Глава 13. – Но довольно ли на сегодня, – сказал Гарри, – я вижу, у Карла Ивановича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.

– Но довольно ли на сегодня, – сказал Гарри, – я вижу, у Карла Ивановича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.

Гости не могли не согласиться с желанием хозяина, и, прощаясь, один за другим стали выходить из столовой.

Скоро остались только Джемс и капитан Райт.

Райт молча курил; он точно тянул время пребывания в столовой.

Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом лица.

– Райт, что с тобой? Ты болен? – спросил озабоченно Джемс.

Капитан вздрогнул и сердито взглянул на говорившего, но увидев дружеское лицо Джемса, он тяжело вздохнул и, положив ему руку на плечо, сказал:

– Джемми, ты, кажется, прав; я болен, я схожу с ума.

– Райт, что за идея, что с тобой? – вскричал Джемс.

– Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен говорить. Согласен?

– Ну, конечно же, говори.

Капитан закурил новую сигару и после небольшого молчания начал:

– Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил и ничего не боялся.

– Ну, еще бы, – искренне вставил Джемс.

– В комнате было душно; я открыл окно и вскоре задремал. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в комнате слышался шелест, ну, точь‑ в‑ точь, как от женского шелкового платья; пряный запах лаванды ударил в нос.

А это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, и шелестят от ветра занавесы на окне, – подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег спичку.

При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант.

Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были украшены чем‑ то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов.

Я остолбенел.

Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться.

Все погрузилось во мрак.

Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо колебались, хотя на воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я вполне убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну.

Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал меня.

С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в виденном, невольно, время от времени, посматривая на то место, где явилось видение.

Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии, быть мертвыми при хорошем освещении и, напротив, в темноте, при малейшем луче света, играть и блестеть, как звезды.

– Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? – спросил Джемс.

– Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках мой сигары между складок постельных занавесей.

Докурив сигару, я снова встал, снова все осмотрел – и опять тщетно.

Больше я уже не ложился.

На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол и за ним, как и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату.

Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы у кровати, объясняя это невыносимой жарой.

Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, не вспомнил даже о нем.

Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза.

Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между занавесами через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял шифоньер.

Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на дороге стоит женская фигура.

То же самое лицо, что я видел накануне; только теперь я ее вижу всю.

Чудная, сказочная красавица: высокая, стройная фигура, голубое шелковое платье не скрывает роскошных форм, его складки, в лучах месяца, как‑ то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются от дыхания груди. То, что я принял за корону на голове, край красивой высокой гребенки.

Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась.

Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лаванды и затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и поднялся.

В тот же миг она исчезла.

Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами – не знаю. Она точно растаяла.

Целую ночь я не спал, снова поджидая ее.

– Что это, Джемми? – закончил Райт.

– Галлюцинация.

– Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, и галлюцинация! Но слушай, я жду ночи, как любовник, свидания и…, и боюсь, ведь это путь в сумасшедший дом.

– Почему ты ничего не сказал доктору?

– Что доктор, я или сам должен с этим справиться или погибнуть.

– Хочешь, Райт, я посижу сегодня с тобой, – предложил Джемс.

– Хорошо, Джемми.

Приказали подать рому и сигар в спальню Райта и отпустили слуг.

Долго беседовали друзья.

В открытое окно лился лунный свет и аромат сада.

Вспоминали прошлое, говорили о будущем, но мало‑ помалу разговор становился вялым, одолевала дремота…

В полной тишине вдруг раздался нежный звук, точно кто тихо коснулся лютни, еще и еще аккорд…

Друзья насторожились… И вот таинственная дверь плавно открылась, и в ней показалась женщина.

Джемс должен был сознаться, что Райт, не преувеличивая, назвал ее сказочной красавицей. Но в то же время ему показалось, что где‑ то когда‑ то он уже видел ее. Быть может, наяву, быть может, во сне, но видел, видел.

Царственная, но в то же время нежная осанка, черные локоны, мраморная шея, и как красиво покоятся на ней розовые кораллы. А глаза, эти черные звезды?!

* * *

– Ты видишь? – тихо спросил Райт.

– Да, – прошептал Джемс.

Но как ни тихо они говорили, призрак точно испугался и мгновенно пропал.

До утра молодые люди просидели, не проронив ни слова.