Действия советских партизан

«Господин гебитскомиссар{34} сидит за столом, потягивает кофе, перебирает свои бумаги, время от времени посматривая на улицу. Вдруг он слышит странный шум. Доносятся приглушенные крики. Раздаются отдельные выстрелы.

Возвращается адъютант, посланный узнать, что случилось. Он бледен, у него стучат зубы, и он только в состоянии повторять: «Они здесь, они здесь!» Гебитскомиссар вскакивает из-за стола, хватается за свой автомат, но в этот момент дверь отворяется и в комнату вваливается невероятно пестрая группа людей. Некоторые одеты в форму немецких жандармов, даже с военными орденами, другие в форму эсэсовцев или в хорошо сшитые костюмы из лодзинского сукна. Кое-кто в русской форме или в вышитых украинских рубашках.

Через полчаса труп гебитскомиссара уже раскачивается на тополе недалеко от комендатуры, а появившиеся так внезапно люди раздают населению продукты, отобранные немцами и хранившиеся на складе. Еще через полчаса немецкий отряд мотоциклистов, примчавшийся для оказания помощи, застает в городке полное спокойствие. Все тихо. Как будто ничего не случилось, только повешен гебитскомиссар да перебит или взят в плен гарнизон...

При виде марширующего отряда Богдана трудно было понять, что это такое. Более половины личного состава отряда было одето в немецкую военную форму, некоторые носили штатские костюмы, сшитые где-нибудь в [54] Ровно или Луцке, другие были одеты в словацкую или польскую военную форму. На сопровождавших отряд телегах была сложена одежда, годная для любых операций партизан: эсэсовская форма, итальянские солдатские брюки, украинские рубашки и обыкновенные пиджаки»{35}.

Этот отрывок звучит как рассказ о путешествии в страну чудес. Он взят из сборника, выпущенного под редакцией{36} генерал-лейтенанта Красной Армии Пономаренко, который был начальником Центрального штаба партизанского движения и одно время главнокомандующим партизанскими силами в Белоруссии.

Последующие страницы помогут убедить читателя в том, что вышеприведенный отрывок не выдумка. Немецкие документы подтверждают достоверность отчета русских. Ниже приводится выдержка из донесения СД № 9:

«Руководитель партизанского движения в Минске создал штаб... Штаб поставил перед собой задачу убрать генерал-губернатора... Была возможность достать несколько культур бактерий».

Эта попытка потерпела неудачу, но в 1943 году генерал-губернатор был убит в своем штабе русской горничной, оказавшейся партизанкой. Имели успех и многие другие попытки.

«В Харькове при довольно сильном, многочисленном гарнизоне уничтожен карающей рукой украинских партизан штаб немецкой пехотной дивизии вместе с генералом Брауном. Ленинградские партизаны уничтожили группу вражеских автомашин, при этом погибли генерал Р. фон Вирц и его охрана. (Белорусские партизаны уничтожили в селе Боровое штаб немецкой дивизии во главе с генералом Якоби){37}. В Минске, прямо в канцелярии, партизаны прикончили крупного немецкого агента Фабиана Акинчица. В Барановичах от руки партизан погиб главный комендант города Фридрих Фенч... Партизаны [55] систематически истребляют районных и областных сельскохозяйственных руководителей, чиновников оккупационных органов, уполномоченных по отправке советских граждан на германскую каторгу»{38}.

Этот перечень далеко не полон, но и в таком виде он достаточно внушителен. Из немецких источников известно, что генерал-полковник Боддиен был расстрелян партизанами; начальник штаба 9-й армии был партизанами ранен, и еще многим высшим немецким офицерам не удалось достигнуть места своего назначения, так как по дороге о их судьбе позаботились партизаны.

В немецких сообщениях «форма», которую носили партизаны, описывается даже более красочно, чем в советских. «Уже один их внешний вид и одежда свидетельствуют о том, что это бандиты. Как правило, они не носят формы со знаками различия, а одеты в самое различное гражданское платье; иными словами, они носят одежду бандитов. Их излюбленный метод — маскироваться под мирных крестьян и крестьянок. Некоторые носят смешанную гражданскую и военную одежду и в соответствии с обстановкой могут, как хамелеон, быстро изменить свой внешний облик. Попадались отряды, одетые в немецкую форму со всеми офицерскими или солдатскими знаками различия. Другие носили одновременно и немецкую, и советскую форму, одну поверх другой... чтобы можно было быстро преобразиться»{39}.

Немецкую форму, по-видимому, предпочитали носить те, кто умел говорить по-немецки и мог сойти за чеха. Одни носили повязки немецких полицейских, завербованных из местного населения. Другие переодевались женщинами.

Охота на немецких должностных лиц была лишь побочным делом в многосторонней деятельности красных партизан. Вот рассказ о том, как юноша-партизан Илья Кузин и его помощник взорвали немецкий поезд с боеприпасами. [56]

«Каждый из нас окопался там, где дорога делает крутой поворот, и стал поджидать поезда. В другом месте были заложены мины. Послышался шум приближающегося поезда. Начали трещать пулеметы, работавшие при свете прожекторов, и через несколько секунд мимо прошла дрезина. Илья сразу же услышал, как пыхтит паровоз.

Теперь поезд шел там, где были заложены мины. В одно мгновение Илья и его товарищ соединили провод и отскочили в сторону. Со страшным скрежетом паровоз, как раненое животное, встал на дыбы и через мгновение опрокинулся. Вагоны наскакивали один на другой. Воздух сотрясался от страшного грома, земля колебалась. Снаряды, которыми были нагружены вагоны, начали взрываться с ужасным грохотом.

Илья лежал оглушенный. На него падали обломки досок и всякие другие предметы. Когда все было кончено, ему нескоро удалось выбраться из-под обломков»{40}.

Вот как был подорван немецкий состав со снарядами. К концу войны немцы потеряли тысячи таких составов. Один или два партизана, немного динамита и кусок провода — вот все, что для этого требовалось.

Другим излюбленным делом партизан был подрыв мостов. По словам одного из тех, кто этим занимался, вот как это происходило:

«С горы Ламбина спускались медленно: вокруг были немцы, мы же сюда попали впервые... Около трех часов дня мы подошли к мостам и залегли в кусты: день для партизанской работы — неподходящее время.

К минированию приступили около полуночи... Минирование прошло блестяще: четко, бесшумно, быстро. Ночь была темная, мы отползли от места диверсии далеко в кусты.

На рассвете на шоссе показалась тяжелая семитонная, машина с немецкими автоматчиками. В волнении следили за ней в бинокль. Она казалась маленькой, почти игрушечной, наполненной крошечными солдатиками... Машина скрылась за кустами... [57]

...Но вот машина снова на шоссе. Она взбежала на мост, и кверху взвился без шума столб пламени, земли, взлетели части моста и машины. Через несколько секунд докатился и глухой раскатистый гул.

Еще не успел рассеяться дым от взрыва первой машины, когда на втором мосту взлетел на воздух второй грузовик...

В Смоленской и Ново-Дмитриевской поднялась тревога. Уже слышен был шум моторов идущих на помощь машин.

Наши тотчас отошли к горам.

Примерно через полчаса раздался третий взрыв. Его несколько раз повторили горы, — звук его был как-то особенно высок и резок. Это взорвалась бронемашина на третьем мосту... Возвращаясь обратно, минеры... осмотрели мост на дороге Смоленская — Северская... наши минировали мост вторично. И после полудня на нем взорвался фашистский броневик.

Результат диверсии был неплохим: четыре взорванных моста и шестьдесят убитых немцев. Раненых сосчитать не удалось»{41}.

То же самое происходило во всех оккупированных районах России каждую ночь в течение четырех лет войны.

Партизаны, действовавшие в Керчи, скрывались в угольной шахте, на Днепре они прятались в плавнях, в Запорожье собирались в канализационном узле под местным алюминиевым заводом, в Лозовой они нашли убежище в больнице, около Херсона к их укрытиям можно было добраться только на лодке, в Южном Крыму они действовали, спускаясь с гор Яйла, а близ Буслы укрывались в лесных районах. Партизаны жили также в городах и деревнях под видом безобидных граждан. Начиная с 1942 года значительное число партизан сбрасывалось на парашютах с самолетов. Многие страницы архивов германских вооруженных сил заполнены описаниями таких операций. Во всех этих описаниях чувствуются безнадежность, нервозность, которые, усиливаясь постепенно, превращаются в чувство отчаяния. Когда читаешь [58] о подвигах партизан, причина этого становится понятной: партизанские отряды были везде и отовсюду наносили удары, оставаясь неуловимыми, и им невозможно было ответить сокрушительным контрударом.

О настроении немцев можно судить по очерку военного корреспондента Курта Клейна-Шоннефельда, описавшего боевые действия партизан в статье под заголовком «Леса смерти».

«Потом перед нами появился лес. Совершенно неожиданно впереди возникла широкая зеленая стена, которую пронизывала прямая, как стрела, дорога. Но солдат, поставленный на опушке, у въезда в лес, махнув рукой, остановил наш автомобиль.

Несколько удивленные, мы вылезли из машины и с любопытством посмотрели на другие автомобили, стоявшие справа от дороги. Отделившись от группы стоявших в ожидании солдат, к нам приблизился офицер. «Нам надо создать конвой, — заметил он. — Есть предположение, что лес кишит партизанами, так будет безопаснее». Услышав это, мы поставили свою машину в хвост колонны. Через полчаса собралось одиннадцать машин и конвой двинулся в путь через лес, стоявший стеной по обе стороны дороги.

Вдруг нам пришлось затормозить. В одно мгновение мы вскочили со своих мест, невольно схватившись за оружие. Нашему движению помешал разрушенный мост. «И это все», — подумали мы. Но очень скоро мы поняли, что этого было более чем достаточно. Стоило взглянуть на карту, чтобы убедиться, что впереди дорога через короткие промежутки пересекает болота и дренажные канавы. Если все мосты через них сожжены партизанами, как тот, который был перед нами, то, вероятно, нам понадобится двое суток, чтобы достигнуть места назначения, так как болота и лес не позволяли объезжать непроходимые участки дороги.

Мы сразу же решительно взялись за исправление дороги в том месте, где был прежде мост, и стали забрасывать канаву камнями, обломками моста, ветвями деревьев и целыми молодыми деревцами.

Когда через два часа наш конвой преодолел это первое препятствие и двинулся в сумерках дальше, иллюзии, [59] которые питали мы в начале пути, рассеялись. Лес стоял по обе стороны дороги — темный, безмолвный и угрожающий. Ночные тени и поднимавшийся с болот туман скрывали стволы деревьев. Нами все сильнее и сильнее стало овладевать гнетущее, тревожное чувство.

Затем наступила ночь, а с нею долгие часы бездеятельности и ожидания, так как продолжать путь в окутавшей нас кромешной тьме было совершенно немыслимо. Мы лежали и стояли дрожа у огня, который развели в песчаной яме у обочины дороги. Мы делали тщетные попытки уснуть, внимательно прислушиваясь к шорохам в непроницаемой черноте лесной крепости. В отдалении была слышна артиллерийская стрельба. Вдруг где-то очень близко раздался конский храп. Затем послышались приглушенные ругательства, произнесенные вполголоса слова пароля. Мимо нас по песчаной тропинке, протоптанной рядом с дорогой, на восток проехал немецкий патруль...

Вскоре после того, как скрылся патруль, так же внезапно послышался треск ружейной пальбы слева от нас, в том направлении, куда уехали всадники. Через несколько секунд из темноты вырвалась скачущая галопом лошадь, едва не налетев на наши скрытые темнотой машины. Мы услышали взволнованные отрывистые слова в голове колонны. Затем послышался резкий напряженный голос офицера, который собрал солдат и ставил перед ними задачу.

В темноте, почти не позволявшей различить стоящего рядом человека, всеми нами овладело предчувствие неминуемого боя. Оставив достаточно сильную охрану у машин, мы в колонне по два двинулись вслед за указывавшим путь всадником.

Потом мы увидели над дорогой следы трассирующих пуль. Послышались крики и стоны. С проклятиями мы залегли в болотную грязь по обе стороны от дороги. Пулеметным огнем стали прочесывать край леса справа от дороги, откуда было довершено нападение. Некоторое время в темноте раздавались отдельные выстрелы, звуки которых много раз повторяло эхо. Наконец наступила неподвижная обманчивая тишина. Остаток ночи прошел спокойно. Одного раненого мы отнесли к машинам. [60]

В лесу наступило холодное и неприветливое утро. Места назначения мы достигли только к вечеру. Нам пришлось преодолеть еще два разрушенных моста и три завала. Один из автомобилей наскочил на мину. В результате мы потеряли машину и был ранен еще один солдат. Но наконец мы въехали в деревню...»{42}

Это была всего-навсего лишь небольшая стычка, но ее было достаточно, чтобы всеми участниками перехода овладел страх. Даже самые незначительные действия советских партизан представляли успешную с их стороны войну нервов. Позже мы увидим, во что она превратилась, когда партизаны по-настоящему развернули свои действия.

Первый свой доклад о действиях советских партизан главное командование немецкой армии подготовило 25 июля 1941 года. Уже тогда немецкое командование считало, что действия партизан представляют серьезную опасность для немецких коммуникаций. В этом докладе говорилось о нападениях партизан на отдельных солдат, об их действиях с целью вывода из строя различных объектов в тылу. Со всем этим немецкой армии вскоре предстояло хорошо познакомиться.

Однако в начале партизанской войны партизаны, по-видимому, часто действовали не позади, а впереди немецких линий и их подвиги не внушали такого ужаса. В донесении немецкой зондеркоманды 11 а{43}, входившей в состав получившей печальную известность эйнзатцгруппы Д{44}, от 12 декабря 1941 года описаны действия двух немецких разведывательных патрулей против нескольких партизан на «ничейной» земле. А 5 ноября 1941 года начальник (немецкой) полиции безопасности и СД в своем докладе указывает на другой партизанский отряд, действия которого прекратились с отходом Красной Армии. [61] До этого времени несколько таких отрядов, известных под названием истребительных батальонов, действовали в качестве команд подрывников и демонтажников, приданных Красной Армии. В их задачи входило уничтожение посевов, продовольственных запасов, машин и промышленных предприятий, борьба с неприятельскими парашютистами и т. д. Однако в докладе уже содержатся указания на признаки расширения деятельности партизан в немецком тылу. К этому времени Советы уже оставляли в тылу у противника первые партизанские диверсионные отряды. В их задачу входило минирование различных объектов.

Тем не менее партизанская война еще не производила большого впечатления на немецких солдат. «К борьбе за линией фронта относятся еще недостаточно серьезно», — указывали в своих приказах от 10 октября и 20 ноября 1941 года командующие 6-й и 11-й немецкими армиями. В приказе от 20 ноября говорилось: «Позади фронта борьба также продолжается. Партизанские снайперы, переодетые в штатское, стреляют по отдельным солдатам и мелким подразделениям. Используя методы диверсии, закладывая мины и адские машины, партизаны пытаются нарушить наше снабжение... Они уничтожают посевы и предприятия, безжалостно обрекая на голод городское население».

Вскоре партизанские действия развернулись всерьез. «Согласно полученным нами донесениям, — говорится в памятной записке от 14 ноября 1941 года, составленной офицером контрразведки 11-й армии, — в южной части Крыма действует хорошо организованная, руководимая из центра партизанская организация. В ее распоряжении в горах Яйла находятся крупные и мелкие базы, в которых имеется много оружия, продовольствия, целые стада скота и другие запасы... В задачи партизан входят уничтожение средств связи и транспортных сооружений и нападение на тыловые службы и транспортные колонны». Приблизительно к этому времени относятся первые донесения о шпионаже партизан в пользу Красной Армии. Месяцем позже комендант одного из городов указывает, что в его секторе «опасность со стороны партизан по-прежнему велика». [62]

«Теперь, как и раньше, — сообщает в своем донесении от 2 января 1942 года один из начальников СД в Крыму, — партизаны обстреливают или даже захватывают одиночные машины. Недавно партизаны ночью совершили налет на несколько деревень и захватили продовольствие, овец, крупный рогатый скот и различное имущество. При этом они схватили и увели с собой лиц, симпатизировавших немцам. На некоторых дорогах были устроены завалы».

Партизаны стали причинять немцам столько беспокойства, что в ноябре и декабре 1941 года в одной из немецких армий был создан специальный штаб по борьбе с партизанами, а в других для этой же цели выделялись специальные части. Во время карательных операций у партизан нашли пулеметы, ручные гранаты, карабины, автоматы, пистолеты, значительное количество боеприпасов, много продовольствия и вина. Было убито несколько тысяч партизан.

В ночь на 5 января 1942 года партизаны в свою очередь вместе с частями Красной Армии провели крупную операцию на побережье Черного моря. В донесении штаба 11-й армии она охарактеризована как «сражение». В нем говорится:

«5 января в 2 часа в гавани был услышан шум двигателей. Одновременно из Саки (в 20 километрах к юго-востоку от Евпатории) по телефону сообщили, что ими также услышан шум двигателей. В Евпатории немедленно была объявлена тревога. В штаб армии было послано донесение сначала по телефону, а затем по радио. Связь работала хорошо».

«Темной ночью, — говорится далее в донесении, — противнику удалось высадиться в нескольких местах обширной гавани. Один взвод местной охраны (сражавшийся на немецкой стороне) понес потери и превосходящими силами противника был отброшен в город. С целью создания заградительного огня было выпущено четыреста снарядов.

В результате два больших советских транспорта, как показывали потом пленные, вынуждены были уйти.

Одновременно с высадкой десанта с моря партизаны при поддержке парашютистов предприняли атаку из [64] города и смяли полицейскую охрану у моста... Два немецких орудия успешно вели огонь по этой цели, пока им не пришлось сменить позицию вследствие тяжелых потерь, понесенных в бою, в котором они проявили большое мужество».

Действия партизан в этой операции более подробно описаны немецким офицером-связистом, начальником местного телефонного узла. В его донесении говорится:

«Сегодня, приблизительно в 2 часа ночи, были обнаружены вражеские сторожевые корабли. Береговая артиллерия тотчас же открыла заградительный огонь. Под прикрытием пулеметного огня противник предпринял попытку высадить десант, пустив при этом в ход ручные гранаты. Примерно к 2 час. 30 мин. ночи город был полон партизан.

Партизаны со всех сторон атаковали мой телефонный узел. Они были вооружены пулеметами и ручными гранатами. Вскоре оба моих пулемета были выведены из строя. Телефонный узел был разрушен ручными гранатами, которыми его забросали партизаны.

После того как телефонный узел, который мы защищали до последнего выстрела, был разрушен, я прорвался из города на север и, обогнув большое озеро, достиг города Саки. Думаю, что весь личный состав телефонного узла погиб при его обороне».

Согласно первому донесению, в гавани высадилось 650-700 солдат Красной Армии. Число партизан и парашютистов, участвовавших в операции, достигало 1000. Через восемь дней немецкие войска взяли город обратно, но больше они уже не игнорировали угрозы со стороны партизан.

Здесь следует сделать два замечания. Первое состоит в том, что приведенное выше число партизан, участвовавших в этой операции, кажется нам сомнительным. По данным немецких властей, десантные части Красной Армии потеряли более 800 человек убитыми и ранеными. Поскольку общее количество участвовавших в операции солдат Красной Армии, партизан и парашютистов, равнялось 1700 человек, партизан могло быть не более 900 человек. Однако в донесении под рубрикой «потери противника» было указано: «1308 граждан (партизан) [65] расстреляно». В донесении же армейских начальников указывалось, что партизан в бою было убито 1200 человек. Как впоследствии выяснилось из доклада штаба 11-й армии, эти 1200 партизан были «...мирными жителями, враждебно настроенными по отношению к немцам. Они были расстреляны впоследствии. Однако среди них имелись и доброжелательные элементы».

Таким образом, оказывается, что значительное число ни в чем не повинных граждан, не принимавших участия в описанных боевых действиях, было позже расстреляно, и немцы пытались скрыть этот факт, преувеличив число партизан, фактически участвовавших в этой операции. Ясно одно: силы партизан были значительными и, возможно, достигали половины численности всех сил противника на берегу.

Мы подходим здесь ко второму важному моменту. В этой операции партизаны должны были навязать немцам бой, то есть они выполняли в данном случае задачу регулярных войск. Немцы потеряли всего 75 человек убитыми и 120 ранеными и пропавшими без вести; это значительно меньше, чем потеряли партизаны. Однако в партизанской войне должно быть обратное соотношение потерь. Красные партизаны извлекли из этого урок и в будущем свои усилия сосредоточивали против объектов, захват или уничтожение которых более всего отвечало требованиям их мрачной профессии.

В течение некоторого времени партизаны действовали очень осторожно по вполне понятным причинам. «Сокращение числа нападений партизан, — говорилось в донесении штаба 11-й армии от 15 декабря 1941 года, — объясняется погодой (партизаны не хотят выдавать себя следами на снегу)». Но через месяц положение резко изменилось. «Предположение, что активность партизан не уменьшится с наступлением холодов, подтвердилось полностью; более того, следует отметить, что положение в этом отношении значительно ухудшилось», — говорится в одном из последующих донесений СД. В своих действиях партизаны преследовали две цели, поясняет дальше донесение, — они стремились обеспечить себя продовольствием и зимней одеждой и выполнить те задачи, которые, [66] по мнению составителей этого донесения, являются «их настоящими задачами».

Положение значительно осложнялось по ряду причин. В начале декабря 1941 года немецкое наступление в России окончилось, и 7 декабря германский генеральный штаб объявил о прекращении на зимний период наступательных действий. Но Советы, начав на севере, немедленно перешли в контрнаступление фактически по всему фронту. Таким образом, движение партизан получило новый стимул и поддержку. Но еще более решающее влияние на расширение масштабов партизанской войны оказывала жестокость, проявляемая немцами по отношению к русскому населению. Кровавые злодеяния, совершавшиеся СД; массовые убийства, производившиеся военно-полевой полицией; политика безжалостного уничтожения ни в чем не повинных заложников, проводившаяся немецкой армией; оттяжка решения об уничтожении колхозной системы; реквизиция лошадей, повозок, продовольствия и фуража и даже последней коровы; голод, на который обрекалось население, принудительные мобилизации местного населения на вспомогательные работы для немецкой армии и, наконец — последнее по счету, но не по важности, — отправка населения на работы в Германию — все это побуждало крестьян и рабочих, в особенности молодых, вступать в ряды партизан. Искусно оценив обстановку, партизаны начали проводить среди недовольного населения усиленную пропаганду, распространяя листовки и непосредственно выступая перед людьми. «Вспомните, — говорили они, — как в 1812 году партизаны и все население в районе Смоленска воевало с наполеоновскими войсками, пуская в ход колья, вилы и топоры. Вспомните образ славной национальной героини первой Отечественной войны, образ Василисы Кожиной, крестьянки из деревни Сычевки. Делайте на благо своей родины то, что делала она!» Многочисленные добровольцы заполнили ряды партизан, состоявшие раньше отчасти из людей, посланных в партизанские отряды против их воли и иногда старавшихся при первой возможности дезертировать.

Советы быстро воспользовались благоприятной обстановкой. Теперь им нужно было только энергичное [67] руководство. «С этой целью, — говорится в одном из докладов главного командования немецкой армии, — в течение зимы 1941/42 года через линию фронта были переправлены или сброшены с парашютами в немецкий тыл фанатично настроенные и надежные члены партии, прошедшие военную подготовку, или кадровые офицеры. Они должны были... сплотить (партизан) и превратить их в надежное орудие в руках русского партизанского командования. Нельзя отрицать, что теперь эта цель достигнута».

С тех пор отовсюду стали поступать донесения немцев о действиях партизан. «Партизанский отряд численностью в 24 человека занял Димитровку, находящуюся в четырех километрах от Саки, и, таким образом, блокировал дорогу на Симферополь». «Сообщают из Гомеля. Дороге между Гомелем и Черниговом по ночам все еще угрожают партизаны». «В окрестностях Брянска партизаны взорвали мост и убили несколько бургомистров, назначенных оккупационными властями». «Деятельность партизан в Крыму достигла огромных масштабов. Есть основания предполагать, что высадка советских войск явилась результатом разведывательных действий отдельных партизан». «Военнопленные, находившиеся в военном госпитале в Минске, подготовляли бунт. 4 января 1942 года вооруженные мятежи должны были произойти одновременно в военном госпитале № 1, во втором и третьем госпиталях для военнопленных, в лагере для военнопленных, а также в лагере для военнопленных на фабрике им. Ворошилова. Военнопленные, выполнявшие при (немецких) офицерах обязанности денщиков, должны были во время уборки комнат захватить оружие офицеров... Вечером того же дня был назначен сбор партизан около Минска».

«Район Кикинеиза в последние ночи систематически подвергался налетам партизан. Партизаны захватили продовольствие и людей (вероятно, как заложников)». «В восьми километрах от Алушты (на Ялтинском шоссе) десять партизан напали на военный автобус и румынский грузовик». «В восточном секторе, в частности в районе Карасубазара, на немецкие грузовики было совершено четыре внезапных нападения. В одном из этих нападений участвовало двести партизан, одетых в белые маскировочные [68] халаты». «Засады и нападения на шоссейных дорогах Западного Крыма...» «Диверсия на железнодорожной линии Джанкой — Армянск...» «На 8-9 февраля 1942 года было запланировано нападение на деревню Чо-рак с целью освобождения сорока военнопленных...»

Необходимо отметить, что все эти донесения выбраны наугад. Они касаются только одного или двух участков огромного фронта и относятся лишь к первым неделям 1942 года. Партизаны активно действовали на юге, и особенно в Крыму. «Исключительно много вреда партизаны причиняли на Центральном фронте, а также в некоторых районах Северного фронта, где огромные пространства покрыты лесами и болотами. Здесь они превратились в настоящее бедствие»{45}.

Все газеты в Германии стали помещать подробные сообщения о боях с партизанами. «В глубоком тылу бои против партизан и групп, которые прорвались к нам в тыл, стали обычным явлением»{46}. «Поддержка, оказываемая противнику гражданским населением, часто в форме партизанских действий, которые особенно культивируют большевики, делает борьбу немецких солдат крайне утомительной. Бои на фронте и в нашем тылу носят чрезвычайно ожесточенный характер и связаны со всякого рода трудностями и лишениями»{47}. «В течение всей зимы 1941/42 года партизаны действовали непрерывно. В настоящее время партизанская война представляет реальную опасность; партизаны не только дезорганизуют движение на наших тыловых коммуникациях, но наносят также удары по тылам и флангам наших войск»{48}.

И все же в то время деятельность партизан далеко еще не достигла кульминационного пункта. Большинство своих налетов партизаны проводили ради захвата продовольствия. Полиция безопасности и СД в своем докладе от 8 апреля 1942 года, в котором рассматривается данный [69] период, отмечают, что «партизаны, деятельность которых по-прежнему остается активной, стали отказываться от нападения на отдельных немецких солдат или одиночные машины и переходить в основном к массированным налетам на деревни и к другим действиям с целью захвата продовольствия». Это совпадает с данными других немецких источников. «В ночь с 7 на 8 февраля на Кош было совершено нападение 300 партизан». «9 февраля 150 партизан... ворвались в село Шлия и полностью его разграбили». Несколькими днями раньше партизанами было занято село Казанлы. Через некоторое время 500 партизан атаковали Баксан и 200 партизан совершили налет на деревню Бешуй.

К этому времени характер действий партизан стал совершенно ясен. Налеты с целью захвата продовольствия носили случайный характер. В настоящие задачи партизан входило блокирование дорог, закладывание мин, нападение на вражеские машины, подрыв мостов, разрушение средств связи и транспорта, уничтожение отдельных руководителей и солдат противника, налеты на тыловые службы, освобождение из плена, разведка во вражеском тылу. Во всем этом партизаны вскоре достигли блестящих успехов{49}.

Но перечень их успехов был значительно увеличен. Партизаны совершали налеты на огневые позиции немецкой артиллерии, на казармы татар, топили канонерки, уничтожали нефтеперегонные заводы, пускали под откос воинские эшелоны, громили предприятия пищевой промышленности. Все это совершалось в таких масштабах, что народный комиссар обороны Сталин мог указать в [70] своем приказе от 1 мая 1942 года, что во всех оккупированных странах «обычным явлением стали саботаж на военных заводах, взрывы немецких складов, крушения немецких воинских эшелонов, убийства немецких солдат и офицеров. Вся Югославия и занятые немцами советские районы охвачены пожаром партизанской войны»{50}.

И затем Сталин приказал: «под непобедимым знаменем великого Ленина» «Партизанам и партизанкам — усилить партизанскую войну в тылу немецких захватчиков, разрушать средства связи и транспорта врага, уничтожать штабы и технику врага...»{51}

Чтобы выполнить эти задачи, красные партизаны начали между собой нечто вроде соревнования. Согласно донесению штаба 11-й немецкой армии от 2 мая 1942 года, в руки немцев попал текст социалистических обязательств партизан:

«Мы, партизаны и партизанки, входящие в состав Ялтинского партизанского отряда, полны энтузиазма в связи с обращением Государственного Комитета Обороны к населению временно оккупированных районов страны по случаю 24-й годовщины Красной Армии (23 февраля 1942 года). Мы единодушно решили принять участие в социалистическом соревновании. Мы ставим себе целью наилучшим образом выполнять все приказы, добиваться успешного завершения всех операций против врага и истреблять как можно больше захватчиков.

Поэтому Ялтинский отряд призывает всех партизан принять участие в соревновании по следующим пунктам:

1. Каждый партизан должен уничтожить не менее пяти (5) фашистов или предателей.

2. Он должен принимать участие не менее чем в трех (3) боях в месяц.

3. Если во время боя будет убит или ранен боевой товарищ или коммунист, он должен быть вынесен с поля боя».

Еще до того как Сталин призвал усилить партизанскую войну, СД в своем донесении № 11 отметило: [71] «Партизанское движение неуклонно растет{52} на всех участках фронта, активность партизан усиливается с наступлением теплых дней. Если до последнего времени партизаны вынуждены были постоянно заботиться о сооружении прочных и защищенных зимних квартир, а также об обеспечении себя достаточными запасами продовольствия, то теперь нужда в этом стала менее настоятельной, так что партизаны могут снова отдаться своему настоящему делу — террору и диверсиям».

С этих пор действия партизан стали не только более интенсивными, но они приняли и более сложные формы. С наступлением весны и особенно лета партизаны больше не были привязаны к своим базам в болотах и лесах, шахтах и горах. Они могли теперь в любом месте выбрасываться с парашютами и жить тем, что дает земля. Так они и поступали. «На северном участке Восточного фронта, — говорилось дальше в донесении СД, — за последнее время все шире начинают использовать партизан-парашютистов. Партизан сбрасывают с самолетов небольшими группами в немецком тылу...» По другим немецким источникам, в одном месте было сброшено 450 парашютистов. В полосе группы армий «Центр» парашютисты выбрасывались на центральном и южном участках. Положение на юге было такое же. В донесении немецкой полевой полиции за март 1942 года говорилось, что «в отчетном месяце главная задача группы состояла прежде всего в борьбе со шпионажем, со сброшенными с самолетов парашютистами и с партизанами, поскольку в этих областях противник был особенно активен». К этому времени все большее и большее число донесений указывало на случаи шпионажа со стороны партизан. Они настолько наспециализировались в перехвате телефонных разговоров немцев, что в немецкой армии стали ограничивать пользование телефоном и ввели особые меры предосторожности при разговорах по телефону. Кроме того, у партизан было много разведчиков, работавших в их пользу. Вот некоторые донесения немцев по этому поводу:

«Арестован двадцатитрехлетний русский, по профессии сапожник, прошедший восьмидневное обучение в [72] разведшколе. В районе Емельяновка — хутор Коляй он должен был собрать сведения по следующим вопросам:

а) национальная принадлежность расположенных там частей;

б) их численность;

в) их укрепления;

г) настроение населения.

Он был захвачен при попытке переправиться через Сиваш в рыбачьей лодке, чтобы перейти через линию фронта...»

«Трое красных — шестидесятилетний инженер, бывший красноармеец и татарин — были засланы на Кавказ после того, как красные отошли от Феодосии, а затем покинули и Керченский полуостров. Эти люди должны были находиться в полной готовности в определенных пунктах побережья в немецком тылу и при помощи световых сигналов показывать русским лодкам, где удобнее пристать к берегу. Затем им надлежало разойтись по домам в (оккупированном немцами) Крыму и быть готовыми к выполнению дальнейших заданий».

«После стычки с партизанами в лесу было найдено письменное обязательство завербованного. В нем русский, сорока лет... брал на себя обязательство бороться с немцами после ухода красных... Лицо, давшее это обязательство, должно было собирать сведения о численности, вооружении, фортификационных укреплениях, количестве боеприпасов и горючего, о моральном состоянии войск противника и т. п. Сведения должны были передаваться НКВД, Красной Армии или партизанам».

«Владимир Морозов, по национальности русский, тридцати четырех лет, обучался в Краснодаре (Кавказ) на двадцатидневных курсах, организованных русской разведкой. С ним вместе обучались еще 28 человек. 18 февраля 1942 года Морозов вместе с тремя другими курсантами был направлен в Керчь, а оттуда через Сиваш за линию немецкого фронта. В их задачу входило получение сведений относительно:

а) численности войск в районах Ислам — Терека, Ички и Джанкоя;

б) направления передвижения войск; [73]

в) места нахождения складов боеприпасов и горючего;

г) расположения аэродромов и количества базирующихся на них самолетов».

Другим поручалось выяснить фамилии лиц, являвшихся осведомителями немецких оккупационных властей, или, например, фамилию какого-нибудь бургомистра, которым были особенно довольны немцы, а также фамилии всех других пособников, чтобы в будущем партизаны знали, кого они должны захватить.

Из многих донесений явствует, что в разведывательной работе активно участвовали советские женщины.

«Была арестована двадцатидвухлетняя русская женщина, работавшая медицинской сестрой в партизанском отряде. Она показала, что командир отряда приказал ей выяснить, сколько в селе М. немецких солдат и служащих вспомогательной полиции»{53}.

«Были арестованы три русские женщины, в том числе мать с дочерью, — бойцы партизанского отряда. Их задание состояло в том, чтобы поддерживать контакт с группой связи партизанского отряда, находившейся в Симферополе, доставлять в отряд сведения, собранные агентами, выплачивать им вознаграждения и провожать отдельных партизан в леса. При обыске у них были обнаружены 4377 рублей и списки агентов связи».

Две русские девушки в возрасте восемнадцати и девятнадцати лет «признались, что они были переброшены на самолете в Крым на оккупированную немцами территорию по заданию русской разведки. Их снабдили радиопередатчиком, картами, немецкими деньгами (320 марок) и достаточным запасом продовольствия. Перед ними поставили задачу — установить расположение аэродромов и складов боеприпасов и продовольствия, а также определить интенсивность движения поездов и характер перевозок на линии Джанкой — Воинка...»

Шпионские задания выполняли даже дети школьного возраста. 17 февраля офицер контрразведки из штаба 11-й армии получил донесение СД, в котором говорилось, [74] что «14 февраля 1942 года после допроса была расстреляна четырнадцатилетняя девочка, передававшая сведения партизанам, действовавшим в районе Кош».

Ниже приводятся донесения 626-й группы немецкой полевой полиции, действовавшей на юге. Донесения соответственно датированы 25 сентября и 25 октября 1943 года. В первом из них говорится:

«В окрестностях Лиховки, около Днепра, был арестован двенадцатилетний школьник Дереченко. Он давал противоречивые показания и поэтому был направлен в секретариат полевой полиции 57-го танкового корпуса. На допросе выяснилось, что, несмотря на свой юный возраст, Дереченко уже дважды с успехом выступал в роли советского разведчика. Он получил задания от лейтенанта Ивана Брусенко, который жил в доме его родителей в Полтаве. Дереченко должен был вести обычную военную разведку, и в первую очередь наблюдать за движением на дорогах.

Ему настойчиво внушали не делать никаких письменных заметок, а стараться все держать в памяти. Через два-четыре дня ему следовало вернуться к месту явки на Днепре, где его должен был встретить кто-нибудь из военнослужащих Красной Армии и перевезти в лодке на другой берег. До своего ареста, происшедшего в тот момент, когда он в третий раз переходил линию фронта, Д. свободно действовал за главной линией нашей обороны. Он предпочитал подходить к немецким солдатам, выпрашивая у них хлеб, и при этом занимался шпионажем.

В награду за труды мальчик получал хлеб, папиросы и сладости. За выполнение третьего задания ему пообещали костюм. Д. был расстрелян».

Второе донесение:

«Специальные дела. Установлено, что двенадцатилетний мальчик занимался шпионажем. Он был завербован командиром кавалерийской части и проходил обучение около Белгорода вместе с тридцатью мальчиками и девочками. Вместе с десятью другими мальчиками он уже выполнил одно разведывательное задание в Харьковской области, Теперь ему и еще двум мальчикам, которых [75] он потерял по дороге, вышеупомянутым командиром Иваном Верощиком было поручено установить местонахождение аэродромов, танковых частей и систему охраны мостов на участке Полтава — Лозовая. Каждый из них имел для опознавания красную звезду. На случай ареста им приказано было сказать, что они бездомные и живут милостыней.

Четырнадцатилетний мальчик уже выполнил четыре шпионских задания. Он отступил в феврале 1943 года вместе с русскими и был обучен лейтенантом Николаем Белоусовым, которому он первое время чистил сапоги. Первые его четыре задания были связаны со сбором общих сведений военного характера в Харцисске, неподалеку от Сталино. Свое пятое задание он должен был выполнить в районе Лозовой. В районе Харцисска он был переправлен через линию фронта, а затем ехал железной дорогой, ухитряясь не натыкаться на контролеров. Его всегда посылали одного и снабжали деньгами и едой. За выполнение десяти заданий ему были обещаны орден Красной Звезды и обеспеченная жизнь. Будучи арестован, он, как обычно, стал рассказывать небылицы».

Сомневаться в истинности этих донесений у нас нет оснований. В одном официальном советском издании говорится, что в партизанском движении «женщины и дети играют важную роль либо в качестве активных бойцов и разведчиков, либо в качестве тайных помощников в деревнях»{54}.

Приведем еще одну цитату из того же русского источника.

«Что касается детей, то даже самые суровые критики советского строя всегда вынуждены были признавать, что в отношении участия в войне детей СССР является самой передовой страной в мире. И в том, что советские дети с энтузиазмом присоединяются к борьбе за сохранение существующего строя, который дал им так много, нет ничего удивительного». [76]

«Недавно группа ребят во главе с двумя двенадцатилетними мальчиками заложила на мосту заряд динамита, воспользовавшись темнотой ночи и тем, что часовой дремал. Затем дети зажгли шнур и убежали в лес. Мост разнесло в щепы»{55}.

Партизанские действия характеризовала необузданная жестокость. Партизаны не могут быть снисходительны к противнику — они убивают раненых и пленных, ибо не могут брать их с собой. Партизаны не рассчитывают также и на милосердие врага по отношению к себе. В партизанской войне всегда будут страдать ни в чем не повинные люди: противник, который не в состоянии устранить угрозу нападения партизан, берет заложников и расстреливает их вместо партизан. Когда советские партизаны могли нанести немцам ущерб, они не считались с тем, в какой степени это могло отразиться на их соотечественниках. Выше уже упоминалось о том, как в Минске партизаны хотели убрать немецкого генерал-губернатора. Согласно тому же донесению, некоторые из них имели при себе культуры бактерий, которыми они хотели заразить колодцы и водопровод в Минске, стремясь уничтожить немецких оккупантов, а заодно и своих соотечественников. Они без колебания приносили в жертву даже своих детей.

Но все же это была лишь незначительная часть той цены, которую советский народ заплатил за победы своих партизан. Многие тысячи партизан были убиты в бою или расстреляны немцами, тысячи людей были расстреляны «по подозрению в связи с партизанами», тысячи людей погибли в качестве заложников. Однако успехи партизан были огромны. К середине 1942 года они контролировали в немецком тылу обширные районы. Начальник управления полевой полиции при главном командовании сухопутных войск в своем докладе от 31 июля 1942 года считал, что «на конец июня 1942 года партизаны особенно угрожают следующим районам{56}: [77]

На севере. Район болот к юго-востоку от ст. Дно.

Восточная часть Кудовского района.

Район южнее ст. Опочка.

Районы, прилегающие к дороге Красногородское — Себеж и к дороге Опочка — Новоржев.

Районы к югу и к западу от Пушкинских Гор.

Лесной район к востоку от Гдова, особенно к востоку от реки Плюсса.

Лесной район к востоку от Пскова.

Лесной район к югу от лесной дороги между Мараморка и Окунево.

В центре. Район к западу от Вязьмы.

Район к северу от Глуша и особенно к югу от Новых Тарасовичей.

Район к северо-западу от Старых Дорог.

Район южнее Глусска.

Район к востоку от Почепа.

Район севернее Бобруйска.

Район к северу от железной дороги Клинцы — Унеча.

Сектор Клинцы.

Район к северу и юго-западу от Смоленска.

Район вокруг населенных пунктов Червень и Березино.

Район к северо-востоку от Полоцка, включая железную дорогу Полоцк — Невель, и районы к северо-западу и юго-востоку от Полоцка.

Район вокруг Логи к северо-западу от Орши. Они доминируют над всем районом между шоссе Москва — Минск и дорогой Орша — Витебск до Сенно.

Район к востоку от Витебска.

Все дороги в районе Горки — Дрибин.

Район вокруг Журавичи к югу от Могилева.

Район вокруг Лепеля.

Район к юго-востоку от Любани.

На юге. Здесь опасность не так велика, как на севере и в центре, но партизанские отряды обнаружены в следующих районах:

Район к югу от Харькова.

Район близ Полтавы. [79]

Район вокруг Новгорода-Северского полностью находится под господством партизан.

Южная часть Крыма».

Пономаренко говорит: «Такие операции, как операция украинских партизан, разгромивших Сарнский железнодорожный узел, как славные дела белорусских партизан: взрыв крупных мостов на реках Птичь и Дрисса; разгром станции Славное; разгром гарнизона и военных объектов города Слуцка, взрывы крупных — Навлинского и Выгонического — мостов с уничтожением их гарнизонов, совершенные орловскими партизанами; разгром гарнизона и станции Пригорье и находившихся там эшелонов, совершенный смоленскими партизанами; (операции ленинградских партизан, приведшие к убийству генерала фон Виртца и его личной охраны); полный разгром четырех гарнизонов на острове Большой Кременецкий, совершенный карело-финскими партизанами; взрыв Савкинского моста и разгром Сутокского гарнизона, совершенные калининскими партизанами; разгром штаба корпуса в Угодском Заводе московскими партизанами; (операции крымских партизан у Сдатска, в результате которых было уничтожено 1200 солдат и офицеров 3-й немецкой пехотной дивизии) и многие другие операции войдут блестящими страницами в историю Отечественной войны»{57}.

Нет надобности перечислять дальше подвиги партизан. Достаточно привести слова из приказа Гитлера от 6 сентября 1942 года: «Действия партизанских отрядов на Востоке за последние несколько месяцев стали крайне опасными и ныне представляют серьезную угрозу нашим коммуникациям, идущим к фронту»{58}.

Чем более критическим становилось военное положение немцев, тем большее количество партизан вело бои у них в тылу. Как сообщалось в одном из донесений, [80] партизаны появлялись как грибы после дождя, когда немцы в ходе кампании Заукеля — генерального уполномоченного по использованию рабочей силы — тысячами угоняли на принудительные работы в Германию физически крепкое русское население.

Попробуем оценить размеры материального ущерба, нанесенного в этот период советскими партизанами немецкой армии.

Генерал-лейтенант Пономаренко приходит к выводу: «За 2 года партизанской войны в тылу немецких захватчиков по далеко не полным данным (то есть по тем сведениям, которые могли быть доставлены из тыла), советские партизаны истребили более 300 тысяч оккупантов, из них 30 генералов, 6336 офицеров и 1520 летчиков... За это же время произведено не менее 3 тысяч крушений вражеских эшелонов, уничтожено 3263 железнодорожных и шоссейных моста. Уничтожены 1191 танк и бронемашина, 476 самолетов, 378 орудий... [618 штабных автомобилей, 4027 грузовиков], 895 баз и складов с вооружением и боеприпасами»{59}.

В Ленинградской области до марта 1944 года партизаны, по их словам, «уничтожили 104242 гитлеровца, вывели из строя 1050 паровозов и 18643 железнодорожные платформы, вагона и цистерны{60}. На Украине до окончания войны партизаны якобы уничтожили 310000 немцев, вывели из строя 4060 паровозов, 39700 товарных вагонов, взорвали 810 танков и броневиков, 324 орудия и 108 самолетов»{61}.

За 26 месяцев партизанской войны в Крыму, по заявлениям партизан, ими было убито 18910 вражеских офицеров и солдат{62}. [81]

У немцев нет таких же подробных отчетов об их потерях в партизанской войне, и вышеуказанные цифры приходится принимать на веру. Однако мы все же располагаем менее точным свидетельством одного из высших немецких офицеров. Вот к каким выводам пришел фельдмаршал фон Манштейн, изучив донесения, представленные ему в то время его штабом:

«Партизаны стали реальной угрозой с того момента, когда мы захватили Крым (в октябре — ноябре 1941 года). Не может быть сомнения, что в Крыму существовала весьма разветвленная партизанская организация, которая создавалась долгое время. Тридцать истребительных батальонов... представляли собою лишь часть этой организации. Основная масса партизан находилась в горах Яйла. Там, вероятно, с самого начала было много тысяч партизан... Но партизанская организация отнюдь не была ограничена теми отрядами, которые находились в горах Яйла. Она имела крупные базы и своих помощников главным образом в городах...

Партизаны пытались контролировать наши главные коммуникации. Они нападали на мелкие подразделения или одиночные машины, и ночью одиночная машина не смела показаться на дороге. Даже днем партизаны нападали на мелкие подразделения и одиночные машины. В конце концов нам пришлось создать систему своеобразных конвоев.

Все время, что я был в Крыму (до августа 1942 года), мы не могли справиться с опасностью со стороны партизан. Когда я покинул Крым, борьба с ними еще не закончилась».

Когда фельдмаршалу был задан вопрос, сколько нападений партизан отмечалось ежедневно, он ответил:

«Относительно Крыма я не могу указать точной цифры, но могу привести такой пример: я помню, что в 1944 году в полосе группы армий «Центр» в течение семи часов партизаны совершили около тысячи налетов на шоссейные и железные дороги в нашем тылу, а в Крыму такие налеты совершались каждый день»{63}. [82]

Около тысячи налетов за семь часов! Цифры генерал-лейтенанта Пономаренко, по-видимому, недалеки от истины.

Однако ущерб, нанесенный немецкой армии партизанской войной, нельзя определять только числом убитых и раненых и количеством уничтоженных орудий и складов. К этому еще следует прибавить потерю немецкой армией боеспособности и ударной мощи, значение которых трудно оценить в цифрах. Главное состоит в том, что ухудшилось моральное состояние солдат, которые воевали в стране, где каждый гражданин мог оказаться партизаном, а каждый необычный шум — сигналом начала партизанской атаки. Для армии, воюющей на большом удалении от своих баз, находящихся на родине, потеря транспорта и снаряжения может вызвать необходимость отложить предусмотренное по плану наступление; она может также лишить войска возможности удержаться на оборонительных позициях или же своевременно отойти; в результате же, если войска лишены возможности передвигаться, а резервы не в состоянии прибыть своевременно, могут произойти любые неожиданности. «За каких-нибудь восемь дней, — говорит Грищук в сборнике, изданном под редакцией Пономаренко, — несколько групп украинских партизан минировали и взорвали восемнадцать неприятельских поездов, шедших на фронт с боеприпасами, оружием и людьми... Ни один из них не достиг линии фронта». Потеря армией продовольственных запасов может сократить военный паек до голодного минимума. И последнее, но важное обстоятельство: численность боевых соединений немецкой армии на фронте сократилась вследствие того, что приходилось выделять войска для борьбы против партизан. (Ниже будут приведены некоторые цифры.) Если бы они этого не делали — то есть если бы немецкие армии не могли выделить войска для борьбы с партизанами, — их положение на фронте также осложнилось бы. Здесь уместно привести следующую выдержку из письменных показаний бывшего немецкого штабного офицера полковника Людендорфа:

«Партизанские части численностью 15000 человек, действовавшие в районе Ушачи, к юго-востоку от Полоцка, с зимы 1943 года до начала лета 1944 года лишили [83] (3-ю) танковую армию возможности пользоваться шоссейной дорогой Лепель — Березино — Парафянов, пересекающей железную дорогу Мслодечно — Полоцк. Это была единственная «дорога», которая вела из района дислокации армии на запад через огромные, лишенные дорог лесные и болотистые районы у прежней русско-польской границы. Она приобрела для армии жизненно важное значение, после того как противник прервал движение на единственной другой линии снабжения — железной и шоссейной дорогах Орша — Витебск. Партизаны нам угрожали практически ежедневно в течение всего периода боев зимой 1943/44 года, а также тогда, когда танковая армия была вынуждена отодвинуть свою линию фронта на несколько километров к западу и вышеуказанные шоссейную и железную дороги уже нельзя было использовать для снабжения армии. Для того же, чтобы поддерживать движение на этой жизненно важной дороге, у нас вплоть до начала лета 1944 года не было необходимых сил. Таким образом, мы не могли решить эту задачу, хотя для нас было чрезвычайно важно открыть и поддерживать движение на этой дороге».

Гитлер часто не понимал, почему его войска в России отступают, и он приказывал им «зарываться в землю». Но тогда он не мог понять значения партизанской войны в СССР. «Партизаны будут безжалостно уничтожаться», — заявил он в приказе о проведении в жизнь «плана Барбаросса». «Смерть нам не страшна», — был их знаменитый ответ. И красные партизаны доказали это на деле. [84]