K Задания для самостоятельной работы 7 страница

Эрих Фромм – немецко-американский психолог и социолог, представитель неофрейдизма, соединившего идеи психоанализа с социологическими теориями. «Человеческая натура, – пишет Фромм в работе «Бегство от свободы» (1941), – это не сумма врожденных, биологически закрепленных побуждений, но и не безжизненный слепок с матрицы социальных условий; это продукт исторической эволюции в синтезе с определенными врожденными механизмами и законами». Фромм вводит, в отличие от классического психоанализа, понятие «социальное бессознательное». Социальное бессознательное – это вытесненный психический материал, общий для большинства членов данного общества; социальный по своей природе и представляющий собой социальный характер. Характер определяется Фроммом как «относительно стабильная система всех неинстинктивных стремлений, через которые человек соотносится с природным и человеческим миром». Развивая идею социального характера, Фромм опирается на такие понятия, как «обладание» и «бытие», трактуя их как «два основных способа существования, два разных вида самоориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной из которых определяет все, что человек думает, чувствует и делает».

Если человек живет по принципу обладания, его отношение к миру выражается в стремлении овладеть этим миром, превратить все и всех в свою собственность. Альтернативой обладания является бытие. В понимании Фромма, бытие – это истинная природа личности, которая ориентирована на независимость, свободу, критический разум. Внутренняя активность – вот основная характеристика бытия личности. «Быть активным, – пишет Фромм в работе «Иметь или быть?» (1976), – значит дать проявиться своим способностям, таланту, всему богатству человеческих дарований, которыми – хотя и в разной степени – наделен каждый человек». Быть – значит также «общаться с другими людьми, вырваться из тьмы своего одиночества и эгоизма». Ориентация на бытие включает такие качества личности как потребность отдавать, делиться с другими, стремиться к единению, что характерно для действительно демократического, гуманного общества.

Герменевтика. Интерпретация, понимание, герменевтический круг. Герменé втика (от греч. hermē neutikó s – разъясняющий, истолковывающий) – это искусство и теория истолкования текста. Одним из первых произведений герменевтического характера принято считать сочинение Аристотеля «Об истолковании». Когда возникло христианство, то искусство и теорию истолкования текста, в то время называвшихся экзегé тикой (от греч. exē gē tikó s – разъясняющий), стали применять как инструмент правильного понимания Библии. При этом было обращено внимание на то, что текст может иметь несколько смысловых уровней.

В начале XIX века немецкий протестантский теолог и философ Фридрих Шлейермахер, рассматривая возможность применения герменевтики к любым текстам, а не только к священному писанию, понял, что герменевтика может служить особым (в отличие от других методов работы с текстом, например, грамматики) способом понимания внутреннего мира автора текста.

Немецкий философ Вильгельм Дильтей уже связывает с герменевтикой «науки о духе», изучающие общество и человека, историю и культуру. Ведь «науки о духе» так или иначе сталкиваются с задачей постижения внутреннего мира автора текста, поскольку данные науки реконструируют картину изучаемых событий посредством обращения к письменным источникам, т. е. к текстам. Дильтей считал, что ученый не в состоянии адекватно воспроизвести, правильно интерпретировать прошлые факты без учета психологии, мотивации, менталитета создателя документа как письменного свидетельства. Нужно, как полагал Дильтей, «вжиться», «вчувствоваться» в образ жизни и образ мыслей автора.

В XX веке герменевтика поднимается до уровня философской дисциплины и рассматривается как важнейший исследовательский метод всего комплекса социально-гуманитарных дисциплин. Научная работа с текстом становится существом гуманитарного познания: постигнуть духовную жизнь человека соответствующей эпохи можно только через раскрытие многозначности текста. При этом необходимо учесть, что познающий субъект сам становится, «вживаясь» в содержание текста, в духовный мир, выражаемый автором текста, частью познаваемой духовной реальности. Получается, что постижение смысла текстов постоянно движется по пути их интерпретации и понимания через эту интерпретацию духовного мира автора и эпохи, выраженного в тексте, к новым текстам и к новым, более глубинным, смысловым уровням.

Понимание и интерпретация становятся важнейшими понятиями философской герменевтики. При этом сама герменевтика превращается из учения о методе познания в учение о бытии. Человек, в герменевтике, есть существо, бытие которого заключается в понимании. Понимание становится не только способом познания, но и способом существования человека. Крупнейшими представителями философской герменевтики считаются французский философ Поль Рикёр, уже известный нам Мартин Хайдеггер, его ученик Ханс-Георг Гадамер, автор программного труда «Истина и метод. Очерки философской герменевтики» (1960) и др.

Что же такое интерпретация? «Интерпретировать, – считает Рикёр, – значит идти от явного смысла к скрытому». Интерпретация подчинена главной герменевтической задаче – пониманию. Цель понимания заключается в том, чтобы перенести смысловую связь и структуру от другого жизненного (исторического и личностного) мира в свой собственный. То, «что является жизненным, – пишет в «Истине и методе» Гадамер, – …в действительности никогда по-настоящему не познается предметным сознанием, напряжением разума, который стремится проникнуть в закон явлений. Жизненное – не такого свойства, чтобы можно было извне достичь постижения жизненности. Напротив, единственный способ постичь жизненное – это постичь его изнутри». При этом необходимо внимательно относиться к внутреннему миру другого человека, к духу иной культуры, чтобы присущие им смыслы были восприняты нами, как они воспринимались в свое время самими носителями этих смыслов. «Понимать, – пишет Рикёр, – означает переноситься в другую жизнь». При этом возникает проблема так называемого герменевтического круга.

У Шлейермахера герменевтический круг – это принцип понимания текста, основанный на взаимосвязи части и целого: понимание целого складывается из понимания отдельных частей, а для понимания отдельных частей необходимо понимание целого. Получается круг, но только герменевтический. Герменевтический круг усложняется тем, что и анализируемый текст (как целое) является частью по отношению ко всему творчеству автора, а творчество автора, в свою очередь, часть соответствующего жанра, а жанр включается в литературу. Но и это еще не все! Текст ведь является еще и частью душевной жизни автора. Поэтому у Дильтея в качестве элементов герменевтического круга, в соотношении части и целого, выступают текст и биография его автора.

Идея герменевтического круга усложняется еще и тем, что взявшись за решение задачи понимания какого-либо текста, субъект исследования так или иначе уже имеет некоторое представление о том, что предстоит понять (беспредпосылочного понимания не суще­ствует!).

Исследователь уже настроен на определенную «волну», невольно ожидает от воспринимаемого текста того, что соответствует его представлениям о смысле текста. Получается, что без предпони­мания (первичного понимания), предшествующего дальнейшему углублению в смысл текста, не обойтись. Поэтому разработка предварительного наброска смысла текста и его последовательный пересмотр становятся процессом понимания смысла текста, способом «переноса» в другую жизнь. Тем самым философская герменевтика поднимается через механизм понимания до рассмотрения всего объема человеческих взаимоотношений и форм общения, наполняется вы­соким моральным пафосом озабоченности за опасные последствия разобщенности людей, трудности установления взаимопонимания. И в этом высокий гуманитарный потенциал герменевтики.

Структурализм: Ж. Деррида, М. Фуко, Р. Барт. Во второй половине XX века в Западной Европе возникает новое направление, обозначаемое в целом как «постструктуралистско-деконструктивистско-постмодернистский комплекс». Каковы общие черты данного комплекса и кто его наиболее видные представители?

Во-первых, в данном философском направлении реализуется так называемый интердисциплинарный подход, отходящий от узкопрофессиональной трактовки содержания философского знания (онтология, гносеология, аксиология и т.д.). Здесь объектом философского исследования рассматривается все, что может быть проинтерпретировано с целью поиска новых смыслов. Текст же в этом случае понимается как любая система знаков, несущая некую информацию и содержащая в себе любые скрытые смыслы. Поэтому, в отличие от традиционных способов и приемов философского исследования, здесь отдается предпочтение самым разным гуманитарным методикам: философским, филологическим, историческим, политологическим и др.

Во-вторых, основой методологии исследования любого текста является принцип деконструкции (лат. de… – отмена, устранение чего-либо). Смысл деконструкции «как специфической методологии исследования литературного текста заключается в выявлении внутренней противоречивости текста, в обнаружении в нем скрытых и не замечаемых не только неискушенным, «наивным» читателем, но ускользающих и от самого автора («спящих», по выражению Жака Дерриды) «остаточных смыслов», доставшихся в наследие от речевых, иначе – дискурсивных, практик прошлого, закрепленных в языке в форме неосознаваемых мыслительных стереотипов, которые, в свою очередь, столь же бессознательно и независимо от автора текста трансформируются под воздействием языковых клише его эпохи».

На первый взгляд кажется, что это вовсе не новое слово в философии, а уже известная нам герменевтика. Однако это не так. В герменевтике традиционно строится общая исследовательская программа, деконструктивизм же отказывается от любой программы, рассматривая ее как дань классике. Цель герменевтиков – понять текст – вообще становится для деконструктивизма малозначимой. Для него главное – текст как таковой, выяснение того, как форма, выразительные средства (особо среди них выделяется деконструктивизмом метафора) и смысл, но не единственно только он, а среди прочих, оказывают влияние на любое содержание, облеченное в текстовую форму.

При этом текст может быть любым: как художественным, так и научным. Все это вместе составляет основу в деконструктивизме так называемой концепции «нарратива» (от лат. gnarus – знающий, осведомленный о чем-либо), или «повествования». «Согласно этой теории, мир может быть познан только в форме «литературного» дискурса; даже представители естественных наук, например, физики, «рассказывают истории» о ядерных частицах». Считается, что посредством нарратива мы придаем реальности форму и смысл, упорядочиваем наш опыт по отношению к этой реальности посредством текстового (повествовательного) выделения начала, середины и конца, центральной и побочной тем, т. е. человеческая способность рассказывать истории есть главный способ, каким людям удается упорядочить и осмыслить окружающий мир.

Комбинируя слова, литератор или рассказчик даже вносит в мир нечто, доселе в нем отсутствующее – новые типы личностей и виды предметов, способы поведения и существования. По мнению Р. Барта, «заявления, касающиеся «реализма» нарратива, не должны приниматься во внимание… Функция повествования – не «представлять», а составлять зрелище… Нарратив не показывает, не имитирует… С референционной, реалистической точки зрения в повествовании буквально ничего не происходит. А «что происходит», то – есть один лишь язык, приключение языка…».

В-третьих, для анализируемого комплекса характерной является критика рационалистических схем объяснения, что проявилось в постструктурализме. Классический структурализм, основанный шведским языковедом Фердинандом де Соссюром, искал некоторые исходные объяснительные схемы, которые имелись, например, уже в первобытном сознании и которые сохраняют свою устойчивость при различного рода преобразованиях и изменениях. Для нас сегодня эти схемы оказались «закрыты» цивилизацией, но их выявление способно многое объяснить (в силу их устойчивости) и в современных культурных явлениях. Постструктурализм (лат. post – после), напротив, предлагает свободный поток мысли и интерпретации, считая, что любые «навязываемые» человеком и эпохой схемы объяснения заставляют реальное положение дел подгонять под выдуманную кем-то систему, насильно устанавливать некий порядок схемы. «Вне текста нет ничего» – таков девиз постструктурализма. Есть только операции «разборки» и «сборки» текста (или, иначе, деконструкции), цель которых «свести с ума структурализм, культуру, общество, религию, психоанализ», – такова методологическая направленность постструктурализма.

Наконец, в-четвертых, для исследуемого «постструктуралистско-деконструктивистского комплекса» характерно резкое изменение поля соотношения между обыденным сознанием и теоретическим мышлением философа. Если для классической философии обыденное сознание представляло собой лишь объект для просветительской деятельности, то для нового направления обыденное сознание (для которого найдена такая формула: «психология здесь и теперь») становится не только равноправным объектом философских изысканий, но занимает даже более значимое, приоритетное место.

Теперь немного о философских представителях данного комплекса. Теоретические предпосылки постструктурализма и деконструктивизма были разработаны французским философом и литератором Жаком Дерридой. В основу философской работы («грамматологии») им ставится идея принципиальной бесструктурности, интерпретация, понимаемая как свободная игра слов («поэтическое мышление», по выражению Хайдеггера). Дело в том, считает Деррида, что выбор изначальной смысловой структуры часто не только не обоснован, а самим фактом своего существования просто как бы закрывает от нас иные возможные смыслы.

Согласно грамматологии, у «письма» (так Деррида называет текст) нет начала, так как любое письмо есть список с более раннего письма, которое в свою очередь есть список (транскрипция) с предыдущего. Считая себя «наукой мысли и разума», классическая философия стремится избавиться от письма, тем самым упуская из виду важнейшую основу существования мысли. Поэтому, в противоположность традиционному исследованию текстов, Деррида и предлагает их структурную деконструкцию, т. е. «расколдование» от логицизма и рационализма в их построении и истолковании.

Еще более радикальную позицию занимает французский философ Мишель Фуко, начавший свою деятельность как структуралист, особое место уделивший исследованию истории. История интерпретируется Фуко не как общая цепь взаимосвязанных явлений, а как случайная совокупность замкнутых и разнородных событий. В основе же интерпретации истории лежат документы, т. е. тексты, которые аналогично естественно-научным фактам выступают в качестве фактов исторических.

Но здесь Фуко един во мнениях с Дерридой, специфика любого текста позволяет его достаточно свободно интерпретировать. С точки зрения такой интерпретации, считает Фуко, нельзя говорить о примате идеи непрерывности истории, сегодня приоритет надо отдавать идее прерывности. В то время как традиционная история «видела свою задачу в определении отношений (простой причинности, цикличности, антагонизма и проч.) между фактами и датированными событиями, – пишет Фуко, – сегодня проблема состоит в установлении и переустановлении рядов, в определении элементов ряда».

Такими рядами в истории выступают локальные замкнутые области, которые несводимы одна к другой и обозначаются как «эпистема» – проникающая дискурсивность (от лат. discursus – рассуждение, довод; в постструктурализме и деконструктивизме – «речь», «языковое мышление»), от которой мы не можем освободиться при рассмотрении истории. Эпистé ма (франц. ерisté me) – главное понятие книги Фуко «Слова и вещи. Археология гуманитарного знания» (1966). Эпистемы – исторически изменяющиеся структуры, «исторические априори», которые определяют, будучи сами скрыты от непосредственного наблюдения (в этом смысле они и существуют а priori – лат.: независимо от опыта), условия и возможности образований сознания и культуры в конкретный исторический период.

В европейской культуре Нового времени Фуко выделяет три эпистемы: возрожденческая (ХVI в.), классического рационализма (ХVII–ХVIII вв.) и современная (с конца ХVIII – начала XIX в. и по настоящее время). Основной упорядочивающий принцип – это соотношение между «словами» и «вещами». Именно это соотношение задает мыслительное своеобразие той или иной эпохи.

Для Возрождения характерным является тождественность «слов» и «вещей», классический рационализм характеризуется тем, что «слова» и «вещи» опосредованы мыслительными представлениями, а современность характеризуется тем, что жизнь, труд, язык как интегрирующие онтологические факторы опосредуют «слова» и «вещи». Каждая эпистема не сводима к другой и не выводима из другой. Следовательно, в основу истории в качестве ее принципа может быть положена случайность. Случайность в свою очередь наиболее адекватно реализуется в понятии «безумие», что позволяет дать совершенно иное от традиционного рассмотрение истории.

А может быть в основе интерпретации истории рассмотрен и фактор развития сексуальности, что было предметом исследования Фуко в последние годы его жизни («История сексуальности» в 3 томах, 1976–1984). Причем Фуко анализирует сексуальность как политическую конструкцию, а не как естественную, только природную данность, существующую независимо от властных практик, которые, собственно, и придают ей статус объекта, т. е. формируют в обществе отношения между полами.

Особое место в деконструктивизме занимает творчество швейцарского литературоведа Ролана Барта. Основным понятием в деконструктивизме Барта является «смерть автора». Если для герменевтики, как уже было показано, важен автор текста как личность, учет социокультурных условий создания текста, то в деконструктивизме значим текст сам по себе, а автором вообще можно пренебречь. По мнению Барта, текстовой анализ «не ставит себе цель описание структуры произведения… Текстовой анализ не стремится выяснить, чем детерминирован данный текст… цель состоит скорее в том, чтобы увидеть, как текст взрывается и рассеивается в межтекстовом пространстве… Мы не ставим перед собой задачи найти единственный смысл, ни даже один из возможных смыслов текста. Наша цель – помыслить, вообразить, пережить множественность текста, открытость процесса означивания».

Постмодернизм (лат. post – после и модернизм) выступает как синтез постструктурализма и деконструктивизма, представляя собой самую широкую социокультурную установку, пронизывающую все уровни современного сознания. Это своеобразный новый взгляд на мир, взгляд сегодняшнего человека, занявший место некритического отношения к идеям гегелевской диалектики, просвещения, прогресса, коллективности и т. д., т. е. тому, что получило в философии культуры название модернизм (франц. modernisme от франц. modern – новый, современный). Постмодернизм имеет своей целью разрушение привычных для предшествующей культуры разделений ее феноменов на реализм и ирреализм, формализм и содержательность, «чистое» (элитарное) и массовое искусство и т.д.

Известный теоретик постмодернизма Ихаб Хассан (США) выделяет следующие главные принципы и ценности постмодернизма.

1. Неопределенности, неясности, пробелы как принципиальные установки постмодернистских произведений искусства и философских концепций.

2. Принципиальный фрагментаризм, воплощенный в склонности к методам коллажа (франц. сollage, букв. – наклеивание), т. е. включения в сочинение стилистически чуждых ему фрагментов, произвольного монтажа, «вырезок» и «врезок», в акцентировании «разломов», «краев» и т. д.

3. Постмодернизм отвергает все каноны, выступает против всех устоявшихся авторитетов. В литературе это, условно конечно, означает «смерть автора» (Р. Барт), т. е. прекращение его «отцовской власти» и попечительства над читателем.

4. Постмодернизм возвещает о «смерти субъекта». Традиционно понимаемый читатель (слушатель и т. д.) перестает быть центром мысли и переживания, лишается своей мнимой «глубины». Современный человек не имеет возможности и времени держать в голове глубокие идеи автора (читать «толстые книги», как это было в классике). Проще заглянуть в телевизор, как в окно, зафиксировать сиюминутный событийный момент, не утруждая себя при этом вопросами о сущности происходящих событий. Причем в любой момент можно «выйти» из воспринимаемого сюжета без последующего ощущения какой-то неоконченности, как это было бы в случае прерывания классического романа, а также вновь с любого момента «войти» в него.

5. Постмодернизм отстаивает права ирреализма: не все может быть реально «показано», «изображено», «иконизировано».

6. Ирония – одна из постмодернистских установок, подразумевающих игру, саму иронию, аллегорию и т. д. как важнейшие подходы литературы и искусства и, вообще, всего мыслительного творчества.

7. «Гибридизация», подразумевающая смешение, скрещивание привычных жанров искусства, заимствование одними жанрами творчества, стилей и методов других жанров («плагиаризм»).

8. «Карнавализация», под которой имеется в виду «радостная релятивность» (относительность, перемешивание) вещей и событий, «сумасшедшая чересполосица жизни», т. е. карнавал, вызывающий «имманентный (внутренний, непроизвольный) смех» и т.п.

9. Равное «участие в игре», под которым подразумевается равное «представительство» в произведении авторов, читателей, слушателей, т. е. отсутствие назидательности, морализаторства и т.п.

10. «Конструктивистский характер творчества», т. е. то, что можно назвать «сборкой», «разборкой» и т. д. текстовых сюжетов, что сближает постмодернизм с «техническим конструированием».

Подводя итог, можно отметить, что постмодернизм, прежде всего в философии, обратил внимание на кардинальную переоценку ценностей в обществе рубежа нового тысячелетия, отверг идеологию властвования и насилия, высказался в пользу плюрализма, равноправного диалога, совместного нахождения решения, согласия, но подчеркнул при этом, что это такое согласие, которое основывается в мире новых ценностей на неизбежности принятия рассогласования и разногласия.

~

K Контрольные вопросы

1. Каков общий характер философских учений Античности?

2. Почему немецкую философию начала XIX века называют классической?

3. В чем состоит особенность русской философии «Серебряного века»?

4. Почему и справедливо ли марксистская философия претендовала на научный характер своих теорий?

5. Имеет ли общие черты западная философия XX века? Какие?