Явление третье. Огудалова, Лариса и Евфросинья Потаповна.

Огудалова, Лариса и Евфросинья Потаповна.

Евфросинья Потаповна. Уж откушали? А чаю не угодно?

Огудалова. Нет, увольте.

Евфросинья Потаповна. А мужчины-то что?

Огудалова. Они там сидят, разговаривают.

Евфросинья Потаповна. Ну, покушали и вставали бы; чего еще дожидаются?

Уж достался мне этот обед; что хлопот, что изъяну! Поваришки разбойники, в

кухню-то точно какой победитель придет, слова ему сказать не смей!

Огудалова. Да об чем с ним разговаривать? Коли он хороший повар, так

учить его не надо.

Евфросинья Потаповна. Да не об ученье речь, а много очень добра

изводят. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы слова не

сказала; а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует

сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще

дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря; сердце-то и мрет,

на него глядя.

Огудалова. Да, для расчетливых людей, конечно...

Евфросинья Потаповна. Какие тут расчеты, коли человек с ума сошел.

Возьмем стерлядь: разве вкус-то в ней не один, что большая, что маленькая? А

в цене-то разница, ох, велика! Полтинничек десяток и за глаза бы, а он по

полтиннику штуку платил.

Огудалова. Ну, этим, что были за обедом, еще погулять по Волге да

подрасти бы не мешало.

Евфросинья Потаповна. Ах, да ведь, пожалуй, есть и в рубль, и в два;

плати, у кого деньги бешеные. Кабы для начальника какого высокого али для

владыки, ну, уж это так и полагается, а то для кого! Опять вино хотел было

дорогое покупать в рубль и больше, да купец честный человек попался; берите,

говорит, кругом по шести гривен за бутылку, а ерлыки наклеим какие

прикажете! Уж и вино отпустил! Можно сказать, что на чести. Попробовала я

рюмочку, так и гвоздикой-то пахнет, и розаном пахнет, и еще чем-то. Как ему

быть дешевым, когда в него столько дорогих духов кладется! И деньги немалые:

шесть гривен за бутылку; а уж и стоит дать. А дороже платить не из чего,

жалованьем живем. Вот у нас сосед женился, так к нему этого одного пуху:

перин да подушек, возили-возили, возили-возили, да все чистого; потом

пушного: лисица, и куница, и соболь! Все это в дом, так есть из чего ему

тратиться. А вот рядом чиновник женился, так всего приданого привезли

фортепьяны старые. Не разживешься. Все равно и нам форсить некстати.

Лариса (Огудаловой). Бежала б я отсюда, куда глаза глядят.

Огудалова. Невозможно, к несчастью.

Евфросинья Потаповна. Да коли вам что не по себе, так пожалуйте ко мне

в комнату; а то придут мужчины, накурят так, что не продохнешь. Что я

стою-то! Бежать мне серебро сосчитать да запереть, нынче народ без креста.

Огудалова и Лариса уходят в дверь направо, Евфросинья Потаповна - в среднюю.

Из двери налево выходят Паратов, Кнуров, Вожеватов.