Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






На пути к перевоплощению 3 страница






Лужский не дал Качалову, как говорится, открыть рот и очень энергично перевел свою тему на дочек: " А дочки?., можно ли воспитаннее быть! "

И, несмотря на то, что Чацкий - Качалов даже встал, чтобы возразить Фамусову после знаменитой сентенции о том, что московские дочки

К военным людям так и льнут,

А потому, что патриотки.

Лужский и тут ему не " дал слова", встав в свою очередь и твердо заявив:

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица как Москва.

После столь ярко проведенной борьбы с Чацким – Качаловым, Лужскому было уже легко сказать ему вполголоса: " Эй, завяжи на память узелок" и т.д., а затем представить его Скалозубу. Но во время монолога Чацкого Лужский, как говорится, не знал, куда себя деть, что с собой делать.

- Ничего не могу придумать, - обратился он к К.С. - Никакие действия " на ум нейдут" …

К.С. Тогда позвольте, я попробую прорепетировать это место. Ведь и я когда-то мучился им. Вы так четко провели линию борьбы с Чацким в монологе о Москве, что и мне захотелось мысленно подействовать.

Станиславский и Лужский поменялись местами.

После реплики " Не я один, все так же осуждают" К.С., крайне недовольный упорством Чацкого, уселся в кресло у стола. Таким образом, он очутился между прохаживающимся по комнате Чацким и сидевшим на диване Скалозубом. Он слушал, внимательно слушал Чацкого - Качалова, и на первую его сентенцию о судьях, кончавшуюся словами: " Не замечая об себе: что старее, то хуже", повернувшись к Скалозубу, пожал плечами, вздохнул и изобразил подобие улыбки.

" …Молодо-зелено", оказал он, обращаясь к дорогому ему гостю и как бы извиняясь за Чацкого.

Но Качалов, не смутившись импровизацией К.С., продолжал еще настойчивее: " Где? укажите нам, отечества отцы…" К.С. повернулся лицом к нему, сделал ему незаметный для Скалозуба жест рукой прекратить спор и троено нахмурил лицо. Но так как Качалов не прекращал своего нападения, а, наоборот, развивал его, К.С. снова повернулся к Скалозубу и еще ласковее улыбнулся ему, прося прощения за Чацкого. Во время этой небольшой пантомимы Качалов успел уже обрисовать " прошедшего житья подлейшие черты" и обратился к Фамусову - К.С. с прямым вопросом:

Не тот ли вы, к кому меня еще с пелен,

Для замыслов каких-то непонятных,

Дитёй возили на поклон?

К.С. повернулся всей фигурой к Чацкому и прошипел сквозь зубы: " Перестань… замолчать… прекратить…" Но Чацкий не слушался приказов К.С., а с все большим и большим воодушевлением нападал на " Несторов негодяев знатных", К.С. пришлось дважды или трижды обращать улыбки к Скалозубу, прося извинить разошедшегося не в меру " родственничка", и столько же раз оборачиваться со все более и более грозными предостережениями к Чацкому.

Картина получилась исключительно выразительная. Фамусов - К.С. под воздействием монолога Чацкого буквально вертелся в кресле, как карась на сковородке. Чем яростнее обличал Чацкий, тем чаще приходилось К.С. улыбаться Скалозубу, тем чаще приходилось оборачиваться К.С. к Чацкому, грозно требуя прекращения спора.

И вдруг на самых последних строках монолога Чацкого случилось невероятное, но вполне логичное происшествие. К.С. - Фамусов до того " довертелся" между Чацким и Скалозубом, что, потеряв направление, перепутал улыбки с угрозами: Чацкому он заискивающе улыбнулся, а Скалозубу грозно прошептал: " Молчать, молчать".

Поймав себя на этой страшной ошибке, К.С. в ужасе схватился за голову, проговорив: " Уж втянет он меня в беду", и направился вон из комнаты. Так как Чацкий как раз закончил свой монолог, то К.С., задержавшись на секунду в дверях, сказал:

Сергей Сергеич, я пойду,

И буду ждать вас в кабинете.

- Ну, как я действовал? - обратился К.С. со сцены к " зрителям".

В.В.Лужский. Мне бы вы так действовать не позволили.

К.С. Почему?

В.В.Лужский. Потому что мы смотрели только за вашей игрой и не слушали Чацкого.

К.С. Значит, я переиграл, пересолил. Умоляю вас не подражать мне. Это очень большое преступление перед партнером - стремиться перехватить его тему и " закрыть" его своей игрой. Правда, я к этому сознательно не стремился, я хотел лишь найти действие Фамусова во время монолога Чацкого. Но я потерял чувство меры… Вероятно, я еще к тому же комиковал… За мной и такой грех водится.

К.С. был искренне расстроен, и его волнение передалось всем нам.

- Простите, что прерываю вас, - воспользовался паузой И.М.Москвин, - но ведь сущность самого действия Фамусова в этом эпизоде… вы показали нам замечательно. А что касается чувства меры, вы нас всегда учили, что репетиция для того и существует, чтобы устанавливать эту меру… Вы сами предлагали часто нам на репетиции лучше переиграть, чем недоиграть. Другое дело – спектакль…

И.М.Москвин желал успокоить К.С., а сам волновался не меньше последнего.

К.С. Совершенно верно. На днях я спросил Михаила Михайловича Тарханова, как он занимается в своем институте, а он мне замечательно ответил: " Играть они еще не научились, а наигрывать уже разучились. Я их за это крепко ругал. Пока не научился верно играть, так уж хотя бы наигрывал".

В.В.Лужский. Можно вывесить это правило на доску ваших распоряжений?

К.С. Нет, побережем его для себя, опытных стариков. Молодежь такими парадоксами смущать не надо. А вот мы с вами забыли, что эта сцена не только " троих", а всех " пятерых".

В.В.Лужский. Так, новая забота. Кто же еще " двое"?

К.С. Софья и Лиза. Они, как мы условились прошлый раз, подслушивают и пытаются выбраться из своего заключения. Надо их включить в вашу сцену.

В.В.Лужский. Простите меня, старика, Константин Сергеевич, но зачем же так усложнять каждый эпизод?

К.С. Потому что жизнь сложна, Василий Васильевич. И чем дальше она движется, тем становится сложнее. Зритель растет вместе с жизнью, и от искусства требуется показывать ее во всей сложности. Прошло время, когда на сцене играли от " явления" к " явлению". Теперь все нити, все линии пьесы должны быть вплетены в один канат: имя ему - сквозное действие. Цель всех действий - полнокровное выражение идеи-сверхзадачи.

О.Н.Андровская. Но что же нам делать? Текст у всех мужчин идет настолько быстро, что " влезть" в него очень трудно.

К.С. А надо. Пробуйте.

О.Н.Андровская. Можно попросить Василия Васильевича, Леонида Мироновича и Василия Ивановича еще раз проговорить так, сидя, свой текст. Мы со Степановой примеримся к нему.

К.С. Как скажут исполнители. Я не возражаю. Еще раз прошли с начала акта все сцены до ухода Фамусова. Но, даже сидя у режиссерского столика, Лужский, Леонидов, Качалов уже не могли удержаться от " мысленных действий". И хотя они собирались проиграть свои сцены для Степановой и Андровской, фактически вышло так, что они сыграли, проверили для себя всю линию своего существования на сцене.

Не озабоченные поисками " мизансцен", не отвлекаемые никакими внешними действиями, они с большой силой воздействовали друг на друга словом, мыслью, психофизическим действием. Очень хорошо воспринимали оказываемое на каждого из них воздействие партнера. Станиславский наблюдал за ними с явным удовлетворением.

- Отлично, - сказал он. - Еще немного, и вы до конца поймете силу слова, его огромное действенное, - подчеркнул он, - начало для процесса перевоплощения актера в образ, его действенную сущность у хорошего драматурга. Подчеркиваю, хорошего драматурга, в противовес той словесной болтовне, которой бывают до предела набиты пьесы " драмоделов". Ну-с, куда вы решили вклиниться со своими действиями? - обратился К.С. к Андровской и Степановой.

О.Н.Андровская. Не знаю, как Степанова, а я в полной растерянности. Я еле-еле выбрала местечко, где мне вернуться к Софье. Помните, я ведь ушла с пустым подносом от нее…

К.С. Помню, как же… Я опасался, что вы просто забыли, и хотел уже поймать вас на этом… Не удалось.

А.О.Степанова. А я все время мысленно сейчас подслушивала у дверей своей комнаты и не нашла ни одной минуты, когда Софья могла бы высунуть хоть кончик носа.

К.С. Но вам хотелось подслушивать?

А.О.Степанова. Конечно… Мне, Софье, очень важно узнать, насколько далеко зашел батюшка в своем сватовстве… и не открылось ли мое свидание с Молчалиным, и даже, что обо мне будет говорить Чацкий.

К.С. Значит, вам надо всегда подслушивать у дверей.

А.О.Степанова. Но ведь зритель этого не видит, не знает.

К.С. Во-первых, зритель все видит, все знает, что делается за пределами декораций. Он отлично чувствует, стоят ли актеры на выходе " ли действуют по непрерывной линии жизни своих героев; зритель обладает великолепным знанием жизни и особенной творческой интуицией в те часы, когда смотрит спектакль.

Актеры почему-то отказывают зрителю в воображении, в сообразительности, в наблюдательности. Это огромная ошибка. По самой незначительной детали, самому скупому действию, жесту, неожиданной интонации, звуку голоса зритель безошибочно угадывает, насколько правдиво, глубоко живет актер. Актер среднего дарования почему-то всегда уверен, что он умнее зрителя. И чем ниже дарование актера, тем сильнее в нем эта уродливая черта - самомнение. Да, если бы актер имел дело с одним зрителем, с одним человеком в зале, возможно, он бы его мог обмануть. Но у зрительного зала, наполненного сотнями людей, образуется еще не изученное психологами общее, коллективное чувство правды. Поэтому все выверты формалистов не встречают никогда успеха у сотен тысяч зрителей.

Заметили ли вы, как целомудрен зритель в массе, как он не любит скабрезностей, неприличия на сцене. Это потому, что он знает великую цель искусства - облагораживать людей, вести вперед, к высоким идеалам человечества. Можно привлечь сотни людей в мюзик-холлы, пообещав им показать полуобнаженных девушек, но сотни тысяч людей никогда не заполнят зрительные залы этих заведений, потому что, как бы ловко ни выделывали одно и то же движение пятьдесят пар рук и ног, это не предмет искусства. И мюзик-холлы забудутся так же быстро и бесславно, как арцыбашевская " Леда". Кто сейчас помнит эту возмутительную стряпню, этот апофеоз пошлости?

Великие же произведения всех времен и народов будут жить вечно, так как в них живет душа народа. Каждая эпоха будет их рассматривать по-своему, открывать в них новые ценности, находить в них свое отражение, потому что они творились для народа, во имя блага народов всего мира…

Я, кажется, отвлекся. Но я давно точу зубы на некоторые наши модные театры, забывшие основу искусства - реализм.

Никакими " гротесками", " буффонадами", цирковыми трюками и кривлянием на сцене зрителя в таких театрах не удержать. Позорную роль в истории русского театра играют те псевдокритики и рецензенты, которые выдают всю эту чепуху за якобы новое, " революционное" искусство.

Искусство показывать правду жизни, какой бы она ни была подчас тяжелой и грустной, - вот к чему должно стремиться новое, советское революционное искусство.

Я с вами занимаюсь поисками острейшего сценического выражения правды нашей жизни, я его почти нащупал - это действие. Только через действие, как сложное начало человеческих поступков, переживаний и характеров, можно выразить всю ту огромную историческую борьбу, которую ведет наш народ, строя свое государство. А про меня и про наш театр пишут, что мы отстали от жизни. Да если бы я захотел, то я бы такие фокусы показал, какие и Лентовскому не снились… Но вряд ли, впрочем, нужно об этом столько говорить… Вернемся лучше к правдивому решению нашего " Горя от ума".

Только сейчас мы догадались, что К.С. волновали слухи о " новом" режиссерском прочтении и постановке " Горя от ума" в Москве. Станиславский мог сравнительно спокойно слушать про замысловатые постановки пьес Клоделя, Гофмана, Шиллера, Гюго, но он всегда яростно защищал сокровищницу русской классики - пьесы Гоголя, Грибоедова, Островского и с огромным вниманием относился к пьесам и спектаклям на современную, советскую тематику.

К.С. У меня от ваших сомнений, Ангелина Осиповна, о том, как надо вести себя за дверью комнаты, мысли невольно перешли на зрителей, которым актеры склонны не доверять в самом главном - в стремлении зрителя к художественной и социальной правде. Я хотел бы убедить вас и всех ваших товарищей, что действовать по линии логики поведения роли необходимо не только на сцене, но и за сценой. Это старая истина, и я о ней говорю не первый десяток лет. Но убедить актера, что роль начинается не в минуту его " выхода", мне не удается.

А я вижу, как Софья ходит по своей комнате, останавливается все время под дверью, ловит обрывки разговора, сердится, что не возвращается Лиза, прислушивается к тому, что делается за окном… Но, из ее окна плохо виден подъезд дома. Она видит оседланную для прогулки лошадь. Но всего подъезда не видит. И это ее бесит: ведь из окна гостиной, где засел батюшка с " женихами", все отлично видно. Когда их черт унесет?

В.В.Лужский. Ну уж чертом-то она не ругается.

К.С. Еще как ругается! Самые сентиментальные на людях дамочки - самые жестокие и сварливые хозяйки. Она Лизу бы ударила по чем попало, если бы та ей подвернулась под руку на реплику: " Послушай, вольности ты лишней не бери…"

Ведь она крепостница и в душе превосходно ругается и пребольно щиплет прислуживающих ей девушек. Ее сентиментальность - это лишь игра в какую-нибудь Памелу Ричардсона, а характерец у нее в батюшку. Вы как полагаете, Ангелина Осиповна?

А.О.Степанова. Я с вами согласна, Константин Сергеевич.

К.С. Так не хотите ли начинать играть-действовать за пределами декораций?

А.О.Степанова. Константин Сергеевич, смеяться станут… Все стоят, ждут выхода, а я чего-то мечусь от двери к несуществующему окну… Ведь комнаты-то моей не будет за сценой. Будет только " заставка".

К.С. Вот, вот, самое ужасное! Вот откуда придет гибель театру, если не бороться с этими возмутительными явлениями. Будут смеяться! Кто? Лодыри и лентяи: актеры, у которых нет ничего святого за душой. Они не только смеются над товарищем, который пробует сосредоточиться перед выходом на сцену, они нарочно мешают ему, " ни с ним заигрывают, шутят, приберегают какой-нибудь анекдотец, чтобы рассмешить им своего партнера перед ответственной драматической сценой. Какой ужас! И это в Художественном театре! Я стараюсь развить роль, создать актрисе увертюру перед ее появлением на сцене, раскрываю перед ней цепь логических действий, которые ее органически подведут к труднейшему творческому процессу, к перевоплощению, а она заявляет мне совершенно просто, что боится совершать эти действия, так как ее " осмеют" … Осмеют ее работу, а значит, и того, кто ей предложил так работать, то есть меня. Теперь понятно, что про меня эти весельчаки распустили слух, будто Станиславский сошел с ума. Я ведь им запрещаю гаерничать, веселиться перед выходом…

Волнение К.С. снова передалось всем сидевшим в зрительном зале. Москвин, Леонидов, Лужский, Качалов пробовали прервать его страстный, стремительный монолог. Но остановить К.С. было нелегко. Выручила Степанова. Она неожиданно пробежала через сцену с возгласом: " Ах! боже мой! упал, убился! " - и " по-настоящему" упала в кресло у окна.

К ней, естественно, кинулись и Лиза - Андровская и Чацкий - Качалов. Приподнялся со своего места на диване Леонидов, а К.С. умолк и со свойственной ему непосредственностью стал следить, " переживать" с актерами, действовавшими на сцене.

Надо сказать, что и в предыдущих спектаклях - возобновлениях " Горя от ума" сцена обморока Софьи была очень тщательно разработана Станиславским по линии " физических действий". А в данном случае опытные актеры, взволнованные только что слышанным ими горячим обращением К.С., сумели переключить это естественное жизненное волнение в необходимые им по событию пьесы отношения и действовали очень удачно, выразительно, правдиво. Молчалин - Станицын отлично включился в общий круг действий: он был искренне обеспокоен тем вниманием, которое на глазах у всех к нему проявляла Софья, той подозрительностью, с какой его встретил Качалов-Чацкий.

- Не останавливайтесь в своих действиях, - раздалось обычное предупреждение К.С., - я хочу кое-что подсказать вам. Ловите мои предложения и " с ходу" переводите их в действия, если они вам понравятся.

Воскрес и невредим, рука

Ушиблена слегка,

И впрочем всё фальшивая тревога-

начал несколько " выше" снова сцену Леонидов - Скалозуб.

- В комнате три жениха, - послышался первый, совсем неожиданный " подсказ" К.С. - Каждый по-своему старается покорить Софью.

Секундное замешательство актеров от предложения К.С. было очень забавным. Довольный, улыбнулся своим мыслям Леонидов и… принял еще более воинственный вид. Что-то хотел возразить, видно, Станицын, но " проглотил" свой вопрос и еле слышно прошептал:

Я вас перепугал, простите ради бога.

Ясно было, что этот " жених" будет играть на " скромности".

- Игру ведет Скалозуб. Он неотразим, - продолжал подсказывать актерам К.С.

— Чацкий в мыслях вызывает на дуэль обоих.

— Ненавидит Софью. Это самая сильная степень любви у таких натур, - бросает реплику в сторону зала К.С.

— Софья - спичка между трех огней, - перефразирует К.С. название известного водевиля.

- Скалозуб побеждает. Гарцует на коне, рассказывая про княгиню.

— Софья заключает с ним союз, нападая на Чацкого.

— Чацкий, как бомба, вылетает из комнаты.

- Знаменитая пауза. Скалозуб бьет в барабаны. Он победил.

- Софья умоляет взглядом Молчалива простить, что у нее столько женихов.

- Молчалин умоляет ее не смотреть на него.

- Скалозуб удаляется закрепить победу к Фамусову. " Она моя", - поет он в душе, уходя и крепко хлопнув по больной руке Молчалина. Впрочем, этого не надо делать. Это дешевый трюк.

- Молчалин и Софья одни. Бурная сцена из " Ромео". Лиза - это балкон, который их благоразумно отделяет друг от друга.

- Молчалин сбросил маску, оставшись наедине с Лизой, - оказывается, это просто лакей.

- Спрятался от вернувшейся Софьи за колонну.

- Софья соврала, что у батюшки никого нет.

- Молчалин на цыпочках удрал за ее спиной из комнаты.

Удивительно умел К.С. " подсказывать" актерам. В отрывистую, короткую реплику он вкладывал все: мысль, ритм, действие, характеристику персонажа, его отношение к партнеру.

Приученные к такому приему работы с К.С., актеры с удовольствием принимали " подсказ" режиссера и действительно буквально " на ходу" овладевали им, включали в рисунок своей роли.

Так и на этот раз - конец репетиции прошел очень оживленно.

- Ну что ж, я доволен - обратился К.С. к участникам, - главным образом доволен актерами. Собой как режиссером - гораздо меньше. Отвлекался в сторону, волновался. Спасибо Ангелине Осиповне. Ловко это у вас получилось. Мое взволнованное состояние вы переключили на свою роль и заставили меня перейти от рассуждений к работе. Не мешали вам всем мои " подсказы"?

В.И.Качалов. Мне - ничуть. Я их очень люблю и ценю.

Л.М.Леонидов. А я и подавно. Так редко случается поработать с вами…

В.В.Лужский. А мне вот никогда ничего не подсказываете.

К.С. (смеется). Раз на раз не приходится. Притом вы сами режиссер. Вы должны уметь " срежиссировать" себе роль сами… Итак-с, подведем итог: начали мы упражняться в мысленных действиях, они, естественно, вылились в " словесные действия" и органически соединились с психофизическими действиями. Это вполне соответствует содержанию акта, его темпо-ритму, развивающимся в нем происшествиям, сквозному действию его. Не поймите только меня превратно. Я не отделяю ни на секунду мысленные действия от психофизических - все они составляют один сложный комплекс, и те и другие - неотъемлемая часть единого органического действия, ведущего актера к перевоплощению.

Знаю, что повторяюсь, но и повторение бывает полезно и необходимо, когда речь идет о самом важном в нашем искусстве.

Бывают такие эпизоды в пьесе, которые требуют максимальной насыщенности мысленными действиями. Эти эпизоды имеют скупое внешнее выражение. Второй акт " Горя от ума", по-моему, наглядный пример того, как актерам необходимо пользоваться мысленными действиями как средством к перевоплощению. Но актеры должны помнить, что и в этом случае они не смогут обойтись без словесного действия, - без точных психофизических действий *. Не спутал ли я в чем актеров, предлагая им учиться действовать в мыслях?

В.И.Качалов. Что касается меня, то, когда я сейчас проверяю себя, мне кажется, что бессознательно я всегда старался действовать мысленно, но, повторяю, я себе не отдавал отчета в том, что это настолько сильное средство в актерской технике.

К.С. Что вы действовали мысленно, Василий Иванович, это верно: я за вами всегда это замечал, но вы не находите, что действовали как бы " внутри" себя, а я предлагаю располагать объекты для действий в окружающей вас жизни роли.

 

 

____________________

* Далее К.С. показал, что, кроме эпизодов, требующих большой насыщенности мысленными действиями, в которых внешнее выражение выливается в тончайшие скупые психофизические действия, есть и такие эпизоды, в которых насыщенность мысленными действиями совпадает с очень стремительным активным внешним выражением - с яркой активной, стремительной физической линией поведения.

 

 

В.И.Качалов (подумав). Вы правы, Константин Сергеевич, я любил уйти, углубиться, как мы говорим, в себя и там, действительно где-то " внутри" себя, мыслить-действовать. Мысленные действия, которые вы предлагаете на " вооружение" актеру, преследуют обратную цель: посылать мысль, действовать ею вовне через слово, словесное действие - к объектам роли, к сюжету роли, расположенному по периферии от актера. Верно это?

К.С. Вы великолепно сформулировали мою мысль. Позвольте, я ее запишу.

В.В.Лужский. Да ведь Николай Михайлович строчит без устали.

К.С. Это очень важно, точно записать наши выводы.

В.В.Лужский. А вот вы сегодня сделали ряд замечаний, относящихся к характеру персонажа. Как надо искать актеру характер своего героя?

К.С. Вопрос очень существенный, и я с удовольствием на него отвечу, но сегодня мне хотелось бы закончить репетицию " мысленными действиями". Поговорить следующий раз о " словесном действии", а затем уж перейти к вопросу о характере образа.

Умея оперировать такими качествами актерского мастерства, как органическое действие, включающее в себе и мысленное и словесное действие, легче будет подойти и к вопросу о воспитании характера, к перевоплощению в образ, предложенный, драматургом актеру.

Возражений нет? Принимаем такую последовательность в нашей работе?

В.В.Лужский. Значит, я могу снова задать вам свой вопрос в конце следующей репетиции?

К.С. Безусловно.

 

* * *

 

Через несколько дней, когда участники предыдущих репетиций по " Горю от ума" собрались снова у К.С. на квартире и ждали с минуты на минуту появления Станиславского, в зал вошла Мария Петровна и, поздоровавшись со всеми, передала просьбу К.С. подождать его еще несколько минут, а В.В.Лужскому пройти к нему в кабинет.

Мария Петровна и Василий Васильевич вышли вместе - и почти тотчас же мы услышали громкий голос К.С. в передней, примыкавшей непосредственно к залу.

К.С. был явно рассержен. К нам доносились лишь отдельные слова и обрывки фраз, но, судя по интонациям, по звуку голосов, звучавших то тише, то громче, наконец, по стремительному ритму спора, было очевидно, что дело, нешуточное.

- Я ведь просил! … Этого не может быть! … Категорически настаиваю! … - доносились к нам слова К.С.

Слышно было и то, как Мария Петровна и Василий Васильевич дают ему какие-то объяснения.

Как нам казалось, Мария Петровна больше успокаивала его… Чаще всего до нас доносились ее слова: " Костя, не волнуйся… тебе нельзя, Костя…"

Василий Васильевич на какое-то время завладел, очевидно, вниманием К.С., и, прислушиваясь к ровному звуку его речи, мы надеялись, что вспышка гнева у К.С. прошла.

И вдруг опять несколько громких, резких возражений К.С., а затем, очевидно, его ответная большая " реплика" Лужскому.

- Ну и " гоняет" он их, - вполголоса произнес с озабоченным лицом И.М.Москвин.

- Н-да… - поддержал его Л.М.Леонидов, - после такой " прелюдии" и нам не ждать пощады.

Почти тотчас же звуки голосов в передней замолкли, и к нам в зал вошел К.С.

Против ожидания он был сравнительно спокоен, как нам показалось. В руках он держал тетрадь в сером холщовом переплете и свой неизменный черный блокнот. За ним шел Лужский; лицо у него было огорченное. Вслед за ними вошла Мария Петровна Лилина и скромно села между актерами.

- Извините, что задержал вас, - обратился ко всем присутствующим К.С., садясь в свое кресло, - и прошу рассказать мне, что происходило сейчас в передней.

Предложение К.С. было столь неожиданным, что после секундной паузы по залу пронесся довольно громкий говор.

- Вас удивляет мое предложение, - снова обратился ко всем К.С., - но я ведь не требую определения темы разговора, который доносился к вам из передней. Я прошу вас попробовать определить лишь действие, происходившее рядом с вами в комнате.

- Вы на кого-то сердились, Константин Сергеевич!

- Вы с кем-то спорили, Константин Сергеевич!

- Вас успокаивала Мария Петровна!

- А Василий Васильевич вам что-то доказывал…

- Убедить вас не было возможности!

Раздались не очень уверенные голоса в ответ.

- Великолепно! - отвечал К.С. - Заметьте, что вы перечислили ряд внутренних действий! Для меня это самое важное. А как вы думаете, что мы делали физически

там все трое.

- Вы уходили к себе в кабинет и возвращались обратно…

- Вы собирались выйти из дому…

- Вы направлялись к нам в зал…

- Вы ходили взад и вперед по коридору…

К.С. Василий Васильевич, скажите всем, что мы делали.

В.В.Лужский. Мы никуда не ходили, а сидели все время на диване в передней. Константин Сергеевич сразу напустился на нас, обвиняя меня в том, что я не ввел в этом году занятий голосом и дикцией с молодежью, утверждал, что при таком положении его занятия по " Горю от ума" бессмысленны, что сегодняшнюю репетицию он отменяет, а Марии Петровне…

М.П.Лилина. Мне, как всегда, попало за то, что я не работаю дома над собой и поэтому являюсь плохим примером для всех актеров и порчу Косте репутацию режиссера.

В.В.Лужский. И позвольте мне при всех сказать вам, Константин Сергеевич, что вы были несправедливы… Я организовал занятия по вашему плану и не виноват, если кому-то это не нравится… И я уверен, что Мария Петровна делает все…

М.П.Лилина. Дайте ему отойти, Василий Васильевич, не спорьте с ним. Разве вы не знаете, когда Косте что-нибудь покажется, то он, прежде всего, обрушивается на тех, кто рядом.

К.С. Я ни на кого никогда не набрасываюсь. Я хочу только, чтобы все в театре поняли, как важно актеру каждый день, каждый час работать над словом, над своей речью. Что эту работу нужно организовать в театре…

В.В.Лужский. А репетиции и спектакли разрешите отменить?

К.С. Репетиции и спектакли подчиняются этой же задаче. Вы хотите меня вывести из себя, задавая мне иронические вопросы?

В.В.Лужский. Боже сохрани!

М.П.Лилина. Не спорьте вы с ним, Василий Васильевич. Он же все равно кончит тем, что объявит себя главным режиссером, которому все должны беспрекословно подчиняться.

К.С. Совершенно верно, и поэтому прекращаю наш… этюд!

Видя наше изумление и полное недоумение Лужского и Лилиной, Станиславский поспешил расшифровать свое неожиданное для всех заявление.

- Мне необходимо было, чтобы все здесь присутствующие, - сказал он, - поняли еще раз необыкновенную силу действия, когда оно составляет одно целое со всем комплексом человеческой природы, направленное, устремленное на выполнение определенной задачи.

Я поставил перед собой следующую цель: сосредоточить внимание вас всех на одном объекте - восприятии на слух того действия, которым я, оставаясь даже невидимым вами, буду воздействовать на своих партнеров.

Партнерами я избрал себе Василия Васильевича и Марию Петровну, разумеется, не посвящая их в свой план; сам же я сегодня днем тщательно разработал для себя круг мыслей о плохой постановке у нас в театре работы над голосом и речью.

Затем, не трогаясь с места, не сходя с дивана, я обрушил все свои мысли, доводы, убеждения со всей доступной мне эмоциональностью на Марию Петровну и Василия Васильевича…






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.