Исповедь

Когда беседовала с Юрием Николаевичем, речь зашла об исповеди. Он говорил, что исповедь нужна в жизни. Исповедь приносит очищение исповедующемуся. Исповедь, быть может, отягощает принимающего её. Пусть он будет выше тебя. Тогда он на самом деле снимет бремя с тебя.

Как трудно писать о том, что не совсем поняла.

И вот пришла мысль: хорошая книга, хорошее слово – это исповедь писателя. И если это исповедь, то слово творца искренне, правдиво. Читающего, слушающего оно наставляет, иногда потрясает. Ведь и о радостях – тоже исповедь! И другие виды творчества тоже исповедь: художник, музыкант, ваятель, изобретатель.

* * *

Елена Ивановна, Николай Константинович, Юрий и Святослав очень дорожили своей родословной. Бывало, Юрий говорил: «Я ещё одного нашего родственника нашёл, поедем, я тебя с ним познакомлю». В письме к нам делился: «Встретил даже Липранди, мужа тётушки Прасковьи Ивановны (урождённая Голенищева-Кутузова). Вероятно, Вы их знаете. Кажется, дочь жила у Вас в Ленинграде. Из прошлого это, кажется, всё» (26 апреля 1958 г.). Потом Юрик дважды возил меня к К.Р. Липранди, человеку старой культуры, единственному ещё оставшемуся нашему близкому родственнику в Москве, и я с ним очень подружилась. Бывая в Москве, ездила к нему, мы переписывались до 1970 года.

А дочь тёти Нюры Рита действительно с лета 1940 года жила у нас на Моисеенко. После окончания Лесотехнической академии по специальности «инженер-химик» её отправили в Ленинград, где она не имела своего угла, и тётя Нюра очень просила папу её приютить, что он и сделал.

* * *

С большими трудностями была издана «Дхаммапада» под редакцией Юрия Николаевича. Пришлось отстаивать, доказывать. Ответственность большая, и это, по-моему, отняло много сил и здоровья у Юрика. «Дхаммапада» вышла в свет в 1960 го­ду. Собственно, срок, сравнительно со сроком других выпускаемых книг, очень малый. Но так всё шло в эти три года жизни Юрия Николаевича в России.

Занятия в Институте востоковедения шли тоже очень хорошо. Правда, был ряд «анекдотов», о которых весело рассказывал Юрик. Ученики его быстро поняли, оценили и полюбили. Времени Институт отнимал очень много.

Кроме всей этой работы велась переписка с братом по поводу организации его выставки в России. Эти хлопоты тоже увенчались большим успехом.

И ещё были командировки в Монголию, которые очень радовали Юрика. Там ему подарили коня, ведь он очень любил верховую езду и вообще был знатоком лошадей. Рассказывал анекдотический случай в Лондоне, когда он чуть не выехал раньше срока на авансцену в «Князе Игоре» на коне Фёдора Шаляпина (Шаляпин сам пригласил его принять участие в спектакле). Коня из Монголии, конечно, привезти в Москву не удалось. В 1959 году для Юрия Николаевича строилась дача от Академии наук. И думали: вот, когда будет дача, тогда-то и привезут коня. Я набивалась в конюхи. Сестра – в садоводы. Для нас проектировалась комната. Обо всем этом только мечталось. Но и дача отнимала время. Юрий Николаевич, сёстры Богдановы (Людмила и Рая) и я ездили, выбирали место, даже смотрели уже выстроенные дома. Остановились на одном, но потом всё было переиграно. Ездили не один раз.

* * *

В Москве мы с Юрием Николаевичем ещё несколько раз выезжали за город на природу. В эти поездки он всегда брал Раю и Людмилу. За городом он вёл себя очень интересно. Как-то преображался.

Один раз поехали в лес. Вышли на поляну. И я говорю: «Кто первый белый гриб найдёт – тот на целый день будет Царём и все должны его слушаться». Первый белый гриб нашла я, и Юрик меня «слушался».

Тут же был такой эпизод. Едет мужичок, а его телега наполнена сеном. И вдруг эта телега начинает валиться. Прежде всего, мне было жалко лошадку, ведь она в оглоблях и тоже вроде бы начала падать. Юрий Николаевич бегом к телеге – и вместе с этим мужичком поднимает её и ставит на место. Подходит к лошади, берёт за морду и смотрит на её зубы. Говорит: «А лошадёнка-то старая, совсем беззубая».

* * *

Как-то рассказал мне Юрик о войне в Индии. Она как раз совпала с болезнью Николая Константиновича перед его уходом.

Николай Константинович лежал и спрашивал, что за стрель­ба слышится ему, что за шум. Его отвлекали и о кровавой истине не говорили.

А истина была действительно кровавой. Кто бы мог подумать, что в Индии может быть такая жестокость, когда муху убить там грехом считалось. Для меня было непостижимо. Индусы и магометане. Друг против друга. Разве не там наибольшая веротерпимость? И вот на глазах матери-магометанки зверски о камни разбили её детей. Стон необыкновенный вырвался из груди матери. Потом и её убили.

Каждую ночь слуги Рерихов дежурили с оружием в саду. Дежурил и Юрий Николаевич. Однажды в страхе прибежали к нему слуги: стонет в саду кто-то, стонет давно, голос слышимый, явственный. Пошёл проверить. Да, действительно, стонала мать-магометанка. Стонала, детей своих звала. Не мог её дух оторваться от места насилия, не находил покоя.

Помог ли ей Юрик? Не знаю. Он ничего не сказал. А я не спросила.

Разговор был, как всегда, в кабинете Юрия Николаевича. У нас в квартире беседовать почти не приходилось. Своих друзей он принимал у нас. Днём приезжал пообедать, а вечером сидел допоздна и всегда кто-либо был. Однажды сказал, что он с большим удовольствием останавливался бы у нас, но отсутствие телефона и кабинета вынуждало его устраиваться в гостинице. Так было удобнее для его организационных, деловых приездов в Ленинград.

* * *

Б.А. Смирнов-Русецкий и В.Т. Черноволенко приходили к Юрию Николаевичу на его квартиру на Ленинском проспекте в Москве. Их встречи происходили, как правило, по средам. Как-то я приехала к Юрию Николаевичу на зимние каникулы. И наступила среда. Пришли и Борис Алексеевич, и Виктор Тихонович. Юрий Николаевич сказал мне: «Пойдём, посидишь с нами». Я присутствовала на их беседах, не участвуя. Они разбирали отдельные места из Учения Живой Этики, спрашивали у Юрия Николаевича, как понимать то или иное место. Юрий Николаевич рассказывал о путешествиях, о том, что и когда пришло в работу его семьи.

* * *

Однажды Юрик рассказал, что на днях у него был Учёный совет. И что при большом количестве участников этого совета, «настоящих учёных», как он выразился, было человека два-три.

Как одно цепляется за другое. Вспоминаются некоторые анекдотические рассказы Юрия Николаевича. Очень долго он не мог привыкнуть к тому, что у нас развешивают на балконах бельё. Удивлялся, пожимал плечами. Его многое удивляло в советском воспитании, в советской отсталости. Об этом он говорил, из-за этого у него происходили смешные недоразумения с обслуживающим персоналом. Вспоминаются и мои трагикомические происшествия. Например, случай с шубой в магазине, когда Юрий Николаевич как настоящий джентльмен шёл со мной под руку и так прикрывал вдруг обнаружившуюся прореху в экспедиционной шубе Елены Ивановны, которую я носила.