Кавказ тоже воевал за папеду!

Письмо 1. Мурад Карахоев, чеченец, 22 года.
«Саламалейкум, брат! Аллах велик! Жрать нечего, уже голодаем неделю. Вчера вечеромпоел сердце немецкого солдата. Оно воняло! Есть хочется. С другом Асланомотрезали языки у трупов, поджаривали на огне. Хорошо получается. Был бы спирт, вообще отлично. Надоело есть глаза трупов, они противно хрустят во рту. Но затоне пахнут. Это лучше, но хочу баранину. Чувствую, скоро смерть. Хорошо. Шашлыкбудем есть в раю. Пиши мне брат, торопись, нет надежды. Мурад».
Письмо2. Пишут на фронт из Хасавюрта, Салману Ашиеву, рутульцу, 27 лет.
«Салман, ты еще не убит!? Чтобы ты сдох! Чтоб тебя лично убил Гитлер! Если останешьсяжив, не возвращайся. Я тебя сама убью. У тебя дед тоже был таким же ублюдком, как и ты. И его дед тоже. Так что все логично. Поскорей сдохни! Ненавидящаятебя мать!».
Письмо3. Пишут на фронт из Махачкалы Валиду Усубову, аварцу, 30 лет.
«Валид, сынок, здравствуй родной. Как ты там, мой хороший? Не болеешь? Не ранен? Тутвсе тебе привет передают. Рагиба, Сумая, Кусама, дядя Тофик.
Всецелуют тебя. Послушай, приходил от тебя твой фронтовой друг, Алексей. Онрассказал нам кое-что. Валид, дорогой, что ты сделал с двумя людьми, о которыхговорил Алексей? Ты что, Аллаха не боишься? Напиши, скажи, что это неправда.Если Алексей наврал, я его найду, перережу ему глотку, и выпью всю его кровь.Напиши обязательно, твой отец Ибрагим».
Письмо4. Агасиев Видади, даргинец, 31 год.
«Здравствуймама! Как дела? Как ты там без меня? Мне совестно, я противен сам себе. Пишутебе, и не знаю, отправить это письмо тебе или нет? Но не писать не могу, хочуоблегчить свое сердце. Мы сейчас в Польше. Вчера в деревне я с Рамзаномокружили местных жителей. Двое парней, три девушки. Все поляки. Их раздели догола, в чем мать родила. Заставили танцевать на горящих углях. Я с Рамзаномнажрались до этого как свиньи. Люди плакали, но танцевали.
Однадевушка воспротивилась, стала убегать, я ее застрелил, другой парень упал прямона огонь, стал заживо гореть. Мя смеялись. Потом всех их застрелили.
Такбыло сделано потому, что эта польская деревня встречала фашистов с хлебом исолью, они их приютили. Мы им отомстили. Но сегодня утром мне стало не по себе.
Мама! Ты мне рассказывала, что мой дед Исмаил был головорезом в горах Кавказа, воевалв Армии шейха Шамиля. Я узнавал о моем дедушке Исмаиле.
Поговаривали, что он любил выкалывать глаза у трупов русских солдат. Может, я выражаю душусвоих предков? Я сволочь мама! Проклят Аллахом! Видади».
Письмо5. Пишут из Тбилиси Гиви Челидзе, грузину, 20 лет.
«Гамарджобародной Гиви! Рогу рахи? Тебе есть где спать, дорогой?
Наслышанымы о твоих подвигах! Тут рассказывают о тебе прибывшие военные, Давид, онпотерял ногу.
Онс тобой служил на Украинском фронте. Зачем ты так жесток, Гиви? Давид говорит, что Гиви вешал немецких детей на глазах у их родителей? Это очень жестоко, сынок. Я понимаю, это война, но береги себя. Главное, чтобы ты уцелел и приехалбы домой живым.
Акровожадность твою я понимаю. Если бы твой дед Манучар вышел бы из могилы, оноправдал и понял бы тебя. И хочу успокоить тебя, и очень жду. Твой дядя ШотаЧилидзе».
Письмо6. Арчил Гобуладзе, грузин, 23 года.
«Здравияжелаю всем моим родным! Как мой Тифлис? Что делает Эка? Мы сейчас в Германии, топчем землю Гитлера, недалеко от города Росток. Я с Ревазом вывели на улицудвух старых немецких мужиков, им под 70 лет. Их сыновья в Армии Гитлера воюют, сволочи, против нас пошли.
Этихстариков связали крепко по рукам, Ревах напустил на них восьмерых голодныхсобак. Псы не ели 10 дней. Они разодрали в клочья немецких мужиков прямо переднашими глазами. Их маленькие внуки плакали, женщины кричали, а мы смеялись.Поделом фрицам!
Яотомстил им за нашу Родину, я горд, что являюсь сыном грузинского народа.
Целую, ждите нас, мы возвращаемся с победой и орденами на груди. Ваш Арчил».
Письмо 7. Мовлуд Аттиков, Цхинвали, 29 лет.
«ПриветМанаф! Привет Али! Мы в двух шагах от немецкого города Магдебурга. Направляемсяна Берлин. Дай Аллах, все будет хорошо.
Неужелия вас увижу?! Увижу! У меня все есть. Махорка, чай, паек.
Друзьятолько русские и украинцы. С ними общаюсь.
Кавказцев избегаю. Тут есть одиносетин Султан Терегулов, запомните это имя! Странный человек. Вся дивизияобсуждает его персону. Он хватал немецких женщин и детей, подбивал к их ступнямлошадиные подковы
Однаждыон прикончил немецкого старика, и целый час бегал вокруг его трупа, танцевал, кричал:
– Я захватилГитлера в плен!
Номы ужаснулись, когда он плеткой стал бить беременную женщину, заставляя еебежать. Привел к окраине поселка, вынудил ее рыть себе могилу. Пока она рыласебе могилу, он выдергивал ее волосы по одному волоску. Потом толкнул ее в яму, живьем закопал.
Весьнаш батальон шарахнулся в сторону от такого изверга. Терегулов ведет себя какфашист. Только вчера его перевели в штрафбат.
Простите, что пишу страшные вещи, наболело. Не нервничайте, и не беспокойтесь. Скоро будудома.
Манаф, как наши вина в погребе? Ждут меня? Крепко обнимаю всех!».
Письмо8. Бахадур Курбанов, 28 лет, кабардинец.
«Горячийсалам! Соскучились, знаю. После гибели Муртаза и Салеха я злой. Но воеватьнадо. Утрата конечно страшная. Но это война!
Ятоже не остался в долгу. Отомстил сполна. Неделю назад мы вошли в селениеДорфил, это в Германии. Узнали стариков, которые воспитали своихсыновей-фашистов и отправили их на фронт захватывать СССР. Таких отцов фрицевоказалось 4 мужика.
Выволоклиих на улицу, связали им руки, отвели на старое местное кладбище, заставили ихрыть могилу, кушать трупы лежащих там людей. Они долго рыли могилы все четверо.
Одинне выдержал, потерял сознание, упал на землю. Я его прикончил. Другойотказывался копать, я его стал избивать прикладом автомата. От ударов онскончался.
Остальныедвое откопали могилы давно умерших своих родителей, они плакали, но кушали, еливместе с почвой останки праха своих предков. Дохлятиной не пахло, это старыемогилы. Один из них сошел с ума, лишился рассудка. Я его не убил, это наказаниеАллаха. Не обижайтесь на меня, это месть Всевышнего, мы его рабы. Аллаху Акбар! Бахадур».
Письмо9. Удуг Батуев, 22 года, Назрань.
«Очереднойраз пишу вам из Чехословакии. Ответа опять нет. Вы что не отвечаете? Обиделись? Это священная война. Любым путем надо выиграть Гитлера. Вчера в чешском селениимой друг Рамазан запер в деревянном тереме трех словацких шлюх. Они отдавалисьфашистам, когда те оккупировали их земли. Рамазан сжег терем, эти испорченныедевицы сгорели там заживо. Пока терем горел, Рамазан голый подпрыгивал вокругпылающей избы, танцевал горский танец «Газават». Я его понимаю, не думайте, чтоэто жестоко.
Этомелочь перед тем, что вытворял тут взвод Мухтара Арахоева. Мухтар ингуш, изНазрани. Когда он появляется в батальоне, все солдаты прячутся. Даже русскиеофицеры сторонятся его.
Мухтари его взвод кавказцев – это бешеные псы.
Мухтарвербовал всех кавказцев в свой взвод, и меня хотел взять к себе. Я еле ногиунес. Они тут зверствуют. Говорят, Мухтару на это дал добро сам Жуков. Не знаю.
Небеспокойтесь за меня. Это наша война, где мы должны защитить честь своих сестери матерей. Ваш Удуг».
Письмо 10. Заман Сакоев, осетин, 27 лет.
«Здравствуйте, здравствуйте! Не знаю, прочтете вы это письмо или нет. Я в аду, но я несломлен, и если я после смерти попаду в ад, ибо на все воля Бога, то мне небудет страшно. Я уже видел преисподнюю.
Одновремя я воевал бок о бок с Мухтаром Арахоевым. Он сатана! У него был солдатЗаза Сабурия из Грузии. До войны он был каменщиком. Сжигая немецкую избу, Зазапод руководством Мухтара строил из камней и глины бюсты разных людей. Это былих ритуал. Уже после я понял, что они этим отдавали дань своим умершим дедам, чтили их память. Мне немного страшно, но думаю, что я выдержу. Я еще спою своюпесню на своей гитаре. Заман Сакоев».
Письмо11. Дамир Камиров, 23 года
абхазец, сержант 112-го взвода Мухтара Арахоева.
«Милыемои Александр и Ругия! Я на войне, был ранен, теперь чувствую себя нормально.Мы сейчас в Германии, на подступах к Берлину. Временное затишье. Завтра пойдемв атаку. Надо с войной закончить. Я уже не тот Дамир, которого вы помните. Яочень изменился. Стал жесток и кровожаден. Не хотел об этом говорить, не знаюдаже, как сказать…
Поставьтеза меня свечку в церкви, молитесь за мою душу.
Янедавно устроил себе свадьбу, для развлечения. Кратковременно женился на однойнемке, ей было 19 лет. Утром после свадьбы я ей отрезал голову и отправил ееродителям. Остальное тело бросил голодным псам
заставил глядеть на это ее младшегобрата.
Помолитесьза меня обязательно. В письме высылаю вам немецкий песок, по которому я тутхожу. Сохраните его».
Письмо12. Осман Агабеков, осетин, 25 лет.
«Мама! Ты сейчас читаешь меня?!
Неужеличитаешь?! Не плачь мама! Что поделаешь, война!
Околоменя люди гибнут как мухи. Мы в Берлине, в логове фашистов. Берлин нам дан насъедение.
Особожестоко проявляет себя взвод Мухтара Арахоева, он ингуш. Очень жаль, что онтоже как я, с Кавказа. Мухтар и его солдаты прямо на улицах Берлина устраиваютторг, продавая немецких девочек, которым от силы 14 лет. Кавказцы тутсоперничают друг с другом в кровавых оргиях.
Многиесолдаты отворачивают глаза, чтобы не видеть, как Мухтар зарывает детей внавозную кучу во дворах. Барабанная дробь заглушает крики их матерей.
Старикови старух, связанных попарно, бросают в реку на съедение рыбам.
Многиемирные жители Берлина повешены, удушены, расстреляны, заколоты кинжалом.
Опятьговорю, Берлин дан на съедение Красной Армии, и дичают тут в основном кавказцы.
Русскиетоже не ангелы, но они убивают, чтобы отомстить, а кавказцы от крови получаютнаслаждение.
Этогоре мама! Это сущий ад!
Целуютебя, твой Осман!».
Письмо 13. Максуд Мазубов, аджарец, 24 года.
«Пишувам из Дрездена, мы освободили город от фашистов. Город пал под нашими ногами.Я зол на всех немцев, хочу их съесть!
Двадня назад я с грузином Леваном связали немцев, их было человек 40, свалили всехв одну кучу, а потом из миномета обстреляли гору этих тварей. Их мясные клочьяразлетались в разные стороны.
Этосладкая месть, мои дорогие. Я счастлив, что в моей душе бьется аджарскоесердце, которое еще в состоянии мстить за нашу честь. Да здравствует Сталин! Даздравствует наша Советская Родина! Вечно ваш, Максуд».
Письмо14. Ровшан Исмайлов, кумык, 26 лет.
«Здравствуй, дядя Аслан! Как ты?
болеешь? Береги себя, прошу тебя. Хотябы ты побереги свою душу, мне уже незачем ее беречь.
Ятут превратился в автомат, в орудие. Убиваю людей так, как ты резал баранов. Уменя тут друг, боевой товарищ Виталий, он грузин, из Тбилиси. Он полон мести кнемцам. Как к фашистам, так и к обычным гражданам.
Месяцназад мы с ним собрали немецких пацанов, им было по 11-12 лет, сбросили их втемный подвал, начали кидать туда несколько гранат и бомб. Последний крикребенка до сих пор стоит у меня в ушах. Какой-то вечный свист слышу.
Виталийсказал мне:
– Не унывай, эти гаденыши – будущие фрицы, их надо уничтожить.
Апотом мы превратили 12 летнюю немецкую девочку в камикадзе. Мы ее напичкали
взрывным устройством, она ничего непоняла, вошла в избу к своим родным. Через несколько секунд прогремел мощныйвзрыв, изба взлетела в небо.
Ябыл как в тумане, все делал по инерции. Прости меня дядя, если сможешь. Я неоправдываюсь, это война. Фашисты тоже сгубили многих наших детей на Украине и вРоссии. Может быть, даст Аллах, свидимся. Ровшан».
Письмо 15. Атабек Плиев, осетин, 28 лет.
«Здравствуйте! Горячий фронтовой привет всем! Я получил ваше письмо, но не обижаюсь на вас. Яуже такой, меня не изменишь никогда. Я защищаю Родину!
Яполучаю удовольствие, когда вижу немецкого старика, он ползет на коленях пораскаленным углям, и собирает в ведро обугленные куски тела своих малолетнихвнуков. Эти внуки, его змееныши – будущие фашисты. Я удовлетворяюсь, когда передо мнойлежит немецкая женщина с перерезанным горлом, и ребенок с разбитой головой отприклада. Поделом этому отродью.
Некорите, я не каюсь. Я слышу в душе зов моего деда Салмана, часто его вижу восне, он мне кричит:
– Вперед! Смелей! Жги всех! Раздави!
Япринимаю его зов.
Обнимаювас, привет всем. Ваш Атабек».
Письмо 16. Александр Букалин, русский, 20 лет, Нальчик.
«Здравствуймама и папа! Я очень скучаю, хочу вас увидеть. Война скоро закончится, мы уже вГермании, направляемся на Берлин.
Несколькомесяцев назад мне стало не по себе, неловко.
Унас тут воюют кавказцы, взвод лейтенанта Арахоева. Он из Чечено-Ингушетии. Такполучилось, что освобождали чешский город Брно. Город тихий, жил своей спокойножизнью, там был детский садик. Он работал, внутри дети.
Жителигорода встречали нас радостными возгласами, с цветами, угощали едой.
Ивдруг Арахоев и его солдаты обстреляли здание детского сада, превратив его вдуршлаг. Кругом разбитые стекла, стонущие дети.
Яувидел, как заместитель Арахоева Саид Казиахмедов отрубил голову учителялитературы, насадил ее на кол, и ходил он так по
улицам города, подняв вверх кол снасаженной головой мужчины.
ГородБрно оцепенел, все ужаснулись. Эти факты немного омрачили общее впечатлениебудущей победы над фашистами. В целом у меня все хорошо. За меня нетревожьтесь. Как моя рябина у окна? Все цветет, не высохла? Целую крепко, крепко, Ваш Саша».
Письмо17. Загирбек Низамов, 23 года, табасаранец.
«Саламалейкум! Как вы там, мои старики? Радуйтесь, скоро победа! Я полностью оправдалдоверие своих прадедов. Сражаюсь как герой. Так сражался мой дед Ахмед. Навойне как на войне, и тут кавказцы первые.
Одно время я служил во взводезнаменитого Мухтара Арахоева, он лейтенант, ингуш. Смелый парень, но немноготого, с приветом.
Еговзвод наводил ужас на всю Восточную Европу, я был в этом взводе, но Мухтарпереборщил.
Егосолдаты убивали мирных людей Польши, Чехословакии, а затем варили мыло изчеловеческого тела. Я сам тоже участвовал в этих делах. Сначала меня этозабавляло, было интересно, но потом стало противно.
Особенноя ужаснулся, когда Мухтар и его друг Саид снимали с детей кожу на перчатки.Мухтар и сейчас ходит в тонких перчатках из человеческой кожи.
Особоезверство взвод Мухтара проявил в Варшаве, с гражданским населением ониобходились как со скотом. Расстреливали их прямо на улице, у фонтана, в парке, у обочины дороги. Горы трупов, кругом тела убитых людей
они тихо лежат и спят. Мухтар рубиллюдей прямо у их дома.
Менядрожь берет даже сейчас, уже тогда я попросился в роту капитана Быкова. Он хотябы нормальный человек. Не горюйте, все наладится, скоро будем дома.
Отец, побереги чачу в погребе. Приду и обязательно напьюсь. Ваш родной и пока ещеживой Загирбек».
Письмо18. Феликс Абдулов, 24 года, лакец.
«Дорогаямама! Как твое здоровье, как Шаргия? Все живы здоровы? Я очень люблю вас, уменя никого нет кроме вас. Знайте это. Поэтому и берегу свою душу, хочусохранить в своем сердце хоть немного добра.
Нафоне всех этих зверств, которые я видел и вижу, трудно не сойти с ума.
Яникогда не думал, не ведал, что мои братья с Кавказа не боятся Аллаха.
Мывместе делили корку черного хлеба, спали под одной шинелью. Раньше моим другомбыл Мухтар Арахоев, но когда я увидел, как он поощряет чудовищные пытки людей, то отшатнулся от него.
Они его солдаты в городе Ростоке, это уже в Германии, привязали людей к столбу, азатем железными граблями раздирали их плоть в клочья, предварительно сдиралилентами кожу со всего тела.
Этоужас, мама! Не плачь! Я чувствую, ты плачешь. Я не мог не написать об этом, вытоже должны хотя бы почувствовать то, что меня жжет.
Яненавижу этого Мухтара, а еще больше ненавижу Гитлера. Это он озлобил нашихлюдей. Твой Феликс».
Письмо19. Салман Курабеков, 26 лет, табасаранец.
«Приветиз фронта! Мы уже в Берлине, на его окраине. Идем к Рейхстагу, к бункеруГитлера. Я ему покажу кузькину мать! И уже показал. У меня тут друг, Саид, онтоже с Кавказа. Мы с ним подвесили двух немецких пленных головой вниз, привязали ногами к двум опорам. А затем распилили их большой пилой.
Пила длинная, пять метров, онапредназначена для рубки леса. С одной стороны пилы я, с другой Саид, и мыпилили этих гадов!
Потомеще один немец попался, дрожал как заяц. Мы его привязали к металлическойрешетке, и поджарили.
Таким гадам и надо! Мало им, фашистам! У меня все хорошо. Награжден орденом заотвагу. Готовьте большую шкатулку для моих медалей. Помните шкатулку от тетиАси, вот ее готовьте.
Вашсын герой, Салман!».