираясь в событиях исторических времен, освещаемых данными китай­ской и даже русской письменности, нет надобности вообра­жать себе те отдаленные века и тысячелетия, когда тунгус был тунгусом и когда по таежным дебрям и хребтам Сибири бегали не олени и лоси, а первобытные быки и мамонты. Подобная манера писания научных трудов напоминала бы зачин бурятских улигеров (былин):

«Давным-давно в глубокую старину,

Когда земля становилась землей,

Когда вода становилась водой...

Когда первая мать оленей

Козленком начала пастись...»

Мы имеем полное основание утверждать, что предки якутов и бурят попали в Восточную Сибирь, когда она в полном смысле этого слова стала «Сибирь» с её современными физико-географическими и климатическими особенностями, флорой и фауной и её коренными туземными обитателями. Следовательно, когда предки якутов впервые явились в Прибайкалье и заняли здесь открытые степные места, тун­гусские племена точно также должны были быть господами таежных просторов и хребтов Восточной Сибири. Даже па­мять якутских олонгхосут’ов (слагатели богатырских бы­лин), описывающих травянистые степи, облюбованные их богатырями, не в состоянии воскресить ту отдален­ную эпоху, когда окружающие леса и горы не были бы заняты тунгусами. В зачине якутских былин вслед за опи­санием бесчисленных голов рогатого и конного скота, состав­ляющих богатство богатыря, неизменно вставляются трафа­ретные стихи для конкретной иллюстрации их обилия:

Когда по речке Оленеку

Разношерстные бегунцы

Забредали до верховьев,

Этой речки тунгусы

Их расстреливали до единого,

Не считал скота и не ведал

Сколько убыло...

Когда эти бегунцы

По речке по Xалану

Ходили стадами,

И той речки тунгусы

Без остатка поедали,

Не мог он узнать —

Каких недоставало...[305]

Следы близкого соприкосновения тунгусов верхней Лены с якутами, несмотря на истекшее почти тысячелетие, до сих пор можно обнаружить в их языке. Так Е. И. Титов, соста­витель тунгусско-русского словаря, у тунгусов, бродящих по р. Тутуре (впадает в Лену около с. Жигалова), зарегистриро­вал слова «тангара» со значением бог, «адарай» — доски про­дольные в санях, «талки-толки» — мялка имеет форму коры­та с зазубринами по бортам[306]. (Последнее слово, по-видимомy, у тунгусов по р. Киренге). Приведенные слова типичные для якутского диалекта и не могли быть заимствованы из других языков. И слово «сырга» — оленьи сани — звучат со­всем по-якутски, а не по-бурятски («шарга-чарга»). Как дальше увидим, в языке северных якутов сохранилось гораз­до больше специфических тунгусских терминов, совпадаю­щих с наречием прибайкальских тунгусов. В якутскую эпоху истории Прибайкалья тунгусов здесь, наверное, было значи­тельно гуще, нежели позже при бурятах.