XXI. Безумие Оттера

Хуанна и Оттер вернулись к своим спутникам, которые, лежа за камнями, с изумлением наблюдали за всем происходящим. С души их свалилось тяжелое бремя, когда они увидели, что целый полк рослых людей простерся ниц перед молодой девушкой и карликом.

— Что случилось? — спросил быстро Леонард, когда Хуанна вернулась к своим спутникам. — Ваш замысел, кажется, имел успех?

— Отошлите этих людей назад, и я все скажу вам! — отвечала Хуанна.

Когда Леонард исполнил это, молодая девушка разразилась истерическим смехом.

— Вы должны с большим почтением относиться к Оттеру и ко мне, — сказала она наконец, — потому что мы действительно боги, — не возмущайтесь, Франсиско; я начинаю сама верить в это. Уверяю вас, что они вполне признали нас за богов после пятиминутного разговора. Слушайте! — и она передала своим спутникам все, что произошло.

Пока она говорила, полк начал двигаться уже не четырехугольником, а по ротам. Рота за ротой проходила мимо путешественников мерным шагом. Хуанна с Оттером опять стали на камне, и воины, проходя мимо них, бросали в воздух копья с криками: «Слава Матери! Слава Змею!» и удалялись по направлению к городу. Наконец последние скрылись из глаз наших друзей.

— Прекрасно, — сказал Леонард, — чем дальше, тем лучше, Хуанна! Вы самая смелая и ловкая девушка в мире! Большинство молодых женщин на вашем месте забыли бы все и в критическую минуту упали бы в обморок!

— Я только, как попугай, повторяла то, чему меня научила Соа, — скромно отвечала Хуанна, — я знала, что при малейшей ошибке с моей стороны буду убита, а это изощряет память. Скажу также, что если тот Змей, о котором они так много говорили, хоть немного похож на изображенных на груди у жрецов, то я не имею желания ближе познакомиться с ним. Я ненавижу змей. Если кого и надо нам благодарить, так это Соа!

— Я с удовольствием сделаю это, — сердечно сказал Леонард, пришедший в самое лучшее расположение духа, — Соа, ты сказала нам правду и хорошо сделала свое дело, благодарю тебя!

— Разве ты принимал меня за лгунью? — отвечала старуха, устремив свои мрачные глаза на лицо Леонарда. — Я говорила тебе правду, Избавитель, что мой народ примет Пастушку и твою черную собаку за своих богов. Но разве я не говорила тебе также, что остальным угрожает смерть? Если не говорила, то скажу теперь. Тебя не назвали богом, Избавитель, ни этого Плешивого, — так туземцы звали Франсиско из-за его тонзуры — и твоя черная собака предаст вас своим тявканьем. Когда ты увидишь челюсти Змея, ты вспомнишь, что Соа говорила тебе правду, Избавитель. Быть может, белый человек, в его желудке ты найдешь те красные камни, которые ищешь!

— Молчать! — сказала с негодованием Хуанна, и Соа отступила назад, как побитая собака.

— Проклятая старуха! — произнес с содроганием Леонард. — Это настоящий черный Иона в юбке, но если мне суждено попасть в желудок змея, то, надеюсь, я встречу и ее там!

— Я право, не знаю, что с ней сделалось, — заметила Хуанна. — Воздух ее родины, очевидно, произвел на нее дурное действие!

— Ну, однако, все в руках судьбы, — сказал Леонард, — а пока мы должны сами принять меры к тому, чтобы исход дела был для нас благоприятен. — Оттер, слушай меня! — и Леонард дал подробные указания карлику, как себя вести в роли бога.

Затем, позвав Петра и его товарищей, он сказал им, что замысел удался, Оттер и Пастушка приняты народом тумана за богов, но для спасения всех необходимо не подавать ни малейшего повода усомниться в божественности Пастушки и Оттера.

Поселенцы быстро поняли смысл заговора и рассказ Леонарда.

Затем все направились к городу. Впереди шли двое белых мужчин, затем Хуанна с Оттером, сопровождаемые Соа, и наконец поселенцы. Через час они были на берегу реки, напротив города, к которому их подвезли на лодках. На другом берегу реки уже ждали жрецы с двумя носилками, приготовленными для Хуанны и Оттера. Тысячи жителей толпились здесь и, когда божественная чета вступила на городскую почву, все простерлись ниц с глубоким благоговением, разразившись криками приветствия.

Хуанна и Оттер не обратили на это никакого внимания. С подобающим их божественному происхождению достоинством они сели в носилки, и кортеж тронулся. Сзади шли Леонард, Франсиско и другие.

Солнце уже было на закате, но путешественники могли еще достаточно ясно разглядеть город и его население. Улицы были крайне грубо вымощены, дома стояли далеко один от другого, окруженные садами. В городе имелись винные лавочки и большая торговая площадь. Женщины были гораздо красивее мужчин, с прекрасными большими глазами и величественной походкой.

Перейдя торговую площадь, кортеж подошел к воротам нижнего из группы больших зданий, виденных нашими друзьями с равнины; у дверей здания стояли жрецы с факелами. На дворе бил фонтан, и все здание отличалось грубой роскошью отделки. Судя по трону, стоявшему во дворе под навесом и сделанному из черного дерева и слоновой кости, здесь должно было быть жилище короля, о чем путешественники и узнали впоследствии. Жрецы указали помещения для вновь прибывших: поселенцам в одном углу, Леонарду, Франсиско и Соа — в другом, а Хуанне и Оттеру две отдельных комнаты во внутренней части дворца. Такое размещение было неудобно для наших друзей в том отношении, что они были отделены друг от друга, но пришлось смириться.

После ужина Леонард, прежде чем идти спать, выглянул во двор и немного встревожился, увидев у каждой наружной двери, ведущей в помещение, занятое путешественниками, часовых; перед дверьми Хуанны и Оттера стояли жрецы с факелами в руках. Когда Леонард хотел пройти мимо них, чтобы навестить Хуанну, они молча загородили ему дорогу большими копьями, и он вынужден был оставить свою попытку.

— Зачем стоят жрецы перед дверьми Пастушки, Соа? — спросил Леонард.

— Они охраняют богов! — отвечала та. — Без воли богов никто не может войти!

— Скажи, Соа, — спросил Леонард, — ты не боишься, что тебя узнают здесь?

— Много лет прошло с тех пор, как я убежала отсюда, Избавитель, и не думаю, что буду открыта, разве только жрецы узнают мою тайну посредством волшебства!

На следующее утро Леонард поднялся на заре и в сопровождении Франсиско вышел во двор. На этот раз солдаты не пытались остановить его, но жрецы по-прежнему стояли перед, дверью Хуанны. Хуанна, услышав шум, вышла и приказала впредь беспрепятственно пропускать к ней ее спутников.

После этого путешественники вошли, и за ними закрылся занавес двери.

— Я так рада видеть вас, — сказала Хуанна. — Вы не знаете, как страшно мне было одной пробыть всю ночь в этой большой комнате. Я боюсь этих величественных жрецов, стоящих у дверей. Женщины, приносившие мне вчера пищу, все время бродили около и выли, как собаки. Это было ужасно!

— Очень жаль, что вы остались одни, — сказал Леонард. — Но вы должны попытаться устроиться иначе. Соа, по крайней мере, может спать с вами. А где Оттер? Надо навестить его! Я хочу посмотреть, как чувствует себя бог!

Хуанна подошла к двери и сказала жрецам, что она со своими слугами должна быть допущена к Змею. Они после некоторого колебания дали ей дорогу, и все четверо вошли во дворик, в котором не было видно ни одного человеческого существа. Войдя в примыкавшую к нему комнату, они увидели любопытное зрелище. В громадном кресле под балдахином сидел Оттер с самым яростным видом. Четыре жреца, распростершись ниц перед ним, лежали на полу, бормоча молитвы.

— Здравствуй, баас! — вскричал он, вскакивая со своего места при виде Леонарда. — Здравствуй, Пастушка!

— Идиот! — отвечал по-голландски Леонард самым смиренным тоном и преклоняя колени. — Если ты не вспомнишь, что ты бог, то я отплачу тебе за это, когда мы останемся одни. Вышли этих людей. Пастушка переведет им твои слова!

— Вон, собаки, — вскричал Оттер, — вон и принести мне пищи. Я хочу говорить с моим слугой, имя которому баас, и с моей матерью!

— Вот слова Змея, которые он произнес на священном языке! — сказала Хуанна, переведя слова Оттера жрецам.

Четверо дикарей встали и, низко нагнувшись, попятились задом из комнаты. Как только они ушли, Оттер оставил свой трон с возгласом бешенства, заставившим прочих разразиться смехом.

— Смейся, баас, смейся, если хочешь, — сказал карлик, — ты никогда не был богом и не знаешь, что это такое. Что ты думаешь, баас? Всю ночь я просидел на этом большом стуле, а эти проклятые собаки жгли под моим носом вонючие курения и бормотали чушь. Еще час — и я бросился бы на них и убил бы их, так как ничего не ел, и голод делает меня безумным!

— Тс… — сказал Леонард, — я слышу шаги. Живее на свой трон, Оттер! Хуанна, станьте рядом с ним, а мы опустимся на колена!

Едва они успели сделать это, как занавес был откинут и вошел жрец, неся деревянный сосуд, покрытый материей. Медленно подполз он к трону с головою, почти касавшейся его колен. Затем, внезапно выпрямившись, он протянул сосуд, провозгласив громко: — Мы принесли пищу, о Змей! Ешь и будь удовлетворен!

Оттер взял сосуд и, сняв покрывало, жадно взглянул на его содержимое, но был страшно разочарован.

— Собачий сын! — вскричал он на своем собственном языке. — Разве такую пищу надо подавать мужчине? — и, нагнув вниз сосуд, он показал его содержимое.

Там находилось немного овощей и водяных растений в сыром виде. В середине их лежал прекрасный рубин, согласно ли какой-нибудь религиозной традиции, или для украшения — неизвестно. Леонард с удовольствием посмотрел на драгоценный камень, но карлик, под влиянием эгоистических требований желудка и забыв о том, что его господин совершил далекое путешествие в поисках таких камней, пришел в страшную ярость. Схватив рубин, он швырнул его в лицо жрецу.

— Разве я угорь, — заревел он, — чтобы питаться травой и красными камнями?

Тогда жрец, устрашенный странным поведением божества, поднял рубин, присутствию которого он приписывал гнев бога, и убежал вон из комнаты.

Хуанна и Франсиско разразились неудержимым смехом, и даже Соа соизволила улыбнуться; но Леонард не смеялся.

— О, последний представитель поколения ослов, — горько сказал он, — что ты сделал? Ты швырнул жрецу в лицо драгоценный камень, и он уже никогда не будет приносить их опять!

Однако взглянув на жалкого голодного карлика, он простил его, заставив только съесть принесенную пищу.

Но едва Оттер покончил с едой, как за дверями раздались шаги и в комнату снова вошли жрецы, во главе которых на этот раз находился тот старик, с которым Хуанна говорила при первой встрече с «детьми тумана». Его звали Нам.

Случайно Леонард стоял в это время возле Соа и заметил, что она, взглянув в лицо старого жреца, с трепетом отступила назад за трон.

Нам распростерся ниц перед богами и затем стал произносить речь, содержание которой Хуанна постепенно переводила своим спутникам. Жрец изъявлял горькое сожаление о том, что Змею было нанесено оскорбление поднесением среди пищи красного камня, известного под именем крови Аки. Человек, сделавший это, должен был поплатиться своею жизнью. Он должен был понимать, что после того, как Мать и Змей примирились между собою, подносить Джалю эти камни — значит напоминать ему о совершенном некогда грехе. Такой безумный поступок мог навлечь проклятие на всю страну. Пусть Змей будет спокоен. Уже отдано приказание спрятать эти камни в самое сокровенное место, и это сделал тот самый человек, кто совершил преступление. Если он вернется живым оттуда, то его убьют, но он не вернется из того места, куда его послали, и в стране нельзя будет найти ни одного камня, который бы напоминал Матери о прошедшем.

— О, Оттер, мой друг, — произнес про себя Леонард, — если я не отплачу тебе за это, то имя мое не Утрам!

— Но довольно говорить о камнях, — продолжал Нам, — я пришел сказать о более важной вещи. Этой ночью в храме будет собрание всего племени, за час до восхода луны, чтобы Мать и Змей могли принять бразды правления над страною в присутствии всего народа. В надлежащее время жрецы проводят в храм богов и их слуг!

Хуанна наклонила голову в знак согласия, и жрец повернулся, чтобы уйти, но прежде чем сделать это, он спросил снова, все ли идет так, как боги желают.

Хуанна велела ему выдавать всем ее слугам пищу и, кроме того, приказала принести рубины, так как Змей прощает нанесенное ему оскорбление, а она хочет «посмотреть на свою кровь, пролитую ею много лет тому назад».

— Увы! Это невозможно, Матушка! — отвечал с сожалением жрец. — Все камни, красные и голубые, сложенные в кожаных мешках, скрыты вместе с оскорбителем в таком месте, откуда их невозможно достать. Других же в это время года нельзя добыть, так как они лежат глубоко в земле, покрытой теперь снегом. Летом, когда солнце растопит снега, их можно найти, если только ваши глаза желают видеть их блеск!

Хуанна не ответила ничего, и жрец вышел. Леонард громко выругался, да и все были в унынии. Что касается Оттера, то, узнав о том, что он наделал, он заплакал от горя.

— Кто же мог знать это, баас?! — простонал он. — Вид зеленой пищи привел меня в бешенство! Теперь все погибло, и я должен еще несколько месяцев быть богом, если только они не откроют, кто я на самом деле!

— Ничего, Оттер, — сказал наконец Леонард, почувствовав сострадание к карлику при виде его искреннего горя. — Ты потерял эти камни, ты и найдешь их потом как-нибудь. Кстати, Соа, отчего ты спряталась, когда вошел старый жрец?

— Потому что это мой отец, Избавитель! — отвечала она.

Леонард свистнул: возникло новое осложнение. Что, если Нам узнает ее?