Почему мы не отбрасываем своих страданий, невежества и несчастья? Как человеческим существам быть счастливыми и блаженными?

Страдание способно дать вам множество вещей, которых не может дать счастье. По сути, счастье отнимает у вас эти вещи. Счастье отнимает у вас все, что вы когда-либо имели, все, чем вы когда-либо были; счастье вас разрушает. Страдание питает ваше эго, а счастье по самой своей основе представляет собой состояние отсутствия эго. В этом проблема, сама суть проблемы. Именно поэтому люди находят очень трудным быть счастливыми. Именно поэтому миллионам людей в мире приходится жить в страдании. Оно дает вам очень, очень кристаллизованное эго. Хотя и несчастные, но вы есть. Когда вы счастливы, вас нет. Страдание вас кристаллизует; в счастье вы рассеиваетесь.

Если это понять, все будет совершенно ясно.

Страдание делает человека особенным. Счастье — вселенское явление, в нем нет ничего незаурядного. Деревья счастливы, животные счастливы, птицы счастливы. Счастливо все существование — кроме человека. Будучи несчастным, человек становится очень необычным, незаурядным.

Страдание придает вам способность привлекать к себе внимание. Каждый раз, когда вы несчастны, вам уделяют внимание, сочувствуют, вас любят. Каждый начинает о вас заботиться. Кто захочет обидеть несчастного человека? Кто станет испытывать ревность к несчастному человеку? Кто будет противоборствовать несчастному человеку? Это было бы слишком подло.

О несчастном человеке заботятся, его любят, ему уделяют внимание. Страдание содержит огромные капиталовложения. Если жена не несчастна, муж склонен просто забывать о ней. Если она несчастна, муж не может себе позволить ею пренебрегать. Если муж несчастен, вся семья, жена, дети окружают его, беспокоятся о нем; это приносит большое утешение. Человек чувствует, что не одинок, что у него есть семья, друзья.

Когда ты болен, в депрессии, в страдании, друзья приходят тебя навестить, успокоить, утешить. Когда ты счастлив, те же самые друзья начинают тебе завидовать. Если же ты по-настоящему счастлив, то найдешь, что весь мир обернулся против тебя.

Никому не нравится счастливый человек, потому что счастливый человек ранит эго окружающих. Люди начинают чувствовать: «Так вот что, ты стал счастливым, а мы все еще ползаем в потемках, страдании и аду. Как ты смеешь быть счастливым, когда мы все остаемся в таком страдании!»

Мир состоит из несчастных людей, и никто не храбр достаточно для того, чтобы позволить всему миру обратиться против себя; это слишком опасно, слишком рискованно. Лучше цепляться за страдание. Оно позволяет человеку оставаться частью толпы — индуистской, мусульманской, христианской, арабской, японской.

Счастье? Знаешь ли ты, что такое счастье? Индуистское ли оно, христианское или мусульманское? Счастье — это просто счастье. Человек переносится в другой мир. Он больше не часть мира, созданного человеческим умом, он больше не часть прошлого, уродливой истории. Он вообще больше не часть времени. Когда ты по-настоящему счастлив, блажен, время исчезает, пространство исчезает.

Альберт Эйнштейн сказал, что в прошлом ученые думали, что есть две реальности: время и пространство. Но он сказал, что эти две реальности — не две разные реальности — это два лица одной и той же. Поэтому он изобрел слово времепространство — слитно. Время — это не что иное, как четвертое измерение пространства. Эйнштейн не мистик, иначе он представил бы и третью реальность — трансцендентальное, ни время, ни пространство. Она тоже есть, и я называю ее «свидетелем». И если есть все три, вы получаете полную троицу. Вы получаете всю концепцию тримурти, трех лиц Бога. Тогда у вас есть все четыре измерения. Реальность четырехмерна: три измерения пространства, четвертое измерение — время.

Но есть и что-то еще, что нельзя назвать пятым измерением, потому что это не пятая реальность; это целое, это трансцендентальное. Когда вы блаженны, вы начинаете двигаться в трансцендентальное. Оно не социально, не традиционно; оно вообще не имеет ничего общего с человеческим умом.

Твой вопрос значителен: «Что есть эта привязанность к страданию?»

Есть причины. Просто загляни в собственное страдание, и ты сможешь установить, какие это причины И затем загляни в те моменты, когда — изредка — ты позволяешь себе радость быть в радости, и отметь, каковы различия.

Ты увидишь несколько вещей: будучи несчастливым, ты остаешься конформистом. Общество это любит, люди тебя уважают, ты очень респектабелен. Ты можешь даже сделаться святым; вследствие этого все ваши святые так несчастны. Страдание написано огромными буквами у них на лицах, у них в глазах. Поскольку они несчастны сами, они против всякой радости. Они осуждают радость как гедонизм; они осуждают всякую возможность радости как грех. Они несчастны, и им хочется видеть несчастным весь мир. Фактически только в несчастном мире они могут считаться святыми! В счастливом мире их бы госпитализировали и оказали бы им психиатрическую помощь. Они патологичны.

Я видел многих святых, я рассматривал жизни ваших святых прошлого. Девяносто девять процентов из них просто ненормальные — невроз или даже психоз. Но они были почитаемы — и почитаемы за свое страдание, помните. Чем больше страдания они пережили, тем более были почитаемы. Были святые, которые каждый день стегали свое тело хлыстом, и люди собирались, чтобы увидеть эту аскетическую практику, подвижничество, эпитимью. Самым святым был тот, кто покрывал ранами все свое тело, — и эти люди считаются святыми. Были святые, которые выкалывали себе глаза, потому что именно посредством глаз человек осознает красоту, и возникает похоть. И они были почитаемы за то, что выкололи себе глаза. Глаза были им даны, чтобы видеть красоту существования, но они решили ослепнуть. Были святые, которые отрезали себе половые органы, и они были очень почитаемы, безмерно почитаемы, по той простой причине, что поступили с собой так Разрушительно, насильственно. Эти люди были психологически больны.

Загляни в свое страдание, и ты найдешь определенные фундаментальные основы. Страдание приносит тебе Уважение. Люди становятся к тебе дружелюбнее, сочувственнее. Если ты несчастен, у тебя будет больше друзей. Это очень странный мир, в котором в самой основе что-то неправильно. Так не должно быть — больше друзей должно быть у счастливого человека. Но будь счастливым, и люди станут тебе завидовать, они перестанут быть друзьями. Они почувствуют себя обманутыми; у тебя есть что-то, недоступное для них. Почему ты счастлив? Поэтому веками мы учились тонкому механизму подавления счастья и выражения страдания. Это стало нашей второй натурой.

Ты должен отбросить весь этот механизм. Научись быть счастливым, научись почитать счастливых людей, уделяй больше внимания счастливым людям. Тем самым ты сослужишь человечеству великую службу. Не сочувствуй слишком людям, которые несчастны. Если кто-то несчастен, помоги, но не сочувствуй. Не внушай ему идею, что страдание — это что-то стоящее. Пусть он хорошо поймет, что, хотя ты ему и помогаешь: «Это не из уважения к страданию, это просто потому, что ты несчастен». И ты не делаешь ничего, кроме как стараешься вывести этого человека из состояния страдания, потому что страдание уродливо. Пусть этот человек чувствует, что страдание уродливо, что быть несчастным — не нечто добродетельное, что он не служит человечеству никакой великой службы.

Будь счастливым, почитай счастье и помогай людям понять, что счастье — это цель жизни. Каждый раз, когда ты видишь блаженного человека, почитай его, он свят. И каждый раз, когда ты сталкиваешься с собранием, в котором чувствуешь блаженство, праздник, считай это собрание священным местом.

Мы должны научиться совершенно новому языку, и только так можно что-либо изменить в этом старом, прогнившем человечестве. Мы должны научиться языку здоровья, цельности, счастья. Это трудно, потому что наши вложения в страдание так велики.

Это один из самых фундаментальных вопросов, которые только может задать человек. С другой стороны, это странно, потому что легко должно быть отбросить страдание, боль, несчастье. В этом не должно быть ничего трудного: ты не хочешь быть несчастным, и за этим не должно стоять никаких осложнений. Но дело затрудняется тем, что с самого детства тебе не позволялось быть счастливым, блаженным, радостным.

Тебя принуждали быть серьезным, а серьезность подразумевает грусть. Тебя принуждали делать вещи, которых ты никогда не хотел делать. Ты был беспомощен, слаб, зависим от окружающих; естественно, тебе приходилось делать, что тебе говорили. И ты делал это неохотно, несчастно, с глубоким сопротивлением. Вопреки самому себе тебя принуждали делать многое, и мало-помалу тебе стало ясно одно: что все, что тебе противно, правильно, а все, что тебе не противно, обязательно оказывается неправильным. И это постоянное воспитание наполнило тебя грустью, которая не естественна.

Естественно быть радостным, естественно быть здоровым. Когда ты здоров, ты не идешь к врачу и не спрашиваешь: «Почему я здоров?» Нет надобности ни в каких вопросах о здоровье. Но когда ты болен, то тут же спрашиваешь: «Почему я болен? Какова причина, чем вызвана моя болезнь?»

Совершенно правильно спрашивать, почему ты несчастен. Неправильно было бы спрашивать, почему ты блажен. Ты был воспитан в ненормальном обществе, где блаженство без причины считается безумием. Если ты просто улыбаешься без всякой причины, люди подумают, что у тебя в голове отошли какие-то контакты, почему ты улыбаешься? Почему ты выглядишь таким счастливым? И если ты скажешь: «Сам не знаю, я просто счастлив», такой ответ только усилит их убеждение, что с тобой что-то не в порядке.

Но если ты несчастен, никто тебя не спросит, почему ты несчастен. Быть несчастным естественно; несчастен каждый. В тебе нет ничего особенного. Ты не делаешь ничего уникального.

Бессознательно в тебе продолжает укореняться та идея, что несчастье естественно, а блаженство неестественно. Блаженство нуждается в доказательстве. Страдание не нуждается в доказательствах. Постепенно это просачивается в тебя все глубже — в саму твою кровь и плоть, проникает до мозга костей — хотя это, естественно, для тебя плохо. Таким образом, ты был принужден стать шизофреником; тебе было навязано что-то, идущее против твоей природы. Ты был уведен прочь от себя и вовлечен во что-то, что не есть ты сам.

Вот что создает все несчастье человечества — никто не там, где должен быть, никто не тот, кем должен быть. И поскольку никто не может быть там, где ему быть нужно — где быть он имеет прирожденное право, — каждый несчастен. И ты оставался в этом процессе отступления дальше и дальше от себя; ты забыл дорогу домой. И теперь, где бы ты ни был, ты считаешь это место своим домом — несчастье стало твоим домом, внутренняя боль стала твоей второй натурой. Несчастье оказалось принимаемым как здоровье, не болезнь.

И когда кто-то говорит: «Отбросьте эту несчастную жизнь, отбросьте это страдание, которые напрасно с собой носите!» — возникает очень значительный вопрос: «Но ведь это все, что у нас есть! Если мы его отбросим, то лишимся своей принадлежности. Теперь я хотя бы кто-то — кто-то несчастный, кто-то печальный, кто-то страдающий. Но если я отброшу все это, тогда возникнет вопрос: что меня определяет? Кто я такой? Я не знаю дороги домой, а ты отнимаешь лицемерную, ложную дорогу домой, созданную обществом».

Никто не хочет оказаться голым посреди улицы.

Лучше быть несчастным — у вас есть по крайней мере какое-то облачение; хотя это и несчастье... но ничего страшного, все остальные носят точно такую же одежду. У тех, кто может себе это позволить, несчастья дорогие. Те, кто не может себе этого позволить, несчастны вдвойне — им приходится жить в бедной разновидности несчастья, которой нельзя похвалиться.

Таким образом, есть богатые несчастные люди и бедные несчастные люди. И бедные несчастные люди изо всех сил стремятся достичь статуса богатых несчастных людей. Наличествуют лишь эти две категории.

Третья категория совершенно забыта. Третья категория — это ваша реальность, в которой никакого несчастья нет.

Ты спрашиваешь, почему человек не может отбросить несчастье, — по той простой причине, что это все, что у него есть. Ты хочешь сделать его еще беднее? Он уже беден. Есть богатые несчастные люди; у этого же человека есть лишь небольшое, крошечное несчастье. Он не может им хвастаться. А ты ему говоришь отбросить даже его. Тогда он будет ничтожеством; тогда он окажется пустым, обратится в ничто.